Глава 2.
Всего лишь тень. Каждый, кто шел ему на встречу, или обгонял его, был всего лишь тенью так же, впрочем, как и он сам оставался незаметным для множества бегущих рядом. Максим уже давно не замечал окружающих его людей. Общество стало для него чем-то вроде обязательной и неотъемлемой части интерьера, без которой невозможно само существование этого мира.
- Спящие, слепые... боящиеся потерять время, считающие, что жизнь одна и другого шанса не будет... - его глаза были полны безразличия. Скользящий взгляд по прохожим, будто бы сканировал, и в тоже время смотрел сквозь них. Что он видел в этот момент? Ничего, кроме огромного серо-черного пятна, удерживаемого границами из мнимых забот, глупых волнений и порой безумно пустых желаний.
Подгоняемые вымышленными делами, тревожащиеся о проблемах, стремящиеся к иллюзорным переменам – вот что беспокоило их. Все же, что тревожило в этот момент его – это, несвойственный для этого осеннего месяца, холодный ветер. Изредка поправляя ворот пальто, он шел сквозь толпу. Максима уже давно не забавляли и не приносили никакого удовольствия разговоры, доносившиеся с разных сторон.
- Технологии развиваются, меняются эпохи, а темы для разговоров остаются неизменными, - хмыкнул он, слыша, как какая-то девушка, жаловалась на то, что родители ее не понимают. С другой стороны, двое мужчин обсуждали какие-то результаты, с третьей женщина с уже явной истерикой в голосе, что-то доказывала своему собеседнику по телефону... Все было как всегда, как и должно было быть в огромном городе полном одиночек, старающихся забыть об этом, и любыми путями доказать себе обратное.
- Помогите!.. Вызовете скорую!!! – неожиданно донеслось откуда-то со стороны. Толпа хлынула на крики, и, ухватив Максима с собой, буквально понесла его к тем несчастным, которые, сами того не подозревая, в это время становились еще одной темой для разговоров безразличных ко всему людей.
Спустя несколько мгновений, он стоял в первых рядах сомкнувшегося кольца. Сзади же, все время кто-то подталкивал его, с каждой минутой толпа становилась все больше, и вот уже любопытствующие, выпрыгивали из-за спин, стоящих впереди, или же тихим шепотом спрашивали о том, что все-таки произошло. Его же взгляд был направлен туда, где только что разразилась трагедия для немногих несчастных, чьи нити судеб переплелись в одну, решив оборваться и закончить чей-то долгий путь.
Лужа крови растекалась по асфальту. В ней, лицом вниз, лежал мужчина, он был не стар, но и уже не так молод, как возможно хотелось ему и его спутнице. Об этом желании говорила одежда мужчины. На нем была довольно модная среди более молодых людей куртка, возможно очень светлая, но сейчас это было сложно понять, так как по ней быстро расползалось багровое пятно, а там, куда оно еще не добралось, на ткани виднелись куски грязи и осколки фар, валявшиеся повсюду. Мужчина лежал неподвижно, как будто спал, и только это пятно, так быстро расплывавшееся по его одежде, говорило о том, что он был уже мертв.
Стоя рядом с ним на коленях, женщина тянула своего спутника за рукав так, словно силы уже практически покинули ее. По щекам этой еще довольно молодой женщины текли слезы, но ее лицо не выражало ничего, кроме безумного отчаянья. Где-то там, в глубинах своего сознания она понимала, что слишком поздно, и это промелькивало в ее потухшем взгляде, но есть еще такое чувство как надежда, и она живет намного дольше, чем можно себе представить, она живет в душе даже тогда, когда все остальные чувства уже поглотило горе и безнадежность. И именно надежда заставляла женщину вновь и вновь просить о помощи.
Рядом с машиной, схватившись за голову, стоял довольно молодой мужчина, и растеряно смотрел то на мертвеца, то на женщину, то на огромную трещину на лобовом стекле автомобиля. Он еще и сам не до конца осознал, что все-таки здесь произошло, но то, что он видел вокруг, заставляло чувствовать этого молодого мужчину огромное чувство вины, смешанное с возможно первобытным страхом.
- Счастливец! – ухмыльнулся Максим, и мельком посмотрел на убитую горем женщину.
