Коллекция бонусов к серии "Безрассудные"

Дилан

Мне надоело терпеть людей, которые считают, что мной нужно руководить. Я научилась пользоваться средним пальцем гораздо раньше, чем получила водительские права. Да пошел он к черту!

К черту их обоих. Аро была права, я должна отвечать сама за себя.

Раз за разом сжимаю и разжимаю кулаки, дрожа под струями горячей воды, которая пропитывает мою ледяную одежду. Сняв фланелевую рубашку, швыряю ее в сторону. Она плюхается на пол душевой, словно мокрая тряпка. Мои зубы стучат, а промокшие волосы свисают на глаза. Я обнимаю себя, оставшись только в майке и джинсах.

Бунтари, несомненно, гордятся собой.

Они, наверное, следят за мостом в надежде увидеть, как я убегаю обратно в Фоллз.

Но я никуда не уйду.

Вновь сжимаю кулаки с такой силой, что ногти впиваются в ладони. Здесь нет комендантского часа. Нет надзора взрослых. Никто не контролирует, во сколько ты ложишься спать. Черт, я была бы не прочь остаться тут до окончания школы.

Занавеска душа распахивается. Подняв глаза, вижу Хантера, который смотрит на меня сверху вниз.

– Я не хочу, чтобы ты заходил, – цежу, стиснув челюсти.

Однако он все равно входит в кабинку в чистых сухих джинсах, опускается передо мной на корточки.

– Благодаря мне ты сегодня не утонула.

– Из-за тебя все это и происходит! – кричу я на своего кузена.

Он бросил меня. Больше года назад.

Хантер переехал к своему дедушке и с тех пор перестал видеться с нами даже по праздникам, не отвечал на мои звонки и сообщения.

Если бы он остался в Шелбурн-Фоллз, я бы никогда сюда не попала. Я бы не стала добровольной заложницей этого идиотского соперничества, но после столь долгой разлуки с ним, мне было необходимо вырваться. Оказывается, он жил рядом уже несколько месяцев. На другом берегу реки. Всего в нескольких километрах от родного города.

Он бросил всех, включая меня.

Почему Хантер отказался от меня?

Вокруг нас клубится пар, все расплывается перед глазами. Он хотя бы представляет, как тяжело было дома без него? Почему решил, будто я не стану по нему скучать? Во всем виноват Хантер.

– Ты был моим лучшим другом. – Горло сдавливает от слез. – Ты об этом знал?

Я пристально смотрю ему в глаза – зеленые, как у его мамы, и такие же, как у его брата-близнеца. Хотя раньше между ними не было ничего общего. Глаза Хантера всегда казались немного больше, словно он постоянно чему-то удивляется или чего-то ждет.

Теперь его взгляд полон злости. Мне уже едва удается различать их с Кейдом.

– У меня не так много друзей, – говорю на случай, если ему не все равно. – В школе сплетничают у меня за спиной. В лицо со мной все любезничают, а на самом деле считают посмешищем.

Он прищуривается.

Я сглатываю, несмотря на раздирающую горло боль. Даже мужчины из моей семьи, по сути, гладят меня по головке, думая, что вся моя личность – это некая фаза, которую я перерасту.

– И ты продолжаешь смотреть на меня так, будто ненавидишь, – шепчу; мои щеки пылают под его хмурым взглядом. – Хотя я не сделала ничего плохого.

Хантер мне не безразличен. Мне не безразлично, что он думает. Он не абы кто. Хантер – часть меня. Наши отцы всего лишь сводные братья, но это никогда не имело значения.

Он – часть меня.

– Почему ты меня ненавидишь? Я нуждалась в тебе. Было столько моментов, когда я умирала от желания рассказать тебе о чем-то.

– Расскажи Кейду.

– Я хотела рассказать тебе! – кричу я. Хантер моргает.

То есть, какого черта? Почему он пытается втянуть меня в их разборки? Мы не идем комплектом. Это касается только Хантера и меня. Больше никого.

Мне хочется опять видеть братьев в одной комнате – как минимум, – но у них всегда были проблемы. В отличие от нас с Хантером. Я знаю его лучше всех.

Или знала.

Он был хорошим.

Креативным. Щедрым.

Почему он изменился?

– Я люблю тебя, – говорю ему.

Хантер делает резкий поверхностный вдох.

Вода льется на его плечи, грудь; волосы становятся влажными от пара. Однако зрительного контакта он не разрывает.

– Ты единственный в своем роде, – произношу тише с легкой улыбкой. – Ты всегда читаешь по пять книг одновременно. Покупаешь рождественские подарки для чужих питомцев. Никогда не ешь хлебные корочки. Даже если это булка для гамбургера, ты придумаешь корочку, которой там нет...

Серьезно. Он всегда оставляет хлебный полумесяц. Даже от булочек для хот-догов.

– В кинотеатре, когда я возвращаюсь из уборной, ты рассказываешь мне все, что произошло в фильме за время моего отсутствия.

Мой брат ненавидит, если я так делаю.

– Еще ты, как и я, ненавидишь... когда люди едят в тик-ток видео, а потом заставляют нас ждать, пока они откусят еще кусок и прожуют. Это просто возмутительно, правда?

Его глаза начинают озорно сиять.

