Её грех - моё наказание

Дверь с грохотом вылетает с петель. От удара железная ручка разрезает воздух и с треском врезается в стену. Майки стоит на пороге, грудь его вздымается от тяжёлого дыхания, а кулаки сжаты так, что побелели костяшки. В тусклом свете лампы он видит всё, что нужно, чтобы выйти из себя.

Санзу склонился над Нацуми, его рука уже нажимает на поршень шприца, готовая ввести смертельную дозу. Майки не думает. Он действует.

Его кулак врезается в челюсть Санзу с такой силой, что того отбрасывает к стене, и он валится на пол, ударяясь затылком. Но этого мало. Этого чудовищно мало. Внутри Майки закипает ярость, она пульсирует в висках, скручивает сердце в тугой узел. Он бросается на Санзу, хватает его за воротник, одним движением поднимает на ноги и с силой швыряет обратно.
Ты… - голос Майки срывается, он осипший, глухой, хриплый от ярости. - Какого хуя ты делаешь?!

Санзу пытается что-то сказать, но удар в живот лишает его воздуха. Майки наносит ещё один, ещё. Его кулаки жёстко врезаются в тело предателя, заставляя его задыхаться, хрипеть, корчиться от боли. Он не слышит его мольбы, не видит, как по губам Санзу стекает кровь. Он видит только Нацуми – бледную, холодную, с сухими губами и нитевидным пульсом.

Ты… осмелился… - Майки снова бьёт, Санзу валится на пол, кашляет, выплёвывая кровь. - Ты, тварь… Ты решил, что можешь убить её?
Майки хватает его за волосы, поднимает голову и со всей силы бьёт кулаком в лицо. Хрустят кости, кровь брызжет на пол. Санзу валится на бок, едва дыша.
Ты мразь. И ты заплатишь за это, - Майки разжимает кулаки, от которых капает кровь.

Он резко разворачивается и бросается к кровати. Его пальцы дрожат, когда он аккуратно выдёргивает шприц из запястья Нацуми, стараясь не повредить её кожу. Пустой шприц падает на пол, катится к стене. Нацуми дышит медленно, почти беззвучно. Она ужасно холодная, словно неживая. - Какучо! - Майки кричит так, что стены дрожат. - Немедленно врача! Быстро!

В дверь врываются остальные. Риндо застывает на пороге, его взгляд мечется между полуживым Санзу и Майки, который судорожно сжимает пальцы Нацуми. Ран поднимает брови, но молчит, ожидая приказа.

Но Майки почти не слышит их. Он склонился над Нацуми, его губы касаются её ладоней, её запястий, её лба.

• Не вздумай, - шепчет он, целуя её пальцы. - Слышишь меня? Я запрещаю тебе…

Он закрывает глаза, зубы сжимаются так сильно, что ноет челюсть. В комнате царит хаос – кто-то говорит, кто-то пытается поднять Санзу, но Майки не слышит этого. Всё его внимание приковано к Нацуми. Её грудь слабо поднимается, ресницы чуть дрожат.

• Держись. Поняла? – он прижимает её холодные пальцы к своим губам. - Я здесь. Я не позволю тебе уйти.

Врач появляется спустя пару минут. Мужчина с суровым взглядом, в чёрном пальто, с кейсом. Он осматривает Нацуми, меряет пульс, заглядывает в её зрачки.

• Вовремя, - наконец выдыхает он. - Но если бы доза вошла вся, её бы уже не спасти.

Майки делает глубокий вдох, а затем медленно поворачивается к Санзу, которого уже удерживает Риндо.

• Увести его, - его голос ровный, но в нём звучит обещание смерти. - Запереть. А потом я решу, как именно он будет умирать.

Санзу пытается что-то сказать, но Майки не слушает. Он снова смотрит на Нацуми и не отпускает её руку, не перестаёт целовать её пальцы, даже когда врач вводит ей лекарство. - Останься со мной, - тихо шепчет он. - Прошу тебя.
Тем временем, в прошлом.
Тьма окутывала город, наполняя улицы вязкой тишиной. Где-то в далёком прошлом, в иной реальности, Нацуми задыхалась в собственной боли. Её тело ломило, в груди сжималось так сильно, что казалось, будто она находится на зыбкой грани между жизнью и смертью. Ей не хватало воздуха, кожа покрывалась холодным потом, а слабость сковывала конечности. Она дрожала, вся синяя, губы пересохли, но она знала — если сейчас не поднимется, если останется в своей комнате, то может не проснуться.