- Помогите! Кто-нибудь! – она говорила то громче, то тише, пытаясь донести свою просьбу до остальных, но толпа безмолвствовала, лишь изредка доносился шепот, или смешки. Он видел, как многие, из стоящих вокруг, достали свои телефоны, но не для того, чтобы позвонить и, наконец-то, закончить агонию несчастной женщины. Они снимали все это, то приближая, то удаляя картинку на мониторах своих телефонов.
- Я не видел, как он выскочил! Не видел! – подражая ее интонации, повторял горе-водитель. Который, осознав всю ситуацию, опустился на колени рядом с женщиной, пытаясь заглянуть в ее глаза. Возможно, он верил в то, что повтори эту фразу лично ей, то тогда ему самому будет не так плохо, но, судя по-всему, это не помогало. И горечь от осознания собственной беспомощности, заставила его замолчать.
- Хуже диких зверей! – тяжелый взгляд синих глаз оглядел толпу, кто-то, чуть поежившись, поспешил тут же удалиться. Максим, решив, что с него хватит, молча, пробивался сквозь кольцо зевак. Он не был любителем подобных зрелищ, и уж тем более не горел желанием присутствовать при обстоятельствах чьей-либо смерти. Но все же, он помнил о том, как больно терять дорогих сердцу людей, его руки невольно потянулись к телефону, и как только он покинул толпу, Максим быстро набрал номер, словно машина, он четко проговорил диспетчеру о том, куда нужно приехать полиции и скорой, и, убедившись, что его услышали, спокойно повесил трубку. Зачем Максим так старался сейчас? Что он с этого получал? Сделав все это, мужчина смог наконец-то поверить в то, что не является частью бездушной толпы. Сворачивая за угол, он услышал сирены машин, подъехавших к месту, где только что оборвалась чья-то жизнь.
Бесконечно длинная улица, была похожа на бесконечное серое пятно, смывшее четкие грани и стеревшее все свои очертания. Этот город ничем не отличался от других, он был таким же унылым, и давящим. Требующим жить по заданному ритму, а возможно даже и чувствовать то, что было задано серыми безликими стенами, и такими же серыми безликими душами.
Погрузившийся в сумерки город, стремительно зажигал огни, будто боялся отдавать хотя бы малую часть себя, приближавшейся темноте ночи. Причудливые огоньки неоновых витрин, приковывали к себе взгляды покупателей, и манили подобно тому, как пламя свечи привлекает к себе мотылька. Тут и там, прохожие собирались небольшими группками, и рассматривали нелепые или забавные безделицы, невзрачно выглядящие днем, и обретавшие магическую притягательность в свете множества огней.
- Ночь всегда умела придать таинственности всему тому, что еще днем казалось невыразительным и скудным, - он тихо пробормотал себе под нос, обходя небольшую группу зевак, восхищенно смотревших на причудливое стеклянное дерево, стоящее в витрине, и переливавшееся всеми цветами радуги в свете нескольких направленных на него ламп.
- Мама, посмотри какое красивое! Как будто живое! – восхищенно говорил ребенок, глядя на это сверкающее дерево широко открытыми глазами. – А сколько разных огоньков! Хочу... - тихо прошептал он последнее слово, не отводя восторженного взгляда от витрины.
- Малыш, оно очень красивое, но давай мы завтра днем придем сюда, а то сейчас у нас с тобой такие тяжелые сумки, что мы всего не донесем, - говоря это, молодая женщина отвлекла внимание ребенка от витрины, показывая на несколько больших пакетов, которые она держала в руках.
- Ну... - какое-то время ребенок задумчиво переводил взгляд с пакетов на дерево, и обратно.
- Малыш я не смогу его нести, а заставлять тебя неправильно, оно может оказаться слишком тяжелым! – она говорила это настолько мягко и в тоже время уверенно, что мальчик уже больше не смотрел на витрину, наоборот, все его внимание было приковано к огромным пакетам в руках матери.
- Но я же сильный! – он сказал это так громко, что все, кто стоял рядом внимательно посмотрели на мальчика, невольно улыбаясь его словам.
- Ты у меня очень сильный! – ласково подтвердила его мама.
- Тогда я помогу тебе нести пакеты, дай мне какой-нибудь! – он протянул свои маленькие ручки к ней, ожидая, что мама выберет для него, такого сильного.
