Антиморалисты

К великому и огромному сожалению, университет нахуй нельзя.

Это выясняется часов в девять утра, когда староста разрывает телефон звонками, пытаясь поинтересоваться, какого чёрта Мина, а вместе с ним и Пака нет на парах. На важных парах, на которых отметить для галочки не получится, а препод съест с потрохами и всем содержимым кишечника за то, что пропустил его «очень важный» предмет.

Юнги эти звонки не нравятся. Он сбрасывает раза три, думая, что это надоедливый будильник, который откладывается, а не выключается. Но потом видит высвечивающееся имя старосты группы и просто скидывает звонок, выбрасывая телефон куда-то в изножье кровати.

Чтобы через пару минут открыть глаза и посмотреть на злого невыспавшегося Чимина, протягивающего ему телефон.

  — Скажи ты ей пойти нахуй, мне ещё у неё списать лекции нужно, — выдаёт Пак, нажимая на кнопку вызова. Юнги ответить не успевает — в комнату забегает такая же злая Т/И, хватает телефон и просит перезвонить позже, абоненты вне зоны действия запросов с университета.

И кидает телефон куда-то в одеяла, тут же валясь сбоку от Юнги, пытаясь отнять одеяло у него, одновременно хватая одеяло, в которое кутается Чимин.

  — Спать, спать, спать, — девушка возится на постели, сдвигает своими телодвижениями Мина к другому краю кровати, освобождает место Чимину, который тут же падает на постель тоже, расправляя одеяло. Девушка продолжает возиться, взбивает подушки, то поворачивается на один бок, то на другой, закидывает ногу почти на живот Мину, под щёку подкладывая руку Пака, прежде чем успокоиться, раскинуть руки на обоих парней и засопеть.

Юнги неудобно немного, он елозит сам, подстраиваясь, чтобы лечь получше, только пытается шевелиться как можно меньше, потому что Т/И похожа на кошку, которую потревожить — уйдет. С одной стороны — идея очень заманчивая. Пусть тогда и Чимина прихватит, чтобы Юнги снова был владельцем своей двуспальной кровати, где втроём не очень удобно. Но рядом с подругой тепло, уютно и вообще хорошо. И нога не давит, придаёт какой-то нужный вес, отчего глаза у Мина закрываются снова.

Телефон звонит снова.

Все трое распахивают глаза.

  — Это не мой, — бормочет Юнги, вытаскивая одну ногу из-под одеяла.

— И не мой, — Чимин сонно причмокивает, пытаясь сгрести Т/И в объятия, как плюшевого медведя.

  — Мой, — девушка раздражённо вздыхает, вылезая из-под одеяла и, неловко пройдясь по кровати, шлёпает по полу в комнату к своему телефону, на ходу почесав ляжку, — какой телефон у вашей старосты?

  — Да хуй его ебёт! — Юнги надеется заснуть снова. Он после похорон думал уснуть в машине, просто сев за руль и закрыв глаза. Он это почти сделал, только Т/И пнула сиденье, требуя горячий душ и кровать, которые также нужны Мину, который потом начнёт ныть, что всё тело в неудобной позе затекло. Пришлось бороться со сном и ехать домой. Их всех хватило только на то, чтобы скинуть одежду и завалиться кто где. Это было уже под утро, эмоции, время, работа — всё вымотало их до такой степени, что было уже безразлично на то, что станет утром. В мыслях был только сон.

И раннее пробуждение (ничего, что уже девять утра) в планы не водило.

— Она сказала, что нам пиздец как срочно, сраку рвать, но на парах быть надо, — Т/И чуть убрала телефон от уха, появляясь в дверях спальни Юнги, — Что? Не так сказала? Смысл тот же, я вернее передала суть.

  — Скажи, что мы заболели.

  — Она сказала, что пошёл ты нахер, Мин Юнги, — подруга пародирует голос старосты, тут же отвечая ей, — Уважение к человеку, у которого вчера были похороны отца, — Т/И кусает заусенец, — Мы с Чимином? А мы группа поддержки. Кто-то должен нашему малышу подтирать сопли и слёзы. Он такой чувствительный.

И показывает язык парню, закатывающему глаза. Только Чимин, забравшись под подушку головой, игнорирует всё происходящее. Может поэтому Т/И подходит ближе, улыбаясь гаденько толи тому, что сделает буквально через пару секунд, толи тому, что староста теряет терпение и почему-то слишком правильная, чтобы не сбросить трубку.

