Хрупкое равновесие

"Из пепла старого мира вырастет новая ярость."

—Прости меня, — шепчет Юна, и это «прости» звучит, как заезженная пластинка, но сегодня в нем больше правды, больше боли, чем когда-либо. — Ты снишься мне, знаешь? Говоришь, нужно двигаться дальше, не застревать в прошлом. Ты всегда был таким... моим личным компасом. Всегда рядом, всегда вытаскивал меня из передряг. А я... а я даже не заметила, когда тебе самому понадобилась помощь. Я чувствовала, что что-то не так, видела эту тень в твоих глазах, но ни разу не спросила по-настоящему. Просто убегала... оставляя тебя одного разбираться со своими демонами.

И вот я здесь... снова в тупике, Сухо. Как будто хожу по кругу, прихожу в одну и ту же точку отсчета. Я стараюсь, правда стараюсь, двигаться дальше. Но вина... она как камень на сердце, тянет на дно. Я пытаюсь спрятать её за улыбкой, убедить всех и себя, что всё в порядке, что ничего не случилось. Но это ложь. Я потеряла вкус к жизни, не понимаю, что правильно, а что нет. Мир вертится вокруг меня, а я стою на месте, жалкий котенок, который из последних сил цепляется за край стола, чтобы не упасть. Пытаюсь всех защитить, уберечь от бед.

Я боялась возвращаться сюда, к Шиыну, к тебе. Боялась, что снова принесу беду, что из-за меня снова кто-то пострадает. Что я снова превращу вашу жизнь в хаос. Но... я не могла просто вычеркнуть вас из своей памяти, оставить всё в прошлом. И даже сейчас, сидя здесь, рядом с тобой, я не уверена, что это правильное решение. Я вообще никогда ничего не знаю наверняка. Глупышка... вечно лезу в чужие проблемы и всё только усугубляю.

Помнишь ту ночь, когда я лечила твои раны? Ты спросил... спросил, уйду ли я, если ты меня поцелуешь. А я... как дура, застыла, словно онемела. Не смогла вымолвить ни слова. Но ты... ты всё понял без слов. Поцеловал... Нежно, робко, как будто боялся меня сломать. А я... даже после этого просто ушла. Словно ничего и не было. Я и сама не понимала, что чувствую. Всё время бежала от этого, зацикливаясь на других проблемах, на ком-то другом.

Но сейчас... Сейчас я отчетливо вспоминаю каждый взгляд, каждую улыбку. Как долго смотрела на тебя украдкой, как нелепо отводила глаза, когда ты смотрел в ответ. Как неловко смущалась от твоих шуток, как искренне переживала за тебя, когда ты рисковал собой. И я вдруг осознала... на сколько сильно я тебя любила. Любила всегда. Но я ничего не сделала, чтобы тебе это показать, чтобы рассказать про эту любовь. И даже сейчас, когда ты здесь, в глубоком сне, меня не отпускает наше прошлое.

Я так хочу, чтобы ты открыл глаза, чтобы мы могли всё вспомнить заново, чтобы я смогла сказать тебе... доказать, как сильно тебя люблю. Чтобы ты знал, что я сожалею о каждой минуте, проведенной не с тобой.

Юна умолкает, веки плотно сомкнуты, и по щекам катятся слезы. Она неуверенно берет его за руку, переплетая их пальцы. В палате слышен лишь монотонный писк приборов, поддерживающих его жизнь. Тишина, полная невысказанных слов и запоздалых признаний.

—Если бы ты был сейчас рядом со мной... такой живой, настоящий, каким я тебя помню... Ты бы точно знал, что сказать. Ты всегда знал, что нужно делать, как успокоить мои истерики, как заставить меня смеяться, даже когда на душе скребут кошки. Ты бы снова помог мне со всем этим хаосом в моей голове, и... и продолжал бы меня молча любить, как делал это всегда. Я знаю, ты бы не упрекнул, не осудил, просто обнял бы крепко и сказал, что всё наладится.

Юна вытирает слезы рукавом кофты, растирая их по щекам. Она медленно поднимается с места, словно ей приходится преодолевать гравитацию. Нежно касается губами холодного лба Сухо, задерживаясь на мгновение дольше, чем следовало бы.

—Извини... Мне нужно идти, — шепчет она, и её голос дрожит. — Я ещё и брату нагрубила... Совсем не понимаю, что творю. Кажется, я превратилась в того человека, которого всегда ненавидела... в истеричку, которая срывается на близких, лишь бы не разбираться со своими проблемами.

Девушка выходит из палаты, оставляя Сухо вновь одного, в тишине, нарушаемой лишь писком приборов. Она оставляет его наедине со своими невысказанными чувствами, с горьким осознанием упущенных возможностей и с надеждой, которая, как тлеющий уголек, еще теплится в её душе. Она уходит, но часть её навсегда остается здесь, в этой палате, рядом с ним, рядом с её молчаливым компасом, рядом с тем, кого она всегда любила, но так и не смогла признаться.

