Тлеющие звёзды

*****

В паре кварталов от космической гавани Гераса, в глубине тенистого двора, орала десятками глоток песни и пахла потом и жареным мясом кантина Варнов. Особая, пикантная жизнь питейного заведения встречала посетителей задолго до порога, за которым какофония из звуков и запахов многократно усиливалась, уводя неподготовленного человека в глубокий нокаут.

Первый удар приходился по носу. Смрад заставлял заглянувшего в кантину «девственника» пошатнуться. От удивления и неимоверной духоты тот жадно начинал хватать ртом воздух, в шоке не осознавая, что делает себе только хуже. На стенки гортани, носовых пазух или иных дыхательных путей представителей других миров налипали молекулы жира, сильнее затрудняя дыхание.

Второй удар прилетал со стороны паров алкоголя, перемешавшихся с потом и дешевым, выбивающим слезу дезодорантом, коим пользовались проститутки всех полов и рас.

И окончательно сшибала с ног, выключая «свет» у смельчака, рискнувшего по незнанию сунуть нос к Варнам, своеобразная музыка Халута и скабрезные, вульгарные песенки про бравых, но гулящих космических моряков в исполнении охрипшей, постоянно облизывающей губы и скорее читающей, нежели поющей певицы. В какой-то момент слова припева подхватывала развесёлая публика, на время забывая о криках. Останавливались драки, зависали в воздухе недосказанные тосты.

Глядя на окружавшую заведение ауру, которой можно было, наверняка, коснуться рукой, и полусферой накрывшее кантину амбре, а также на углы, источавшие мерзкий, неприятно щекочущий нос запах урины, не верилось, что некогда это был тихий семейный ресторан с домашней кухней и кружевными салфетками на столах.

Дед нынешнего хозяина кантины, Лурн Варн, был фермером средней руки. За одним лишь исключением - изготовленные из оставшихся после продажи основной части урожая крупным корпорациям продуктов консервы, полуфабрикаты и колбасы пользовались на рынках в близлежащих городах хорошим спросом. Имя Варнов на упаковках было тождественно знаку высокого качества. Пустой же кузов планетолёта после ярмарки и трескающиеся по швам набитые деньгами карманы не только удовлетворяли Лурна, но и позволили ему сколотить небольшое состояние, без ущерба делу.

Но однажды, незадолго до начала подготовки к новому сезону, на ферму явились представители потребительского надзора с жалобой на некачественную консервацию от пострадавшего покупателя. Вслед за ними пришли люди из санитарной службы, вскрыв упаковки подготовленного к продаже товара. Виброножи не пощадили даже личные запасы Варнов. Спецы в костюмах химзащиты с большой помпой, словно накрыли подпольную точку по производству ядерного оружия, взяли пробы и удалились, не сказав и слова. Позже всех в гости нагрянули офицеры финансовой полиции из отдела по борьбе с махинациями с земельными участками. Жадные до денег чиновники, подчинявшиеся барону Хорти Старшему, не могли, как заявил один из офицеров, не отреагировать на сигналы со стороны бдительных и весьма благонадёжных граждан. Лурн прекрасно знал, что речь шла о его молодых и нахальных конкурентах, пустивших излишки денег не на улучшение производства, а на интриги. Однако ничего не мог противопоставить зачастившим на ферму инспекторам, офицерам и следователям, которым было глубоко безразлично на то, что Варны чисты.

Старику и его совершеннолетнему сыну Йенсу пришлось несладко. На скот, поля и полностью автоматизированные парники был наложен арест. Им запретили приближаться к хозяйственным постройкам ближе, чем на двадцать шагов – большее расстояние затруднило бы проход в дом, где жили Варны. Технику и вспомогательных роботов конфисковали якобы в счёт уплаты штрафа.

Любой другой человек, столкнувшись со столь ужасной несправедливостью, опустил бы руки, спился или растворился бы в наркотических иллюзиях, пока передозировка не поставила бы жирную точку в конце строки его жизни. Но только не Лурн Варн, полный сил и энергии. Он также унаследовал от отца гордость, прозорливость и стойкость, позволившие преодолеть трудности. Не малую роль сыграли и имевшиеся накопления.