Задницей девушка приземляется прямо на подушку. Аккуратно так, чтобы не раздавить.

Разговор приходится завершить Мину, потому что два придурка сцепляются в потасовке.

  — Не ссыкуй, скажи что мы долбаны.

  — Из-за вас страдает рейтинг группы!

  — У меня траур, Чимин отравился, Т/И… Откуда у тебя вообще её номер?

  — Сказали, новая студентка, определили к нам. А номер был в деканате.

Юнги, кажется, пропустил очень многое за прошедшие дни.

  — Она ещё не разобрала вещи, — завершает список причин, почему они отсутствуют Мин, чтобы сбросить и отправить третий телефон куда-то в район ног.

Чимин рядом пытается укусить лягающуюся Т/И за бедро.

  — Давайте без ваших каннибалистических наклонностей, вы мне постель мнёте.

  — Я просто голоден, — Чимин приподнимает футболку девушки, тут же кусая её за бок, почти получая по носу ладошкой, когда Т/И взвизгивает. Юнги надеется, что его в качестве еды рассматривать не будут. Он ещё хочет поспать хотя бы пять минут. Без взвизгиваний над ухом и копошения, которое создать эти двое, которых хочется двумя ногами спихнуть с кровати. Пусть хернёй страдают на полу. Может, ещё потрахаются.

Юнги на это мысли гаденько хихикает. Тогда исполнится его мечта о том, что Чимин перестанет страдать из-за своей неразделённой любви. Всё было бы классно, будь этой любовью кто угодно.

Но почему-то ей была Т/И. Долгие-долгие годы.

***

Чимин, наверное, немного пришибленный, потому что заметить девчонку после того, как она врежет тебе с ноги — какая-то извращённая форма способа влюбиться. Он ведь тогда этого даже не осознал. Ну, подумаешь, Т/И тогда показалась чем-то невероятным. И после удара перед глазами звездочки мигали, а в груди было слишком тяжко, как и внизу, потому что удар был намечен прямо между ног, но парень успел увернуться. У них тогда как раз вражда была, Чимин — друг Юнги, врага, пытающегося подкатить к подруге Т/И, так что автоматически был добавлен в список тех, кого бить можно.

Этика и правила, что бить нельзя никого здесь не работают, уйдите, люди держащие кодекс морали в руках, ребята этому не подчиняются.

Парень не мог сказать, что его зацепило тогда. Может яростный огонь в глазах, может то, как было серьёзно лицо девчонки, может сила удара. Ну, или ему просто тогда повредило мозг.

И всё держалось спокойно. Они стали друзьями (спасибо лже-дружба), они стали семьёй.

Чимин не вспомнит, когда вдруг понял, что чувство внутри — совсем не как к другу. Не как к самому близкому человеку, с которым можно грызть другим глотки. Словно любовь пробиралась медленно. Захватывала тихо каждую клетку тела, каждый нерв и кусочек души. Впрыскивала свою кровь, свой яд, пока не заполнила полностью собой всё внутри парня, теряющегося, непонимающего, что с ним происходит. Это казалось болезнью, каким-то помешательством.

Т/И, к тому времени уже не девчонка, а девушка, названная сестра Юнги, самый лучший друг Чимина вдруг перестала быть в его глазах такой. Стала чем-то новым. Чимин всегда мог пойти убивать ради друзей, но ради Т/И хотелось сильнее. Он всегда мог ударить обидчика девушки и устроить с Юнги этим придуркам разговор по душам, но теперь его брала такая колотящая злость, что ему самому становилось страшно. Он чувствовал себя зверем, рычащим на всех, кто посмотрит косо на того, кого он любит. Становился самым ласковым щенком рядом с девушкой.

Чимину нужно было больше контакта. Больше объятий, прикосновений, взглядов и смеха, не самого красивого, но искреннего. Ему нужно было видеть, ощущать, вдыхать, держать.

Ему хотелось иметь. Не только чувства, но и возможность знать, что он в ответ также любим.

Любим. Не также. Любим как брат, любим как лучший друг.