Юна бредет по темным улицам, не чувствуя ни холода, ни пронизывающего ветра. Мысли в голове кружатся, словно листья, сорванные осенним ураганом. Что делать дальше? Куда идти? Почему она снова и снова совершает одни и те же ошибки? Она словно проклята... Проклята вечно причинять боль тем, кто ей дорог. Она снова и снова беспокоится о том, что все её поступки имеют ужасные последствия для её близких.

Дорога домой кажется бесконечной. Девушка входит в нужный район, поднимается по ступенькам, и только у самой двери осознает, что должна будет столкнуться с реальностью, от которой так долго бежала. Она открывает дверь, в прихожей темно и тихо. Свет горит только на кухне. Она медленно и неуверенно идет туда, словно ступает по минному полю.

Картина на кухне ужасает. На столе хаотично расставлены пустые и полупустые бутылки из-под алкоголя. За столом сидит отец, осунувшийся, постаревший лет на десять. Его взгляд потухший, волосы растрепаны, в его облике – лишь тень былого успешного бизнесмена.

—Опять пил, — с презрением бросает Юна, не в силах сдержать злость. — Лучше бы позаботился о своем здоровье и о бизнесе, который ты с таким трудом создал.

—Не указывай мне! — рычит он, словно раненый зверь, и в его голосе слышится боль и бессилие.

—Не трогай его, — раздается сзади тихий, но твердый голос брата, Инхо. Видно, что он уже собирался спать, но звуки ссоры вытащили его из комнаты. Он одет в домашнюю футболку и тренировочные штаны, в его глазах – усталость и тревога.

Юна неловко смотрит ему в глаза, полные укора и сочувствия.

—Извини, — тихо шепчет она, чувствуя, как к горлу подступает комок.

—Иди отдыхай, — говорит он, устало вздыхая и отводя взгляд. Он не кричит, не злится, но в его словах – столько горечи, что Юне становится еще хуже. Ей кажется, что она подвела его... подвела всех.

Юна молча уходит в свою комнату, но сон, словно строптивый зверь, не дается в руки. Она ворочается с боку на бок, пытаясь унять хаос в голове, но мысли, словно назойливые мошки, не дают ей покоя. Девушка резко встает с кровати и, раздраженно вздохнув, идет на кухню. Отец, к счастью, уже давно ушел спать, оставив после себя лишь горький запах алкоголя. Она жадно выпивает стакан воды, пытаясь хоть немного успокоить разбушевавшиеся нервы, и, не зная, чем себя занять, садится на диван в зале.

—Не спится? — вдруг раздается голос в тишине, и рядом с Юной присаживается Инхо. Он выглядит таким же уставшим и измученным, как и она.

—А ты почему не спишь? — спрашивает она у брата, стараясь не смотреть ему в глаза.

—Да голова работой забита, — парень устало облокачивает голову на спинку дивана, закрывая глаза. — Отчеты, контракты... знаешь же.

—Ты уже получил свою долю? — с укором спрашивает Юна, невольно вспоминая слова отца о бизнесе.

—Мг... отец почему-то хочет переписать на меня всё. Говорит, что, типа, на всякий случай, мало ли что, — неторопливо объясняет парень, потирая переносицу. — Не знаю, что с ним в последнее время происходит. Он какой-то... странный.

Юна сверлит брата взглядом, пытаясь понять, что он чувствует.

—Как и всю жизнь, с ним непонятно, что происходит, — с горечью отвечает она.

—Раньше он таким не был, — вдруг тихо отвечает Инхо, и от этих слов сердце Юны болезненно сжимается. Она отводит взгляд, не в силах выдержать его пристального взгляда, вспоминая обрывки фраз из прошлого, о словах отца, что пока она не родилась, у них было всё замечательно.

—Ты, кстати, как? — вдруг спрашивает брат, меняя тему.

—Ты о чем? — девушка хмурит брови, чувствуя неладное.

—Ну... знаешь... просто... ты... — парень запинается, не зная, как сформулировать мысль, — вообщем, ничего такого, просто вопрос.

Юна сверлит брата взглядом, понимая, что он что-то скрывает. Инхо не выдерживает её пристального внимания и, тяжело вздохнув, сдается.

—Я поговорил с тем типом.

—Что? С каким типом?

—Когда ты вышла из того странного помещения. Я заметил рядом с тобой странного парня. Он сверлил тебя взглядом. И когда ты так нервно ушла, я не смог просто так это оставить.

«Инхо обеспокоенно провожал сестру взглядом, стараясь докричаться до неё, но всё было бесполезно. Его взгляд резко остановился на странном типе, что стоял неподалеку от него. Он решительным шагом направился к нему.

—Она за тебя вовсе не переживает, — вдруг говорит незнакомец, холодно оглядывая Инхо с головы до ног.

Парень молчит, обдумывая сказанное, и в его голову медленно приходит осознание. Он видит, как страдает Юна, видит эту боль, спрятанную за маской безразличия.

