Другой взгляд

⚜⚜⚜

Аромат благовоний дразнит и угнетает, к нему примешивается запах воска. Запах огня? Страсти. Запретной, конечно же — иной в Обители не бывает.

То, что задумано непорочным, никогда не признает немощи плоти. Не поверит в теплоту чувств. Не допустит близости в отношениях.

В любом случае не такой. Не между двумя служителями, один из которых — Глава Стражи, второй — ближайший его подчиненный. Не так — плети пока отложены в сторону, в руках Ли только свеча. Не то...

Ох, не то воображал себе Ли, когда грезил о полной близости с холодным и недостижимым!.. С горячим и горьким. С бликами изумруда, дрожащими в глубине глаз. Огонь отражается в зелени очень отчетливо. От каждого выдоха содрогается пламя свечи. И не только... Воск помогает в игре — топленый, текучий — не оставляет бестрепетной живую плоть.

В комнате с видом на центральную площадь в такую ночь нет смысла смотреть в окно. Всё самое интересное происходит в этих покоях. За спущенными покровами. За сорванными стонами. За гранью теней.

Господин и раб выражают себя в подчинении. За бархатными драпировками и балдахинами скрывает и обнажает их сущности Ее Величество Игра.

Сводятся дрожью мускулы, шипением окрашивается тишина, — когда струя алого воска покрывает памятные рубцы. Стекает по острым ключицам. Окрашивает бронзу груди.

Ли нравится этот оттенок кожи: всегда как будто загорелый, как будто подпаленный. Как будто огонь — в крови. Алый воск — вместо крови. И вместо рубинов.

Стоп-слово, как всегда — аметрин.

Ли знает, оно не понадобится. Фэнь упорно идет до конца.

Даже когда дыхание тяжелое и взгляд затравленный. Особенно когда.

Брызги воска — всего лишь прелюдия. Согревают, не обжигая. Или у Фэня к ним правда сродство?..

— Господин Глава Стражи слишком любит играть с огнем. Боюсь, для тебя это вовсе не наказание, милый.

Ли ворчит как обычно — во время сеансов он не перевоплощается в кого-то другого. Он становится как никогда собой. Даже в верхней роли не отказывается от любимого образа: кожаной портупеи, ошейника — подходящее украшение для прирученных лис. Прирученных в должной мере. Баланс выверен идеально. Среди трюков сегодня — фас.

Среди приспособлений — восковые свечи, шелковые ленты. Пока без кляпа. Ли еще не решил — всегда импровизирует на ходу. Глава Стражи сейчас и вовсе ничего не решает. Повезло ему!

Повезло — Ли позволил принять нужную позу, стоя на мягкой постели — колени не впиваются в твердо-мраморный пол. Прочный шелк впивается в запястья. Зелень взгляда — в душу, минуя глаза.

— Наказание за что, господин Помощник Главы Стражи? — кривоватая ухмылочка пробегает по четко очерченным нервным губам. Фэнь тоже ничего не изображает — лишь отражает манеру: — Чтобы я мог принять справедливую кару, ты обязан придумать провинность, друг мой!

Друг. Это обращение греет душу. Ли улыбается нежно и искренне, поправляя выбившуюся из хвоста пушистую прядь. Прищуривается немного и на время убирает свечу. Пора доставать другие игрушки. Приструнить непокорного, ошеломить дерзкого — поможет любимый нефрит.

Подобного рода игрушки сгодятся для самых различных целей! Ли помнит и другое употребление...

Обитель непорочного Ордена умеет хранить секреты. В Обители непорочного Ордена продолжает действовать правило: не спрашивают — не говори.

Раньше спрашивали — без возможности не ответить. Раньше за единственную ночь, проведенную хотя бы на десятую долю так же интересно, можно было поплатиться жизнью. Впрочем, всегда находились обходные пути.

Ли, к примеру, не припомнит времен, когда относился бы к догмам Устава серьезно! Фэнь тоже никогда их не принимал — правда, совсем в другом смысле. Фэнь расплатился — сполна, через край... Зато Ли — уничтожил того, кто заставил его через это пройти. По крайней мере, тогда они так считали. Когда-то это казалось важным...

Сейчас, чтобы преодолеть все последствия, важнее выбрать правильный инструмент.

