Глава 4
Было четыре часа утра, когда Элиот и еще тридцать лучших в сопровождении полковника Уотерса выстроились перед лифтом на последнем этаже, откуда все начиналось пять лет назад.
Элиот, как и другие выпускники, (тау и три или четыре сигмы из числа лидеров), - в парадной выпускной форме с новыми погонами и таким же фирменным чемоданом, только почти пустым.
Уотерс, щуря глаза, покровительственно кивает и окидывает взглядом всю взволнованную и даже несколько подавленную шеренгу.
-Первые пятнадцать идут за мной.
Двери лифта разъехались.
Нагруженные багажом выпускники зашли за генералом в кабину, со странным чувством глядя оттуда в сужающуюся щель, за которой оставалась Стела.
Место, где они должны были попрощаться с детством.
Элиот посмотрел на то, как железные створки навсегда отрезали их от Корпуса, срослись снова - и спустя какое-то время открылись с одним лишь Уотерсом внутри.
-Захо-ди!
Элиот первым делает шаг в кабину. Двери закрываются перед его лицом, звучит команда:
-Надевай очки!
Рей опускает на глаза черные стекла, и лифт стремительно взлетает вверх.
Дзынь!
Двери открываются, и Элиот машинально делает шаг вперед.
Поток ветра едва не сбивает его с ног, в груди захватывает дух. Перед глазами, несмотря на солнцезащитные очки, мигом вырисовываются зеленые пятна.
Элиот не выдерживает и надсадно кашляет, держась за грудь.
-Не боись, жить будете, -усмехается полковник, потому что не только на Рее сказалась пятилетняя изоляция от настоящего воздуха и солнца.
Однако он прав. Спустя несколько минут давление приходит в норму, и возвращается зрение, хотя дышать всё еще больно. Это наконец действуют планомерно вводимые узникам подземелья на протяжении всего срока гормоны.
Сморгнув слезы, Элиот осторожно поднимает голову в поисках спасительного потолка - но над ним больше нету бетонного навеса.
Высоко-высоко в бескрайнее, голубое небо, по которому бегут окаймленные светом встающего солнца облака, остроконечной стрелой летит стела Республике.
Монумент, давший название комплексу в недрах земли под собой.
Элиот проглатывает ком в горле, чувствуя по всему телу мурашки, однако времени на то, чтобы разобраться в странном состоянии, нет.
Вторую колонну из пятнадцати человек заводят по трапу в один из прибывших за обладателями билета на службу мечты самолетов-транспортников.
Элиоту достается место у окна в самом хвосте. Он забрасывает невесомый чемодан на полку над иллюминаторами и пристегивает ремень.
Оба самолета, скоординировавшись с диспетчерами, начинают разворот на взлетную полосу и скоро, параллельно друг другу, мчатся по длинной трассе, с востока от которой в иллюминаторы бьют лучи солнца.
Рей только понимает, что полковника Уотерса больше с ними нет.
Нет никого из начальства Стелы.
Самой Стелы больше нет.
Шасси самолета отрываются от полосы, и Элиота начинает выворачивать наизнанку с новой силой. Уши закладывает, голова гудит, но и это быстро пройдет.
Почти прошло.
Самолет стремглав вынесло над мраморной иглой монумента, и вот она уже позади.
Внизу, словно карта - Республика, и можно увидеть улицы, проспекты, площади, небоскрёбы, парки, Правительство... Целый мир, от которого те, кто сейчас над ним парил, были однажды и до сих пор отрезаны.
С бешено колотящимся сердцем Элиот протягивает руку к дужке очков, закрывает глаза - и спустя несколько секунд медленно поднимает ресницы, глядя сначала в салон самолета, освещенный электрическими лампами.
Потом осторожно переводит взгляд в окно и невольно заслоняет мгновенно вновь залитое слезами лицо рукой.
Зажмуривается от невыносимой боли, но заставляет себя посмотреть в щель между дрожащих пальцев. Размыкает их все больше и больше, пока не убирает руку окончательно.
Как же легко отвыкнуть от настоящего света.
Оно невыносимо яркое, оно всепронизывающее, оно просто гигантское.
Солнце, которое Элиот пять лет назад видел без мучительных слез.
Инфраструктура Республики Альтштадт сияет в его лучах внизу, словно расшитый алмазами гобелен.
Кажется, будто чья-то рука сжимает нутро Рея.
"Мама?"
Он не увидит отсюда Вейтлехема.
Но он знает, что этот город не сверкает на солнце. Оно не заглядывает в его шахты, зато беспощадно кажет разруху трущоб и обреченность тех, кто там рождён.
Таких, как Элиот.
Так сложилось, что над, а не под землей, он только второй раз в жизни...
На его звонок не ответили там вчера. Но новость, которую он отослал по сети, не останется незамеченной.
"Я сделал это".
Вот и всё.
Низкое солнце вместе с освещенными им ландшафтами покрывает пелена облаков, которые громоздятся друг на друга все больше и больше, но почему-то слезы текут уже по щекам и подбородку, хотя Стелы больше нет.
А может быть, потому что Стелы больше нет.