—Не смей больше угрожать ей, — спустя долгое молчание тихо произносит Инхо, с трудом сдерживая гнев. — Она и так слишком много пережила. Оставьте её в покое, — словно умоляет он, но не выдерживает безразличного взгляда парня и резко хватает его за воротник. — Если ты, урод, хоть на шаг приблизишься к ней, я сделаю всё, чтобы ты страдал.

—У вас что, вся семейка такая? Слово в слово... — безразлично отвечает незнакомец, и в его голосе слышится ледяное презрение.»

—Не волнуйся больше, а если что-то случится — говори мне, хорошо? Я всё улажу. Обещаю, — уже спокойнее говорит Инхо, стараясь придать голосу уверенности после рассказа о своей встрече с незнакомцем.

Юна отрицательно мотает головой, чувствуя, как комок вины подступает к горлу.

—Не рискуй ради меня... снова... — она виновато поджимает губы, избегая смотреть брату в глаза. Ей не хочется, чтобы он ввязывался в её проблемы, чтобы из-за неё ему пришлось страдать.

—А ты не беспокойся за меня, я за себя могу постоять, — улыбается Инхо, пытаясь разрядить обстановку.

—Как и я за себя, — тихо добавляет Юна, стараясь убедить в этом и себя.

Инхо понимающе кивает, не настаивая. Он знает, что Юна сильная, но он также знает, что ей нужна поддержка. Он нежно подглаживает сестру по волосам, словно пытаясь передать ей свою любовь и заботу.

—Выпей успокоительное и иди спать, — мягко говорит парень. — Завтра будет новый день.

Инхо неторопливо встает с дивана и уходит к себе в комнату, оставляя Юну наедине со своими тяжелыми мыслями. Она сидит в тишине, чувствуя, как нарастает тревога. почему Инхо так обеспокоен? В голове роятся вопросы, на которые нет ответов, и она понимает, что ей снова предстоит столкнуться с чем-то опасным и неизвестным.

Всё утро Юна просидела за учебниками, нехотя вникая в нужный материал. Но мысли были заняты совсем другим. Сегодня ей предстояло навестить маму, увидеть её спустя долгое время. Сердце томилось в предчувствии.

До больницы они ехали, как казалось Юне, бесконечно долго. Когда они шли по бесконечным больничным коридорам, Юна вдруг поняла, что боится. Боится увидеть маму такой уставшей, измученной, совсем хрупкой, худой и бледной, не такой, какой она помнила ее – всегда улыбающейся, радующейся жизни и готовой на все ради своих детей. Сейчас она обречена сидеть в четырех стенах, принимать таблетки и медленно гаснуть.

Остановившись прямо перед дверью в палату, Юна почувствовала, как её начинает трясти, и сделала глубокий вздох, пытаясь успокоиться.

Инхо положил руку ей на плечо.

—Не беспокойся, ей уже лучше, — сказал он ободряюще. — Всё будет хорошо. Держись перед ней, ей нужно видеть тебя сильной. Она очень сильно за нас переживает. — Он немного помолчал, потом добавил: — Мне нужно подписать кое-какие бумаги, так что я пока отойду. — И, оставив Юну одну, ушел.

Глубоко вздохнув, Юна открыла дверь палаты и вошла. У окна сидела женщина. Её волосы были заплетены в тугую косу, руки казались совсем тонкими, а взгляд, устремленный на улицу, был таким измученным, полным тоски.

—Мам... — неуверенно и тихо произнесла Юна, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Привет...

Женщина медленно повернула голову, внимательно осматривая дочь. На её лице появилась нежная улыбка, озаряя ямочки на щеках, и в глазах вспыхнул старый блеск.

—Так выросла... — голос был хриплым, но всё ещё таким родным, полным любви.

Юна присела на кровать, обеспокоенно рассматривая мать.

—Не беспокойся обо мне, я иду на поправку, просто немного устала, — тут же стала отнекиваться женщина, пытаясь скрыть свою боль и слабость.

Юна облегченно вздохнула, услышав привычный для мамы тон.

—Сама-то ты как? — тут же спросила мама, нежно поглаживая коленку дочери.

—Я? Да у меня всё хорошо. Учусь усердно, друзья новые появились, — тут же ответила Юна, кладя свои руки на руки матери, стараясь согреть их своим теплом.

—Я так тобой горжусь. Ты с детства всегда такой была, — мама тихо посмеялась, вспоминая былое прошлое. — Инхо всегда был таким важным, спокойным парнем, тебя же всегда тянуло на всякие приключения, на новые знания. Знаешь, я всегда боялась за тебя. Ты была нелюдимой, тебе было хорошо одной, но как же я была удивлена, когда у тебя друзей не было отбоя. Ты быстро и легко находила со всеми общий язык, хоть тебе и нравилось больше одиночество. Я так боялась, что ты прервешь со всеми связи и больше не сможешь общаться с людьми, но я ошиблась. Рада видеть тебя такой живой.

Юна улыбалась, вспоминая все хорошие и теплые моменты. Мама всегда знала, что сказать, рядом с ней было так комфортно и уютно. Как в детстве. Мама была для неё опорой, щитом, безопасным домом.