С высоко поднятой головой, отринув всякую обиду на конкурентов, старик продал им ферму вместе со скотом и контрактами поставок прежним клиентам. Чудесным образом с имущества Варнов был снят арест, лишь стало известно о желании Лурна избавиться от резко превратившегося в обузу дела. Тот понимал, что ему не дадут прохода, сильнее затягивая бюрократическую удавку на шее.

Лурну предлагали замять ситуацию, не доводя её до продажи фермы. Сам барон приезжал и красноречиво божился помочь Варнам перед глазками камер, мухами вившимся вокруг одетого в парадный, расшитый золотом мундир тела. Однако запрашиваемая сумма превышала разумные пределы. Заплати эти деньги Лурн чиновникам, ему всё равно пришлось бы расстаться с фермой, чтобы как-то свести концы с концами.

Взяв документы и вещей по минимуму, Лурн с женой и сыном сели в старенький подёрнутый местами ржавчиной полугрузовой планетолёт и отправились в Герас с мыслью покинуть Халут, навсегда перебраться на тихий планетоид, подальше от интересов корпораций, понятий сверхприбылей, где нет потерявших тормоза чиновников. Впервые очутившись за пределами родных мест с бескрайними полями среди лесов из ветряков и с островами хозяйственных построек, синеющих на горизонте, Варны были ошеломлены узостью пространств столицы восточного полушария, раздавлены высотой небоскрёбов и пережёваны кипящей в метрополии жизнью. Сверкание ярких огней раздражало глаза. Десятки тысяч существ с иных планет пугали провинциальных Варнов до мозга костей. Порой вызывали у них омерзение или слепую агрессию, не подкреплённую ничем, кроме ксенофобии. Городской гул после тишины полей давил на уши, а персонализированная реклама, когда снятые в роликах модели обращались именно к Варнам, вызывали чувство паранойи и первобытного страха. В их местности подобных «чудес», завезённых с главных планет Союза, не встречалось.

Чистое от транспорта небо над фермой сменили четко выверенные линии потоков из разномастных планетолётов: от двухместных с открытым верхом до массивных грузовиков. Последние порой замедляли ход, выстреливали предупреждающие маячки и начинали разгрузку-погрузку. Автономные сектора кузовов отсоединялись и с подобным воющему в трубе ветру гулом разлетались по близлежащему кварталу, а их места занимали другие.

Йенс, открыв рот, наблюдал из окна старого планетолёта за невероятной техникой. Ожившими проекциями, что он видел в сети, лишь потрёпанными временем и долгой эксплуатацией. Без характерного для объёмных иллюстраций к статьям лоска буквально секунду назад сошедших с конвейера машин. А в вышине, над транспортными потоками, в направлении порта медленно плыли космические корабли.

С сухим хлопком ударилась о пол салона отпавшая челюсть остолбеневшего Йенса. Младший Варн не осознано прижался к стеклу сильнее, дабы разглядеть бороздящих каверну исполинов. Их борта, казалось ему, сверкали и искрились подобно фантастическим рыбам из сказок, что холодными вечерами в межсезонье рассказывала мать. Большие, откидывающие на город густую тень лайнеры и фрахтеры крутили закрылками, словно это плавники, меняя направление.

Эмблемы Эстола, Джи-Прайма, Неферто или провинциальной Асаптины, размещенные на корпусах судов в носовой части, поведали Йенсу, что мир не ограничивается одним лишь Халутом. Есть ещё десятки, сотни, а может и тысячи планет, уникальных каждая по-своему. И юноша заболел космосом. Ему стало невтерпёж – ожидание момента, когда шикарный лайнер помчится мимо звёзд, щедро раскиданных по бескрайней мгле, сжигало изнутри. Общение с родителями свелось к единственному вопросу: скоро? А мысли о том, что однажды корабль сядет на приглянувшуюся старшим Варнам планету, и путешествие, открывшее лишь нанодолю тайн Вселенной, оборвётся, Йенс гнал прочь. Старался их игнорировать.

