О том, как решалась судьба Саакануйш
— То, о чем я должна рассказать тебе, милая царица, относится к недавнему прошлому.Многое из этого, вероятно, помнишь и ты, — так начала Седа. — Прошлое умерло и невоскреснет, но в нем скрыт корень наших печалей, и, если мы хотим смягчить их, нам надовернуться к прошлому.— Да, Седа, ты должна начать с прошлого, потому что мое настоящее схоронено в могиле.Может быть, в твоих рассказах я найду то, что оправдает его передо мной. О, как бы я хотела,чтобы он был невинен!— Ты говоришь о государе?— Продолжай, Седа! Об этом после.— Ты была тогда еще юной девушкой и порхала во дворце отца весело и беззаботно, какбабочка в весеннее утро. Твоя покойная мать горячо любила тебя, а князь Гардмана нежноласкал и баловал. Ты была единственной радостью своих братьев. Какие только развлечения непридумывались для тебя! Во дворце Саака Севада было одно только украшение — прекраснаяСаакануйш; во всем Агване одна звезда — княжна гардманская. Ты помнишь праздники и игры,которые так часто устраивались во дворце твоего отца, скачки и состязания, которыепроисходили перед нашей крепостью? Все это делалось ради тебя.— Почему ради меня, мать Седа? Ведь отец мой был человек веселого нрава.— Нет, моя дорогая, таким его считали другие. Соседние князья даже порицали его занеуместную расточительность. Но владелец Гардмана не был ни мотом, ни гулякой. Он былединственным князем армянской земли, который наряду со скромностью, умеренностью исмелостью любил и ценил знание. В своем княжестве он основывал школы, приглашалучителей, и в монастырях Гардмана процветала наука. Все это тебе хорошо известно.— Конечно.— Вместе с тем он был и большим хлебосолом. Его часто посещали арцахские, сюнийские,васпураканские и многие другие именитые князья и даже члены царской семьи. Разве могвладелец Гардмана отказать им в подобающем приеме? Тем более что многие из них посещалиГардман с тайной целью добиться права называться женихом его прекрасной дочери. Родителиоб этом тебе ничего не говорили, но все праздники, турниры и скачки устраивались для того,чтобы ты имела возможность выбрать среди соперничавших между собой князей милого сердцуи достойного твоей любви жениха. Отец твой не хотел отдавать предпочтения никому из тех, ктопросил твоей руки. Все они были храбрые, красивые, богатые и доблестные князья. Принимаяодного и отказывая другому, он мог возбудить зависть и вражду между ними. Он видел, чтобольшая часть гибельных распрей в нашей стране происходила от подобных причин. Вот почемуон всем говорил: «Моя Саакануйш станет невестой того князя, которого она сама выберет».Этому условию безропотно покорились все. Но если ты помнишь, ты не выбрала ни сюнийскогокнязя Смбата, ни государева брата Гургена Арцруни, ни храброго Ашота Андзевского, нивладетельного князя могцев Григора и никого из сепухов[6] из рода агванцев.— Да, помню, никто из них не пришелся мне по сердцу. О, как я жестоко наказана за своюгордость...— Царица, если ты волнуешься, прикажи мне замолчать.— Нет, Седа, говори, но не начинай так издалека.— Так надо, дорогая госпожа, лучше рассказать все по порядку, чем торопиться и неупомянуть о главном.— Ты, верно, хочешь, чтобы я заснула, не дослушав главного? — улыбнулась царица.— Нет, я... все расскажу, — произнесла Седа, улыбаясь через силу.— Поняла, поняла твою хитрость. Добрая женщина, как ты заботишься обо мне!.. Но всеравно я не буду спать в эту ночь, а поэтому расскажи все, что знаешь. Я жду.— Итак, милая царица, ты отказала всем женихам и этим повергла нас в печаль. Мать твоябыла недовольна тем, что князь предоставил тебе право выбора. Да и я, что греха таить, быласогласна с княгиней. Но отец твой качал головой и говорил: «Моя Саануйш выберет себедостойного жениха. Ее супруг, вероятно, будет иметь титул выше княжеского».— Несчастный! Он предвидел мою судьбу... Но если бы он мог также предугадать, что этотжених, имеющий титул выше княжеского, принесет ему, моему бедному отцу, такое несчастье...— Прекратим беседу. Как бы я осторожно ни говорила, я взволную тебя. Ты не можешьслушать спокойно. Хочешь, я расскажу тебе об умерщвленных мучениках Давиде и Гургене,князьях Гнуни? О, какая это потрясающая и вдохновенная повесть... Это произошло в Двине,восемь лет тому назад, по приказанию Юсуфа, этого исчадия ада.— Продолжай, Седа! У меня нет желания слушать рассказы об убийствах. Продолжай, я будумолчать.— Хорошо, посмотрим... Итак, пророчество князя сбылось. Помню, как сегодня.Счастливые то были дни... и вот они прошли. Но что не проходит в этом мире? «Суета сует ивсяческая суета», — сказал Соломон.— Как ты медленно рассказываешь, Седа!— Сейчас, сейчас, моя повелительница, больше не буду медлить, — сказала Седа, тожеулыбаясь. — Но не томись, если я начинаю издалека. Что делать? Не могу забыть этих памятныхсобытий.