—А помнишь, как я ушла на раскопки клада, и вы искали меня всю ночь? Ты так перепугалась за меня, а я просто оказалась неподалеку в лесу, вся в грязи, копая яму. Инхо отчитывал меня всю неделю, а ты только поддержала, сказала, что будешь ходить на такие «мини-вылазки» вместе со мной, — вдруг добавила Юна, и её глаза заблестели от воспоминаний.

—Конечно, помню. Мы с тобой тогда ещё маскировались, притворяясь шпионами, находящимися на важном задании. Ты таскала с собой Инхо, хоть он безумно не любил грязь, но так как это была ты, он молча соглашался, тихо бормоча себе под нос.

Палату заполнил смех, такой звонкий и ребячий, что Юна снова почувствовала себя в теплом и уютном доме.

—Как там папа? — спустя молчание тихо спросила мать, и улыбка медленно сползла с лица Юны.

—Да... никак. Нормально, — сухо ответила девушка, пожимая плечами.

Мама тяжело выдохнула, положила свою руку на плечо девушки и тихо прошептала:

—Прости его... — видно, как дрожит её голос, как женщина набирается сил, чтобы продолжить. Она так сильно устала. — Прости, если сможешь... Он на самом деле никогда не хотел обидеть тебя. Он просто не мог по-другому. Он винит себя за это, за то, что не стал хорошим отцом для тебя. Он в своё время многое натворил, но ты не держи на него зла.

Мама вытерла тыльной стороной ладони поступившие на глаза Юны слезы.

—Не стоит... Просто будь с ним мягче, хорошо? Он уже не изменится, но и не сможет простить себя за это.

Юна понимающе кивнула, не в силах произнести ни слова.

—Ну всё, всё, не думай про нас, — тут же подбодрила она дочь, заметив её грустное лицо. — Живи и наслаждайся жизнью. У нас всё хорошо. Мы все так же рядом с тобой, живые и счастливые, что у нас есть такие замечательные дети.

Дверь палаты медленно открылась, и в неё вошел Инхо, держа в руках какие-то бумаги.

—Я пойду... — неуверенно сказала Юна, понимая, что брату тоже нужно поговорить с мамой.

—Иди, иди, тебе нужно больше отдыхать, — тут же понимающе закивала мама, стараясь не показывать своей усталости.

Девушка напоследок окинула маму взглядом, задержав его на мгновение дольше, чем следовало, словно пытаясь запомнить каждую черточку её лица. Поднявшись с кровати, она прошла мимо брата, тихо кивнув ему, и покинула палату.

Юна не стала дожидаться Инхо и решила доехать до дома на автобусе. Сидя на остановке и глядя на проезжающие мимо машины, она размышляла над словами мамы. Отец всегда был таким странным, словно живущим в своем собственном мире. Она никогда не понимала его действий, не понимала, что такого она сделала, что он так её ненавидит. Но... а что, если всё вовсе не так, как ей казалось? Они так многое упустили, ни разу по-настоящему не поговорив. Юна твердо решила, что, как только вернется домой, то обязательно выскажет всё отцу. Может быть, ей станет легче, может быть, он наконец расскажет ей всю правду, и они смогут наладить отношения. Она всю жизнь думала о том, каким жестоким был этот мужчина по отношению к ней и ко всей семье, что она не сможет никогда его простить, что никакой терапии не будет достаточно, и ей нужно будет словно сразиться с ним на мечах, чтобы окончательно отпустить прошлое. Но что, если всё может измениться? Что если они смогут найти общий язык и залечить старые раны? Что если... у них еще есть шанс на нормальную семью? Эта мысль вдруг обожгла её сердце надеждой, и она, подняв голову, посмотрела в небо, впервые за долгое время почувствовав что-то похожее на оптимизм.

Автобус приехал практически пустой, девушка улыбнулась своим мыслям и бодро шагнула в транспорт, выбирая лучшее место возле окна. Путь домой тоже был долгим, но сегодня это не тяготило. Юна облокотилась на стекло, прикрыв глаза и погрузившись в теплые воспоминания о счастливых моментах из детства.

Юна вдохновленно шла домой, всё еще перебирая в голове слова матери. Пока не заметила сидящего на скамейке вдали парня. Она сразу узнала его по спортивной форме. Это был Хумин, он же Баку. Но он выглядел совсем не так, как обычно. Что-то в нем было надломлено. Он сидел, обхватив руками колени, опустив голову, словно пытаясь спрятаться от всего мира. Юна растерянно замерла на месте, изучая его. Почему он один? Почему он выглядит таким растерянным и тоскливым? "Может, что-то случилось вчера?" — вдруг подумала Юна, и, отбросив сомнения, поспешила подойти к другу.

Девушка встала прямо перед ним, приближаясь на шаг. Хумин медленно и недовольно поднял голову. Его взгляд был замученным и каким-то обреченным. У Юны по коже пробежали мурашки. Поняв, что перед ним девушка, парень сразу же попытался оживиться.

—А, Юна! Это ты, — он натянул улыбку, выпрямляясь и стараясь казаться прежним.

