Линчеватели

Вильям Бартон сидит на сухой траве, согнув колени. Он смотрит вперед своим пронзительным взглядом и слушает удивительное пение своей любимой жены, сидящей перед ним. Ветер треплет темные волосы, заставляя её чувствовать себя более уютно. Резкие черты её лица были подчеркнуты светом, падавшим из-за разведенного ими костра. Пламя взметнулось вверх. В глазах Лоретты был тот же огонь, а голос по-прежнему был спокойным и негромким.

— Я опять сойду с ума, — она пела, глядя на огонь, как будто совсем его не боялась.

Бартон сидел там, загипнотизированный этим голосом, который сливался с потрескиванием костра. Его внимание на мгновение переключилось на то, что происходило между ними лично. Даже несмотря на их бурную жизнь, пение Лоретты приносило чувство утешения и спокойствия.

Хотя мысли Вильяма были заняты женой, его главный приоритет оставался неизменным — ведение переговоров, холод и стратегия. Если его сердце, возможно, и стремилось к более спокойным временам, он всегда был готов к неустанному ритму своей профессии.

После того, как Лоретта закончила свою песню, Бартон моргнул, возвращаясь к реальности, и в его глазах отразился блеск.

— Просто завораживает, родная, — прохрипел он, его голос был целеустремленным и ровным. — Но нас ждет работа.

Мужчина поднялся, отряхивая брюки с отработанной деловитостью. Он протянул руку — жест, полный решимости и в то же время нежности.

— Пришло время привести в действие наши стратегии, — его слова повисли в воздухе, мерцающее пламя отбрасывало танцующие тени на их лица.

Вильям выглянул за пределы излучающего тепло костра. Хотя он дорожил этими редкими моментами со своей женой, он понимал, что необходимо поддерживать баланс. Переговоры требовали не только красноречия, но и стойкости, отточенной насилием и закаленной войной. Вместе они преодолевали эти коварные воды.

Бартон отпустил руку Лоретты и поправил воротник своей рубашки, чтобы сохранить свой фирменный спокойный вид. На его лице отразилась печаль, что позволило заглянуть в сложные слои личности, которые сделали его тем, кем он был.

Ночь и тишина луга окутали их. Они были здесь одни, а у Бартона была слишком напряженная работа, чтобы думать о чём-то ещё. Лоретта упряма, и он это знает. Сейчас ночь, долгая ночь перед следующим днем, и работа будет ждать все эти бесконечные секунды, пока не наступит утро. Лоретта снова садится на траву и, словно зачарованная, смотрит в огонь, снова начиная напевать песню.

— Я прошу тебя, постой, — она продолжает песню, ярко демонстрируя своё желание провести больше времени здесь, наслаждаясь компанией друг друга.

Вильям понимает: переговоры и работа мало что значат сейчас, он хочет сидеть на траве и слушать, как поёт его прекрасная жена. Его голубые глаза находят её сквозь пламя. Он смотрел на Лоретту с тоской, пока она напевала знакомую мелодию. Ночной воздух освежил его чувства, заставив на мгновение пересмотреть свою позицию. Инстинкты подсказывали ему, что в темноте маячит незаконченное дело.

Однако, когда голос Лоретты слился с мерцающим пламенем, призыв к переговорам отошел на второй план. Отуманенный её присутствием, Бартон размышлял о том, не отказаться ли ему от привычного образа жизни, поддавшись спокойствию. Ночь, казалось, погрузилась в бездонное море сожалений и упущенных возможностей.

Он нашел прибежище в жене, понимая, что иногда битвы могут подождать до таких украденных мгновений, как это. Он на минуту отдался тексту, который она очень часто повторяла.

Вильям подошел на шаг ближе, и завитки дыма от пляшущих языков пламени окутали его фигуру. Его взгляд заострился, когда он пристально посмотрел на жену. В это мимолетное мгновение на лице мужчины отразилась тяжесть их обязательств друг перед другом. Он должен беречь её. Именно в этих уголках реальности Бартон останавливался и боролся с тикающими секундами, стремясь отдохнуть от безжалостного мира, который постоянно требовал его внимания. С некоторой неохотой он устроился на траве рядом с Лореттой.

Его разум, всегда склонный к стратегическим решениям, шептал, что утренняя работа еще предстоит, и с каждой минутой она становится всё более напряжённо. Но сейчас, в безмятежном неведении от мимолетной нормальности, Бартоны просто сидели, молча клянясь не упускать эти моменты из виду, находя утешение среди всей грязи жизни.

Лоретта отвлекает его тем, что её глаза встречаются с его взглядом, а губы приподнимаются в самой незаметной и ласковой улыбке. Она накрывает его руку своей ладонью и замолкает, готовая принять любые слова, даже если они будут тяжёлыми.

— Какую песню мне тебе спеть? — спрашивает она, прищурившись.

Огонь потрескивает, и Вильям понимает, что если он больше не сможет слышать её пение, то лучше сгореть в нём. Бартон почувствовал прилив эмоций, когда жена встретила его взгляд с глубиной понимания — эти яркие серые глаза проникали в самое его существо. На его губах появилась грустная улыбка. Её прикосновение к его коже, успокаивающее и в то же время прохладное, убедило его в том, что она прислушивается к работе его беспокойного разума.

В мерцающем свете потрескивающего костра он размышлял над её вопросом. Схватив Лоретту за руку, Вильям произнес голосом, едва слышным из-за потрескивания пламени:

— Что угодно, Ретта, — выражение лица мужчины отражало мрачность настроения.

Он закрыл глаза, готовый провести здесь вечность, готовый к тому, что пламя растает, утонув в мелодиях, которые могла произнести только она.

И в этот мимолетный момент предвкушения он перестал быть настойчивым, его внимание больше не было сосредоточено на механике насилия или разработке стратегии. Вместо этого он утонул в чистом спокойствии, которое пришло, когда он поддался опьянению Лоретты, улавливая отголоски их песни, струящиеся каскадом в ночной тишине, напоминая ему о свете, который сохранился в лабиринте бытия.

Вильям Бартон очнулся от беспокойного сна, снова оказавшись в тисках бессонницы. Тихо застонав, он с привычной осторожностью спустил ноги с кровати, мгновенно заметив ноющую слабость, охватившую его обычно стойкое тело. Слабость не была понятием, которое можно было легко признать или стерпеть для человека с его характером, но, тем не менее, она бросала тревожный отпечаток. Недоверчиво опираясь на локоть, Вильям перенёс вес тела, намереваясь освободиться от одеяла. Движение было трудным, нехарактерным. Его взгляд упал на одинокий прикроватный столик, ящик которого манил к себе его помутнившееся душевное состояние. Не колеблясь, Бартон выдвинул ящик стола и достал знакомую пачку сигарет — его верное противоядие, избранное средство. Годы его работы нарушили традиционное мнение о том, что табак несёт в себе только порок. Успокаивающий ритуал табака выходил за рамки обыйденного, действуя в его мире как обезболивающие и седативные средства. Струйки дыма вились вверх, создавая умиротворение, достаточное, чтобы подавить напряжение, которое скрывалось за его стальным выражением лица. Он прижал сигарету к губам, язычок пламени заплясал около кончиков его пальцев, прежде чем воспламенить сложную смесь трав. Глубокий вдох снял тяжесть, позволив слишком знакомому комфорту дыма окутать его чувства — краткое утешение во время бури, лишившей сна. Каждый вдох высвобождал Бартона из беспокойства и стресса, исправляя потрёпанное лечение его усталой души.