У Ли всегда имелся внушительный набор вспомогательных средств! И столь же обширный опыт их применения. Служитель непорочного Ордена с юных лет избрал особого рода служение. Отдается ему до сих пор. Приобрел изощренные умения, с множеством разных партнеров, но весь наработанный опыт — достается теперь одному.

Тому, кто и в позе подчинения выглядит несгибаемым. Тому, кого можно ухватить за каштановые вихры волос — его пряди всегда непокорны, растрепаны. Нарушающая Устав длина не позволяет собрать их в хвост. Фэнь позволяет пригнуть голову к постели, но успевает бросить насмешливый взгляд.

Бравада. До последнего не готов отдаться игре. Не готов признать ее безусловность. Как будто всё шутки, как будто шалости. Просто забава для его лиса. Для его друга. Помощника.

— Считаешь, для наказаний нужна причина? Ну так ты ж в этом мастер! Может, поможешь? А может... это наведет на мысль?

Пробуждающийся азарт добавляет в шепот зловещие нотки, пока пальцы смазывают нефрит. Игрушка не повторяет непристойных очертаний, зато — идеально подойдет под очертания непристойности изнутри. Она выглядит как статуэтка — небольшая, чуть длиннее ладони; не слишком объемная, но каждый следующий шарик в ее рельефе большего диаметра, чем предыдущий. Легко проскальзывает первый, расширяет проход для следующего. Так же легко проскальзывает второй...

Одной рукой Ли вжимает голову Фэня в подушки. Нехватка кислорода, как и грубость обращения — незначительный штрих. Ли знает, что больше всего Фэня смущает поза — полностью открытая, на коленях, связанные руки заведены за спину. Обнаженное тело открывает полный обзор. Не только на исполосованную шрамами смуглую спину. Не только на перекатывающиеся мышцы выкрученных рук. Зад поднят вверх, лицо скрыто. Ядовитый взгляд вхолостую буравит простынь — должно быть, застывает в стекло...

Жаль, Ли тоже его не видит. Зато видит, как один за одним шарики перламутрового нефрита погружаются в тело. Видит, как подбираются яички от возбуждения. Слышит — первый рваный выдох, когда выверенный угол введения задевает верную струну. Достигает правильной точки. Немного назад и — вперед.

— Ммм... — глухой стон тонет в пухе подушки.

Хотелось бы закрепить успех. Поощрить беседой:

— Нравятся неживые поделки? Нравится, когда... — Ли, чуть оттягивая, отпускает пряди, освободившейся рукой проверяет возбужденный член, после нескольких ласкающих движений шепчет с повтором: — ...когда удовольствие доставляют, не ожидая его взамен?

Фэнь сжимается, и слышно дыхание сквозь зубы. Стимуляция сверхинтенсивна — основание члена перетянуто эластичным кольцом. Подчиненный не должен скучать. Должен ждать. И должен быть готов.

К тому, что каждое движение нефрита будет проходиться по чувствительной точке. К тому, что умелые пальцы до исступления заласкают изнывающий ствол. Прикоснутся к головке. Ли умеет обращаться с ней так деликатно, что повышенное внимание к уздечке не доставит неприятных ощущений — только щекотную безысходность, только увлеченность процессом, от которой несгибаемый Глава Стражи, одурманиваясь, всё быстрее и глубже начнет вовлекаться в игру.

— Отвечай... — у Ли и самого голос подрагивает. Господин не должен оставаться совсем в стороне! Господин помощник рядом.

— Я... мог бы... я хотел бы доставить тебе удовольствие, но думаю... ты и так испытываешь его сейчас.

Очаровательно прерывистый тон! Фэнь часто бывает односложен в высказываниях. В постели просыпается многословность?.. Многословность безуспешно пытается скрывать истину. А единственная истина сейчас в том, что ближайший помощник Главы Стражи всемогущего Ордена вставил нефритовую поделку в задний проход своего начальника. В том, как он дразнит его член. Как вынуждает говорить непристойности...

И все равно не может добиться толики подчиненности в голосе, признания правил игры в словах! Ли восхищается и распаляется всё более хищным азартом. Пора повышать ставки. Раньше игрушки добавлялись, теперь пора снять. Кольцо.

— Испытываю, — соглашается Ли, поглаживая освобожденный ствол, беззащитный, жаждущий. — Готов проверить? — добавляет едко: — Готов просить?

