Глава 18
«Я пытался... безысходность подтолкнула меня к этому шагу, заставив рискнуть всем... но для них я никто. Моё слово или моё молчание, само моё существование для них – ничто. Я никто. Но вы! Вы, сэр Стоун! Вы носите фамилию Четвёртого дома, к вашим словам они должны прислушаться! Кто, если не вы?! Если не вы... у нас просто не будет иного шанса остановить это»
Слова Лонгли стучали в висках тупой болью. Всё не так, как казалось изначально. Увы, совсем не так... Серый человечек из отдела органической химии вчера молил его о помощи, о защите, в надежде на власть и могущество дома Стоун. Просил донести до Верховных свои опасения касаемо возможности скорого и успешного Исхода: пусть золото говорит с золотом, раз гласу серебра элитарии не внемлют. И, вероятно, в этом было рациональное зерно... Но, вступая в двойной заговор, Герхард должен будет принести гораздо большую жертву, чем рассчитывал. Не только малышка Лана окажется разменной монетой в игре – угроза нависнет над ним самим, над его семьёй и подчинёнными, и остаться к финалу чистеньким Стоуну вряд ли удастся.
Квентин Лонгли, если верить его словам, был одним из тех, кто стоял у самых истоков проекта «Зеро 0.1». Тогда, в две тысячи пятьдесят первом, тридцать три года назад... и с тех пор он проделал большую работу, чтобы приблизить мечту профессора Линдберга к реальности. Исход близок. Действительно близок. После множества проб и ошибок наращена наконец достаточная материально-технологическая база для финального рывка. Всё спрогнозировано, всё предусмотрено – но целостную картину происходящего осмыслить способны только избранные, имеющие доступ в узкий круг посвящения. Только самые доверенные лица... к которым, впрочем, Лонгли причисляет себя с некоторым сомнением. Прочие же «узкие специалисты» не видят дальше своих непосредственных обязанностей, собственной предметной области, отчего у них и может возникнуть ложная уверенность в неизбежном провале Исхода.
Понимая, что их принудили заниматься совсем не благим делом, сотрудники всегда могут заткнуть этим рот своей совести: ничего не выйдет, независимо от их лояльности или протеста проект будет провален... А оказанное руководством давление заставит их молча продолжать работу. В чём уж точно Лонгли прав, так это в том, что «человек-никто» абсолютно беспомощен перед власть имущими. Патрон для подчинённого – господин. Распоряжаясь маленькими «никто» по своему усмотрению, мимоходом руша судьбы и целые цивилизации, господин остаётся в своём праве.
В годы, предшествующие Последней войне, беспомощный плебс точно также шёл за своими элитариями прямо в погибель. Эпохи сменяют одна другую, но ничего в этом мире не меняется.
Но какая ирония... Лонгли – тот, кто долгие годы точил нож, занесённый над последним оплотом разумной человечности, теперь отчаянно пытается остановить руку палача. А так как сам он бессилен хоть в чём-то повлиять на ситуацию, ничтожный «никто» молит о помощи человека, имеющего пусть очень косвенное, но всё же отношение к правящей элите. Зельда Стоун – министр экологии и глава Четвёртого дома приходится Герхарду родной матерью. Как её наследник, однажды он должен будет занять место родительницы в Совете Девяти, после её смерти или когда та покинет пост добровольно. Но пусть матушка живёт и здравствует как можно дольше! Герхард не имел к административной работе никакой склонности. Он управляет отделом, в котором чуть меньше сорока человек, но это – коллектив, сплочённый единой идеей. В правительстве же, как он знал, каждый за себя. И нужно быть в должной мере авантюристом, в должной мере бессердечным циником, чтобы там просто выжить.
Зельда Стоун была таковой. Герхард – нет. В природе всё просто и логично: потомки наследуют свойства предков... но люди в этом разительно отличаются от любых иных форм жизни. И представителям двух разных поколений порой до невыполнимого трудно найти что-то общее для полноценного вербального контакта. Герхард, несомненно, уважал мать. Любил ли? Звучит нелепо, но он почти её не знал. В этом городе все так заняты своими делами, что на общение с отпрысками совсем не остаётся времени. Потомка дома Стоун воспитали учителя и менторы, а с родителями он встречался только на светских приёмах. Побеседовать с леди Зельдой об Исходе?.. Да, придётся. Но что именно он будет говорить, Герхард пока не знал.