Вильям легко поднялся с кровати и направился к двери. У стены стоял женский стол с зеркалом и шкатулкой для драгоценностей. Бартон бросил долгий взгляд на сокровище своей жены — чёрные туфли, воспоминания о которых переплетались с каждой потёртостью. Лоретта любила их носить, несмотря на то, что они натирали ей ноги до крови, и тратила много времени в попытках их надеть, но в конце концов Вильям помогал ей. С оттенком отрешённости он вынул сигарету изо рта и подошёл ближе. Лёгкая эмоция задела его, когда он вспомнил разочарование, запечатлённое на лице Лоретты, следствие её преданности ему. Тусклый свет из соседней комнаты привлёк его.

Пренебрежительно удерживая туфли в ладонях, Бартон поставил их на дно ванны, оценивая разительный контраст между их красотой и отвращением, которое он питал.

Вильям открыл кран, и оттуда хлынул поток чуть тёплой воды на обувь. В странном катарсическом ритме он намылил свои покрытые незаметными шрамами руки и начал тщательно очищать поношенную пару, остатки благородных жертв, которые Лоретта принесла в своём молчаливом пребывание рядом с ним.

Сверкающие туфли стали метрономом — сплав обожания и негодования, нежности и отчаяния. Время растворилось в тишине, резонирующей от ударов мочалки. Единство внутри невозможности.

Голос жены эхом отозвался в голове. Навязчивые припев переплетались с его осаждёнными мыслями, разрушая стены изношенных эмоций. Не печаль грызла оставшееся, а тяжесть бестелесного присутствия, которое, казалось, ставило под угрозу те осколки существа, которые оставались нетронутыми. В неустанных попытках обуздать вездесущность песни, вырвался голос Вильяма, одновременно пронизанный смирением и тоской. Пытаясь вырвать контроль из рук призрака, он произносил слова до того, как они могли полностью прозвучать, отчаянная практика, направленная на то, чтобы захватить бразды правления собственным здравомыслием.

— Ты уйдёшь, и мне станет не до сна, — монотонным шёпотом лились его слова, каждое слово несло на себе вес понимания.

Его взгляд, непостижимый и прожигательный, свидетельствовал о безмолвной реальности, которая постигает тех, кто был свиделем ужасов войны, но сохранил шрамы, которые простираются далеко за пределы физического мира. Радость жизни угасла, оставив внутри лишь бесплодную пустоту. Мелодия превратилась в жуткий кошмар, улавливая фрагменты его мимолётной передышки.

— Я опять сойду с ума, — пробормотал он, слова едва слетали с его губ. Голос был лишён интонации. В этих пустых слова таилось явное признание — проблеск изломанной психики человека, которого безжалостно преследуют старые демоны.

Вильям Бартон нёс на себе груз прошлых травм. Его сердце было разбито сверх всякой меры. У него осталась просьба — вернуть себе частичку покоя от язвительности жизни, даже если это было всего лишь на священную секунду.

Проклятие этого дня в том, что рано или поздно наступает утро. Это либо наказание, либо спасение. Райан Бек проходит мимо металлических ворота во внутренний двор, где есть лужайка и дорожки для машин, посыпанные галькой, а также небольшой столик. Он подходит к дому и звонит в дверь. Бартон открывает дверь, на его лице появляется лёгкая улыбка, когда он приветствует приятеля.

— Ах, Вильям, друг мой. Надеюсь, всё хорошо, — Райан терпеливо ждёт у входной двери, пока Бартон откроет.

Как всегда, невозмутим, на лице Бека нет никаких признаков беспокойства или озабоченности.

— На складе возникло дело, требующее нашего внимания. Поводов для тревоги нет, всего лишь любопытный посетитель. Но, я уверен, ты понимаешь, что к таким вещам нельзя относиться легкомысленно, — в ожидании он внимательно осматривается по сторонам, подмечая каждую деталь. Ничто не ускользает от его внимания. — Я подумал, что будет лучше, если мы обсудим это за чашечкой кофе. Не стоит зацикливаться на неприятностях без причины. Могу я войти? Итак, как у тебя дела? Надеюсь, здесь тоже всё в порядке.

На мгновение воцаряется тишина, затем Вильям кивает и жестом приглашает Бека войти.

— Всегда рад тебя видеть. Входи, — Вильям отступает в сторону, пропуская коллегу в дом, и закрывает за ними дверь.

Когда они направляются на кухню, воздух наполняется слабым запахом свежесваренного кофе. Бартон достает две кружки и начинает разливать ароматную жидкость.

— Что ж, Райан, я ценю твои заверения. Давай присядем и обсудим этого вашего посетителя.

Бартон жестом приглашает друга присесть за кухонный стол.

— Как ты сказал, мы не можем недооценивать никого в нашей сфере деятельности, — Вильям откидывается на спинку стула, шестерёнки в его голове уже крутятся, анализируя возможности и потенциальный исход. В его глазах стальная решимость, смешанная с расчетливым спокойствием. — Что касается меня, то здесь всё хорошо. Бизнес идет гладко, и наши связи остаются крепкими. Но хватит обо мне.

Райан видит, что Бартон похудел, когда садится напротив, внимательно наблюдая за своим другом, но пока ничего не говоря о его внешности. Слова могут подождать, но забота о собственном благополучии — нет.

— Как всегда, твой совет мудр. Осторожность превыше всего, — он делает медленный глоток чёрного кофе, ненадолго смакуя его, прежде чем продолжить. — Посетитель, который знает, что не следует представляться, вызывает вопросы. Но мы не должны позволять предположениям возобладать над разумом. На первый взгляд, на складе не было ничего необычного. Невзрачный фургон, водитель, спрашивающий о доставке на ломаном испанском. Всё достаточно просто. Но глаза — они выдавали расчётливость, которая заставила меня задуматься. И пристальный взгляд, брошенный на инвентарь... Никто никогда до конца не понимает значения слов другого человека. Поэтому на данный момент мы перепроверяем наши записи, следим за тем, чтобы безопасность соответствовала нашим высоким стандартам, и остаёмся внимательными, не поднимая тревоги. Если это просто совпадение, ничего страшного. А если нет, мы разберёмся с этим. Но не до конца. Реакция никогда не должна опережать понимание, именно так совершаются ошибки. Что ты думаешь по этому поводу? Ты видишь эти вещи с ясностью, которой я всегда восхищался. А пока тебе следует лучше заботиться о своём здоровье, друг мой. Сейчас, как никогда, от этого зависит наша работа.

Бартон встречается взглядом с Беком, признавая как его наблюдения, так и беспокойство. В его глазах читается тяжесть бессонных ночей, но он никогда открыто не проявляет слабости.

— Ты всегда был проницательным, Райан, и я ценю это. Это правильно, — потягивая кофе, Вильям на мгновение собирается с мыслями, его оценка ещё не завершена. — Нельзя спешить. Как ты хорошо знаешь, неверный шаг может иметь ужасные последствия. Пусть это будет возможностью отточить и укрепить нашу оборону. Если что-то не так, мы обнаружим это тихо и осторожно...

В его голосе чувствуется опыт, каждое слово звучит так, словно оно имеет огромное значение. Он добавляет:

— Что касается моего здоровья, доверься моей стойкости. Это не более чем пронёсшаяся буря.

Поначалу Райан застигнут врасплох таким сдержанным ответом. Это молчаливое взаимопонимание между надёжными товарищами, уверенность в том, что они оба продолжают выполнять свои обязанности, несмотря на всё, что они могут потерять.

