Отчуждённые | 参商

В дальнейшем учитель и ученик отвернулись друг от друга. Все тёплые чувства развеялись как пепел и превратились в ничто

В возрасте двадцати восьми лет Чанмин, уже ставший настоятелем Храма Юйхуан*, принял своего первого ученика.

*(玉皇观;yùhuáng guān) — букв. Храм Нефритового Императора (верховное божество у даосов).

Храм Юйхуан не был крупной школой, но за несколько лет под руководством Чанмина он начал завоёвывать известность и получил доброе имя в мире цзянху*. Толпы привлечённых этой славой людей хотели пополнить собой ряды обучающихся, однако Чанмин ни в грош их не ставил. Порой, встретив человека со сносными природными данными и врождённым потенциалом, он отдавал его на воспитание к шиди*, а сам всем сердцем предавался совершенствованию Великого Дао, стремясь отдать жизнь на разгадку сокровенной истины небесных законов.

*(江湖;jiānghú) — букв. реки и озёра; обр. подразумевает под собой деятельность и мир мастеров боевых искусств.

*(师弟;shīdì) — братец-наставник, младший соученик.

В те времена Юнь Вэйсы был всего лишь пятнадцатилетним юнцом.

Злая судьба постигла его родных, оставив его в одиночестве; затем он вовсе подвергся изгнанию из семейного клана и превратился в скитальца, чьим домом стали все четыре стороны света. Богатая одежда и изысканные блюда, уроки эрудиции и этикета пропали, как проплывающие перед глазами дым и облака. Некоторые школы отказывались принимать его из-за столь щекотливого положения, другие же, видя, что его способности посредственны, а внутренние органы повреждены, никак не желали прилагать немалые усилия ради воссоздания мышц и костей чужака.

Только Храм Юйхуан приютил его.

Первое время Чанмин не замечал этого невзрачного ученика, ответственного за мелкие поручения.

До тех пор, пока однажды управляющий делами школы не провёл для всех учеников утреннее занятие, в ходе которого велел им вырезать узоры на варёных рисовых зёрнышках.

Резьба по рису сама по себе являлась настоящим испытанием мастерства, а рыхлая мягкость варёных зёрен делала задачу почти невыполнимой. Многие ученики сдавались на полпути, сетуя на требовательность управляющего, а некоторые приносили едва удовлетворительные образцы после двух-трёх дней работы. В целом, даже самые простые узоры уже считались удивительными.

Один только Юнь Вэйсы каждую глухую ночь при свете луны занимался резьбой на протяжении целых трёх месяцев.

По случайности Чанмин обнаружил его миску с ажурным рисом, сохранившимся в идеальном состоянии благодаря хитрости со льдом. В течение трёх месяцев резьба прошла путь от разрозненных и бесформенных фрагментов в начале до цельного образа бамбуковой рощи с обратной стороны горы к концу.

Работа получилась заурядной и даже грубоватой, однако проявленная стойкость поражала своей уникальностью.

Чанмин решил принять его, и Юнь Вэйсы оправдал возложенные на него надежды. Одно за другим он преодолел все испытания и в конце концов стал первым учеником Чанмина.

За годы пребывания в храме Юйхуан Чанмин более не брал новых учеников, пока не покинул его и не основал другую школу, попутно став первым мастером под небесами. Как его старший ученик, Юнь Вэйсы быстро прославился следом, в частности, когда в одиночку обезглавил демонического дракона Снежной горы и победил Князя Духов. С тех пор он наконец-то вышел из тени своего учителя и раскатом грома прогремел на весь мир.

В дальнейшем учитель и ученик отвернулись друг от друга.

Все тёплые чувства развеялись как пепел и превратились в ничто.

Юнь Вэйсы во всеуслышание заявлял о намерении выследить и убить своего учителя. Во главе десятков прославленных даосских монахов он устроил облаву на Чанмина, и хотя в итоге вернулся с поражением, всем в Поднебесной стало известно о разногласиях между учителем и учеником, дошедших до того, что младший даже не пытался скрыть свою непочтительность к старшему.

Естественно, хотя Чанмин и носил звание сильнейшего человека в мире, его репутация не была безупречной. Многие втайне злорадствовали, предвкушая его трагическую кончину от меча ученика, но не смели высказывать ему это в лицо. Сам Чанмин всегда поступал по-своему и никогда не принимал такие вещи близко к сердцу.

Даже если прошло много лет, даже если воспоминания стали сумбурными и неполными, Чанмин по-прежнему помнил внешность пятнадцатилетнего Юнь Вэйсы...

И этот беспомощный беглец перед его глазами повторял образ из прошлого без малейшей ошибки.

Это совпадение?

Или за этим стоит какая-то загадка?