Но Лурн с женой откладывали вылет. На день, на два, неделю. Им впервые не хватало духу сделать смелый шаг вперёд, в неизведанное. Родители Йенса каждый раз придумывали, оправдывая собственную слабость, различные отговорки. То отлёту препятствовало самочувствие Элмы, то якобы банк медлил с переводом денег за билеты. При этом старший Варн сутками пропадал в сети, изучая списки пригодных для жизни планет. Он запоминал свойства климата, полезные ископаемые и экономический потенциал их добычи, чтобы в будущем не пересечься с интересами корпораций. Выяснял, вреден ли свет местных звёзд для выходцев с Халута, и водятся ли свирепые хищники, чьё присутствие способно серьёзно осложнить жизнь.

Скоро каждодневные прогулки от гостиницы до порта и обратно сопровождали рассказы Лурна о далёких мирах. Он делился полученными знаниями, восхищался удивительными находками. Для него стал открытием природный механизм, удерживающий вокруг Халута атмосферу. Поразили пульсары, имитирующие сигналы разумных цивилизаций. Лурн захлёбывался от восторга, постепенно осознавая, сколько в космосе существует видов флоры и фауны.

- Кажущаяся абсолютной на первый взгляд пустота на самом деле полна жизни, - говорил он сыну. - Не раз метеориты стирали с лица той или иной планеты всё живое. А через сотни тысяч лет, там вновь зеленели леса и пели птицы.

Старший из Варнов не подозревал, что своей болтовнёй лишь подкидывал дров в пламя нездорового увлечения Йенса космосом. Лурн видел, с какой тоской сын провожает исчезавшие в небе лайнеры и грузовики. И он начал добавлять в истории об их возможном будущем доме красок, чтобы приободрить отпрыска. Однако старик всё больше отталкивал Йенса, распаляя в нём желание скорее записаться в экипаж любого покидающего Халут судна. Несказанным везением было бы для Йенса очутиться на борту корабля, отправлявшегося в неизученные дали.

В одну из таких прогулок, проголодавшись, семейство Варнов зашло в кантину. Лурн, обильно жестикулируя, вещал о том, какой прекрасной будет жизнь на недавно открытой Тоссинне. Его жена жадно ловила каждое слово, а Йенс отрешенно кивал головой, предаваясь собственным мечтам. Они не заметили грязи и обветшалой обстановки заведения и поняли, что с этим местом что-то не так, только когда прикоснулись к выбранным блюдам.

Мясо шестиногого ирбиса с глазированными овощами и зерновыми оказалось отвратным. Его невозможно было прожевать, а гарнир подгорел и на вкус отдавал чем-то средним между углём и чьей-то рвотой. О сравнении с домашней пищей не могло быть и речи. Огромная пропасть разделяла местные блюда и то, что готовила Элма из выращенных овощей и разделанного Лурном мяса, пока они жили на ферме. Вспомнив о доме и деле, переходившем от отца к сыну не одно поколение, старший Варн принял решение, повлиявшее на его жизнь, на жизнь Йенса, а позднее и внука.

На сбережения и деньги от продажи фермы он приобрёл кантину и открыл в ней ресторан с отличной кухней. Его двери были всегда распахнуты для путешественников и семей.

Йенс посчитал себя преданным. Он возненавидел родителей, многолюдный Герас, свет Тау Халлы. Он плевал на новое дело отца. Его нога не ступала в предварявшее заведение уютное патио, не затянутое тогда вьющимися растениями. О появлении в ресторане речи вообще не шло. В Йенсе раскрылась ещё одна черта Варнов – упрямство вопреки чему-либо, что не по душе. И переломить его не смогли даже увещевания любимой матери. Вместо этого он околачивал пороги ангаров космопорта, рыскал по сети в поисках вакансий, пропадал в кантинах, где отдыхали пилоты. Йенс слушал их разговоры, ожидая, что где-нибудь мелькнёт полезная информация, но тщетно. Дальше собеседований дело не заходило, потому что у Йенса отсутствовало образование и опыт, который иногда с лихвой компенсировал отсутствие корочки.