– Я по голосу слышу, улыбаешься ли ты. Мне нравится, что все мои бейсболки раньше были твоими, и ты всегда меня ищешь. – Делаю паузу. – Точнее, раньше искал.

Возможно, я не осознавала всего этого, пока Хантер был рядом, или не понимала, как сильно мне будет его не хватать, но я всегда знала, что люблю его. Они с Кейдом никогда не были для меня одним целым. Вопрос никогда не стоял таким образом: либо оба, либо никто. Они всегда отличались друг от друга. Мне нужен Хантер.

– Похоже, я постоянно за чем-то гонюсь. – Качаю головой, задумавшись о доме и школе. – За другими машинами на треке. За родителями с их напряженными рабочими графиками. Школой...– Я смотрю ему в глаза. – В детстве я могла проснуться, а ты спал рядом со мной. Ты просто приходил в какой-то момент посреди ночи. Я никогда не чувствовала себя нежеланной. Ты искал меня взглядом, едва войдя в комнату, – продолжаю едва слышно. – Меня.

Мои родители любят меня, только они не в счет. Я тосковала по Хантеру с тех пор, как он уехал.

Внимательно рассматриваю его лицо. Кажется, словно его правый глаз сфокусирован на мне пристальнее левого, потому что он не хочет сохранять сердитую мину, но изо всех сил старается.

Суровые линии его нижней челюсти выглядят более угловатыми, чем в двенадцать лет.

Брови немного потемнели. Нижняя губа Хантера стала пухлее, чем я помню. Я смотрю на нее.

Он целовал девушек. Знаю, что целовал.

Они все смотрели на него сегодня на льду.

Ведь я должна быть в курсе, верно? Он должен рассказывать мне о подобных вещах, потому что мы друзья. Я должна знать, с кем, когда, и как далеко он зашел. Я должна знать о нем всё. В прошлом знала.

Сжимаю челюсти. Те девчонки смотрели на Хантера так, словно я не стояла рядом. То есть, не то чтобы им нужно мое разрешение или типа того, просто я...

Я...

Это как...

Просто...

Я...

Мне это просто не нравится.

Скрежещу зубами. Я должна знать, пробовал ли он что-то большее. С кем он. Кто ездит с ним в машине. Кто пытается прикоснуться к нему.

На его груди и шее ещё остался золотистый летний загар, под кожей рук и кистей проступают вены. Хантер набрал мышечную массу, вероятно, потому что все каникулы готовился к встрече с Кейдом на поле в этом сезоне.

Многое изменилось.

Хотя, пальцы у него по-прежнему длинные, как у художника.

Благодаря этому ему удается хорошо держать футбольный мяч, полагаю.

– Мы сотни раз спали в одной постели и вместе принимали ванны, – смеюсь себе под нос. – Я провела с тобой больше времени, чем с кем бы то ни было. Ты присутствуешь в истории всей моей жизни, Хантер.

– Истории... – бормочет парень. – Да.

Он говорит таким тоном, будто я подразумевала что-то плохое.

Мое сердце начинает болезненно ныть. Хантер встает и смотрит на меня сверху вниз.

– Все изменилось, Дилан.

Подскакиваю на ноги.

– Ничего не изменилось!

– Все изменилось! – рявкает Хантер. – Мы больше не дети. Когда ты уже повзрослеешь?

Я отшатываюсь назад; меня словно в грязь втоптали. По его мнению, я не повзрослела? Это он сбежал.

Опустив глаза, вижу его джинсы – опять мокрые, – босые ноги на кафеле. Почему все должно меняться? Раньше Хантеру нравилось моё общество.

Я смотрю на его талию. Капли воды стекают с расстегнутого ремня. Верхняя пуговица джинсов тоже не застегнута. Внизу моего живота зарождается какой-то трепет.

Мне было пятнадцать, когда я в последний раз обнимала его за талию. Что изменилось всего за несколько лет?

– Думаешь, мы всё ещё можем играть вместе? – спрашивает Хантер. – Как раньше? Серьезно?

– Разве не можем?

То есть, я до сих пор люблю лазить по деревьям.

– Не поздновато ли?

Я качаю головой.

– Мы всё ещё можем гонять на байках. Только теперь это мотоциклы. Так ведь?

Тень улыбки мелькает на его губах.

– Исследовать пещеры? – с напором спрашивает он. – Кататься на роликах? Нырять? Играть в прятки?

– Строить форты? – добавляю я, улыбаясь. – Делать водяные бомбочки?

Ну вот, у него снова получается.

Но в следующий миг Хантер шагает мне навстречу, протягивает руку, упирается одной ладонью в стену, а другой обхватывает штангу душевой шторки. Его широкая грудь оказывается прямо перед моим лицом. Сердце бешено колотится.

– Принимать ванны? – продолжает он.

Весь воздух покидает мои легкие. Принимать ванны...

Как раньше.

Я удерживаю его взгляд, пристальный, непоколебимый. Он не моргает.

Хантер проверяет меня. Пытается заставить сдаться, признать поражение. Хочет разозлить.

Пытается заставить меня расплакаться, надуться или сбежать.

На шее пульсирует сосуд, однако я не злюсь.

Я не убегаю.

Чувствую, как мои соски твердеют и проступают под тканью майки.

Он задергивает шторку, скрыв нас обоих внутри душевой.