Фэнь стонет, выгибается призывно, но словесно подтверждать не торопится. Либо упрямится, либо всё ещё не приучен... Бормочет в подушку:

— Ли... хочу тебя.

Что ж, зато честно! Ли смеется:

— Это ты называешь просьбой? Ну нет, дорогой! — Пальцы ловко пережимают ствол там же, где недавно было кольцо. Помощь сродни помехе. Многообещающее шипение на ухо: — И даже не думай, что скоро придется кончать! До финала еще далеко, а ты пока не помогаешь его приблизить.

Фэнь поворачивает лицо — блики свечей очерчивают точеный профиль. В таком освещении в свои тридцать пять суровый владыка Ордена выглядит сущим юнцом — будто не строгая форма с полчаса назад была сброшена с неизменно расправленных плеч, а ученическая одежда служителя.

— Чего же желает господин? Что... что прикажешь? — спрашивает сбивчиво, но не всерьез.

Ирония в голосе неистребима! Возбуждение не мешает насмешке. Расслабленность в постели не портит игру — разве что немного ее осложняет...

— А что ты можешь? — Ли хмыкает пренебрежительно. — Чем удивишь, чем побалуешь? Что такого мы с тобой еще опробовали, а?

— Я... мог бы... о небо, Ли! — тон соскальзывает в обыденность, прорывается сквозь смешки: — Могу отсосать, могу подставить зад. Могу лечь под плети. Могу всё одновременно.

— Внушительный арсенал! — Ли возмущается, чтобы не рассмеяться. — Всегда знал, что наш Глава Стражи славится особыми методами! Но позволь спросить, как ты собираешься провернуть всё одновременно?

Ли притворно удивлен и преувеличенно скептичен. Ли искренне восхищен манерой Фэня — не терять себя. Обретать истину, отрекаясь. Поддаваться, чтобы превозмочь. Слышит тем временем — приглушенно, невнятно:

— Эта штука всё ещё во мне...

Неужто за усмешкой звучит неловкость?..

— Позволь доставить тебе удовольствие, Ли, а я... мог бы поупражняться с игрушкой.

Балл за старание! Хотя придумка и безыскусна, нет причин не пойти навстречу. Привычные манипуляции с узлами на запястьях ослабляют их так, чтобы позволить смуглым пальцам обхватить перламутр нефрита. Только последний самый толстый шарик оставался снаружи. Одним плавным движением Ли помогает ввести его — до конца.

— А-ах... — краткий вскрик сглатывается, притворяется небывшим. Маскируется покашливанием.

— Давай-давай, не халтурь! Высунь теперь, хочу увидеть достойный Главы Стражи размах!

Инструктаж не мешает Ли занять более выгодную позицию — не только для наблюдения, но и для участия. Он становится рядом с кроватью. Фэнь по-прежнему на постели, на коленях, но теперь повернут лицом к нему. Связанные руки неловко заведены за спину, но ими вполне удобно производить необходимые движения игрушкой, заменяющей член.

Ли завидует этой игрушке, несмотря даже на то, что прекрасно знает: в любой момент — и в любом случае так и будет — он может ее заменить. Собой. Просто сейчас она — временно исполняющая обязанности. Помощника Главы Стражи, да...

А ведь когда-то Ли не мог и представить!.. Хотя... всегда легко менял роли, подстраивался под других, но отчего-то уверен был, что Фэню больше к лицу обладание, чем отдача. Доминирование, а не подчинение. Ошибался? Не знал. Не владел информацией. Теперь — безраздельно — владеет. И телом, и сердцем — того единственного, стать единственным для которого не позволял себе и мечтать.

Обнаженная мечта — на коленях, напротив. Заведенные за спину руки послушно совершают ритмичные толчки, от которых блаженной беспомощностью окрашивается лицо. Взгляд раненого животного скрыт ресницами. На нахмуренном лбу легкий излом клейма. На прочно сжатых губах — выражение сдерживаемой истомы. Ли хотелось бы отыскать что-то еще... Может быть, признак стыда?.. След подчиненности? Что-нибудь, подтверждающее игру!

Ведь, когда Ли решится ее продолжить... это станет слишком похожим на то, что они и так проделывают всегда! Но эти чертовски манящие губы!..

Ли не может больше терпеть. Отодвигает в сторону блестящую полоску непристойного облачения. Черная кожа вместо обычного белья, металлическая прохлада цепей на поясе — неизменные атрибуты игры. Сеанса. Сегодня всё же — особая ночь.