—Я присяду? — неуверенно спросила она, чувствуя, как нарастает тревога.

—Конечно, конечно! Присаживайся, — тут же оживился он, включая привычного вечно веселого друга.

Юна аккуратно присела рядом, обеспокоенно наблюдая за ним. Он изо всех сил старался казаться сильным, беззаботным, но она видела, что ему сейчас тяжелее, чем когда-либо.

Баку продолжал нелепо улыбаться, пытаясь придумать, как разрядить обстановку, как заставить её забыть о том, что он только что выглядел таким подавленным.

—Тебе не нужно притворяться, — вдруг тихо заговорила Юна, и её слова, словно тихий звон колокольчика, нарушили напряженную тишину. — Не нужно улыбаться, если нет на то причины. Не нужно вечно казаться сильным. Позволь себе быть слабым и быть услышанным.

Баку непонимающе уставился на Юну, но на этот раз не стал прищуриваться, не стал надевать маску вечного оптимиста, не стал пытаться выстоять до конца. Её слова проникли в самую глубину его сердца, попадая прямо в цель. Они словно открыли шлюз, выпуская наружу скопившиеся там чувства. За этими словами он услышал не упрек, а понимание, поддержку, сочувствие. Он услышал то, чего ему так не хватало.

Юна не давила, просто сидела молча, давая парню прийти в себя, принять свои истинные эмоции. Баку был явно растерян. Всегда веселый, всегда жизнерадостный, он вдруг столкнулся с необходимостью показать свои слабости, признаться в страхе и бессилии. Он обдумывал слова девушки, пытаясь понять, как ему теперь жить с этим новым знанием.

Он привык быть сильным, быть опорой для других. Хумин всегда улыбался, шутил, разряжал обстановку, даже когда внутри всё сжималось от ужаса. Эта маска была его защитой, его способом оградить близких от своих проблем. Но сейчас, глядя в глаза Юне, полные сочувствия и понимания, он вдруг почувствовал, что больше не может носить эту маску. Она стала слишком тяжелой, слишком неудобной, она душила его изнутри.

—Не хочу, чтобы за меня переживали другие, — вдруг, словно в оправдание, пробормотал парень, глядя в землю.

Юна понимающе кивнула, зная, как сильно он дорожит своими друзьями.

—Но не нужно бояться своих настоящих чувств и эмоций. Порой их необходимо показывать и давать им волю. Ты так часто переживаешь за друзей, но позволь кому-то так же переживать за тебя, — девушка повторяла эти слова словно самой себе. Она видела в Баку отражение себя, понимала его намного глубже, чем просто оболочку человека, что вечно на веселе и постоянно в центре внимания. Она видела его страх, его неуверенность, его боль.

—Это всё из-за Бэк Джина? — вдруг тихо поинтересовалась она, зная, что это болезненная тема.

прозвучал вопрос, словно приговор. И Хумин не смог солгать. Кивок был неохотным, почти незаметным, но в нем было всё признание. Его мутило от мысли о том, что его родные могут пострадать. Чувство вины разъедало его душу, как кислота. Он должен был защитить их, он должен был что-то сделать.Юна снова замолчала, понимая, что сейчас лучше дать ему возможность выговориться самому.

—Он хочет, чтобы я вступил в «Союз», — наконец, проговорил Баку, и его голос дрожал. — И идёт на всё, чтобы этого добиться. Угрожает моими близкими... Знает, что я рано или поздно сломаюсь.

Он чувствовал себя раздавленным, загнанным в угол. Он боялся за своих родных, боялся, что не сможет их защитить. Он ощущал себя виноватым в том, что их жизни оказались под угрозой из-за его решений.

—Ты чувствуешь вину перед ними? — словно открытую книгу читала Юна, и Баку вздрогнул от её проницательности.

Хумин почувствовал, как что-то ломается внутри. Да, он чувствовал вину. Каждый раз, когда видел их улыбки, каждую минуту, проведенную с ними, его терзало осознание того, что они находятся в опасности из-за него.
Баку кивнул, и глубоко вздохнул. Разговор давался ему с огромным трудом, он будто выворачивал душу наизнанку, но он всё равно старался показать Юне все свои чувства, всю ту боль, что терзала его изнутри.

—Я виноват в том, что мои родные страдают. Они не должны...

—Ты не виноват, — тут же перебила его Юна, и в её голосе была такая уверенность, такая убежденность, что Баку невольно поднял на неё взгляд. Она говорила это так осознанно, так искренне, словно и сама долгое время боролась с чувством вины и знала, как сложно от него избавиться. — Все твои близкие любят тебя и так же готовы пойти на всё ради тебя. Не стоит винить себя за это. Ты обязательно справишься со всеми трудностями, но не один. Мы всегда рядом.

"Ты не виноват". Эти слова прозвучали, как мантра, как исцеляющее заклинание. Он не заслуживал этих слов, он не заслуживал прощения. Но, несмотря на это, их звучание пробудило в нем давно забытое чувство надежды.

