Терапия

Пациентам полезна групповая терапия, так считали врачи. Анна не понимала почему. Разве от соприкосновения с другой болезнью твоя собственная болезнь станет исчезать? Какая глупость. Но ее никто не спрашивал.

Занятия с группой проходили в холле, где были составлены встык несколько столов, вокруг которых рассаживались пациенты. Всем руководила невысокая круглая женщина со стершимися границами лица и шеи, с нелепой виляющей походкой и сюсюкающим голосом. Анну особенно раздражало, что этот шарик на ножках разговаривает с ней как с ребенком.

Она посмотрела на сидящих за столом. У всех были нечеловеческие, деформированные лица: крючковатые носы, свернутые уши, пятна, вмятины на коже, торчащие зубы. Они брали разноцветные куски пластилина и превращали их во что-то безобразное. Анна подумала, что они похожи на гоблинов.

Низшая раса. Все, с чем соприкасаются эти сумасшедшие уродцы обречено на страдание и смерть. Они живут в кривых домах, ездят на хромых лошадях, цветы и плоды, выращенные ими, настолько деформированы, что их невозможно узнать. Высшие изолировали гоблинов на острове, чтобы обезопасить своих сограждан. Они живут там и по сей день, страдая от уродства, но не прекращая его плодить.

— Дорогая, почему ты сидишь? Не поняла, как делать цветочек? — этот лепет заставил Анну вздрогнуть.

— Я не хочу этим заниматься.

— Просто попробуй. Тебе понравится. А, придумала! Почему бы вам с Семеном не работать в паре?

Руководительница хлопнула в ладоши, подняла какого-то человека и пересадила его рядом с Анной. В нос юркнул запах грязного тела. Анна задержала дыхание. Человек совсем не реагировал на то, что его пересадили. Он взял кусок пластилина и начал мять. На запястье прыгал вздувшийся проводок вены. Анна не хотела смотреть, но и отвернуться не могла, пока слова вновь не подхватили и не унесли ее.

Перед тем, как в него врезалась надвигающаяся машина, он успел подумать, как странно будет перестать быть собой. Обесточенное, когда-то бывшее им, тело лежало на асфальте. Его погрузили на тележку, долго трясли в фургоне, доставили в больницу, закачали новую кровь и снова завели. После этого каждый день он чувствовал в себе движение этой чужой крови. Она была очень густой и двигалась внутри медленно, подобно червяку, доставляя ужасную тягучую боль. Не было иного способа прекратить мучение, кроме того, чтобы выпустить ее....

Она больше не могла оставаться здесь. Вонь, исходящая от ее соседа, разъела весь окружающий их воздух. Анна поднялась и стремительно зашагала к выходу, проигнорировав, что руководительница пищала ей вслед.

***

Иногда она представляла, что идет по этому коридору с дочерью, и он превращается в дорогу от их дома до школы. Через дворы, по хрустящему как свежая капуста снегу, через скрипящий железный мостик. Дочь находила где-то ледышку и пинала ей, и Анна безоговорочно подхватывала игру. Как давно она не видела этих ледышек на улице. Помнит, тогда они были повсюду, каждое утро они с дочерью находили и упускали по четыре-пять таких, потому что ледышка, упущенная из под ног не имела права продолжать игру и могла быть заменена только другой ледышкой. К счастью, не проходило и минуты, как поспевала замена. Дочь заразила ее ощущением игры, поэтому даже к своей работе в офисе она относилась легко, как к квесту с бумагами, наградными грамотами и переходом все на новые уровни, до тех пор как муж не подарил ей ключ к другой, более увлекательной для нее игре – писательству.