Ночь сплетения: удовольствия и боли. Исследования границ доверия. Путешествия — чуть за край.

Чтобы стереть некоторые старые шрамы, бывает, кожу на них нужно снова рассечь.

Ли обучен разным приемам — в курсе правил, можно сказать, с малолетства. Вот только с Фэнем сложно оставаться над схваткой, сложно — не растворяться ласках, расточаемых с готовностью и умением. Почти невозможно прервать и прерваться в нужный момент!

Но Ли уверен, что справится. Ради него — одного. Ради них — двоих. Ради правил, в конце концов! Уверен так же твердо, как тверд обнажившийся член. Желанные губы так близко, что чувствуется дыхание. Режущий взгляд вскидывается — вспарывает нервы, подобно клинку. Выдает нетерпение и заражает им.

— Соси. — Насколько возможно грубо. Строго. Вообще, Ли не мастер говорить непристойности. Тем лучше, получается резче. Острей.

Это видно — по проблеску боли в глазах. Не боли даже, скорее недоумения. Оно почти затмевает, оттесняет беспомощную томность от непрекращающихся поступательных движений — заменяющая игрушка не замирает в связанных руках. Горько поджатые губы не медлят — размыкаются. Один взмах ресниц гасит засветившийся больной огонек. Подменяет смущение смешком:

— Давай! Обслужу в лучшем виде...

Надо прервать. Пальцами, запущенными в жесткие пряди. Жестом, насаживающим неуместно говорливые губы на член.

Ли редко прибегает к пощечинам. Пикантная приправа может испортить всё блюдо, если самое изысканное, чего в нем добиваешься — вот такие мгновения растерянности в глазах.

В сочетании с первыми прикосновениями к давно возбужденной плоти — впечатления волшебны! Раскрывается гармония вкусов: будто против воли, но в точности соответствует цели; будто неожиданно, но так явственно правильно, что ошибкой было бы медлить единственный лишний миг.

Глубже. Фэнь весьма опытный партнер — чтобы продемонстрировать серьезность намерений, нужно еще постараться! Позабыть о деликатности. Отставить опасения кончить раньше срока. Это было бы недопустимо! А значит, этому не бывать.

Ли бесстрашно вонзается на всю глубину — до горла, до спазмов. Вонзается резко — как будто и вправду можно дойти до конца. Ощущениям отдается с упоением. Всей гамме: обволакивающему вакууму рта, зрелищу неловко склоненного, почти лишенного опоры тела. «Опоры» — ствол спереди и ствол сзади. Живой и искусственный. Чрезмерно требовательный и вынужденно самостоятельный. Пружинящий под коленями матрас — скорее помеха, чем опора. Фэнь балансирует. Парит. Увлекает — собой, за собой...

— Активнее! — командует Ли, только чтоб заземлиться. — Давай, поживее с нефритом. Ты же любишь пожестче, так оттрахай себя как следует! Сам...

Голос срывается, губа прикусывается, когда горло сокращается вокруг головки. Ли видит блеск на щеках — рефлекторные слезы. Видит блеск нефрита — скорость послушно прибавлена. Фэнь не может даже застонать...

— Только не вздумай кончать! — Ли предостерегает сердито, а тем временем сам отталкивает послушный сладостный рот. Дает перевести дух. Обоим. Свой член пережимает у основания. На головке тут же выступает капля предсемени. — Слижи.

Губы вновь приближаются, обволакивают. Кончик языка нежно проходится по уретральной щели — именно так, как любит Ли — дразня, словно вот-вот заберется внутрь...

— Аккуратней! — На этот раз Ли не может сдержать смешок: — Эта эрекция нам еще пригодится. Или ты так вошел во вкус с нефритом, что живая плоть уже не интересует?

Фэнь и правда старателен с игрушкой: амплитуда и частота удовлетворяют взыскательный взгляд — сразу выходят и погружаются три-четыре шарика. Сотрясания от толчков отмеряют ритм порочной покорности. Фэнь выглядит разомлевшим, но — не на грани...

Становится интересно — проверить степень его возбуждения. Нежно сжать на горле ладонь, приподнять в вертикальное положение. Губы аппетитно приближаются к губам... Но когда взгляд падает на налитый кровью член, губы всё же приходится облизать. Свои.