Он всегда старался быть сильным, но на самом деле всегда нуждался в чьей-то поддержке, в ком-то, кто мог бы разделить с ним этот груз. И сейчас, глядя в глаза Юне, он понял, что не одинок, что у него есть друг, который готов разделить его боль, выслушать его страхи и помочь ему выстоять. Осознание этого наполняло его душу теплом и благодарностью.

Юна положила свою руку на плечо Хумина, нежно поглаживая его, передавая всю свою заботу и поддержку. Она не врала. Она и правда будет рядом, когда это понадобится. Она понимала, что сейчас он нуждается в этом больше, чем когда-либо.

Рука Юны на его плече горела, словно клеймо, но это было не клеймо вины, а клеймо надежды. Он понимал, что впереди его ждет тяжелая борьба, но теперь он знал, что не будет сражаться один. И эта мысль давала ему силы, чтобы пережить этот день, и надежду на то, что он сможет защитить своих близких.

Юна не знала, насколько сильно её слова повлияли на Баку. Она долго колебалась, стоит ли вообще вмешиваться в его жизнь, но видела, как он страдает, и не могла остаться в стороне. Теперь она лишь надеялась, что её поддержка принесет ему облегчение, а не усугубит ситуацию.

— Извини, мне пора, — проговорила Юна, нарушая затянувшееся молчание, повисшее между ними после её слов. В её голосе звучала некоторая неловкость, смешанная с искренним беспокойством.

— Да, конечно, — ответил Баку, все еще казавшийся растерянным и удивленным её внезапным появлением и откровенным разговором. Он словно не ожидал, что кто-то заметит его переживания и предложит помощь. Когда Юна поднялась, собираясь уйти, он тоже резко встал, словно очнувшись, и тихо проговорил, глядя ей в глаза, — Юна, спасибо... за то, что выслушала. И за слова поддержки. Они очень важны для меня.

Девушка кивнула, слабо улыбаясь парню. Она видела в его глазах благодарность, но и отблеск той самой боли, которую она пыталась развеять.

— Я всегда рядом, если понадобится, — напомнила Юна. Ей хотелось, чтобы он знал, что не одинок в своей борьбе. — Мы всегда рядом, — тут же добавила она, подразумевая, что у него есть друзья и люди, готовые поддержать его.

Попрощавшись с Баку, Юна поспешила домой, подогреваемая энтузиазмом, она была готова на разговор с отцом. Но, придя домой, она не застала его. "На работе, как обычно," — в первые за долгое время с легкой грустью подумала она. Юна решила, что обязательно поговорит с ним сразу, как только он вернется.

Тяжело вздохнув, собираясь с мыслями и набираясь новых сил после эмоционального разговора с Баку, девушка направилась к себе в комнату. Её ждали учебники, контрольные и домашние задания. Но в этот раз учеба казалась ей менее скучной и бессмысленной. Она чувствовала, что её слова и поступки могут иметь значение, что даже небольшая поддержка может изменить чью-то жизнь к лучшему. И это ощущение придавало ей сил и мотивации двигаться дальше.

Юна не заметила, как быстро пролетело время, и заснула прямо за учебниками. Усталость взяла свое после насыщенного дня, полного переживаний и разговоров.

Её разбудил настойчивый звонок в дверь. Девушка сонно потерла глаза, пытаясь прогнать остатки сна, и поспешила открыть. Но за дверью стояли вовсе не те люди, которых она ожидала увидеть в этот поздний час.

Это были Джун Тэ, Хёнтак и Шиын. Хёнтак приветливо улыбнулся, Джун Тэ радостно замахал рукой, а Шиын, как всегда, оглядел девушку своим привычным взглядом.

Юна удивленно уставилась на них, не понимая, что могло привести их к ней так поздно.

— Пошли с нами гулять! — тут же выпалил Хёнтак, заражая своим энтузиазмом.

Юна вопросительно подняла брови. Она совсем не планировала никуда идти, но, наблюдая за беззаботными и светящимися от предвкушения лицами друзей, улыбка невольно появилась на её лице. Она чувствовала, что ей сейчас просто необходимо развеяться и отвлечься от своих мыслей. Девушка лишь накинула на себя теплую кофту, быстро обула кроссовки и поспешила за друзьями на улицу.

Вскоре они оказались на ближайшей баскетбольной площадке. Весь вечер Хёнтак увлеченно учил их играть в баскетбол, терпеливо объясняя правила игры и показывая, как правильно кидать мяч, чтобы попасть в кольцо. Джун Тэ, как всегда, был самым активным и старательным учеником, а Шиын сохранял свою фирменную невозмутимость, но при этом внимательно слушал и пытался повторить движения. Юна тоже старалась не отставать, но больше наслаждалась атмосферой беззаботного веселья и общения с друзьями.

Немного уставшие, но довольные, Шиын, Юна и Хёнтак сидели на скамейке, наблюдая за тем, как Джун Тэ все еще упорно забрасывает мяч в кольцо, словно стремясь стать профессиональным баскетболистом за одну ночь.