— А теперь, Бек, давай наметим наш курс, — он пожимает плечами. — В конечном счете, наша сила — в нашем братстве? Лучше начать находить друзей а не врагов, — поднимает взгляд голубых глаз в потолок.

Райана напрягла эта фраза, потому что в этой идее не было ничего хорошо. Слишком много ошибок можно совершить, ища друзей. Способность приспосабливаться и бдительность, дальновидность и осмотрительность —  эти принципы хорошо служили им на протяжении многих лет.

— Конечно, мы будем действовать сообща, как и во всём остальном. Твой ум и навыки — большое преимущество, без которого я не смог бы обойтись. Наше... партнёрство всегда было одним из наших сильнейших качеств.

Бек делает паузу, внимательно разглядывая Вильяма. Следующие слова он подбирает с предельной осторожностью:

— В то время как заводить «друзей» в нашей работе может быть, скажем так... непросто, даже полная самоизоляция сопряжена со своими опасностями. Мы должны держать руку на пульсе меняющихся тенденций и действовать соответственно. Усмотрение вместо страха или агрессии. Если должным образом...проверить, то лишние руки и глаза дали бы нам преимущество. Но это путь, который стоит вводить с большой осторожностью.

Взгляд Бека на мгновение ожесточается при воспоминании о прошлых «партнёрах», которые оказались не слишком надёжными. Но он отбросил подобные мысли в сторону, состредотачиваясь на настоящем:

— Наблюдаем, ждём, планируем, ища цель и избегая панику. Какие бы бури не бушевали, ясность мышления на первом месте, друг мой.

Бартон на мгновение замирает, не отрывая взгляда от коллеги. Хотя выражение его лица затуманено раздумьями, в нём сквозит благодарность, едва заметная, но искренняя. Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает, как будто сбрасывает тяжесть мира со своих плеч.

— Райан... Союзы могут быть ненадёжным, и к созданию новых объединений мы должны подходить с особой осторожностью. Но, как ты правильно заметил, мы не должны полностью изолировать себя.

На мгновение в его чертах появляется тень, но он быстро восстанавливает самообладание.

— Твоя преданность и доверие безграничны, — Вильям тянется через стол и крепко, ободряюще кладет свою руку на руку Райана.

Бартон чувствует, как его сердце грохочет, а пульс учащается. Дыхание становится тяжелым и прерывистым. Он не может проявить слабость перед Беком, особенно после того, как заверил его, что всё в порядке. Вильям понимает, что ему нужно выйти, чтобы перевести дух.

— Я отойду на минутку, — говорит он твёрдым голосом. — Есть несколько неотложных дел, которые требуют моего немедленного внимания.

Едва заметным кивком он подтверждает беспокойство Райана и позволяет себе ненадолго выйти из комнаты. Вильям направляется в ближайший кабинет, где его ждет уединение в знакомых объятиях своего убежища. За закрытыми дверями Бартон делает глубокий вдох, словно с каждым вдохом замедляя биение своего сердца. Он прислоняется к столу, на мгновение закрывает глаза, сосредотачиваясь на том, чтобы выровнять дыхание и восстановить контроль над собой.

Райан Бек решает воспользоваться данным временем, что совершить важный звонок. На гудки отвечает сонный голос девушки. В трубке слышен зевок.

— Привет, папа. Привет. Почему ты звонишь так рано, петух в задницу клюнул?

Мужчина сдерживает вздох, когда его дочь отвечает в своей привычной дерзкой манере. Хотя он желал ей более респектабельной жизни, он не мог отрицать своего участия в её воспитании.

— Мария... Я надеюсь, ты наконец проснулась. Отец хочет поговорить со своей дочерью, разве я многого прошу? — его тон остается нейтральным, но строгим. Хотя сейчас она может раздражаться из-за его властности, однажды она поймет. Опыт — лучший учитель, хотя порой он и обходится дорого. На данный момент у него есть более неотложные дела, чем следить за её дисциплиной. — У меня есть для тебя задание. Вильям Бартон — я уверен, что ты сталкивалась с этим именем. В последнее время он... испытывает сильный стресс. Я не хочу ставить под угрозу его усилия, но осторожное наблюдение за его передвижениями и делами могло бы принести пользу. Как думаешь, ты смогла бы оказать небольшую услугу своему дорогому отцу?

В его последних словах слышится ирония. Хотя она закатывает глаза, Бек, без сомнения, хорошо её знает — когда речь заходит о долге или вызове, она не отступит. Хорошо это или плохо, но у неё есть его решимость, если не его сдержанность. И он использует это в своих интересах для них обоих.

— Сообщай обо всем, что заслуживает внимания, непосредственно мне. Как думаешь, ты справишься с этим, пекенья? Или мне найти более подходящего кандидата? — он оставляет вызов нерешенным, зная, что она справится с ним.

На данный момент это лучший способ помочь Вильяму и удержать в узде свою своенравную дочь. Решать проблемы по очереди, проявляя проницательность — таков его стиль.

— Не Мария, а агент Снайдер! — сонно бормочет она в трубку, всё ещё лежа на кровати.

Она замолкает, размышляя о необходимости этого задания. Она понимает, что Вильям Бартон явно замешан в какой-то незаконной деятельности, но он слишком сильный игрок, чтобы начать доносить на него полиции.

— Хорошо. Я думаю, что смогла бы это сделать, — задумчиво произносит она. — Но ты же знаешь меня: не пытайся потом отобрать у меня это дело.

— Ах да, простите меня... агент Снайдер, — холодно отвечает Райан, хотя в душе его забавляет, как легко она поддается на его поддразнивания. — У тебя есть долг, который нужно выполнять. Относитесь к этому не столько как к работе, сколько как к... интересу в нерабочее время. Следите за Бартоном, наблюдайте, докладывайте — пока ничего больше. Предоставь официальные дела кому-нибудь другому.

Он делает паузу, переходя на более мягкий тон.

— Мария, несмотря на всё твоё бахвальство, у тебя острый ум. Используй его не только для того, чтобы отвлечься. Здесь есть возможность, если у тебя хватит ума ей воспользоваться. Стань... незаменимой для меня в этом маленьком деле. Я прошу только о сдержанном наблюдении.

Вызов, похожий на вотум доверия. Бек знает, на какие кнопки нажимать, когда дело касается его упрямой дочери. При должной заботе и руководстве этот огонь может сослужить хорошую службу. Остальное зависит от неё.

— А теперь приведите в порядок свои дела, агент, и держите меня в курсе всего, что касается Вильяма Бартона. Наш разговор окончен.

И на этом Бек заканчивает разговор. Проходят минуты, и Бартон возвращается на кухню, вновь обретая бодрость духа. Когда он заходит в комнату, маска спокойствия плавно возвращается на место.

— Приношу свои извинения за внезапный уход, — говорит он с безмятежным выражением лица. — А теперь вернемся к нашему разговору.

Вечернее собрание было в самом разгаре, многие люди разговаривали друг с другом, пытаясь доказать необычность своих мнений и идей, что не удивило Вильяма Бартона. Мужчина снова начал чувствовать головную боль, которая показалась ему странной при таких симптомах.

— Не так ли, мистер Бартон? — спрашивает другой мужчина, которому нужно что-то записать в блокнот.