Как хотелось бы сейчас... Поиграть с ним умелыми пальцами — совсем немного, как Фэнь любит, щекотно ласкать. Потом обхватить губами — и с упоением, со всем умением — до конца. Или — хотелось бы развернуться и позволить ему вести. Вот так же, у края, почти не меняя позы, подставить себя...

С Фэнем так легко меняются роли! И так сложно удержаться — в избранном для игры амплуа.

Ли всегда считал себя универсалом. Во всех смыслах, позах и практиках. Во всех отверстиях и... В общем, умел дать то, что необходимо. И умел взять, то что нужно ему. В этом смысле Фэнь догонял, но учился старательно.

Когда-то — хоть в чем-то! — Ли даже стал его первым. Первым пассивным партнером. Когда-то — еще до границ откровенности — приоткрыл таинство контрастной игры. Казалось, что напряженно-нервной натуре полезно будет выпустить пар. Оказалось — важнее сбросить цепи контроля.

Контроль — обязанность господина. Цепей нет — на запястьях шелк лент.

— Замри.

Приказ шепотом — тоже приказ. Может быть, даже более весомый. Может быть, потому, что голодная жадность накладывает отпечаток на сдержанный ролевой тон. Напряженность вибрирует. Да, роль господина — не то, что позволяет ее отбросить! Отвечать за обоих, не позволять отлынивать, не спешить... О, Ли умеет не спешить!

Умеет — развязать окончательно собственноручно затянутые узлы, освободить наверняка онемевшие кисти. Вынудить выпустить нефрит — торчит наполовину...

— Смотри, — Ли кивает на зеркало, стоящее на столике у изголовья.

Сам настраивал верный угол обзора! Пусть полюбуется, пусть оценит со стороны — вид нелепо-порочный, почти жалкий. Каштановые пряди взмокли у висков, дорожки пота прокладывают путь по ключицам, ниже краснеют подсохшие восковые узоры. Еще ниже — вздыбленный член. А сзади... Ли хозяйским жестом отталкивает руки Фэня, позволяя ему упереться в постель, и сам касается гладкости нефрита. Шарик за шариком: два наружу, три — внутрь.

— Нравится?

От толчка смуглое тело вздрагивает, вздох душит мычание. Еще разок.

— Говори! — Недовольство абсолютно искреннее — зависть к игрушке проявилась вполне. — Приятно, что бы ни вставили? Если приятно даже с нефритом, так ли важен партнер?

Ответ слетает рефлекторно, с дрожью:

— Да!.. — Закушенная губа скрывает и выдает мгновение слабости. Фэнь свешивает голову и добавляет более внятно: — И нет, Ли, гораздо больше я хотел бы ощутить сейчас там твой член.

— Да что ты! — усмехается Ли. — Будто есть разница — чей! Но я, пожалуй, воспользуюсь предложением. Воспользуюсь подготовленным отверстием. Воспользуюсь, Фэнь. Тобой. Для своего удовольствия.

— Пользуйся! — смешок поощрительный.

Не всерьез. Понарошку. Фэнь слишком хорошо знает своего Ли! Из Главы Стражи сложно вылепить подчиненного. Предстоит еще много, много работы!

— Щедрая душа, — тянет Ли и не спеша извлекает поделку. Шарик за шариком. — А ты помнишь, что я не разрешал тебе кончать?

Молчаливый серьезный кивок, но ни тени растерянности на сосредоточенном лице. Эта игра им знакома. И стоицизм Фэня — до зубовного скрежета! — Ли знаком.

Он откладывает любимый нефрит на столик, забирается на кровать и наконец прижимается к желанному телу — со спины. Разворачивает Фэня лицом к изголовью, позволяя упереться руками.

— Вот так и держи. И не смей к себе прикасаться!

Свистящий угрожающий шепот никоим образом не мешает Ли трогать его самому. Смахивать остатки воска, скользя ладонями по груди. Пальцами вторить контурам поджарого живота — вниз, совсем рядом, но — не касаясь главного. Сменить курс. Погладить бедра, притянуть на себя и прочней вжаться напряженной плотью между упругих ягодиц.

Фэнь почти неподвижен. Послушен. Разведенные в стороны руки стискивают столбцы балдахина. Горделивая поза борца. Будто незаслуженные розги принять готовится, а не вполне себе заслуженный член!