Год был убит впустую, а упрямство ослепляло. Оно не позволило Йенсу заметить бесполезность его потуг и тупиковость выбранного пути. Неизвестно чем бы эта эпопея закончилась, если бы младший Варн не встретил Малу. Жизнерадостную брюнетку, уроженку Гераса и дочь капитана исследовательского судна. Вроде бы вот он – шанс, но карие с лиловым отливом улыбающиеся глаза Малы затмили собой сверкающие борта лайнеров, когда-то покоривших сердце молодого человека, и Йенс остался на Халуте.

Набравшись смелости, он с покаянием пришёл к родителям, а получив прощение, познакомил их со своей будущей женой. Вскоре Йенс отлично развивал семейный бизнес. Обзавёлся пузом, отираясь постоянно на кухне, и сыном – Тарисом. Он чувствовал, что поймал удачу за хвост. Сжимая пальцы в кулак, Йенс готов был спорить с любым, кто не поверит его словам, что он ощущает её трепыхания в бессмысленных попытках вырваться, и мог смело ставить на кон ресторан, так как знал, победа в пари останется за ним.

На волне воодушевления и тяги созидать Йенс задумался о расширении бизнеса. Старика Лурна мысль о втором ресторане привела в восторг. Старший Варн засиял. У него открылось второе дыхание от радости, что и в этом деле преуспел. О последнем годе, проведённом на ферме, Лурн благополучно забыл, выкинул из головы малейшие напоминания о провале. Только радость длилась недолго. Видимо кулак Йенса оказался не столь крепок, чтобы долго удерживать удачу возле себя. Либо старику стоило помнить жизненные уроки, а не гордиться, возможно, надуманной способностью из говна делать конфетки. Ни отец, ни сын не обратили внимания на сообщения о грядущей реконструкции порта. Точнее не стали вчитываться, пробежав глазами лишь по первым строчкам. А в конце сообщения говорилось о том, что в Герасе появится новейший, сверхсовременный пассажирский терминал. «Пришёл конец тем временам, когда гости и жители Халута, вернувшиеся с других планет Союза домой, были подобны грузу, выходили с ним из одних дверей. Мы достойны лучшего», приводились слова мэра.

Оставшись в неведении, Варны сняли в аренду помещение в дальнем углу престижнейшей улицы Гераса, не жаловавшейся на отсутствие ресторанов, а наоборот утопавшей в богатых ароматах всевозможных яств, предлагаемых в меню десятков заведений. Йенсу и Лурну, скрипя зубами, пришлось выложить немалые деньги, чтобы соответствовать уровню популярного среди богатеев места и потеснить конкурентов. Когда начались ремонтные работы и были закуплены материалы, Варнам стало известно о новом пассажирском терминале. И всё бы ничего, только строили его на противоположной от их ресторана стороне порта, почти в десяти километрах, а ещё первоначальные сметы имеют тенденцию увеличиваться минимум вдвое. Последнее выкачало остатки денег из кармана Варнов задолго до «точки невозврата», не дав им быстро переиграть планы расширения дела.

Не имевший аналогов на Халуте терминал, позже, правда, уничтоженный в войну, способный принимать представителей даже самых экзотических цивилизаций изменил не только комфорт пассажиров межпланетных рейсов, но и контингент ресторана. К Варнам всё чаще стали забредать строители, портовые грузчики, диспетчеры перед трёхдневным отдыхом после тяжёлой смены, экипажи грузовиков и мусорщиков – все те, кому раньше были ограничены передвижения близ космопорта, дабы не смущать или не пугать приличную публику, а также худо-бедно контролировать криминогенную обстановку. Бранная речь и грубости в адрес официантов вытеснили из ресторана путешественников и семьи. Кружевные скатерти из запасов матери Йенса сменили пластиковые подставки под кружки с алкоголем. Вазочки с цветами незаметно превратились в соусницы. Вместо картин засияли голоэкраны с трансляциями соревнований из всех уголков бывшего Союза, матчей и графиками ставок. Нежные бирюзовые стены пожелтели и покрылись бурыми пятнами в местах, где грязными робами прислонялись грузчики и строители терминала. От старой обстановки остался лишь портрет Лурна на стене за барной стойкой, заставленный бутылками.