Вильяму не до вопросов, поэтому он показывает ладонь в знак того, что хочет сделать паузу. Он покидает душную комнату и выходит на прохладный вечерний воздух. Его мышцы слегка напрягаются, в висках пульсирует боль. Вдали от шума и постоянных расспросов он рассредотачивает внимание. Стоя у стены здания, Вильям закрывает глаза, когда легкий ветерок доносит ароматы города. Он глубоко вдыхает, позволяя умиротворяющей атмосфере проникнуть в его чувства. Безмятежная темнота окружает его, заглушая беспокойство, которое не покидает его. Тихие отголоски слов Бека звучат в его голове: о важности заботы о себе, о необходимости уделять приоритетное внимание собственному здоровью. Их партнерство зависит от его способности сохранять спокойствие и остроту стратегического мышления.

Райан Бек тихо подходит к Бартону, не желая его пугать. Его лицо, как всегда, оставалось спокойным и бесстрастным, но в глазах мелькнуло смятение, когда он увидел, что его коллега так встревожен.

— Вильям. Ночной воздух, похоже, вам на руку — такое сборище испытало бы терпение любого человека, тем более в вашем... состоянии.

Он стоял на почтительном расстоянии, слегка сцепив руки за спиной. Нет смысла давить на мужчину или создавать еще больший стресс.

— В последнее время на твои плечи легло многое, друг мой. Больше, чем любой человек может вынести в одиночку. Знай, что у тебя есть союзник, который хочет только облегчить твою ношу, где это возможно.

Он по привычке оглядел окрестности, но пока на тихой улице, казалось, царил покой. Доносящиеся изнутри обрывки голосов и оживление были вполне терпимыми. Бартон заслужил эту передышку, и Райан позаботится о том, чтобы её никто не нарушал.

— Уделяй этому столько времени, сколько тебе нужно. Я буду держать всё... под контролем, пока ты не придёшь в себя. Затем, как всегда, мы поступим так, как ты сочтёшь нужным.

Лёгкая, редкая улыбка на мгновение промелькнула на губах Бека. Ведь Вильям всегда был тем, кто всё контролировал, строил их судьбы — он просто помогал им своими навыками и преданностью. И это никогда не изменится.

— Спасибо, Райан, — отвечает Бартон тихим, задумчивым голосом.

Прислонившись к ближайшей стене, Вильям на мгновение собирается с мыслями. Хаос окружающего мира, кажется, отходит на второй план, когда приходит новообретённая ясность.

— Уступи контроль умеренности, мой друг, — кивает Бартон, повторяя знакомую фразу Бека, которую тот использовал в Испании.

Райан ничего не говорит, просто понимающе кивает. Он идёт в ногу с Вильямом, пока они направляются к тому месту, где у обочины ждёт его машина. Открыв пассажирскую дверь, Бек уважительно придерживает её, пока Вильям с принуждённостью и неохотой забирается внутрь, затем обходит машину, чтобы устроиться за рулём. Когда Бартон устраивается на пассажирском сиденье, его обычно бесстрастное выражение лица сменяется усталостью. Тем не менее, он благодарно кивает Райану, который готов сопровождать его. Двигатель плавно урчит, пробуждаясь к жизни — одна из немногих роскошей, которые он себе позволяет.

— Значит, домой? — это всё, что спрашивает Райан в качестве подтверждения, прежде чем вырулить на тихую улицу.

— Действительно, домой, — отвечает Вильям усталым, но согласным голосом.

Радио между ними молчит, как это часто бывало при разговоре. Всё это тоже пройдет, как, в конце концов, проходят все бури. На секунду встретившись взглядом с Бартоном, Бек снова смотрит вперед и продолжает свой путь в ночи.

Отсутствие пустой болтовни только укрепляет невысказанное взаимопонимание. Наблюдая за пейзажем, разворачивающимся за окнами машины, Вильям размышляет о том, насколько разумно было бы выбрать такси, не желая подвергать Райана какой-либо опасности. Было плохое предчувствие. Каждый проезжающий светофор и тихое скольжение по улицам приближало его на шаг к этому решению. Когда приходит время, Бартон говорит с другом откровенно, но без чувства вины.

— Боюсь, для нас было бы лучше, если я продолжу путь самостоятельно, — уверяет Вильям, и слова мужчины бесхитростные, несмотря на неопределённость.

В глазах Бека мелькает безусловность, когда он осторожно направляется к остановке у обочины, и в его поведении сквозит тихое уважение. Он останавливает машину, и мелодичный звук двигателя сменяется тишиной. Бартон тянется к дверной ручке, готовясь выйти.

— До следующей встречи, — говорит Вильям, прощаясь вполголоса.

Райан одаривает его почти незаметной сопутствующей улыбкой.

— До следующих, друг мой, — непоколебимо отвечает он. Благоразумие помешало ему сказать что-либо ещё, но это было невысказанное пожелание безопасного пути.

Когда Вильям выходит из машины и дверь за ним бесшумно закрывается, Бек наблюдает за его уходом с той сдержанностью, которую он проявлял ко всему. Он завёл машину, как только его напарник завернул за угол и скрылся их виду. Но его цель — не дом — пока нет.

Райан медленно продвигается вперёд, сохраняя дистанцию, в то время как его глаза замечают каждую тень, мимо которой проходит Вильям. Не вмешиваться, а незаметно наблюдать из-за кулис. Бартон хотел автономии, и Бек уважал это.

Их взаимопонимание действительно было глубоким. Вильям Бартон прекрасно понимал природу Райана Бека; Райан Бек понимал, что Вильям Бартон не нуждается в опеке. Бек будет следовать за ним только на расстоянии. Ибо там, где падает один, вскоре упадёт другой.

Вильям надевает на голову кепку-восьмиклинку с заостренным козырьком и бредет по переулку, избегая многолюдных ночных улиц. Он опускает голову ещё ниже, потому что ему не нужно следить за тем, чтобы не задеть кого-нибудь плечом. Он видит одинокое такси и садится в его салон.

— Здравствуйте. Не могли бы вы подвезти меня через пару улиц? — спрашивает он таксиста с заднего сиденья.

Таксист резко поворачивает голову, почти поражённый звуком голоса, который прорезает тишину. Он на мгновение оборачивается на Бартона, ничего не выражая, а затем снова смотрит вперед, на дорогу.

— Через пару улиц? Я могу это сделать.

Он щёлкает выключателем прямо у себя над головой. Бартон провожает взглядом проносящиеся мимо улицы, а затем натыкается на зеркало, в котором отражаются глаза таксиста, наблюдающего за дорогой.

— Извините за мою назойливость, но я хотел бы знать, как вас зовут, — твёрдо сказал Вильям, не отрывая ледяного взгляда от незнакомца.

Таксист продолжает смотреть на дорогу и через несколько мгновений отвечает обычным голосом.

— Меня зовут Роберт, — он бросает быстрый взгляд в зеркало заднего вида, его глаза встречаются с глазами Бартона.

Он пытается сохранять расслабленность, но внутри него вспыхивает тревога и возбуждение, как у зверя, который пытается вырваться из клетки. Что-то привлекает внимание и не отпускает его, заставляя Роберта время от времени смотреть на Вильяма, как будто он пытается его понять. Таксист похож на сломленного человека, который своим безумным видом пытается показать что-то помимо безразличия. Бартон кивает и достает из кармана портсигар, вскоре зажимая сигарету губами, и прячет его в карманах брюк, а затем прикуривает от зажигалки. Выдыхая дым, он продолжает смотреть на выбритые виски незнакомца.

— Роберт, как ты думаешь, может ли один человек судить всё человечество?