- Если ты возьмешь вот этот пакет... - она не успела договорить и половины фразы, когда мальчик аккуратно взял пакет из ее рук, и, крепко держа его двумя руками, выставил прямо перед собой. – Только будь осторожнее! – взволнованно сказала она.
- Ничего мам, он конечно тяжелый, но я же сильный! – гордо повторил мальчик, и двинулся из толпы. – А за деревом мы завтра днем придем, ведь так?
- Конечно малыш! – ласково улыбаясь, ответила она, и вот уже люди с удивлением, небольшой завистью и легким восхищением в глазах, провожали взглядом эту необычную парочку, идущую по направлению к собственному дому.
- Мудрая женщина, - хмыкнув, тихо пробормотал Максим себе под нос. Он прекрасно понимал, почему она так сделала. Ведь когда они придут завтра днем, витрины еще не будут переливаться разноцветными огнями, а значит и это дерево не будет таким привлекательным, каким оно выглядело сейчас. А это означало только одно – ребенок передумает, и больше не захочет его. – Это был очень умный ход, – сказав это, мужчина двинулся дальше.
Неспешно идя, он позволял мыслям уводить свое сознание так далеко от этого мира и времени, насколько это было возможно. Перебирая каждый миг своего прошлого в отрывках фраз, мыслей, или целых сцен, представавших перед его глазами, каждый раз, когда Максим смотрел на свое искривленное отражение. Все это он делал лишь для того, чтобы уловить то единственное мгновение, подсказку его собственного бытия, которое ускользало от него, так же ловко и быстро, как вода проходила сквозь пальцы. Что он искал? Что за образ это был? Вопросы, давившие на него откуда-то из глубин памяти, заставили Максима остановиться, и на несколько секунд закрыть глаза.
- Почему ты ускользаешь от меня? Что я делаю не так? – память ловко скрывала от него то важное, что он так отчаянно пытался вспомнить. – Почему ты не хочешь посмотреть на меня? – взгляд Максима блуждал по картинкам прошлого, воскрешаемого в его голове в поисках той единственной, все время видимой ему лишь со спины. Каждый раз она была другой, в ней все менялось от роста, до цвета волос, и только то, что помогло бы ему вспомнить ее имя, всегда было незримо.
Тяжело вздохнув, мужчина облокотился на витрину, и медленно открыл глаза. Сейчас он ругал себя за то, что позволил им обоим прожить целую вечность друг без друга. Затуманенным взглядом Максим пытался хоть что-то рассмотреть, но видел прямо перед собой лишь огромное яркое пятно, сливавшееся из множества разноцветных тонких линий.
- Что за черт? – раздраженно прошептал он, и несколько раз открыл и закрыл глаза. Картинка начала приобретать более четкие линии, и вот огромное яркое пятно, разделилось на множество бутонов. – Цветы? – мужчина замер, и, практически не дыша, пристально вглядывался в витрину. Что-то подсказывало ему, что именно здесь он найдет ответ на интересующий его вопрос. – Вот только как они, могут вернуть мне целое воспоминание? – скептически подумал Максим, в то время как его ноги, уже шли по направлению к двери магазина.
Максим колебался несколько минут, не решаясь открыть дверь и пройти внутрь, и вот, когда уже проходящие мимо люди, стали с интересом смотреть на его борьбу с собой, мужчина все-таки решился, и открыл дверь.
Мелодичный перезвон, раздавшийся над его головой, тут же сообщил продавцу о том, что у нее на пороге стоял еще один клиент. Вздохнув, Максим посмотрел вверх, и, поджав губы, быстро прошел внутрь. Он не любил этих вещей, но ничего не поделаешь, ведь как только стало известно о «музыке ветра», сложно представить себе хотя бы один магазин, где не висело бы этого атрибута с востока.
Светлое помещение, являющее собой полную противоположность, пусть и пестрящей яркими вывесками, но все же остававшейся серой, улице, буквально поглотило его своим светом. Здесь ничто не отвлекало покупателя от цветов; ничем не перегруженное освещение и цвет стен наоборот помогали оценить красоту и яркость всех этих недолго живущих представителей природы.