Каждый день, правой рукой облокотившись о стойку и вполоборота повернувшись к залу, старик наблюдал за тем, как увядает очередное детище. Не выдержав психологического прессинга ситуации, разительно отличавшейся от того, что случилось с фермой, Лурн начал прикладываться к алкоголю. Незаметно для себя он увеличивал дозу, пока не променял место у стойки на шумные компании, нередко угощая их за счёт кантины. Рестораном теперь это было сложно назвать. Он вернулся к прежнему состоянию, в каком его приобрели Варны.

Однажды Лурн в пьяном угаре поссорился с грузчиком, обозвав его никчёмным уродом, подстилкой для мужчин, и тот пырнул старика виброножом, которым только что отрезал ломтик мяса. Со смертью мужа Элма замкнулась и перестала выходить из своей комнаты. Никто больше не контролировал поваров. Блюда потеряли когда-то хорошо разрекламированную уникальность, до которой повалившему в кантину сброду не было никакого дела.

Йенс долгое время пытался исправить положение в память об отце и ради Малы с Тарисом. Он вопреки всему открыл второй ресторан в престижном районе - ему не хотелось оставлять сыну пахнущее алкоголем и потом наследство. И тот в первый месяц принёс неплохую прибыль. Только за счёт любопытства «денежных мешков», как отзывался о миллионерах и баронах покойный Лурн, долго не проживёшь. Те скоро потеряли интерес к новому месту, не имевшему богатой истории. Ведь хорошая история и традиции лучше продаются, нежели обычная, хоть и вкусная, с изюминкой, домашняя кухня фермеров. Да и кантина возле порта плохо влияла на репутацию ресторана. Такие вещи в среде дельцов и богатеев сложно скрыть, когда на их вкусы влияют вездесущие и вынюхивающие критики. Йенс скоро последовал по отцовской дорожке. Стал выпивать, а напившись, колотил Малу, обвиняя её в разрушении его мечты. Он забрал сына из учебного заведения, где Тарис проявлял склонность к точным наукам, и запретил ему туда возвращаться. Поставив его во главу их пропахшего спиртовыми парами дела, сам Йенс стал коротать вечера за столиками экипажей кораблей, вновь слушая разговоры капитанов. Только теперь его интересовали не вакансии, а рассказы о приключениях на других планетах и рутина полётов сквозь космос.

Совсем юный Тарис, не получивший достойного образования, способного дать шанс выбраться из ямы, куда угодила семья, прошёл школу улицы, пьяных драк и лёгких денег. Для паренька слово «репутация» оказалось пустым. Оно ничего не значило, если прибыль и так текла рекой – рекой куаса и местной раски. Тарис не собирался возвращать былое великолепие ресторана Варнов, запечатлевшееся обрывками в воспоминаниях о детстве. Лишь звонкая монета занимала его мысли. Тарис даже не заметил смерти отца. В годы войны, по иронии судьбы рядом с Йенсом разорвалась пущенная с орбиты ракета, что стёрла городской квартал.