«Ты моя семья», — сказала Т/И в их выпускной в школе. Чимин тогда хотел напиться и признаться. Прям как в фильме, который когда-то видел. Он напьётся и выпалит о своих чувствах. А она, по хорошему сценарию, расплачется и скажет, что тоже его любит. Или они одновременно признаются друг другу во всём, потом поцелуи, фейерверки и всё классно, на фоне плачет Юнги в обнимку с бутылкой шампанского.

В реальной жизни он просто напился и просидел в обнимку с Т/И и Юнги посреди парка с парой бутылок шампанского, спрятаны в свернутых пиджаках.

В реальной жизни Чимин сходил с ума все месяцы, когда девушки не было. Он тряс Тэхёна, чтобы тот нашёл её, он был готов сам сорваться и почти сделал это, вместе с Юнги. Только везде пусто, после последней отметки платежа картой Т/И словно испарилась, появилась потом.

В реальной жизни Чимин прижимает к себе девушку, пытаясь укусить за плечо, пока она хохочет и пинает пяткой, прося отпустить, потому что она хочет кофе и приготовит им завтрак, чтобы Пак перестал пытаться ей завтракать. Только парень не хочет этого. Ему кажется, что если он её отпустит, то умрёт в постели. Он только разожмёт руки — его сердце перестанет биться. Снова отпустил, столько раз отпускать нельзя, сердце не железное. Он, Чимин, дурак. Пытался в других влюбиться, он напивался в клубе и шёл с другими в комнаты, только не то. Он останавливался у дверей и заявлял, что передумал, что не будет. Всё не то, не то, его воротит и тошнит после таких попыток, он рвёт на себе волосы от стыда и собственной гадости, от предательства.

Он пытается оправдаться тем, что у Т/И были парни. Они с Юнги столько раз помогали собираться на свидания, забирали с них или следили, чтобы ухажёр не оказался мудилой.

Только хуёвое оправдание. Когда любят — так не делают.

И Чимин в своей душе — самый гадкий человек. Он себя ненавидит.

Только Т/И сейчас удобно устраивается щекой на его руке, когда Юнги обещает нахрен их выселить, потом что задолбали, он ещё поспать хочет.
Девушка хитро улыбается, так привычно, что у Чимина всё внутри ёкает, а внутренности превращаются в мыльные пузыри. Того и смотри — все полопаются. Т/И в его руках, он так её от всех защитит, не пустит на задания, никуда не пустит. И даже Юнги пнуть не даст, сам его спихнёт с кровати, чтобы не смотрел своим жалеющим взглядом. Сочувствующим. Знает, что Чимин себе сейчас строит замки, которые потом рухнут.

Парень только обнимает подругу крепче, дышит ароматом шампуня, явно его, стащенного с полки в ванной комнате. Т/И пахнет его шампунем, его гелем для душа. В его футболке, пусть штаны для сна стащила у Юнги.
Она вся такая его, только это ложь.

Но Чимин её с радость отведает. Он готов всегда себя таким кормить, если это даёт хоть какой-то стимул жить. Стимул просыпаться по утрам. Стимул вообще быть.

  — Нужно вставать, — девушка с кряхтением выбирается из рук парня, заставляя того разочарованно разжать их, отпуская, — Будешь яичницу?

  — Я хочу пиццу, сделай заказ, — вместо Чимина подаёт голос Юнги, кряхтящий также смешно, когда в своём коконе из одеяла поворачивается на спину, всё так же с закрытыми глазами. — Давайте есть пиццу, мне нравится такой завтрак.

  — Может, ещё и за виски сбегать? — Пак фыркает, Т/И рядом хихикает, ероша волосы, — начнём день правильно и с наслаждением.

  — Тоже идея кайф, добавьте мне виски в кофе.

  — Отвратительно, — Т/И морщится, — я не буду портить чудесный напиток такими извращениями. Мы будем есть яичницу, пить кофе и жрать круассаны из пекарни рядом, глядя в окно. Так что Чимин идёт за круассанами.

И, подмигнув ошалевшему от таких новостей парню, плетётся из спальни.

  — А доставка круассанов делается? — Чимин смотрит на друга, который
тянется за телефоном.

  — А мы сейчас узнаем. О, сообщение от Чарльза… Прочитаю после завтрака, сейчас будем изображать из себя нормальных людей, прогуливающих пары. Какие круассаны заказать?