Ещё важный момент. Со слов Лонгли, как минимум трое в Совете Девяти уже знают о проблеме и бездействуют. Канцлер – молодой, нерешительный, даже робкий: от него каких-то конкретных телодвижений Герхард и не ожидал. Восьмой – этот активизируется, только если развязать ему руки приказом. И... Боэно. Вот что самое парадоксальное: ведь в прямые обязанности Министерства морали как раз и входит пресечение заговоров! Если даже Боэно затаился, это что-то да значит. Он определённо не из тех людей, кто по простодушию пропускают тревожные звоночки.
Или...
Возможно ли, что бездействие Верховных – лишь видимость?.. Как всё сложно! Нет, Герхард не был создан для интриг. Он плавает в этих заговорах, не видя дна – а это крайне неприятное ощущение.
Боэно в городе мало кто любит. И тех, кто по праву носит сию благородную фамилию, и тех, кто зовётся другими именами, но также владеет знаками отличия служащих Министерства морали. Ревизоры сущего!.. Их много, но все они подчинены единой воле. Все они в равной степени Боэно. И хотя этнические предрассудки теперь порицаемы и преступны, и подбирать сотрудников по национальному признаку запрещено – случайно ли, что все приспешники Второго дома являются испанцами? Это не афишируется, но любой хоть сколько-то внимательный наблюдатель заметит: привилегию вступить в многочисленный клан Боэно даёт только право крови.
Этнические предрассудки!.. Просто смешно, что именно Боэно так красноречиво осуждают их в каждой своей проповеди, снова и снова промывая и без того кристально пустые мозги плебса. В этом городе, где половина населения уже и не скажет точно, к какому народу принадлежали их предки, понятие национальности почти стёрто, вслух о подобном за пределами семьи не говорят. Этническое самоопределение стало слишком размытой материей, оно не даёт никаких прав и свобод сверх положенных. По крайней мере, официально. Сам Герхард, будучи немцем по матери и англичанином по отцу, никогда не выбирал себе в подчинённые соискателей непременно «правильной», «своей» национальности. Впрочем... случайно ли, что именно немец Ганс Вирт удостоился права стать его правой рукой? Не этнические ли предрассудки стали причиной оказанного ему доверия?
«Нет, не думаю. Вирт – надёжный человек, и он всецело мне предан. Вот что важно»
К тому же, Вирты – младшая ветвь Девятого Верховного дома. А это будет поважнее их национальной принадлежности. Будучи аристократом, пусть и не с самой безупречной родословной, Ганс получил подобающее воспитание. Он вырос в той же среде, что и Герхард. Он вхож в высший свет, что позволяет Стоуну проводить с ним время и вне работы. Не слишком часто... не стоит баловать подчинённого. Но, даже несмотря на значительную разницу в возрасте, Герхард считал Вирта кем-то вроде друга. Чего, конечно же, не удостоился бы ни один сотрудник низкого происхождения.
Однако же забавно, что Вирт увлёкся простолюдинкой Альбой. Юность так неразборчива... молодые нынче совсем не принимают во внимание статусы и фамилии.
Э-э-э, стоп.
Фамилия. Альба – это же испанская фамилия?.. Зуд тревоги, беспокоивший Герхарда со вчерашнего дня, активизировался с утроенной силой. Альба появилась в отделе на удивление вовремя: незадолго до того, как Линдберг посвятил биолога в свой заговор. Её отец – ментор. Менторы осуществляют так называемую ревизию нравственности среди молодёжи, и подчинены непосредственно Министерству Морали. И с первого же дня пребывания в отделе, Альба проявляет довольно-таки подозрительное любопытство ко всему, что здесь происходит. Задаёт вопросы. Суёт нос в помещения, где ей быть не положено. Задерживается на рабочем месте по вечерам. И явно не по средствам питается.
Может ли статься, что кто-то доплачивает ей за наблюдение? Может ли... мисс Энжи тоже Боэно? Внештатный осведомитель Министерства морали? Ах, ну она же с самого начала вызывала подспудные подозрения! Хм-м... если так, то Лонгли зря опасается, что его донос не достиг нужных ушей.
И, в таком случае, Герхард Стоун уже давно находится под подозрением как возможный заговорщик.