Наследники Джордано

...пока хорошие люди молча наблюдают, плохие претворяют в жизнь дурные намерения.

Дж. С. Милль

Над шуткой профессорки Фриды мы смеялись минут пять. Даже Лиз, сидевшая рядом со мной, хихикала. Рути смотрела на нас по очереди, видимо, пытаясь запомнить этот момент. Она коллекционирует такие «моменты» наравне с философскими изречениями профессора Джордано. А я даже не всегда понимаю, что он имеет в виду.

Мне нравится думать, что я помирила Рути с Горди, чем создала еще один «момент». Вместе им будет проще пережить оставшуюся часть экспедиции, и если я всё же не вернусь, буду знать, что они без меня не пропадут. Да они и так бы помирились рано или поздно, но мне нравится думать...

Мне самой нужно кое с кем... нет, не помириться, но поговорить перед отъездом. Он прожигает меня взглядом уже битый час. «Да, Максим, мы поговорим. Я же обещала». С ним бывает так сложно.

Мы знакомы уже много лет, в Университете мадам Вульф с первого курса ходили на одни занятия (история и политика наша общая страсть). На третьем курсе мы, можно сказать, стали близкими друзьями, и Максим, до этого закрытый от всего мира под своими отращёнными тёмными волосами и бородой (образ, придуманный ради маскировки: его родина может всё еще вести за ним охоту) смог мне открыться. Мы много говорили: о семье, детстве, таком непохожем (я – дочь короля, который заботится о своём народе и семье, он – сын рыбака и брат революционера). Когда я готовилась к поступлению в Университет (скажу наперед – в тот год я не поступила, хотя готовилась упорно, но за каждое место шла ожесточенная борьба), мне тогда не было еще и пятнадцати, Максим (кстати, раз уж я решила рассказать его историю стоит сказать, что Максим – это имя, которое он выбрал себе сам, да, ради той же безопасности), ему тоже было не многим больше четырнадцати, оказался заложником исторических событий на своей родине, которую, как водится, не выбирают. Власть захватили узурпаторы; сначала они убили короля и всю его семью, а потом под предлогом, что будут строить новое процветающее государство, где каждый его гражданин не будет ни в чем нуждаться, стали использовать свой же народ: люди беднели, некоторые умирали в нищете. Сначала у граждан, которые понимали, что ничего из такой затеи хорошего не выйдет, была возможность хоть и с печалью в сердце, но от греха подальше покинуть страну; но с годами ситуация усугублялась, и тогда узурпаторы издали новый свод законов, одним из которых стала невозможность переезда. Людей, которые всеми правдами и неправдами пытались спастись и спасти свои семьи, отлавливали на границе, как добычу, возвращали восвояси, но не просто так, а с клеймом на всю оставшуюся жизнь – «предатель». И, разумеется, как всегда это бывает в похожих отрезках нашей – человечества – длинной истории, были те, кто не соглашался с самопровозглашенными вождями и их законами, те, кто не хотел бежать, и уж тем более подстраиваться под новые условия выживания, а, наоборот, всеми силами старались спасти свой дом и вернуть его на путь развития, те, кто отказывались быть рабами, кто ценил жизнь, в общем и истинном понимании этого слова. И одним из таких людей на родине Максима был его старший брат Аслан, под предводительством которого была предпринята первая попытка свержения тиранов-узурпаторов. Он вынужден был вернуться из университета, который мог бы закончить с отличием, ради спасения своего дома (другого варианта для себя он не находил; умный молодой парень, гордость простой крестьянской семьи, он мог бы сам стать однажды правителем, чтобы заботится о месте, которое его взрастило, и о людях, которых он называл соседями и братьями). При попытке атаковать Дворец, в котором уже царствовали новые императоры, Аслан был пойман и заключен под стражу, где его не одни сутки пытали, пытаясь сломить, угрожали расправой над всей семьей, если не отречется от своих революционных идей. Аслан не отрекся. Тогда стражники пришли к их с Максимом родителям и бабушке; их так же заставляли прилюдно среди белого дня отречься от идей революции. Не столько из лучших побуждений, ради спасения детей, сколько из солидарности с новой властью родня молодого революционера действительно прилюдно «раскаялась и преклонила колено» перед оной. Максим и его старшая сестра Са'фия всё это время прятались у соседки в погребе. Стражники тогда не знали о том, что в семье есть еще дети. На следующий день родители, не переживая о безопасности детей, привели их домой, а еще через несколько дней, стражники пришли вновь, только теперь за окном был беспросветный мрак. Ну что тут сказать: не каждый сосед, у которого ты покупаешь молоко вот уже двадцать лет, окажется твоим союзником, особенно, когда его самого ставят перед выбором между жизнью и смертью. Родители снова стали отрекаться от идей, которые, всё еще находясь в заключении, защищал Аслан, просили не трогать дочь и сына. Но теперь уже было мало покаяния и преклонения: палачам нужны были инструменты шантажа, и Сафия с Максимом очень пригодились бы в таком качестве. Их посадили в коляску, запряженную тремя черными вороными (любимая порода одного из узурпаторов), хотя для точности нужно сказать, что их скорее забросили туда, с завязанными сзади руками, как мешки с мукой. Один из стражников занял место возницы, второй – тучный и неповоротливый – устроился в коляске с узниками. Коляска тронулась. Узники выглядели напуганными, но они следовали плану. Плану опасному и рискованному. Но при удаче риск был бы оправдан. Их семья помимо одного – государственного – языка владела языком небольшой народности, из которой и происходила. Тройка вороных мчала неумолимо, коляску то и дело качало в разные стороны. Очень скоро стражника немного разморило или укачало: глаза у него, насколько позволила заметить луна, были прикрыты. Предприняв первую рисковую попытку, Сафия тихо произнесла на своем родном языке:

- Веревки.

- Есть, – ответил Максим, не шелохнувшись.

Свои оковы Сафия тоже уже развязала. Стражник никак не отреагировал. Вторая рисковая попытка; так же тихо девушка дала указания:

- На повороте, – стражник открыл глаза, проморгался и уставился на девушку, в желании утвердиться, не показалось ли ему, что узники что-то замышляют.

Максим всё понял. Подобные развития событий они не раз обсуждали со старшим братом. За окном было темно, лишь изредка попадались зажженные фонари, но наши узники знали, куда их везут. Аслана держали под стражей не в общей тюрьме, как обычного преступника, который украл у соседа курицу или пьяным раздебоширился и расшиб другу голову бутылкой. Нет, Аслана узурпаторы держали прямо во Дворце, в том же подвале, в котором они расправились с семьей монарха. Не трудно было догадаться, что Аслан жив, иначе нет никакого смысла в этом похищении. Не трудно было предположить, что ради заглушения голоса лидера революции и как следствие подавления ее в зачатке и без возможности возрождения, брата и сестру собирались тоже пытать. Не трудно было заключить: смотря на насилие над самыми близкими и любимыми людьми, Аслан, само сердце идеи о свободном мире без тирании, сдастся, потухнет. А если потухнет тот, кто смог зажечь тысячи, если сдастся тот, благодаря мужеству которого у народа была надежда, то... Этого они не могли допустить. И единственным решением было... рискнуть:

- Сейчас! – крикнула Сафия.

Максим видел, что стражник не сводит глаз с сестры, и, когда она выкрикнула, он не смог сразу сделать следующий согласно плану шаг. Как только сестра ещё раз выкрикнула указание, стражник накинулся на нее, всем своим весом он вжал ее в сидение, коляска немного накренилась в сторону. Нужно было действовать. Но согласно такому повороту плана, Максим должен был один выпрыгнуть из коляски. Но как он мог? Он не отрывал взгляда от сестры. Мальчик, которому было немногим более пятнадцати, стоял перед самым сложным выбором, последствия которого вынесет не всякий взрослый человек. Этот момент выбора длился не более нескольких секунд. Когда сестра наконец смогла вывернуться, чтобы встретиться глазами с братом, она произнесла, уже не шепотом:

- Я люблю тебя! – И крепко укусила своего душителя за ухо.

Когда стражник истошно заорал, Максим выпрыгнул. Некоторое время тело катилось по твердой ухабистой земле, причиняя сильную боль. Но эта боль не сравнится с той, какую он испытал, когда, озираясь, понял, что Сафии спрыгнуть так и не удалось. Он надеялся, что тот стражник, замешкавшись после укуса, ослабит на секунду хватку, что эта секунда спасет сестру, а, значит, можно было надеяться, что и брата, а значит, если вы юный идеалист, можно было надеяться, что и страну. Но этой секунды у сестры не было. Стражник был огромный, к тому же вооружен. Он не одарил Сафию этой спасительной секундой. Он работал на износ, ведь если бы он упустил сестру бунтаря (ладно уж, малец пусть бежит, может, даже разобьется), то несдобровать уже его семье, за его детками, женой и престарелыми родителями придут однажды ночью, потому что заподозрят его в сговоре с мятежниками. Он не хотел давать повода так о себе думать, он вообще не был на чьей-то из враждующих сторон – он просто стражник: вчера он был стражником у монарха, сегодня у самопровозглашенного вождя, а завтра, если те, кому захочется поносить корону и скипетр, сменятся снова, он останется стражником и будет защищать интересы нового властелина.