Судя по словам Хэ Сиюнь, Юнь Вэйсы всё ещё жив и даже обрёл величие и могущество недостижимого хозяина Девятого круга Бездны. Он никак не мог вновь вернуться в свои пятнадцать лет и оказаться здесь в подобной ситуации.

Мог ли этот мальчик приходиться родственником Юнь Вэйсы?

Чанмин нахмурился.

Не успел он что-либо спросить, как из рощи выскочили четверо человек.

Преследователи были вооружены деревянными палками, а их одежда выдавала в них внешних учеников.

Они выглядели угрожающе и не имели никаких добрых намерений.

— Утащите его!

Никто из них даже не обратил внимания на Чанмина, очевидно, не воспринимая его всерьёз.

По всей видимости, юноша совершенно обессилел. Его грубо подняли из лужи грязи и поволокли вглубь бамбуковой рощи.

Лидер группы учеников усмехался на ходу:

— Если снова посмеешь таращиться на шимэй* Бисинь, я точно выколю твои глаза!

*(师妹;shīmèi) — сестрёнка-наставница (вежл. о младшей по возрасту дочери учителя или соученице).

— И правильно! Этот гад постоянно что-то ворует, давно пора выгнать его с горы. Управляющий слишком милосерден, давайте поможем ему и преподнесём воришке урок!

Группа людей вскоре скрылась вдали.

Чанмин не препятствовал им.

Спустя мгновение безмолвия он нащупал в рукаве листок бумаги и слегка его подбросил.

Подхваченный ветром лист беззвучно проскользнул между стеблями.

Уже вскоре из рощи послышались крики ужаса.

Стенания и вопли о помощи то затихали, то вспыхивали вновь, однако Чанмин притворялся глухим. Нагнувшись, он принялся срезать побеги бамбука и складывать их в корзину, в то время как юноша вновь выбежал из рощи. Он бросился к своему спасителю и рухнул перед ним на колени, трижды коснулся головой земли, вскочил и поспешил исчезнуть в вечернем сумраке.

Чанмин же никуда не торопился. Те ученики уже давно должны были бежать изо всей мочи в противоположном направлении от бумажного тигра. Даже если бы они повернули назад и вернулись, то не смогли бы доказать, что за всем этим стоит именно он.

Неспешно набрав полную корзину бамбуковых побегов, Чанмин вернулся на внешнюю кухню, чтобы помочь главному повару Хэ приготовить ужин.

Оказалось, что к этому моменту мужчина уже почти всё закончил и не нуждался в помощи. Чанмин вернулся как раз к горячему угощению из пяти блюд.

Накрывать такой стол всего на двух человек было чрезвычайно расточительно, но никто не мог сказать ни слова против своего непосредственного руководителя.

— Давай-давай, попробуй моё новое блюдо — молодые побеги бамбука с рыбными ломтиками, — пригласил его присесть главный повар Хэ. — Я ещё прихватил для нас молодого вина, сегодня вечером для счастья мне больше ничего не надо!

Охотно прислушавшись к доброму совету, Чанмин сел и принялся орудовать палочками для еды.

— Ну как тебе? — повар Хэ вытянул шею.

— Побеги бамбука хрустящие, а рыба нежная. Приправы — сердце всего блюда, без них одних этих двух ингредиентов было бы недостаточно, — оценил Чанмин.

— Я знал, что ты поймёшь меня! — он хлопнул себя по бедру. — Всё так, приправы и вправду мой личный секрет в этом рецепте. Я думал над ним целый месяц и наконец-то додумался! Уверяю тебя, второго такого больше нигде не отыскать!

Чанмин разделял его мнение и продолжал есть с большим аппетитом.

— Если бы существовало какое-нибудь состязание чудо-поваров, несомненно, ты вошёл бы тройку лучших.

Главный повар Хэ рассмеялся:

— Не просто в тройку, я непременно стал бы самым лучшим! — после чего он вздохнул: — Эх, жаль, что в наше время людей заботят только деньги, слава и совершенствование боевых искусств. Что им до кулинарии? В их глазах это презренное занятие.

Чанмин указал на миску палочками:

— Если ты и дальше будешь горевать об уходе весны и скорбеть о приходе осени*, я съем всё один и не оставлю тебе ни крошки.

*(伤春悲秋;shāng chūn bēi qiū) — обр. быть склонным к сентиментальности под влиянием внешних факторов.

За одно мгновение он проглотил полмиски риса, рассчитанного на подачу к нескольким блюдам.

Только тогда главный повар Хэ опомнился, и двое вихрем начисто смели со стола все яства.

Они замечательно ладили друг с другом наедине, чего нельзя было сказать о прежних помощниках кухни.