Вопрос застает его врасплох. Таксист смотрит на пассажира в зеркало, и уголки его губ приподнимаются в полуулыбке. Затем он снова смотрит на дорогу и делает глубокий вдох.

— Звучит немного грубо, — Роберт задумчиво постукивает большим пальцем по рулю, словно обдумывая ответ. — Но я бы сказал, что нет. Никто не может судить всё человечество. Потому что человечество — это большой беспорядок.

Бартон замирает, как и его глаза, в которых, кажется, навсегда застыла жизнь. Он продолжает смотреть перед собой, держа сигарету во рту. Затем Вильям заговорил, и сигарета слегка подпрыгнула.

— Я никогда не слышал ничего остроумнее. Блядь... — он снова смотрит на Роберта, но не в зеркало, а ему в затылок, словно осознание пришло к нему.

Таксит затылком чувствует на себе пристальный взгляд, но делает вид, что не замечает этого. В этот момент он чувствует, как что-то пронизывает его; он не может сказать, что именно.

— Мне нравится, как ты говоришь, — Роберт не сдерживает смешок.

Пристальный взгляд Вильяма Бартона задерживается на водителе, в его глазах читается смесь любопытства и заинтригованности. Уголки губ Вильяма намертво опущены, разговор принимает такой оборот, что вызывает у него интерес.

— Взаимно, Роберт, — неторопливо отвечает Бартон, выпуская клубы дыма из приоткрытых губ. — Честности у тебя больше, чем у большинства, с кем я сталкивался.

Такси продолжает движение по тускло освещенным улицам, а Вильям размышляет над словами таксиста. Он находит сходство в признании Робертом недостатков человечества, размышляя о хаосе и сложностях, которые портят мир, в котором они живут. Наблюдения, полученные из неожиданных источников, часто содержат ценную истину. Когда змеевидная струйка дыма, преодолевая земное притяжение, смешивается с воздухом, он продолжает:

— Остроумная беседа в самом обычном месте, — замечает Бартон, его голос низкий и прокуренный. — Действительно, редкое явление.

Таксист снова смотрит на Вильяма в зеркало заднего вида и слегка прищуривает глаза.

— И в правду редкость, — подтверждает Роберт хриплым голосом.  — Большинство людей слепы к настоящей темноте.

Ему требуется немного времени, чтобы сориентироваться на городских улицах, его хватка на руле сжимается. Мимо мелькают неоновые огни города.

— Но ты кажешься другим, — продолжает водитель. — Ты ведёшь себя так, словно тебе довелось повидать худшее.

Вильям затягивается сигаретой, и дым медленно растекается на салону, когда он выдыхает. Мужчина откидывается на спинку сиденья, не сводя глаз с Роберта.

— Я далеко от дома, — лицо пассажира остаётся непроницаемым.

Тяжесть, которую не сбросить и не забыть. Бартон глубоко вдыхает табачные завитки, въевшиеся в его лёгкие. Такси останавливается около разъярённого мужчины, который сразу подбегает к машине. Видимо клиент, заказавший такси несколько минут назад.

— Я безбилетник — я и выйду. Всё в порядке. Мне нужно пройтись пешком, — сообщает о своём решении Вильям, не желая ставить всех в затруднительное положение, и протягивает деньги таксисту.

— Достаточно справедливо, — оценивает Роберт ровным голосом.

Водитель кладёт деньги себе в карман, задерживая на пассажире взгляд, прежде чем открыть дверцы такси, позволяя Бартону выйти на тускло освещённую улицу. Сердитый мужчина, всё ещё терпеливо ожидающий, смотрит на Роберта, но таксист просто кивает в его сторону, давая понять, что теперь он может сесть в машину.

Таксист перекладывает деньги в бардачок, из которого выглядывает пистолет. Губы Роберта снова изгибаются в полуулыбку, когда он замечает чужой взгляд. Вильям понимает, что это значит, но, зная всех этих людей в дорогих костюмах, как и тот, который только что сел в машину, решает молча двигаться дальше, потому что его руки по локти в крови. Его мысли перекликаются с правдой — разнице между теми, кто обладает богатством и властью, и им самим, ступившим на багровую тропу насилия. На Бартоне тоже несмываемое пятно, заработанные в погоне за амбициями.

Беку пришлось остановиться, потому что Вильям свернул в переулок, и было бы слишком заметно, если бы он поехал за ним дальше. В это время Мария шумно усаживается на переднее сиденье. Она выглядит очень растрёпанной, как будто очень торопилась, хотя безбожно опоздала. Райан попросил её объявиться в этот же вечер, чтобы Бартон понял, что закон не дремлет, и это его успокоило, но Мария пропустила эту встречу.

— Я почти добралась туда, но вы прибавили газку перед финишной чертой. Не слишком ли вы быстры для своего возраста с мистером Бартоном? — девушка оправдалась, подняв руки в знак капитуляции, не желая выслушивать нравоучения.

— И ты удивляешься, почему я сомневаюсь в выбранной тобой профессии, дочь. Пунктуальность — самое элементарное требование.

Долгий вздох, меньше разочарования и больше усталого принятия. Что сделано, то сделано, и у него были более важные приоритеты, чем ругань, убеждает он себя. На данный момент.

— Бартон пропал из моего поля зрения на сегодня. В следующий раз мы договоримся иначе. А пока отправляйся...домой и будь готова, когда потребуешься. Теперь, если ты меня извинишь... — и с этим вежливыми, но отчего-то неприятными, словами он плавно избегает продолжения встречи, чтобы провести вечер, как и планировалось. — Доброй ночи, агент Снайдер.

— Ладно, у тебя получилось от меня отмахнуться, — не с первого раза девушка нащупывает ручку и открывает дверцу, с явным недовольством выходя из машины. — Спокойной ночи, отец! — в своенравной манере она пожелала добра, но любой другой бы подумал, что смерти.

Вильям выходит из переулка на многолюдную улицу. Пальцы Бартона инстинктивно тянутся к спрятанному огнестрельное оружию, прижатому к пояснице, в то время как чувства обостряются, улавливая особую атмосферу. Мускулы натянуты от врождённой настороженности, он сохраняет невозмутимый вид. Ритм разговоров и шагов разносился по воздуху, рикошетом отражаясь от затемнённых фасадов зданий, но его оценка улавливает диссонанс среди шума. Каждое чувство предвосхищает засаду, предательство и скрытых врагов на ярком фоне. Уверенность в том, что глазами он оценивает любое движение, гложет Вильяма изнутри. Проницательный взгляд тонко сканирует.

Какими бы не были наблюдатели, они ускользают от обнаружения. Бартон легко сохраняет равнодушие на лице, потому что отказывается признавать беспокойство, бурлящее в нём по мере того, как противник превосходит его дотошный кругозор. Крадущаяся одновременно как хищник и жертва, тень манипулирует, искажает и стремится поймать в ловушку. Вильям сливается с рекой людей  и просчитывает каждый шаг, стервятник, подсознательно чувствительный к невидимым хищникам, когда они окружают. Тревожное ожидание переплетается с гневом.

Рука Бартона быстро лезет во внутренний карман однобортного пальто и с расчитанной лёгкостью достаёт звонящий телефон. Его глаза ловят мимолётный образ фигуры, замечая аномалию в толпе. Внутри каждый нерв предупреждает его. Темнокожий мужчина быстро проходит мимо и пытается скрыть своё лицо в капюшоне, как будто пытается спрятаться от кого-то. Вильям отвечает на звонок, в его голосе слышится повелительность, приобретённая за годы руководства тайными делами, выходящими далеко за рамки компетенции обычных гражданских лиц.