И вот представьте: когда передо мной стояла задача поступления в университет (я была уверенна, что нет ничего сложнее, я страдала от первой неудавшейся попытки поступления), когда я была окружена теплотой, любовью и заботой семьи, когда в часы, свободные от подготовки к экзамену (а таких было немного: никто никогда не знал наверняка, какие темы мадам Вульф решит включить в него в тот или иной год, поэтому готовились ко всему, пытаясь прочитать все книги по всем известным дисциплинам, быть в курсе всех последних открытий и достижений всех известных сфер научного знания, не забывая при этом даже о псевдонауках), я могла наслаждаться детством, потому что я и была еще ребенком – другой ребенок из соседнего континента, о котором я имела ничтожное представление, потому что к географии готовилась хуже всего, выкраивая у нее лишние часы на историю и народоведение, другой ребенок стоял в ночи, искалеченный и брошенный, стоял за стволом широкого дерева, забывая чувствовать боль, забывая, что он ребенок. Он стоял перед новым выбором: бежать домой или бежать из дома.

- Если вам удастся бежать, – наставлял Аслан, когда они с Сафией внимали ему в едва освещенной их общей на троих комнате, – сначала найдите, где спрятаться, затаитесь, переждите. Переведите дыхание, осмотрите раны, особенно голову. Повезет, если будете вдвоем. Но есть вероятность, что спастись сможет только один из вас. Не падайте духом. Живой – это главное. Можешь идти – большая удача – иди. Но не сюда, не домой. Слушайте очень внимательно и запоминайте. Нужно идти к Кари'му. Он из наших. Его ребята каждую неделю переплавляют на соседний континент рыбу и крабов на продажу. Вы однажды встречались с Каримом. Помните, на празднование Нового года мы ходили на центральную площадь у Дворца? Помнишь, Сафушка того великана в смешном костюме... великана из сказки, который сначала напугал тебя до икоты, а потом заставил смеяться так, что икота у тебя прошла. Он не так активничает в нашем деле только потому, что не может себе этого позволить: у него двое малышей и отец, прикованный болезнью к постели. Если бы вы у меня были малышами, я бы еще тоже подумал: а стоит ли мне ввязываться в революцию, да так активно. Но вы – смелые, сильные и умные девочка и мальчик. Вы сильнее, смелее и умнее наших с вами родителей. Правда, Сафушка, правда. Ты потом это поймешь. Так вот, Карима найти нетрудно: нужно лишь идти на запах рыбы. Что, насмешил вас? Потише, а то родителей разбудим. На самом деле нужно только дойти до порта «Злой моряк». Когда вы убедитесь, что вы в безопасности и способны идти, закройте глаза и прислушайтесь. Да, братец, море. Вы обязательно услышите море. Определитесь, в какой оно стороне от вас. Велика вероятность, что на дворе будет ночь, это фирменный стиль наших врагов – использовать мрак для достижения своих преступных целей. Но именно это будет вам на руку, если вы останетесь в одиночестве: преступники будут стараться скорее доставить одного из вас к своим властителям, ведь они упустили другого, значит, либо они плохие работники, либо даже в сговоре с врагом. Поэтому не стоит бояться, что они в ближайшее время вернутся за беглецом. К тому же кругом будет не души: сейчас никто не гуляет по ночам, все сидят за закрытыми дверями своих домов и прислушиваются к мраку, запуганные настолько, что в ночной страже нет нужды. Если вы окажетесь рядом с лесом, не заходите глубоко, оставляйте в приделах видимости дома и дороги. Тем более, что через лес вы к порту точно не дойдете: он будет ровно с противоположной стороны. Поэтому, поворачивайтесь спиной к лесу и идите. Если так случится, что вы заблудитесь на улочках города и не найдете дорогу до порта, не теряйте духа: найдите, где укрыться на ночь, а днем будет проще сориентироваться. Но я верю, что вы справитесь и отыщите путь к Кариму – путь к свободе. У порта стоит небольшой немного покосившийся двухэтажный домик. Он там один такой, вы сразу его узнаете. Не спешите, не создавайте лишнего шума, но уверенно идите к нему. Вокруг дома нет забора или других препятствий. Вы будете в полушаге от спасения. Над самой входной дверью – окно, которое всегда занавешено. Найдите два маленьких камушка. Прицелиться не составит труда, главное – держите себя в руках и думайте, что через минуту вы встретитесь с другом. Бросьте один камушек в окно, посильнее, не бойтесь разбить стекло – оно прочное. Ждите. Кровать вашего друга стоит прямо рядом с окном, а спит он чутко. Следите за окном. Когда Карим отодвинет часть занавески, киньте в стекло второй камушек. Тогда Карим занавесит окно, как было. Ради безопасности, посмотрите по сторонам. Если никого нет в пределах вашей видимости, то тогда... вам нужно вспомнить, как воет в лесу дикий зверь. Соберите оставшиеся силы и просто повойте, повойте от души. Как только ваш друг услышит этот сигнал, он тут же прибежит на помощь. Он слегка приоткроет дверь – входите в нее, и больше ничего не бойтесь. Ну, а если доберетесь до порта днем, то всё куда проще: найти в толпе большого друга при свете дня – это по плечу даже таким сонным волчатам, как вы. Я знаю, что утомил вас, и вам давно пора крепко спать, но если однажды этот долгий рассказ спасет вам жизни, вспомните старшего братца добрым словом, и не серчайте за то, сколько неспокойствия он принес в семью. Однажды вы поймете. А, может, и уже понимаете. Добрых снов.