Отгремели бои. Исчезли торговые пути. На Халут вернулись те немногие, кто сумел выжить. Ветераны с покалеченными телами и душами. Одни воспользовались боевым опытом и ушли в криминал. Другие не нашли себя в изменившемся мире и запили. Они потеснили за столиками поредевшие ряды экипажей кораблей и портовых работников. Пропивающих пенсии солдат взяли в оборот воришки, игроки в «рэннак» и проститутки. Тарис не думал увидеть в стенах своего заведения мало-мальски приличного человека, потому удивился, когда в кантину заглянул крепкий детина, резко выделявшийся на фоне серо-коричневой массы прочих посетителей. Несмотря на шрам, мужчина оставлял приятное впечатление здорового и сильного человека с ясным взором. На нём был малоношеный комбинезон, как с иголочки, с незнакомой эмблемой. Младший Варн, знающий лишь счёт деньгам, задался вопросом, что могло привести этого мужчину в столь заурядное место. Кухня? Вряд ли. Прекрасная атмосфера? Тем более нет. Выпивка? Не такой уж у Варнов богатый выбор. Цены? Да какая разница, если Тарис в любом случае собирался выкачать из него как можно больше галактов. И плевать на мотивы, что двигали необычным для новых времён посетителем.

Этим мужчиной был Фрэнк, впервые прилетевший на Халут с грузом для Дагга Тощего.

Война со своими лишениями, сотни тысяч людей, варившихся в её котле, в масках или без, а также плен привили отвращение ко всякому пафосу. Поставили клеймо отвращения к напыщенным дуракам, разбирающимся во всех видах эпатажа, кроме истинного искусства, с умным видом обсуждающим изысканные блюда и последние театральные премьеры и никогда не бравшим в руки оружия. А ведь ради их интересов сталкивались лбами в кровопролитных боях народы Союза. Поэтому Фрэнк выбирал кантины. За отсутствие пафоса. За то, что не переплачивал за отбивную только лишь из-за изощрённого названия, придуманного маркетологами, и за услужливый персонал, улыбающийся в лицо и зубоскалящий за спиной. Он понимал, что стояло за каждой улыбкой посетителей кантин. Научился разбираться в десятках её вариаций. Знал, когда можно было расслабиться, а когда быть готовым к поножовщине или перестрелке. В кантинах воры и мошенники не притворялись благородными эльсенадорами и преуспевающими дельцами в отличие от их коллег, действительно занимающих данные посты и обедающих в ресторанах.

Расталкивая еле стоявших на ногах посетителей, тут же огрызавшихся отборной бранью, Фрэнк подошёл к стойке. Он перекинулся с Тарисом парой ничего не значащих фраз и, пробежавшись глазами по затянутому дымом помещению, спросил того, имеется ли в кантине тихое укромное место, где можно было бы поесть и обсудить дела, не перекрикивая выпившую публику. Тогда, в первый раз, Тарис предоставил собственную комнату на втором этаже, где жил с женщиной, одной из множества, что приходили и уходили, не задерживаясь в его жизни надолго. В ожидании команды Фрэнка он не заметил, как разоткровенничался с гостем, поведав о нелёгкой судьбе Варнов. Коул слушал в пол уха, не принимая рассказ хозяина кантины за чистую монету. И всё же, после ужина под недоумённые взгляды экипажа, из которого с капитаном «Мермэса» остались лишь Спуни да Лату, Фрэнк со словами «в память об отце и деде» весьма щедро одарил Тариса.

Полученные деньги Варн пустил в дело, ощутив дуновения лёгкого ветра перемен. Он решил оборудовать специальные комнаты для людей, способных платить. Тарис видел будущих покупателей новой услуги в лице политиков, тайно встречающихся с любовницами, снимающих проституток или проводящих переговоры, о которых не стоит знать общественности; в лице бандитов, размышляющих в компании за чей ещё счёт можно обогатиться. Правда, подарка пока хватило только на одну комнату. И так получилось, что чаще ею, прилетая на Халут, пользовался лишь Фрэнк.

Кормили в комнате на порядок лучше, чем остальных посетителей, в том числе и завсегдатаев. В цену также входила вентиляция, голоэкраны, кондиционеры, чистота и отсутствие каких-либо запахов человеческих испражнений. Она была словно уголок иного мира. И Коул обозвал комнату Райскими кущами.

В который раз Фрэнк переступил порог кантины Варнов, не поморщившись. Чего нельзя было сказать о Спуни.

-О! Я не ожидал вас так рано в этом сезоне, - к ним навстречу из-за стойки вышел Тарис. – И сдал кущи другим.