Ли усмехается — можно, пока не видит. Ли сам чуть вздрагивает от нетерпения, когда обильно наносит смазку на твердый ствол. Сдержаться будет непросто. Ничего, Фэню тоже достанется!

Ли всегда предвкушает его с вожделением. Но в такую ночь — видит — во всей полноте. Видит отчетливо, какой же он... жесткий и хрупкий. Изломанный, несгибаемый. Желанный — каждой выпирающей косточкой и каждым рубцом. Каждым рваным вздохом.

Вот как сейчас. Когда первый же глубокий толчок заставляет позвонки заиграть в изгибе. Заставляет костяшки пальцев побелеть от напряжения. Заставляет — смолчать.

Да, Фэнь и принимает эти ласки как розги. Но ему не может быть больно сейчас: проход хорошо подготовлен, обильно смазан, Ли — чуток и аккуратен, как всегда. Игра ведь заключается не в том, чтобы доставлять исключительно неприятные ощущения! Наоборот. Ограничения и помехи словно трамплин — позволят достичь такой яркости, которая недостижима иными средствами. Которая...

Впрочем, сейчас Ли кажется, что он отдал бы всё на свете, лишь бы можно было двигаться, двигаться — жадно и просто — и до конца. Обнимая, прижимая к себе, вдыхая дымный запах волос — вонзаться. Глубже и глубже. Не скрывая стоны. А потом... позволить ладони завершить путь на привычном месте — возбужденный член слишком лакомая, слишком желанная цель! Можно ведь и вручную — продлить акт, поиграть с отсрочкой — зато подарить себе наслаждение прикосновений. Полноты обладания. Единения.

Нет. Ли держит себя в узде. Под контролем. Фэнь тоже — так и не изменил положения рук, только голову еще ниже свесил и, кажется, уже не так успешно подавляет стоны. Забавно: чем упорнее их скрываешь, тем сильнее они похожи в итоге на плач.

Ли старается двигаться в размеренном ритме. Отвлекает себя, чем может — от восприимчивого тела и несгибаемого духа, от тихих звуков и громких пауз. Зеркало в данном случае — не лучший способ. Да уж, сам выбрал ракурс! Вообразить, что ли, будто подглядывает со стороны?

Славная пара! Стройные и поджарые, в неверном освещении вечно юные, бесконечно жаждущие... Ли разглядывает свое отражение: молодой человек в кожаной портупее выглядит до смешного сосредоточенным на своем незамысловатом занятии. Поступательные движения — вперед-назад — лишь слегка сотрясают пушистые черные пряди, часть которых налипла уже на шею, часть лезет в рот. Позвякивают металлические цепочки на поясе. Поблескивает ошейник...

Вдруг ослепительно сверкает зелень: партнер под ним — перед ним — поднял глаза. Он к зеркалу еще ближе, и свечи рядом, но дело даже не в этом — просто этот взгляд Ли видит не только зрением, а чувствует — всем собой.

Он совершает толчок — и чувствует, как изумруд затуманивается — будто подернутый дымкой, испариной. Будто иней на листве... Жестоко, опасно. Но до чего сладко!

Ещё раз — вонзиться на всю длину. Фэнь стонет громче. Плотнее сжимает губы. Хмурит брови. Не закрывает глаза. В них уже роса, не иней, но, кажется, это еще опаснее...

— Фэнь...

Прикоснуться к нему становится насущной потребностью — мало просто придерживать бедра, мало насаживать на член. Нужен полный контакт! Потянуть за волосы, на себя, заставить прижаться спиной к груди. Каждый рубец родной на ощупь!

Роса обращается ручейками по щекам. Смуглое лицо искажается двойным откликом — боли и наслаждения. И какого-то страха... почти отчаяния. Чего он боится сейчас?.. Ах да... Правила. Нарушить запрет?

Ли не сторонник подлых приемов, но... Разве смысл игры не в том, чтобы пробить барьер?

Ритмичные движения продолжаются, а ладонь, минуя гладко-шершавый воск, смыкается на напряженной шее.

— Фэнь!.. — слетает на выдохе. Хочется чего-то потребовать, но чего еще мог бы желать сейчас Ли? Надо бы упрекнуть, устыдить... Но вся эта ролевая ерунда в такой момент не приходит в голову.

Ли вжимается в него весь и немного сжимает на горле пальцы. Жалобный, предостерегающий стон прорывается сквозь удушье. Еще один сладкий толчок. Еще глубже. Пальцы разжать.