— Почему Баку не с нами? — вдруг спросила Юна, вспоминая их сегодняшний разговор и внезапно почувствовав укол беспокойства. Она надеялась, что с ним все в порядке и ее слова не возымели обратного эффекта.

— Он трубку не поднимает, — пожал плечами Хёнтак.

Юна тут же перевела взгляд на парня. Её охватила тревога, и она обеспокоенно забегала глазами, пытаясь скрыть свои чувства.

— Наверное, занят? — неуверенно предположил Хёнтак, пытаясь успокоить её. — Или просто спит.

Юна и правда понадеялась, что Баку просто занят или спит и не слышит звонков. Она изо всех сил старалась отогнать от себя плохие мысли и убедить себя, что с ним все хорошо. Но беспокойство не отпускало её, и она чувствовала, что ей нужно как можно скорее узнать, что с ним происходит.

Но внезапно, словно молния, в голове Юны промелькнула мысль об отце, о разговоре, который она так ждала. Она резко осознала, что совсем забыла о времени и о том, что отец, возможно, уже вернулся с работы. Откинув все мысли о Баку, она тут же вскочила с места, словно её подбросило пружиной.

— Ой, мне надо бежать! — воскликнула Юна, тут же очнувшись от приятной расслабленности и веселья.

— Всё хорошо? — обеспокоенно поинтересовался Шиын, внимательно наблюдая за её внезапно изменившимся настроением.

Юна быстро закивала головой, стараясь казаться беззаботной.

— Не поверишь, лучше некуда! — она натянула улыбку, глядя парню в глаза. — Наконец-то всё хорошо.

Юна кивнула парням на прощание, оглядела площадку и помахала Джун Тэ, все еще старательно забрасывающему мяч в кольцо, прежде чем поспешно уйти.

Впервые в жизни она так спешила домой. Сердце бешено колотилось в груди, а в животе поселилось тревожное предчувствие. Страх тоже присутствовал внутри неё, терзая душу сомнениями и опасениями. Но надежда, которую она обрела сегодня, надежда на лучшее будущее, на взаимопонимание с отцом, на возможность изменить свою жизнь, была куда сильнее других чувств. Эта надежда толкала её вперед, заставляя бежать быстрее и не оглядываться назад. Она верила, что сегодня сможет наконец-то поговорить с отцом по душам, рассказать ему о своих проблемах и вместе найти выход из сложившейся ситуации. И эта вера давала ей силы.

Отец и правда оказался дома, но совершенно не в том состоянии, в котором ожидала Юна. Она предвкушала долгожданный разговор, надеялась на понимание и поддержку, а наткнулась на пьяного, шатающегося человека, едва державшегось на ногах.

— Ты пил? — тихо спросила она, заметив его в коридоре, то, как он неуверенно переставлял ноги, пытаясь добраться до комнаты. В её голосе звучало разочарование и легкое беспокойство.

Вдруг мужчина рухнул на пол, словно подкошенный. Юна тяжело выдохнула, подавляя волну раздражения, и подошла к отцу, пытаясь помочь ему подняться. Она медленно перевернула его на спину, ощущая странную липкость на руках. И тут её взгляд резко переменился, в глазах вспыхнул ужас. Кровь? Откуда? Юна лихорадочно осмотрела отца и замерла, словно парализованная. С его рук мучительно сочилась кровь, а на животе виднелись темные, мокрые пятна, расползающиеся по рубашке. Раны. Он ранен.

— Что ты... что ты делаешь? — голос Юны задрожал, сорвался на хрип. Она медленно повернула голову в сторону ванной, откуда он выходил, и увидела зловещую дорожку крови, тянущуюся по полу.

Руки затряслись, ноги подкосились. Она хотела закричать, позвать на помощь, но не могла издать ни звука.

— Прости меня, если сможешь, — вдруг раздался хриплый, словно доносящийся из преисподней голос отца.

Юна замотала головой, отрицая происходящее. Её мир рушился на глазах.

— Нет, нет... Ты что творишь, а? Совсем из ума выжил? — Юна крепко держала тело отца, ощущая, как жизнь медленно покидает его.

Она нервно стала набирать номер скорой помощи, дрожащими пальцами нажимая на кнопки. Но кровавая рука отца вдруг схватила её за запястье, останавливая.

— Прошу тебя, не нужно, я должен так завершить свою жалкую жизнь, — голос был таким умоляющим, полным отчаяния и безысходности, что Юна почувствовала, как сердце разрывается на части.

Юна лишь отрицательно качала головой, слезы градом хлынули из глаз, заливая лицо. Она не могла поверить, что это происходит на самом деле.

— Зачем? — тихо спросила она, задыхаясь от рыданий. В её голосе звучала не только боль, но и непонимание, растерянность.