Первое что он сделал, оказавшись внутри, жадно вдохнул воздуха, наполненного всевозможными ароматами стоящих в магазине цветов. Его нос уловил смешение тонких и сильных, терпких и нежных запахов, представших перед Максимом. На его лице появилась едва заметная улыбка, и вот словно завороженный, он уже шел от вазы к вазе, продолжая жадно вдыхать царящие вокруг запахи. Его уже давно не удивляла собственная способность не только чувствовать множество ароматов сразу, но и разделять их на составляющие, пусть и не очень хорошо, и чувствуя только самые важные. Но он не путал их ни с чем, поскольку каждый цветок, став важным в его понимании, своим ароматом, сплетал Максима с его воспоминаниями прошлых жизней. И вот сейчас, идя между вазами и букетами, он искал те единственные цветы, чей аромат был не просто тонок и изящен, а практически неуловим.
Как бы Максим того не хотел, но эти цветы сложно было найти по запаху, поэтому сейчас он доверился своим глазам, и пытался, среди всего этого пестрящего разнообразия, отыскать именно их.
- Я могу вам чем-нибудь помочь? – внезапно, в тонкий мир изящных ароматов, ворвался один чужой, рушащий всю прекрасную картину природы. Хотя в ее голосе и звучала услужливая вежливость, но она была так же фальшива, как и аромат ее парфюма.
- У вас есть орхидеи? – едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить, спросил Максим. Он старался не поворачивать головы к той, кто прервала его поиски.
- Да, конечно, - услужливо улыбаясь, девушка указала в сторону стоящих чуть поодаль ваз, в которых и находились орхидеи всевозможных расцветок.
- Спасибо, - уже мягче сказал Максим, и, подойдя к цветам, вдохнул их, едва уловимый аромат. – «Вероника очень любила орхидеи», - по-детски улыбнувшись, подумал он. – Надеюсь, что ты любишь их до сих пор, - буквально прошептав эти слова цветам, он сделал еще один глубокий вдох, и нежно провел пальцами по лепесткам. Его память, будто проявляя свою благосклонность, позволила Максиму вновь вспомнить тот самый, один из важнейших в его жизни вечеров.
* * * * *
Венеция 1578 год.
Карнавал, это волшебное слово, которое уносит в край танцев, масок и тайны. Никто не знает тех, с кем танцевал этой ночью. И уж тем более никто не вспомнит тех, с кем проводил эту ночь. Таковы были негласные правила этого прекрасного действа, захватывавшего улицы Венеции своим азартом и весельем.
Вглядываясь в очертания диковинного цветка орхидеи, молодой человек, уже около получаса рассматривал букет, стоящий в вазе, возле основного стола с угощениями для гостей. Ему казалось, что лепестки, соединяясь в этот необычный цветок, олицетворяли собой страсть и невинность одновременно. Сейчас это было именно то, чего так сильно не хватало этому времени и людям. Он вглядывался в каждый изгиб лепестков, будто стремился уловить то, о чем пыталась сказать эта прекрасная представительница природы. Поглощенный полностью размышлениями об этой красоте, он абсолютно не замечал происходящего вокруг. Но люди, окружавшие его, не спешили оставить молодого мужчину наедине со своими мыслями, и вот, в который раз за вечер, он почувствовал, как чья-то ладонь, опустилась на его плечо.
- Эдриан, друг мой! Вот вы где! – не столько дружеское похлопывание, сколько голос, выдернули Эдриана из его размышлений, кажется это уже двадцатый человек, считающий его своим другом. Он прекрасно понимал, что ничем хорошим это не закончится. И уже ожидал того внезапного появления маленькой милой дамы, поскольку помнил о том, что и у этого «друга» была младшая сестра, которую вся семья мечтала удачно выдать замуж.
- Я слушаю вас, Кристиан, - устало улыбнувшись, неторопливо ответил он, и посмотрел на сияющего улыбкой парня. Если бы только Эдриан мог просто проигнорировать этого странного и чересчур навязчивого «друга», то обязательно воспользовался таковой возможностью. Но, к сожалению, этикет и положение в обществе обязывали его проявлять дружественность и сердечность на приемах даже к тем, кого он ненавидел всей душой.
- Помните, я рассказывал вам о своей чудесной младшей сестре? – со свойственной ему прямотой, и некоторым подобием деловой хватки, Кристиан сразу же начал с того, зачем он подошел к Эдриану.