— Ли... я... — абсолютная растерянность в голосе. Зелень в отражении расплескивается искренностью — проигрыша, триумфа. Позора и достижения. Обреченности.

Фэнь закрывает глаза. Сдается. Ли чувствует сокращение его мускулов — изнутри и снаружи. Тело бьет крупная дрожь, стенки прохода обхватывают теснее.

Ох, Ли как-то и не подумал, что с бесчестным приемом надо будет справиться и ему!

🗡🗡🗡

Легкое удушье обостряет чувствительность. Ощущения сосредотачиваются в местах трения и прилива крови. Глоток воздуха заставляет потерять бдительность окончательно. Дезориентация почти тотальна.

— Ли... я... — Признать поражение не хватает духу.

Фэнь, конечно, заранее ощутил позорно близкий финал.

Нет, он не считает, что Ли действовал нечестно. В такую ночь они не пользуются снадобьями. Кольцо было снято давно. Упражнения с нефритом просто... проложили путь. Нельзя даже сказать, что они с Ли были в равных условиях! Да, оба были на взводе, но Ли орудовал непосредственно членом, к тому же сразу после оральных ласк.

И тем не менее, напряжение неотвратимо накапливалось, нагнеталось с каждым толчком. Тянуще-избыточное ощущение становилось нестерпимым. Полнота требовала выхода. А объятья и движения Ли — его жажда, его голос, взгляд — всё это слишком подстегивало и увлекало. Заставляло забыть о всех играх на свете. Обо всем.

Рядом с Ли ни прошлого, ни будущего не существует. В его объятиях всегда чувствуешь себя здесь и сейчас.

Только вот слишком размываются рамки. Роли!.. Фэнь отнюдь не мастер актерской игры. Сеанс нужен, чтобы быть настоящим. Но вот к правилам он относится вполне серьезно! Велено же было... Фэнь обещал. Да и просто — как так?..

Триумф плоти окрашивается позором. Сладость по венам до кончиков пальцев. Горечь разочарования — комом в груди. Или просто нехватка кислорода? Горло больше не сжато, но дыхание рваное, судорожное. Вместо воздуха — дым благовоний, запах воска, патока насмешки:

— Очаровательно! О таком поводе для наказания я не смел и мечтать! Поддаешься, Фэнь?

Ли очень старается звучать зловеще. А может, и не старается... Ведь он уже извлек член, не позволив себе разрядиться. Благодушию взяться неоткуда.

Фэнь не меняет позы, не поворачивается. И больше не смотрит на зеркало, опасаясь встретить разочарованно-раздраженный взгляд.

— Ли... я не нарочно. — Склонив голову пониже, Фэнь ищет остатки самообладания в смятом черном шелке постели и неловких смешках: — Просто... с тобой слишком хорошо! Невозможно сдержаться. Вот видишь, насколько ты лучше нефрита! А я... я заслужил наказание, мой господин.

Формальное обращение ситуацию не спасает, хотя Фэню кажется, что это прозвучало почти нежно — настолько потерянно и неопровержимо. Ли в любом случае не упустит повода поворчать! И оплошность Фэня подчеркнет всеми доступными способами.

— Мой строптивый служитель слишком много себе позволяет... — звучит холодно и протяжно, задумчиво почти. — Нельзя же настолько пренебрегать правилами!

Напевный голос отдаляется — Ли встал с кровати. Фэнь не следит взглядом, но прекрасно знает, за чем он пошел. Шкатулка с орудиями укрощения строптивцев ближе к изножью.

— А может, на этом и закончим, Фэнь?

Пауза, подчеркнутая звенящей серьезностью, заставляет обернуться и поднять глаза. Взгляд выхватывает из полумрака маняще-призрачное видение. Ли так любит эти наряды! И они очень ему к лицу — подчеркивают утонченность телосложения. Брутальность черной кожи оттеняет мягкие, почти женственные черты. Резкие тени размывают наслоения возраста. Ли ненамного младше Фэня. Ли всегда младше, но никто не знает на сколько. Сейчас он — не юноша и не мужчина. Он — карающий наслаждением, награждающий болью потусторонний дух. Сияющий в своем великолепии. Брызжущий искрами праведного негодования — во взгляде кареглазом, в обидчиво-обидных фразах:

— Зачем затевать игру, если так запросто нарушать правила? Отсосать и кончить от члена в заднице ты мог бы в любой другой день! Или просто нравится наряжать питомца в смешные одежды? А может, для тебя дело принципа не позволить собой воспользоваться? Так уж торопишься — так спешишь! — урвать свой кусок наслаждения. Исподтишка веселей?

