ЗАБВЕНИЕ 18+

- Вы, доктор Мартин до сих пор считаете, что она жива, увы вам стоит принять правду. Никто из нас никогда больше не сможет улыбнуться ей или сказать "привет". Вы любили ее... когда-то. А сейчас остается только жить ради нее.

- Разве не моя работа быть психотерапевтом? - сдержанно спросил Люка.

- Не тогда, когда вам нужна помощь.

- А я разве просил о ней?

- А я разве говорила, что вы должны? Сильные люди зачастую не хотят показаться слабыми, поэтому и не просят о помощи.

- Вы ошибаетесь. О помощи не просит тот, кто не нуждается в ней.

- Разве? Почему же вы в ней не нуждаетесь? Вы, ведь, все еще приносите на ее могилу черные розы, кладете туда письма и надеетесь, что это лишь сон.

- Вы следили за мной?

- Наблюдала. Я хотела поговорить с вами на ее похоронах, но вы даже не обратили внимание, лишь отмахнулись, как от надоедливой мухи.

- Не помню такого.

Люка запутался. Чего хотела эта женщина? О чем она пыталась выведать? К чему откровенность в общем его приведет? Он не хотел вляпаться, не хотел снова почувствовать на себе всю ту боль, которую уже пережил. Он не хотел. Люка хотел покоя, однако нигде не мог его отыскать.

После нее все стало труднее.

- Ну еще бы. Я сидела в инвалидном кресле, вы и не могли запомнить ибо как бы я вас не дергала, как ни старалась сказать, что знаю правду, вы бы все равно не услышали. Сейчас вы слушаете, тогда хотели уйти поскорее. Похороны, по вашему, лицемерие. Я права?

- Не могу сказать что полностью. Иногда людям нужна иллюзия прощания, которую впоследствие они будут хранить у себя в памяти. Им будет казаться, что они отпустили, на самом же деле, просто засунули вглубь своей памяти. Люди хотят помнить только хорошее, но плохое они забывают с трудом. Есть те, кто легко отпускает, однако есть и те, кто не понимает как это сделать.

- Вы из числа вторых?

- А вы? Почему вы в этом кресле? У вас погиб жених, едва ли не год назад, затем появился Сэм, где же он, к слову? И вы здесь. Вы счастливы? Или ваше счастье - это причина прийти на прием к психотерапевту?

Люка был в бешенстве, он чувствовал себя неуютно, видя как ситуация выходит из-под контроля. Он говорил и его голос был ровным, но замолкая мог услышать звук собственного сердцебиения.

Камила затронула все его болевые точки, топчась по ним, словно по земле. Она с удовольствием видела, как искривляется его лицо при воспоминаниях, как он пытается выдавить улыбку, когда душу больно царапают длинными когтями. Ей нравилось, как он лгал, а когда не лгал она просто радовалась маленькой откровенности.

Все просто Камилла - игрок, а Люка - персонаж, но только второй не мог и не должен был подчиняться первой. Это не игра на победу, наоборот они выясняли кто проиграет быстрее ибо в любом случае никто ничего бы не получил.

- Сэм? Я говорила об автокатастрофе в самом начале. Вы не знаете всей истории, доктор Мартин. Я рассказала пока только, как познакомилась с отделом, подружилась с Оливером и Найроби, но наше общее первое дело о Художники так не было раскрыто.

- Тогда выходит, что маньяк на свободе? - Люка искренне недоумевал.

- Нет, он мертв. Его убил несчастный случай. Быстро и безболезненно, но он оставил после себя последствия из-за них и погибла Найроби. Никто не мог ее спасти, даже сильно захотев.

- Как всегда. Плохие люди легко отделываются, а хорошие умирают в мучениях.

- Именно так, но иногда у плохих людей - ужасное прошлое. Наш убийца, например, должен был стать грандиозным художником, пока ему не ампутировали руку, а затем он не лишился одного из глаз. Начиная жить заново не хочешь совершить ту же ошибку, поэтому вместо того, чтобы быть покалеченным, он делал это с другими. Его болезнь - вот что оказалось для всех нас невероятным открытием. 