- «А ты рассчитывал на просто дружеское приветствие... Да уж, сменяются целые столетия, а мотивы, которые движут большинством остаются неизменными...» - подумал он, глядя на то, как его, так называемый друг, собирался с мыслями, чтобы продолжить свою речь. Но Кристиан продолжал молчать, словно ждал ответной реакции от Эдриана. А он, глядя на все это, терпеливо молчал, и собирал все свое воспитание и манеры в кулак, чтобы внезапно не вскликнуть: «Как? И у тебя тоже есть младшая сестра, которую пора удачно выдать замуж? А я, наверняка, самый лучший вариант, так как у меня есть деньги, имя, и я молод. Не под стариков же класть молодую прелестницу. Но мне помнится, что вот тот мужчина, лет 55, уже давно положил глаз на нее, и неизбежен тот факт, что она пойдет за него! Я никогда не стану трофеем вашей семьи!». Он уже даже успел представить, как переменится в лице и этот «друг», и что он попытается сказать в ответ, какой начнется скандал, и возможно его даже вызовут на дуэль. Но нежелание ввязываться в такую историю, а возможно и некоторая лень, проявляемая Эдрианом как правило в самый подходящий момент, не позволяли молодому мужчине сказать и половины того, что так ясно и ярко рисовал его ум.
- Эдриан, я тут хотел обсудить с вами один вопрос, но прежде... - замявшись на полуслове, Кристиан слегка кашлянул, будто пытался избавиться от внезапно возникшего в его горле кома.
- Что именно вы хотели обсудить? – с едва проявляемым интересом к складывающемуся диалогу, но все же, как можно дружелюбнее спросил Эдриан.
- Я слышал, у вас есть некоторые знакомства во Франции... - и снова Кристиан, подверженный прямолинейности, начал говорить о каких-то особо важных для него делах, в то время как Эдриан, перестал слышать его на слове «Франции». Но дабы не создавать неловкой ситуации, молодой мужчина вновь делал вид, будто со всей внимательностью и пониманием вникает в суть и все тонкости столь неожиданного обращения, - ... и в этом суть моего предложения, - по-деловому, со всей серьезностью в голосе, закончил Кристиан свой монолог.
- Хорошо, я поговорю со своими друзьями и партнерами, - с обнадеживающей полуулыбкой сказал Эдриан. – Я думаю, они найдут ваше предложение более чем интересным, мой друг, - дружески похлопав его по плечу, мужчина едва сдерживал себя, чтобы не добавить какой-нибудь колкости, которая навсегда посеет разочарование в сердце и этого друга.
- Я рад, что мне посчастливилось быть вашим другом! – радостно ответил Кристиан на эти слова, бодро пожимая руку Эдриана. – И раз уж мы уладили наши дела, позвольте представить вам мою чудесную младшую сестру! – с той же неисчерпаемой радостью в голосе добавил он, кивнув куда-то в сторону компании дам, столпившихся возле одного из дальних столов.
- «Начинается...» - устало подумал Эдриан, заметив, что еще один его «друг» не выпускал его руки из своей, словно выполнял роль капкан для дикого зверя. В этот момент компания дам зашевелилась, расступаясь перед одной из тех, кто должна была сегодня исполнять роль наживки для удачного улова на пользу семьи.
- Вы увидите, насколько она прекрасна! – сказал он, не сводя глаз с одной из приближавшихся в их сторону особ. – Как же прекрасно это платье на ней!
- «Как-то не по-родственному он восхищается своей сестрой...» - задумчиво изучая лицо молодого мужчины, в котором отчетливо можно было прочитать восхищение и готовность выполнять любые прихоти своей сестры, Эдриан поймал себя на мысли о том, что, скорее всего, как муж, этой девушке подойдет ее собственный брат, чем кто-либо еще. – «По крайней мере, она получит то восхищение, которое не будет читаться в глазах никакого другого мужчины...»
- Мишель! – стремясь как можно скорее представить свою сестру Эдриану, Кристиан произнес ее имя в тот момент, когда между ними оставалось еще шагов пять, словно подозвал молодую девушку в бежевом платье, с огромным синим цветком в белых волосах высокого парика.