— Джейми Морган, — обращается он к знакомому голосу на другом конце провода, пока глаза наблюдают остальной хаос улиц. — Время выбрано как нельзя удачно.

Морган — учитель химии на пенсии, который ищет себе работу с высокой зарплатой, чтобы успеть накопить неплохие сбережения для внуков. Бартон бросает взгляд на голову, скрытую в темноте капюшона, которая уже без усилий сливается с океаном лиц, кишаших перед ним.

— Я не хотел бы отвлекать тебя, ты же знаешь. Просто хотел переспросить, ты уверен, что  у тебя нет для меня работы? — следует пауза, как обычно, при плохом соединении.

— Конечно, я уверен. Если бы она была, тебе бы уже позвонил Бек, — отвращение Вильяма оседает, как пепел во рту. Как может такой человек, как Бартон, решать за Джейми, что ему делать и как жить? — Эй, я спрошу Райана, не волнуйся, мы что-нибудь придумаем. Твои внуки поступят в хороший университет, когда вырастут.

Морган не может избавиться от чувства раздражения из-за пренебрежительного отношения Бартона. Ему требуется некоторое время, чтобы собраться с мыслями, прежде чем ответить.

— Спасибо, — саркастически отвечает он. — Но я уже несколько месяцев ищу работу, и ничего не получается. Я не могу просто ждать вечно, надеясь, что что-то волшебным образом появится.

Вильям понимает разочарование, которые испытывает старик, и меняет свой подход. Его тон становится менее покровительственным.

— Послушай, Морган, я знаю. Времена тяжёлые, работы мало, — несмотря на их разногласия, он искренне пытается поддержать знакомого. — Я не брошу тебя.

Джейми, хоть и неохотно, но ценит усилия Бартона, но все равно не может избавиться от ощущения, что его жалеют.

— Я благодарен, — говорит учитель, не в силах скрыть горечь в голосе. — Но если ты не можешь найти мне работу, то это не имеет особого значения, не так ли?

Ничто не может ранить сильнее, чем собственная слабость. Вильям сам тонет в кровавом болоте и не может не увлечь за собой других. В мире много плохих людей, которые заслуживают такой участи, но в чем вина обычных людей, вроде этого пенсионера, пытающегося сделать что-то полезное? Обнаженная девушка пробирается сквозь толпу, прикрывая грудь руками, она оглядывается через плечо, ища кого-то глазами. Страх. Она могла бы кричать очень громко, но её губы плотно сжаты. Страх и глупость, а также надежда. Другие люди смотрят на неё равнодушно, смеются или ругаются, потому что она толкнула их, убегая. Вильяма тошнит от страха, который он видит в этой девушке, слышит в голосе Моргана, который знает, что умрёт, как ненужный старик.

— Джейми... Ты чертовски прав. Ничто не имеет значения, если не доходит до дела. Я подвел тебя, поэтому заслуживаю такого отношения, — признаётся Бартон, сделав глубокий вдох. Он ничем не отличается от других мужчин в костюме, бросающих слова на ветер.

Учитель вздыхает и проводит рукой по лицу, устав от одного и того же разговора, который, кажется, всегда ведёт в никуда.

— Охренительно, — рычит он. — Ты сказал, что найдешь мне работу, а теперь я сижу здесь ни с чем. Ради Бога, я человек с неизлечимой... Скажи что-нибудь, попробуй успокоить меня, — смирение — вот к чему он пришёл после короткого приступа ярости.

На губах Вильяма почти появляется лёгкая ухмылка. Он привык к вспышкам Джейми. Он слышал их и раньше. Настолько часто, что на данный момент они предсказуемы.

— Успокойся, — спокойно говорит ему Бартон. — Ты взрослый мужчина, Джейми. Перестань срываться, как ребёнок, — Вильям делает глубокий вдох и закуривает сигарету.

Морган горячится, когда его называют ребячливым, но в глубине души он понимает, что Бартон прав. Он глубоко вздыхает и пытается взять себя в руки.

— Хорошо, — бормочет он, в его тоне всё ещё слышится раздражение. — Но это нелегко, ты же знаешь. Пытаюсь сохранять спокойствие, когда сталкиваюсь с этим...… у меня же... — пропускает слово, — и мне нечего показать в жизни. Я был учителем, чёрт возьми. И успешным.

Вильям выпускает длинную струю дыма.

— Я знаю, что это тяжело, Джейми. Поверь мне, я понимаю, — мужчина затягивается сигаретой еще раз, прежде чем заговорить снова. — Ты любил свою работу, поэтому продолжал заниматься ею. И ты был до ужаса хорош, — Бартон на мгновение задумывается. — Но все остановилось, когда ты... заболел. И это не твоя вина. Никто ничего не может поделать с судьбой.

Впереди маячит небольшая группа парней, их лица искажены синяками, а у одного из-за очевидного перелома искривлён нос, из ноздрей которого течёт кровь. Они идут вместе и что-то яростно обсуждают. Кто-то выпаливает, что ему следовало сильнее врезать тому придурку, который ударил его по носу. Другой говорит, что им нужно найти кого-нибудь, кто бы им помог. Они замолкают, когда проходят мимо Бартона, но их шаг замедляется.

— Ты знаешь Райдера Арчера? — толстый мужчина с заплывшим глазом и рассеченной бровью спрашивает Вильяма о совершенно незнакомом человеке.

Бартон затягивается сигаретой и выпускает дым сквозь сжатые губы.

— Ни разу в жизни не слышал этого имени, —  Вильям переводит взгляд с одного мужчины на другого. Он знает, что все они смотрят на него, но остается невозмутимым.

— Какого имени? — сквозь дымку непонимания спрашивает Джейми, всё ещё на связи посреди сбивающих его с толку реплик.

Вильям Бартон обходит толпу мужчин, так что разговор закончился на втором предложении, и это к лучшему. Слишком опасно оставаться на одном месте, когда у тебя ноют ребра, кажется, что вот-вот в них вонзится что-то острое.

— Это не имеет значения, — ещё дальше уводит Джейми от реальных ответов. — Давай поговорим в другой раз, сейчас уже слишком поздно, и я до сих пор не могу попасть домой.

Морган кивает, чувствуя напряжение в голосе Бартона.

— Хорошо, — хрипло произносит он. — Тогда созвонимся позже.

Джейми чувствует укол разочарования, смешанный со смирением. Он знает, что был обузой для своего друга, и это не очень приятное чувство. И все же, какой у него есть выбор? Морган умирающий человек без перспектив, без возможности содержать семью, которую он так сильно любит.

Люди ходят из стороны в сторону, и их не становится меньше. Безумие, свернувшееся в воронку, затягивает этот проклятый город. Вильям кладет телефон обратно в карман, а затем его пальцы хватаются за часы на цепочке, чтобы проверить время.

— Иди сюда, шлюха! — незнакомец бежит вперед, удерживая в руках что-то блестящее. Лезвие. На нём только белые боксеры и больше ничего.

Вильям Бартон поднимает брови, наблюдая за этой завораживающей картиной. Всё, что можно почувствовать — это отвращение. На земном шаре определенно есть огромная гниющая рана, из которой вылезают черви, подобные этому полуголому мужчине.