Она собрала остатки сил, чувствуя, как её пальцы скользят по полу, едва зацепляясь за него. Ползти было невыносимо тяжело, каждое движение давалось с таким трудом, будто кто-то вытягивал из неё последние капли энергии. Она доползла до двери, еле-еле поднялась на ноги и толкнула её, выходя в темноту коридора. Лунный свет падал сквозь приоткрытое окно, рисуя на полу узоры, но ей было не до красоты ночи.

Она подошла к комнате родителей и, не задумываясь, потянулась к двери. Сердце бешено колотилось в груди, пересохшее горло едва могло издать звук, но она всё же сумела прошептать:

— Ма…

На её голос никто не ответил. Отчим громко сопел, а в комнате стояла напряжённая тишина. Но вдруг послышались лёгкие шаги, и дверь медленно приоткрылась. Перед ней стояла её мать. Она посмотрела на Нацуми с испугом, но в ту же секунду аккуратно взяла дочь за руку и, не издав ни звука, повела обратно в её комнату.

Нацуми не могла поверить. Её мать… Она ведь всегда была холодной, отчуждённой. Она никогда не заступалась за неё, никогда не заботилась так, чтобы это было видно. Но сейчас… Сейчас она вела себя так, будто в её сердце ещё оставался уголок для любви к своей дочери.

Закрыв дверь в комнату, мать осторожно усадила её на кровать. Она быстро достала из кармана пузырёк с лекарствами, налила воды в стакан и протянула его Нацуми.

— Выпей, — шепнула она.
Нацуми не могла сдержать слёзы. Горло сжималось, грудь горела от боли, но ещё сильнее жгла душу неожиданная нежность матери. Она всегда считала, что никому не нужна. Что её мать никогда не любила её, не хотела. А сейчас эта женщина, которая всегда держалась в стороне, вдруг заботилась о ней, словно о самом дорогом человеке.
Нацуми выпила лекарство и почувствовала, как ладонь матери лёгла ей на лоб. Её прикосновение было тёплым, родным… таким, каким оно должно было быть всегда. В тот момент она поняла — это воспоминание изменилось. Раньше его не существовало. Раньше её мать никогда не вставала к ней, никогда не шептала ей тихо, чтобы никто не услышал. Но сейчас… Сейчас она ломала свои собственные границы, шла наперекор страху.

Нацуми смогла. Смогла изменить прошлое? Она не помнит этих воспоминаний, значит она, слепила их сама. Но она ещё не знает, что творится в будущем.

"Может, меня уже похоронили, какое им дело."
— Почему? — голос Нацуми дрожал. — Почему ты не можешь любить меня всегда, а не только сейчас?
Она подняла на мать полный боли взгляд. В её глазах стоял немой вопрос: "Почему я всегда была одна? Почему ты никогда не защищала меня?"

Женщина опустила голову. Её плечи задрожали, а по щекам потекли тихие слёзы. Она казалась такой же сломанной, как и Нацуми.

— Я… я боялась… — прошептала она. — Прости меня, Нацуми… Прости…
И прежде чем дочь успела что-то сказать, мать осторожно наклонилась и поцеловала её в лоб. Это был первый настоящий поцелуй, первый жест материнской любви, который Нацуми запомнит навсегда. Он не мог стереть годы боли, но он показал, что даже в этом холодном мире, где она чувствовала себя никому не нужной, всё-таки была капля тепла, спрятанная за страхом.
Нацуми закрыла глаза. Слёзы текли по её щекам, сердце сжималось от эмоций. Она чувствовала, как изменяется её прошлое, как рушится устоявшееся представление о её матери. Она всегда была рядом… просто не могла это показать.

В ту ночь Нацуми впервые за долгое время почувствовала, что не одна.