— Я никогда не был хорошим человеком, всегда был неблагодарным ребенком, неудавшимся бизнесменом, неудачным мужем, но самое главное — ужасным отцом, — голос мужчины был совсем слаб и хрип, но он продолжал, словно исповедуясь перед смертью. — Боже, прости меня, если сможешь. Когда ты родилась, я не ожидал, что на меня навалится столько проблем. Мой бизнес рушился, родители умерли, начались проблемы со здоровьем. Мне всё детство твердили, что все беды от меня, и я так боялся стать таким же родителем. И что в итоге? Скинул всё на тебя, сошел с ума и, как психопат, продолжаю твердить и винить во всем тебя. Я хотел любить тебя, хотел всё исправить, но слишком поздно это понял. Я выбрал карьеру, а не вас. Решил, что вы — самая главная моя ошибка, решил, что вы во всём виноваты. Что я несчастлив из-за вас. И даже потом, когда увидел тебя взрослой, когда ты была так сломлена из-за всех бед, я снова обвинил тебя. Хотя настоящим виновником всего кошмара был я. Но я не мог этого признать, и мне было легче обвинить в этом тебя, чем разобраться в проблеме и попробовать вновь стать хорошим, любящим отцом...

Слезы падали, скатываясь по щекам девушки, смешиваясь с кровью на её руках. Она крепко держала отца, не желая отпускать его в небытие. Её руки и одежда успели пропитаться кровью, но она не обращала на это внимания.

— Я не заслуживаю жить, я сломал тебе жизнь и никогда себя за это не прощу. Ты ни в чем не виновата, моя маленькая Юни. Во всем виноват я. Я тебя люблю, прости, если сможе...— отец резко замолчал, его тело обмякло, а дыхание прервалось.

— Нет, нет... — Юна судорожно стала трясти отца, умоляя его очнуться, вернуться. Она крепко прижимала его безжизненное тело к себе, разрываясь от боли и отчаяния.

Чтобы отпустить всё, ей нужно было услышать эти слова только от него. Не от кого другого. Что она ни в чем не виновата. Сколько бы она ни слышала этих слов от других, они не имели значения. Только признание отца могло освободить её от груза вины, который она несла на себе всю свою жизнь. Она молила, чтобы отец признал это, чтобы подарил ей шанс на новую жизнь. Но он ушел, оставив её одну с этой болью и пустотой.

Чувства Юны были переполнены: боль от потери, гнев на отца за его эгоизм и слабость, облегчение от услышанных слов прощения, но прежде всего - глубокая, пронзительная тоска. Тоска по отцу, которого у нее никогда не было, по любви, которую она никогда не получила, по семье, которой она так отчаянно хотела. И вместе с тем, зарождающаяся надежда - надежда на то, что теперь, освободившись от груза прошлого, она сможет построить свою собственную, счастливую жизнь, свободную от боли и страданий. Но прямо сейчас, в этой окровавленной комнате, посреди ужаса и отчаяния, она чувствовала только одно - невыносимую пустоту.

Она не простила отца. И не простит его никогда. Эти слова, словно заклинание, эхом отдавались в её голове, заглушая все остальные мысли. Не простит за годы пренебрежения, за холодность, за то, что заставил чувствовать себя виноватой в его несчастьях. Не простит за сломанную жизнь, за украденное детство, за отсутствие любви. И уж точно не простит за этот последний, эгоистичный поступок – за то, что оставил её одну с этим кошмаром, с этим грузом вины и невысказанных обид.

Но как же чертовски больно. Боль пронзала её насквозь, разрывала на части, выжигала душу. Она хотела кричать, выть от отчаяния, но не могла издать ни звука. Горло сдавило спазмом, а глаза застилали слезы.

Она никогда не поймет его. Никогда не сможет оправдать его жестокость, его равнодушие, его неспособность любить. Никогда не сможет полюбить человека, который так отчаянно пытался её отвергнуть. Она хотела, чтобы он был другим, чтобы он был тем отцом, о котором она мечтала, но он всегда был лишь тенью, призраком, холодным и отстраненным.

Но, смотря на его бездвижное тело, лежащее в луже крови, девушка молила, чтобы он очнулся. Молила отчаянно, безумно, всем сердцем. Молила, чтобы он вернулся, чтобы сказал, что это всего лишь кошмар, чтобы обнял её и сказал, что любит. Знала, что это невозможно, но не могла остановить себя.

Почему всё так? Почему ей достался такой отец? Почему её жизнь оказалась такой несправедливой? Она не заслужила отцовской любви, она не заслужила того, чтобы её винили во всех его бедах. И даже сейчас, когда он, казалось бы, осознал свою ошибку, когда произнес эти слова прощения, он ушел, как трус, оставив её одну расхлебывать последствия его действий.

Она чувствовала себя преданной, брошенной, опустошенной. Она ненавидела его за это, ненавидела всем своим существом. Но, глядя на его безжизненное лицо, она понимала, что эта ненависть не приносит ей облегчения. Она лишь добавляет боли, разрывая её сердце на еще более мелкие кусочки. Она осталась одна, с грузом прошлого, с обидами и невысказанными словами. И теперь ей предстояло как-то жить дальше, как-то справиться с этой болью, как-то найти в себе силы, чтобы двигаться вперед.

Цена свободы оказалась слишком жестокой

«Иногда признание вины становится последним актом эгоизма.»