У дороги стоял небольшой киоск с большим бутербродом на стене, а также огромное окно, в котором виднелись двое мужчин. Один из них высокий, с зачесанными назад черными волосами, что-то выразительно рассказывал, то и дело прижимая руки к груди. Рядом с ним на подоконнике сидел ещё один мужчина, пониже ростом, и его темные глаза тоже выражали скуку, как будто ему нужно делать что-то большее, чем приготовление бутербродов.

— Это прекрасная возможность, красивая девушка, и ей всё равно, какая у меня работа... Зачем сидеть с недовольным видом и отпугивать клиентов. Улыбайся, Вито, улыбайся. Людям это нравится, — убедительно говорит высокий парень, пытаясь растормошить своего друга.

— Уже заебало, — Вито качает головой и оборачивается, и его равнодушные, но не лишённые угрозы глаза сталкиваются с глазами Бартона. Один мимолетный взгляд, полный понимания и скорби.

Его друг рядом с ним посмеивается, делая глоток из маленькой чашечки, и выглядит так, словно любит жизнь всей душой. Он поворачивается к Бартону, который спешит домой из-за головной боли, и с широкой улыбкой разводит руки в стороны, в то время как парень рядом с ним закатывает глаза.

— Привет, хочешь чаю или сэндвич? — по-дружески предлагает мужчина, высовываясь из окна.

Вильям в замешательстве нахмурил брови, прежде чем понял, что тот делал.

— Нет, спасибо, — вежливо ответил он.

Бартон чувствует опасность снова. Видит краем глаза, как мужчина позади твёрдым шагом следует за ним. Но Вильям не предполагает исключительно угрозу насилия; вместо этого он собирается с мыслями и обдумывать другие варианты. На улице полно людей, и нельзя подвергать риску невинных прохожих, размахивая огнестрельным оружием. Это не пошло бы на пользу его репутации. Он сворачивает в переулок, не сводя глаз с мужчины в чёрном костюме. Оказавшись в переулке, Вильям Бартон осторожно лезет за пояс, нащупывая рукоятку пистолета, который там прячет. Настороженный, но в то же время бесстрастный, он вытаскивает оружие и прижимает его низко к боку. Сокращая расстояние между ними, Вильям останавливается, чтобы оценить намерения человека, следующего за ним. Бартон верит в силу переговоров, насилие — последнее средство. Когда человек в чёрном оказывается в пределах слышимости, то Вильям оглядывается, замечая чью-то тень далеко от себя.

— Вы проявили немалый интерес ко мне, — приветствует Бартон тоном, напоминающим о способностях бывшего солдата.

Встретившись предположительно взглядом с этим человеком, Вильям прислоняется спиной к стене сырого переулка, изучая непринуждённую атмосферу. Голова не даёт покоя. Преследователь тяжело дышет, и это единственное, что даёт понять, что он всё ещё здесь.

— Давай поговорим, — Бартон выглядывает из-под козырька, а затем поднимает руку с пистолетом, чтобы его было видно. — Но если сделаешь шаг вперёд, то я выстрелю.

Смелость этого человека, несмотря на предупреждение, безусловно, позволяет лучше понять его характер. Сталкер снова отвечает тяжёлым дыханием. Взгляд Вильяма мимо дула пистолета фиксируется на чёрной фигуре.

— У тебя есть дух, я отдаю тебе должное. Но на мгновение задумайся, — наступает немеренная пауза, поскольку напряжение в переулке сгущается.

По мере того, как незнакомец приближается, становится очевидно, что диалог не может поспособствовать разрешению ситуации. Переулки с их плотно прилегающими стенами, напоминают Бартону окопы, по которым он когда-то ходил на войне. Он ловко снимает оружие с предохранителя. Человек напротив кряхтит и совершает решающий шаг. Палец медленно давит на спусковой курок, готовый ослабить мёртвую хватку. Незнакомец не так близко, поэтому каждый его шаг кажется дорогой к собственной могиле. Вильям оцениваете результат своего смертоностного решения. Воздух насыщается запахом пороха. Это акт насилия, доведённый до самой неизменной формы. Приходя в себя среди эха, адреналин бежит по венам Бартона. Он неохотно убирает пистолет в кобуру и возобновляет неторопливый темп прогулки.

Уже очень поздно. Райан Бек сидит в кабинете, читая важные бумаги, но в дверь внезапно врывается Бартон. Он даже не снимает кепку, вид у него такой, словно он бежал. Бек слегка приподнимает бровь при появлении коллеги. Очевидно, что-то произошло.

— Я думаю, мне нужно нанять людей, группу людей, которые будут готовы сделать всё, что я им скажу, — заявляет Вильям, выходя в центр комнаты.

— Тогда у тебя должны быть свои причины, — осторожно отвечает Райан, откидываясь на спинку стула, чтобы лучше рассмотреть друга.

Медленно поднимаясь, Бек застёгивает пиджак и обходит стол , заложив руки за спину, делая несколько шагов. В кризис нужно сохранять рассудок.

— Могу я спросить, что послужило толчком к этому... решению? — холодно осведомляется Бек, не сводя глаз с Вильяма. В конце концов, поспешность порождает ошибки, какими бы ни были намерения. — Я слушаю, друг мой. Помоги мне понять, как действовать правильно.

Спокойствие и терпение не зря были постоянными чертами Райана.

— Они хотели убить меня, но ты же знаешь, что это нелегко, — Бартон отвечает лаконично, как будто это происходит каждый день. Сейчас он ведёт себя отстранённо, держась на расстоянии. — И позвони владельцу этого номера, когда начнёшь. — он протягивает клочок бумаги с написанным на нём номером машины.

— Выступить против тебя — значит выступить против меня. Так что знай, любые ресурсы, имеющиеся в моём распоряжении, как всегда, становятся твоими, — дипломатично отвечает Бек, берёт протянутую бумажку и бегло изучает её, прежде чем спрятать. Осторожно приблизившись к Вильяму, Райан с тихим беспокойством смотрит ему в глаза. — Кто эти люди, желающие твоей смерти? Тебе нужно только сказать, чем я могу помочь тебе, мой друг. Возмездие придет... но только тогда, когда придет время, — в его тоне звучит спокойная уверенность. Со временем любой дурак, достаточно наглый, чтобы напасть, прибегнет к насилию.

Бартон качает головой, не позволяя Райану сделать что-то подобное за него.

— В этом нет необходимости, я могу решить эту проблему сам, — он разворачивается и направляется к двери, понимая, что ему не следовало приходить так поздно. — Мне нужно, наконец, лечь в постель. Доброй ночи.

Бек подавляет вспышку нетерпения — независимость Вильяма достойна восхищения, но временами граничила с упрямством. Однако, как только он принял решение, мало кто мог изменить его курс.

— Тогда позволь мне настоять на одной вещи, — Райан делает длинные шаги вслед за другом, чтобы перехватить его у двери, и на мгновение он замолкает. — Следующие несколько дней не попадайся никому на глаза. Свяжись со мной, если тебе понадобятся люди или просто... времененная помощь. А, Вильям?

Бек сжимает плечо Бартона, тёплое, но твёрдое.

— Будь осторожен, я знаю, что будешь. Но если обстоятельства... изменятся, моя дверь останется открытой. А теперь отдыхай.

С этими словами Райан плавно отступает назад, пропуская Бартона, и его глаза сверкают в туском свете.

— Всё будет в порядке, — Вильям оборачивается через плечо, бросая на него ледяной взгляд, и Бек почти верит в это.

Как только дверь захлопнулась, выражение лица Бека сразу же изменилось и стало серьезным и задумчивым.