После этих слов Аслан целовал своих любимых в щёчки и кто знает, что потом занимало его мысли. Спал ли он? Или его разум не позволял забыться ни на секунду? Так или иначе, Сафия и Максим, засыпая, чувствовали себя в безопасности. Или это я уже придумала сама, ради запоминающейся концовки?..

Максим рассказывал мне свою историю отрывками, кусочками и не в последовательной хронологии. Я копила эти отрывки и кусочки жизни моего друга, как Рути копит «моменты». Я бережно складывала их на отдельную полочку в библиотеке своей памяти, наверное, чтобы сегодня взять и рассказать ее вам. И, знаете, я считаю, что эта история должна была быть услышана. Что имена, так много значащие для смелого мальчика, должны быть увековечены. Вот эти имена:

Аслан

Сафия

Карим

Тимур, известный вам, как Максим

Еще одна глава о моём загадочном друге – университет и наше знакомство.

Когда Максим учился с нами на первом курсе, союзники Аслана решили повторить попытку освободительной революции. Позже из газет мы узнали: народное восстание подавлено, все протестующие против действующей власти уничтожены как преступники. Максим надеялся на другой результат, но ждал именно этого. Какое-то время он продолжал через соседку поддерживать связь с сестрой, которую держали под стражей. Смелая женщина ходила проведывать Сафию в заключении и тайком проносила письма.

Когда Максим учился на втором курсе, на встрече политических беженцев ему рассказали, что соседка уже несколько месяцев как мертва. Ее выследили, и однажды утром она не проснулась. Соседи говорят, сердечный приступ, а думать иначе они не хотят, а многие скорее всего даже боятся. Максим надеялся, что причиной отсутствия писем из дома является что-то другое, но понимал, что причина может быть только одна.

Когда Максим учился на третьем курсе, он перестал ходить на встречи беженцев, он полностью отдавался учебе. А еще очень полюбил плавание – оно его успокаивало и вселяло надежду: если из точки А проложить путь к точке Б и упорно идти к цели, тренируясь и не ленясь, однажды наберешься достаточно опыта для того, чтобы увидеть точку В, которая когда-то была точкой А. Что значило это запутанное умозаключение? Для Максима оно значило всё, чего он хотел от этой жизни. Точка А – его дом, но из дома его выгнали. Точка Б – знания Университета, в котором ему посчастливилось учиться, хоть и не из-за счастливой случайности он там оказался. И эти знания не являются конечной точкой и целью пути: они лишь подспорье в достижении реальной цели – возвращения себе и своему народу дома, безопасного, свободного, принадлежащего каждому по праву. Максим хотел рано или поздно вернуться домой и помочь своей стране обрести долгожданную свободу, помочь своим соседям и друзьям почувствовать себя в безопасности у себя дома. И пока он твердо сохраняет надежду, что у него всё получится.