Чанмин умел и хорошо работать, и внимательно слушать. Кроме того, он мог вносить полезные предложения по поводу новых блюд и стал верным другом для главного повара Хэ, в несколько раз превзойдя тех шумных внешних учеников с острыми языками, но неуклюжими руками.

— Старина Хэ, я слышал, что школа Цзяньсюэ тесно связана с нашей. Значит ли это, что их глава тоже почтит своим присутствием торжество?

Главный повар Хэ покачал головой.

— Нигде не упоминай об этом, это табу.

— Я заметил, поэтому не спрашивал раньше.

Он провёл в школе Цисянь так много дней, но ни одна живая душа и словом не обмолвилась о Цзяньсюэ.

— В прошлом школа Цисянь была так слаба, что ей пришлось покориться и стать вассалом могущественной Цзяньсюэ. Глава чувствовал себя настолько глубоко униженным, что запретил кому-либо в стенах школы упоминать об этом инциденте. Теперь же, по случаю праздника, главе Цзяньсюэ, само собой, отправили приглашение, но этот человек точно не явится сам, должны прийти его доверенные приближённые.

На этих словах главный повар Хэ стал выглядеть удручённо.

— Я беспокоюсь, как бы они не подпортили знаменательный день Лю-шишу.

Чанмин приподнял бровь.

— Вряд ли дойдёт до такого. Разве они смогут завоевать сердца своих людей таким образом?

— А сдались им эти сердца? — он горько усмехнулся. — Пока Цзяньсюэ у власти, а в Цисянь нет мастера достойнее Чжоу Кэи, нам не вырваться из их лап. Хотя способности Лю-шишу исключительны, он совершенствуется всего чуть больше десяти лет. Как ему тягаться с таким тираном, как Чжоу Кэи?

— Разве школа Цисянь уже не подчинилась Цзяньсюэ?

— По слухам, Чжоу Кэи практикует порочную технику, для которой необходимо высасывать человеческую кровь и жизненные силы каждые несколько месяцев. Более того, обычные люди ему не по вкусу, обязательно нужен кто-то с достойной и прекрасной внешностью. Вассальные школы приносят жертвы по очереди. В последний раз, когда дошло до нас, глава отдал предателя, погубившего своих соучеников. Даже не знаю, кого выберут сейчас... Эх, не нам с тобой переживать о таких вещах, нам главное — готовить добротную еду!

После долгих разговоров и осушенных чаш вина, главный повар Хэ, наконец, остался полностью доволен и отправился отдыхать.

Чанмин отнёс миски и палочки на кухню и прибрался.

Этой тихой поздней ночью светила лишь одинокая луна.

Он рассеянно мыл посуду, размышляя о Сыфэй.

С этим мечом в руках он мог бы найти способ восстановить своё тело и уровень совершенствования в кратчайшие сроки. Но вот куда он запропастился, попал ли к Юнь Вэйсы или достался Чжоу Кэи, Чанмин так и не смог вспомнить.

Стоит ли отправиться на поиски в школу Цзяньсюэ?

Раньше Чжоу Кэи увлекался коллекционированием знаменитых драгоценностей. Безусловно, он не обошёл бы вниманием Сыфэй, если бы наткнулся на него. Возможно, меч был у него.

Щёлк.

Из дров донёсся шорох, настолько тихий и слабый, что на него легко было не обратить внимания.

Пять чувств Чанмина сильно ослабли, но это вовсе не означало, что он не мог расслышать звук движения.

Не оборачиваясь, он метнул палочку для еды точно в штабель дров.

Раздался грохот, и незваному гостю пришлось вылезти из укрытия.

Чанмин повернул голову и увидел, что это был тот самый юноша, встреченный им днём.

Тот не бросился бежать, а просто застыл на месте.

Это неожиданно напомнило Чанмину кое-что из прошлого.

Хотя Юнь Вэйсы правил даосской школой в течение довольно долгого времени, за свои безжалостные действия и неспособность к снисхождению его втайне прозвали «Равнодушным* Повелителем Демонов». Что, впрочем, не мешало многим совершенствующимся девушкам соревноваться между собой за право первой излить ему все свои чувства.

*(冷面;lěngmiàn) — букв. холодное выражение лица.

Однако в данную минуту человек с внешностью юного Юнь Вэйсы крепко держал в руках половинку печёного батата, а по всему его лицу красовались следы грязи. Что бы подумали все те поклонницы, увидев такую картину?

Эта мысль развеселила Чанмина, и уголки его губ непроизвольно приподнялись в дразнящей улыбке.

А юноша всё не сводил с него глаз, словно ожидая своего приговора.

Автору есть что сказать:

Чанмин: То есть ты, которого я вижу — это действительно ты?

Юнь Вэйсы: А ты думаешь, что я, которого ты видишь — действительно я?