- «О Господи!» – только и смог подумать Эдриан, увидев ту, с которой ему придется пройти хотя бы один танец. Не то, чтобы девушка была настолько отталкивающе или ужасна, или он не ценил женской красоты, просто однообразие платьев, причесок, париков и даже украшений для них, не просто портили, а буквально уродовали природную красоту молодости. Казалось, этот век ставил своей задачей уничтожать любой намек на притягательность, обличая девушек и женщин в странные многослойные платья, с непонятными рукавами и грубо скроенными корсетами.
- Это Мишель, моя чудесная сестренка! – улыбаясь даже шире, чем может человек, как только девушка подошла к ним ближе, встав со стороны своего сияющего счастьем брата, проговорил Кристиан, протягивая Эдриану руку его младшей сестры. – А это мой чудесный друг Эдриан, о котором я тебе рассказывал! – услышав столь краткую, но многообещающую рекомендацию, девушка лишь скромно улыбнулась, но за этой скромной улыбкой читалось что-то еще, будто сейчас она вспоминала все то, что ей говорили сведущие мать, тети и другие женщины, считавшие неправильным оставаться в стороне от решения судьбы этой молодой и довольно несчастной, по их собственным меркам и суждениям, девушки.
- Позвольте пригласить вас на танец, Мишель, - девушка вновь лишь покорно улыбнулась, и, не вынимая своей руки из руки Эдриана, пошла вслед за ним. Тяжело вздохнув, он осторожно взял Мишель под локоть, чтобы провести с ней один круг Турдиона.
Она молчала, что было ему только на руку, так как сначала он мельком изучал наряд Мишель, приходя к выводу, что девушке все это определенно не шло, и, что девушка чувствовала бы себя намного свободнее в более простой юбке и рубашке, без какого-либо корсета и рукавов. И стоило только Эдриану подумать об этом наряде, как тотчас все его мысли стали заполняться той, миг встречи с которой он получил в своей прошлой жизни. Теперь он понял, что искал именно ее, но все время этой своей жизни так и не находил.
- «Кажется, сегодня годовщина нашего знакомства. Прошло уже сто лет... Знаешь ли ты меня? Сможешь понять, кто заговорил с тобой, если судьба столкнет нас в этом времени?» - усмехнувшись, он довел круг, и когда музыка стихла, степенно, под восхищенные и меж тем ревнивые взгляды поклонниц отвел девушку обратно к ее брату. – Позвольте покинуть вас, - с этими словами он поклонился, и, отпустив руку девушки, поспешил пойти прочь из здания, как можно дальше ото всех, ощущая спиной растерянные взгляды Кристиана, и его младшей сестры.
Но от этого безумства праздника, захватившего и улицы, сложно было спрятаться в этот час. Повсюду мелькали яркие маски, платья, или же просто радостные лица. Для кого-то это был первый праздник, для более удачных это был шанс насладиться не только красотой вечера, но и ласками молодых девушек. А кто-то, всем своим видом, напоминал ребенка, попавшего в сказку. Живые лица, ищущие или же страждущие, это было не важно. На улицах царило веселье, в котором, оставаясь никем не узнанным, позволялось совершать абсолютно все.
- Пожалуй, тот, кто выдумал этот праздник был либо хорошим чтецом душ, либо великим затейником и пересмешником, - подумал он, слегка улыбнувшись. – Заставить горожан, в течение нескольких дней, показывать свои истинные маски, которые уже давно подменили их лица, без страха упреков или расправы, без сожаления о том, что ими будет содеяно, или того, что предстоит пережить, поддаваясь безумию разгульной жизни, где сейчас равны абсолютно все... Действительно, тот, кто придумал этот праздник, был большим затейником, любящим тайно следить за тем, как меняются люди, получившие хоть немного свободы в эти дни! – оглядев заполненную людьми площадь, Эдриан быстро пересек ее, направившись в сторону сада, отделявшего буйство карнавала в поместье его дядюшки, от всего остального городского безумия...
* * * * *
- Молодой человек... Молодой человек... - настойчивый и немного писклявый женский голосок уже начал звучать в его голове, разбивая на миллион осколков дорогие сердцу воспоминания. Максим не стал поворачивать голову, в сторону слегка раздраженной продавщицы. И на все ее попытки, обратить на себя его внимание, лишь тяжело вздохнул – У нас не ботанический сад! Либо покупайте...