- Болезнь?

- Послушайте до конца, доктор Мартин. Я знаю, вы не торопитесь домой, там вас никто не ждет.

Мы расследовали одну серию убийств всем отделом, но никто ни разу не предположил, что маньяк наведается к нам. Это было глупо. Я была глупа. Моя дедукция едва ли не с детства была довольна хороша, но мне никогда не хотелось заострять на этом внимание, при этом не желая также ею пользоваться. Нашей первой жертвой, из знакомых мне лично людей, стал Дэвид, как я уже говорила. Найроби сообщила о том насколько трудно определить что к чему. Ни тебе зацепок, только почерк и маленькая татуировка в виде молнии, сделанная на запястье.

Молния - была подсказкой, как выяснилось позже. Все искали. Проверяли списки, делали выводы, я умудрялась даже работать с делом столетней давности. Все шло по плану. Не было переживаний или непредсказуемых поворотов, пока в одну из пятниц Найроби не предложила всему отделу пойти в клуб и просто оторваться. Мы называли ее зажигалочкой и вы знаете что данное прозвище полностью ее описывало. Да, она могла быть депрессивной, грустной, уставшей, измученной, но ей нравилось веселье, а может она использовала подобную возможность, чтобы просто научиться ему. В общем, в конечном счете мы приняли решение пойти в ночной клуб с забавным названием, но только после смены.

День тянулся, а работы не было, вернее мне ее никто не давал, а у Найроби был перерыв, мы решили сходить в магазин. Прикупить что-то пока есть время. Знаю, не самая умная идея для криминалиста и следователя, но что поделаешь.

Вы наверняка видели на Найроби блестящее синие платье на тонких бретельках ради последнего похода в клуб, она его и купила. Мне было весело с ней, она примеряла каблуки, забавляясь собственной походке, рассказывала мне об отвратительном фэнтэзи, что недавно прочитала и говорила о мужчинах без какого-либо стеснения. Она была другой. Отличалась от типичной американки. Быть может, виной всему мексиканские корни? А может она просто была такой? Вам лучше знать.

Я же вела себя с ней сдержано. Сначало. Пока не поняла, что сдержанность только раздражает нас обеих. Мы выпили по коктейлю, естественно безалкогольному, работа и прочее, а затем стали чувствовать себя еще свободнее.

В общем, с перерыва мы вернулись чуть ли не лучшими подругами. Я больше не переживала за Сэма, а она больше не окидывала меня странными взглядами. Мы даже пересылали друг другу мемы. Найроби стала для меня той, кто много говорит, но слушает и понимает.

Люка слушал удивляясь, их версии Найроби были совершенно разными. Он знал грустную девушку, которая любит тишину, смотрит множество драм и фильмов. Он видел в ней ребенка, чья чистая душа нуждается в заботе. Ему не хотелось думать, что другая сторона девушки оказалась намного хуже той приятной. Неужели выходит, что он вовсе ее не знал?

Как много мы вообще знаем о том, кто рядом с нами? Почему никогда не задаем вопросов? Почему не интересуемся его жизнью? Он сам нас отталкивает или это мы не позволяем ему говорить? Быть может, мы намеренно не слышим? А может наоборот даем слишком бесполезные советы? Кто мы друг другу? Важна ли нам семья больше, чем репутация? Как поделиться тем, чего боишься больше всего на свете? А есть ли надежда, что поделившись не обожжешься?

Мы разобьемся. Мы думаем, что разобьемся, когда скрываем правду. Думаем, что человек с которым ты разделишь чувство, разобьет тебе сердце. Ты думаешь, что так лучше. Думаешь, что близкие тебе люди не смогу помочь тебе или хранить тайну, но это лишь мысли. Ты не знаешь как будет, не знаешь почему и не можешь знать из-за чего. Все, что мы можем - это доверять, надеясь что случай нас спасет или же потопит окончательно.

- Мы будто знали двух разных людей, - прошептал Люка.

- Так и было. Об этом мне тоже есть что рассказать.