Ли говорит, говорит... Едкая горечь совсем не наигранна. Фэнь знает: Ли терпеть не может пренебрежительного отношения к правилам. И к себе.

Пока длилась нотация, Фэнь смотрел зачарованно. Успел разглядеть, что не получивший разрядки член скрылся за полоской черной кожи — выпирает теперь, оттягивает лоснящийся материал болезненно-возбуждающе. Успел оценить выбор орудия — серьезная оплошность заслужила весомых воздействий: не щекотки многохвостой плети, от которой разве что щиплющим жаром подрумянится кожа, но жесткого щелчкового хлыста.

Такой инструмент способен оставить шрамы, но в умелых руках станет тем, что их уберет.

— Ли, — Фэнь лихорадочно сглатывает, торопится скороговоркой: — Ты знаешь, я серьезно отношусь к правилам. Я правда не сдержался. Я... проиграл. Прошу, воспользуйся плодами победы.

Унижение допустимо, нельзя ведь упускать такой шанс! Нельзя — спугнуть божество сладострастного возмездия, явившееся в дом около старой ивы во плоти. Фэнь жаден — не только к боли, но и к невероятному существу, держащему ее источник в своих, таких холеных, таких ласковых, умелых руках.

— Не сдержался!.. — ухмылочка пренебрежительная.

Хлыст постукивает по ладони — проверяет хват.

— Считаешь это оправданием? Ну что ты как маленький, в самом деле!.. Не утерпел! А то я не знаю, как долго ты можешь держаться!

Отчитывает. Почти унижает. Но всё-таки — подходит ближе. Карающее божество снизошло. К тому, чтобы, склонившись, вынуть из шкатулки пару кожаных кандалов-браслетов. К тому, чтобы защелкнуть их вокруг запястий и прикрепить к столбцам. Коленопреклоненная поза неизменна — только ракурс другой. Лицом.

Распятый, открытый, обнаженно-беспомощный, ничего не скрывающий — не могущий, не желающий скрыть — Фэнь только ждет восхищенно того самого момента, когда груди, ошметков воска, иссеченной шрамами кожи коснется первая обжигающая ласка хлыста.

— Я... виноват. Я не думал тебя задеть. Я вообще не думал! Не мог.

«Прости», — почти слетает вслух, не успевает. Сейчас не время учить слова. Сейчас — время для дрожи, сорванного дыхания, уязвимости. Ли проводит концом хлыста по внутренней стороне бедра.

— Обо мне переживаешь? — колким удивлением бровь вскидывается вверх, лоб хмурится. Ли выглядит абсолютно невинно в преддверии пучины порока! Исправляется быстро: — Не сто́ит! И уже не стои́т, — демонстрирует язвительность в усмешке.

Выражение презрения чуждо его лицу, но Фэнь помнит своего Ли под масками. И знает, каких усилий требует от него эта роль. Знает, что игра на грани в большей степени нужна жертве, а не палачу.

Хлыст касается влажной упругой плоти — Фэнь не успел толком стереть следы, доказательства недавнего поражения. Не успел оправиться, но чувствует, что плоть готовится к новым свершениям. Однозначность положения волнует кровь.

— Ли... я готов.

Предвкушение — пугает. Ожидание страшнее всего. Ведь на самом-то деле это всё чушь, будто можно испытывать удовольствие от боли! Фэнь не любит боль. Фэнь знает, что тело подведет его еще раньше, еще подлее, чем при преждевременном семяизвержении. Знает, как всё сожмется жгутом внутри, как будет жечь, рассекать снаружи. Что угодно захочется предпринять, лишь бы это прекратить! И поэтому — нужно начать.

Ждать невыносимого сложнее, чем пытаться его пережить.

И Фэнь знает, что Ли это знает. Чего стоит решиться. Что предстоит терпеть. Окончательное подтверждение — осознанное согласие — озвучивается в последний момент:

— Давай!

И Фэнь всё же зажмуривает глаза — перед первым хлестким ударом — после взмаха рукой. Щелчок.