- Я возьму их, - сказал Максим, не дав девушке завершить, возможно, самую грандиозную речь в ее жизни.
- Вы возьмете все? – раздражение и даже едва уловимое презрение сменилось недоумением, а следом он почувствовал, как на ее лице появилась услужливая улыбка.
- Я что-то не ясно сказал? – теперь уже раздражение и презрение явственно проявлялось на лице Максима, в противовес его абсолютно спокойному голосу.
- В какую бумагу завернуть орхидеи? – проглотив слова парня, словно горькую пилюлю, девушка продолжила улыбаться.
- В обычную... - с некой жалостью сказал Максим. – Но только сверните ее в несколько слоев, мне далеко их везти.
- Хорошо, - двигаясь уже как заводная кукла, ответила девушка, и, достав цветы из огромной вазы, она осторожно донесла их до стойки, где начала аккуратно упаковывать орхидеи. А Максим, слыша тихий шелест бумаги, вновь поддался мыслям, уносящим его обратно.
* * * * *
Венеция 1578 год.
Огромный особняк встречал своих гостей шумом веселья. Тут и там проходили воодушевленные размахом празднества небольшие компании из молодых людей, которые сопровождали юных дам, семейные пары, или просто одинокие гости. Его дядюшка был рад любому гостю в это время, так как очень любил и ценил то веселье, которое несли в себе люди, особенно если они были молоды и горячи.
Эдриан не ожидал, что его скоро увидят в толпе веселящихся людей, поэтому, стараясь не привлекать к себе внимания, насколько это было возможно при его положении, прошел к столам с угощениями, откуда было наиболее удобно наблюдать за пестрой толпой.
- «Дядюшка, наверняка, находится где-то неподалеку!» - сказать, что Эдриан был прав, это не сказать ровным счетом ничего, так как именно как он и думал, его старый добрый дядюшка, гостеприимный хозяин огромного дома, стоял возле стола, и широко улыбаясь не только приветствовал каждого подошедшего к нему гостя, но и советовал, чем будет лучше всего угоститься за этим столом.
- Эдриан! Мальчик мой! Наконец-то ты присоединился к нам! – дружеская улыбка и крепкие объятия, как, впрочем, и всегда, что несомненно радовало его, напоминая о том, что дядюшка любил и ценил его больше всех, не потому что Эдриан был единственным продолжателем фамилии, нет. Просто то, как парень умел выражать свои мысли, не могло оставить равнодушными тех, кто жизненную мудрость приобрел с возрастом, вместе с морщинами и сединой. – Где ты был все это время?
- У друзей, - вымученно улыбнувшись, сказал Эдриан. – Меня знакомили с множеством тех, кто «желает» стать моей женой.
- И как? Хотя бы одна запала в душу? – озорной взгляд его дядюшки мог насмешить кого угодно. И Эдриан не был исключением.
- Нет, - улыбнувшись, сказал он. – Ты же знаешь, в моем сердце есть только одна девушка.
- Ну, раз так, предлагаю продлить карнавал, дабы найти твою единственную! – похлопав парня по плечу, мужчина оглядел зал. – Кстати, дорогой племянник, я хотел познакомить тебя с лордом Ферито, и его очаровательной супругой, - выделив их из толпы, дядюшка подозвал пару к себе.
Высокий статный мужчина, с абсолютно седыми волосами, густой копной, покрывавшей его голову, вышагивающий по залу так, словно все, кто находились вокруг него, были его слугами, обязанными по первому же признаку желания, понять его без слов и немедленно выполнить, без лишних обсуждений. Он был одет в дорогой бархатный темно-синий камзол, расшитый золотым узором, больше напоминавшим собой орнамент из изящных листьев какого-то малознакомого Эдриану дерева. На нем была такая же темно-синяя маска, с рисунком, повторявшим вышивку на ткани. В нем чувствовалась власть и серьезность, глядя в его холодные глаза, возникала мысль, что мужчина абсолютно не умеет веселиться, и здесь он только лишь для того, чтобы показать всем свою прекрасную супругу. Рядом с ним, покорно опустив глаза, шла молодая женщина, одетая в платье из такого же темно-синего бархата, украшенного по краям юбки и бокам корсета цветочным орнаментом, вышитым такой же золотой нитью, какой был украшен камзол ее супруга. На ее лице была маска, выделявшаяся тем, что цвет ее был нежно голубым, подобно предрассветному небу, с рисунком орхидей по бокам, как нельзя кстати смотрелась на ней, подходя не только ее тонким, будто точеным, чертам лица, но и аккуратной цветочной короной украшавшей ее тяжелые темные как ночь, волосы. И хоть они и были в масках, невооруженным взглядом было видно, что это очередной пример неравных браков – девушка была намного моложе своего супруга.