Снайдер бежала по ночной дороге, где почти не было людей. Она надеялась куда-нибудь добраться, но впереди была только пустота, поэтому она остановилась, уперев руки в бока, и отбросила пряди волос с лица. На её губах улыбка, потому что она ни капельки не расстроена тем, что пробежала дополнительное расстояние в попытке найти нужного человека, который, вероятно, ушёл.

— Чёрт возьми! — она ругается сквозь зубы.

Ей навстречу ковыляет мужчина. На его рубашке расплывается пятно. Затем незнакомец увидел впереди одинокую фигуру, затаившую дыхание. Офицер полиции, с опаской отметил он. Инстинкты подсказывали ему продолжать двигаться, но его тело слабело. Возможно, она могла бы помочь или, по крайней мере, вызвать подкрепление.

— С вами все в порядке, мистер? Похоже, вы ранены? Скажите мне, если я ошибаюсь, — Снайдер поворачивается к нему, когда он проходит мимо неё, как будто не заметил.

Незнакомец медленно поворачивается к женщине, прижимая руку к раненому боку. Он оглядывает её с головы до ног, разглядывая полицейский значок, прикидывая, представляет ли она угрозу или может помочь. Через мгновение он слегка кивает:

— Бывало и лучше... — его голос приятный, в нём слышится тяжесть бесчисленных ранений. — Вы коп? — осторожно спрашивает он, уже планируя пути отступления на случай необходимости, хотя и знает, что в его нынешнем состоянии сражаться будет трудно.

— Да, я коп, — ответила она, замирая на время, не зная, что может произойти в следующие минуты.

Стиснув зубы, мужчина почувствовал жгучую боль в боку. Пулевое ранение было глубоким. Он знал, что быстро теряет кровь. Пока он брёл по темной дороге, перед его глазами появились пятна. Каждый шаг давался ему с трудом. Незнакомец остановился, покачиваясь на ногах.

— Попал, — это было всё, что он смог выдавить из себя, прерывисто дыша.

Её взгляд скользнул по его фигуре, без сомнения, заметив красное пятно на его одежде. Она поняла. Мысли мужчины метались, тело сотрясала дрожь. Эта женщина была его единственной надеждой. Темнота застилала ему глаза, когда он упал на колени, а затем рухнул на твердый тротуар. Сквозь туман он молился. Снайдер быстро подбежала к нему, упала рядом и начала отрывать рукав своей мятой рубашки в синюю полоску, чтобы прижать его к ране. Она разрывалась между выбором: позвонить в отделение или отвезти его к себе домой. Тело мужчины бледнеет от потери крови, а на лбу появляется пот. Последнее, что он почувствовал, были нежные руки, прижимающиеся к его ране, тщетно пытающиеся остановить кровотечение. Он то приходил в себя, то терял сознание, в его голове проносились образы и воспоминания. Кровь и смерть, бесконечный цикл мести. Жизнь, посвященная насилию и возмездию.

Бартон спал в своей постели, и его ресницы трепетали, как это обычно бывает, когда людям снятся кошмары. Дверь в его комнату была приоткрыта. Девушка вошла внутрь, оглядела его комнату и приблизилась к кровати. Она присела на край и осторожно потрясла его.

— Проснись, — тихо сказала она. — Меня зовут Кара.

Вильям пошевелился от прикосновения Кары. Его глаза приоткрылись, остатки ночных кошмаров всё ещё отражались на лице. Постепенно его взгляд сфокусировался на Каре.

— Что... Что происходит? — пробормотал Бартон, стирая сон с глаз. В его голосе слышались грубые нотки.

— У нас внизу возникла ситуация. Пора просыпаться, — Кара наклонилась ближе, говоря приглушённым голосом.

Вильям нахмурился и на усталом лице отразилось любопытство.

— Ситуация? О какой ситуации мы говорим? — он выпрямился в постели, усталость покинула его глаза, когда он переключил внимание. — Заебись... Хорошо, расскажи мне, с чем мы имеем дело. Объясни мне, Кара.

Кара слегка выдохнула, оценив способность Бартона сосредоточиться даже в тумане сна. Глубоко вздохнув, Вильям соскользнул с кровати, твердо поставив ноги на пол. Кара, с ухмылкой на губах, прислонилась к плечу мужчины, оценивая перемену в поведении.

— Ну, клоуны внизу случайно опрокинули контейнер с каким-то щелочным раствором. Один из них потерял сознание. Там настоящий бардак, и они паникуют, как безголовые цыплята, — объяснила она беззаботным тоном.

Он потер переносицу и выдохнул. Вильям был измотан, и последнее, с чем ему сейчас хотелось иметь дело — это с каким-то химикатом, разлитым кучкой некомпетентных идиотов

— Кто эта дама, которую вырубили? — мужчина повернул голову, но девушка позади лишь пожала плечами.

Бартон встал с кровати и направился вниз по лестнице, чувствуя, что Кара следует за ним. В отличие от Вильяма, она не торопилась. Они вошли в кухню, которая показалась мужчине настоящим лабиринтом, он прошел мимо холодильников в соседнюю комнату, где обнаружил лежащего на полу мужчину, в котором узнал Моргана. Бартон долго не мог вымолвить ни слова, когда понял, что только вчера он просил Джейми не поступать так, а теперь видит его лежащим без сознания на собственной кухне.

На кухонном столе лежал пустой и перевернутый контейнер. Все суетились вокруг, всем казалось, что щелочь была повсюду и определенно попала на них. Бартон смотрит на обнаженного мужчину, который растирал грудь мыльной водой из-под крана. Их взгляды встречаются. И тот мужчина определенно виноват в том, что здесь произошло. Недавний знакомый, Роберт, сидел на стуле в углу. Он смотрел на горящий экран телевизора, где ведущий рассказывал о какой-то вакцине против болезни, от которой погибла половина коров на одной ферме. Рядом с ним, на втором стуле, сидел мужчина, одетый в брюки и рубашку, единственное напоминание о приличиях на этой кухне, его уши были заткнуты наушниками, ведущими к плееру на поясе. Его глаза были скрыты за очками, но как только он увидел Бартона, то сразу же улыбнулся. Рядом со столом стоял парень с бритой головой и странной бородкой, он хмуро смотрел на всех присутствующих, словно у него от этого болела голова. Майка мужчины промокла в нескольких местах, потому что, по-видимому, он тоже немного пострадал в этой аварии. Мужчина у раковины прочистил горло, встретившись взглядом с Бартоном. Он продолжил спокойно смывать вещество со своей груди, мыльная вода смыла всё, не причинив вреда. В этот момент он просто спросил: «С тобой все в порядке, друг?». Его небрежный тон не соответствовал ожиданиям. Бартон подошел к разделявшей их кухонной стойке и протянул ладонь.

— Вильям Бартон, — он представился. Бартон собрал вокруг себя самых отбитых людей во вселенной. Осознание ответственности и того, насколько глубоко его затягивает, ужасает и вызывает привычное смирение с жизненным путём, на котором он стоит. Это было решение, которое он принял. У него всё ещё есть опора под ногами, а это значит, что он не провалится в ад, скоро, но не сегодня.

Мужчина внимательно смотрит на Бартона, прежде чем принять его руку и осторожно пожать её. В его губах была зажата сигарета.

— Райдер Арчер — отвечает он, несколько секунд разглядывая ладонь мужчины, как будто ищет какие-то повреждения. — Довольно сильный захват — комментирует Арчер мгновение спустя.