- Какая у них разница в возрасте? – тихо спросил Эдриан у своего почтенного родственника.
- Молодой человек! Что за вопросы ты мне задаешь! – наигранно гневаясь, сказал дядюшка, и, говоря уже тише, добавил. – Бедняжка моложе его на 35 лет. Старая история: отец был игроком, и проиграл приданное, а лорд польстился красотой юной девы... Так она и стала его супругой.
- Значит сговорчива, как и все эти овечки на заклании, - подытожил слова дядюшки Эдриан.
- Что ты! – ухмыльнувшись, дядюшка придвинулся к племяннику и договаривал уже так тихо, как будто бы рассказывал государственную тайну. – Ее покойная матушка рассказывала, что Вероника, в день знакомства с лордом, надела ему на голову вазу с цветами, которую он же, к слову, и преподнес ей в подарок. А потом отсылала все его подарки, надевая их на свиней. Бедный лорд штурмовал ее, как крепость, почти два года, - молодой человек не мог сдержать улыбки, такую историю он слышал в первый раз.
- И что же заставило ее согласиться? – недоумение, вот что было в глазах и голове Эдриана. Он не мог понять, как девушка, которая так отчаянно сопротивлялась, могла согласиться на это предложение.
- Смерть матери. Младших сестер нужно содержать, а все что предлагали ей – стать куртизанкой.
- Из двух зол, она выбрала меньшее, - закончил Эдриан, тяжело вздохнув. Дядюшка, в знак согласия, лишь покачал головой.
- Лорд Ферито! Как я рад Вас видеть! – раскрыв руки для объятий, словно крылья, дядюшка принялся обнимать старого друга.
- Героцио! Друг мой! Я так счастлив, что Вы пригласили нас к себе! – лорд был явно рад встрече. – Познакомьтесь – моя супруга Вероника, - неглубокий реверанс, с легким поклоном головы, и безумно грустные глаза. Увидев их, Эдриан провалился в глубину изумрудно-зеленого цвета, эти глаза были ему знакомы, и ранили его душу, вызывая в памяти картины уже ускользнувшего от него однажды прошлого.
- Ты... - лишь смог произнести Эдриан на выдохе. Звуки слились, и было похоже, будто бы молодой человек, одним этим словом, сказанным в своеобразной манере, подражает ветру, играющему с листвой.
* * * * *
- С вас... - девушка замолчала, видя стеклянный взгляд молодого человека. – Молодой человек! – повторила она уже громче и увереннее.
- Не нужно так повышать голос, - спокойно ответил Максим, и протянул деньги. – Сдачу можете оставить себе, - благосклонно сказал он, аккуратно беря орхидеи. Он направился к выходу, держа цветы так, будто бы в его руках находился новорожденный.
- Можно подумать... - тихо прошептала продавщица, - индюк важный!
- Не советую вам говорить обо мне подобным образом, - остановившись возле выхода, сказал Максим. – И даже советую вам, купить на сдачу хорошие духи.
- А чем... - продавщица сделала попытку возмутиться, но тут же была прервана им.
- Вы работаете с цветами, тем, что излучает тончайшие ароматы, а не в кондитерской лавке, где нужно перебить запах карамели, чем-нибудь более приторным или сильным! – он вышел из магазина, и пошел в сторону остановки. Больше всего на свете Максим боялся, что вновь оживший образ может уйти так же неожиданно, как он появился в магазине. – «Эти глаза, я безумно боялся, что потерял их навсегда!»
Его душа требовала уединения, места, где бы он мог остаться один на один со своими мыслями и воспоминаниями, так сильно ранящими его душу, но в тоже время, дающие ему надежду на возрождение и жизнь.