— Говори, мне не скучно.— Да, когда царя Смбата распяли перед Двином... какие тяжкие дни нам пришлосьпережить, даже вспомнить страшно... Тогда царевич Ашот находился еще в Утике.— Опять Утик? Ах, Седа, не произноси этого названия, я не хочу его слышать...— Царица...— Пусть сгинет Утик, чтоб мне не слышать больше о нем! — воскликнула царица, и отвнутреннего волнения так изменилась в лице, что Седа съежилась, как человек, совершившийпреступление. Она умолкла и робким взглядом следила за Саакануйш. Царица не смотрела накормилицу. Ее прекрасные, тоскующие глаза были устремлены в окно, сквозь которое проникалв комнату молочный свет луны. Казалось, царица разглядывала лунные блики на оконной нише,смотрела на смутно виднеющиеся вдали темные горы. Но это было не так. Она не видела ничего.Сердце ее было взволновано, душа смущена, а мысль витала в темном, пустом пространстве.Неясные картины ее горестей не занимали ее. Мысленно она была в темной, беспросветнойдали, где царили одиночество и молчание.Царица долго оставалась в таком состоянии. Наконец она глубоко вздохнула. Утомленная,как, после тяжелого труда, она посмотрела на Седу и кивнула головой. Бедная кормилица, недыша, скрестив руки на груди, смотрела на царицу. Ей казалось, что ее любимая Саануйш, неимея сил вынести тяжести горя, сходит с ума. Она растила ее бережно и нежно, словнопрекрасную лилию в царском цветнике. Только весенний ветерок мог касаться и колыхать ее,только утренняя роса могла омывать ее лепестки. И вот этот цветок, эта белоснежная лилиясломлена жестокой бурей, ударами тяжкого горя. «Как перенести ей это?» — думала Седа.Заметив устремленный на нее безмятежный и спокойный взгляд царицы, Седа перевела дух иопустила руки.— Продолжай, Седа, — сказала царица мягким, умиротворенным голосом.— Продолжать? Но... не знаю, не помню, где я остановилась... Меня так смутило твоеволнение...— Ты рассказывала о царе Смбате и о том, как его распяли перед Двином.— Да, вспомнила, но зачем говорить?.. Моя царица, мой ангел, ты огорчаешься. Твоя Седапостарела, рассказы ее причиняют тебе боль. Что мне делать?— Нет, Седа, так лучше. Я теперь вижу, что твой рассказ помогает мне. Это хорошо. Я,вероятно, скоро примирюсь со своей участью. Продолжай!— Конечно, конечно, нельзя же все время страдать. Бог никого не создал для страданий.Мой ангел, отпей немного сока, он успокоит тебя, — сказала Седа, осмелев от слов царицы, и,встав с места, принесла ей питье. Царица нехотя выпила и, чтобы не огорчить Седу, не выказаласвоего недовольства. Вернув чашу, она оперлась о бархатные подушки и продолжала молчаслушать рассказ.— Итак, этот ужасный, позорный удар обрушился на нас. Нашего святого, доблестногогосударя распяли на кресте перед самой столицей. Если б армянские князья объединились иподдержали своего героя-государя, они общими силами могли бы противостоять врагу родины.И не случилось бы несчастья, если бы изменник Гагик Арцруни, ослепленный тщеславнымжеланием царствовать, не присоединился к востикану Юсуфу, лютому врагу нашей родины, и неудвоил бы его губительной силы. Он помог Юсуфу вторгнуться в нашу страну; гибли армянскиевоины, превращались в руины замки и дворцы. Все это видел доблестный царь, находящийся вкрепости Капуйт. Враг был бессилен взять крепость. Но царь не мог равнодушно смотреть натысячи жертв, на беспрестанно льющуюся кровь. Он сказал: «Враг преследует только меня.Неужели я допущу, чтоб родина моя погибла? Не лучше ли спасти ее своей кровью, разизменники-князья притупили наши мечи и мы силой оружия не можем противостоять врагу?»Он вышел из крепости и отдал себя в руки врага, совсем как Христос, учитель любви и мира,отдал себя дикой, озверелой толпе, чтобы быть позорно распятым на Голгофе...При этом присутствовал и Гагик Арцруни, армянский Иуда. Нет, его нельзя назвать дажеИудой. У Иуды была хоть какая-то совесть. Когда Иуда понял, что предал своего невинного идоброго учителя за тридцать сребреников, он повесился. А Гагик Арцруни, увидев, чтосамоотверженный и храбрый царь погиб от руки врага, сел на лошадь и поспешил в свою страну,чтобы там увенчать себя короной, полученной от Юсуфа и проклятой народом. И это чудовищееще живет на свете, устраивает в Васпуракане празднества, а на острове Ахтамар воздвигает,говорят, великолепный храм. Зачем? Неужели он хочет усыпить гнев предвечного или спастисебя от проклятий будущих поколений? Почему, о милосердный господь, ты не разрушишь надним церковные своды? Неужели ты примешь молитвы и литургии, которые будут служить тебе вхраме, воздвигнутом рукой изменника?..Воспоминания растревожили Седу. Губы ее задрожали.— Род Арцруни богат изменниками, — сказала царица, — добра ждать от них нечего.Меружан Арцруни вступил в сговор с Шапухом, чтобы уничтожить христианство в Армении ипохитить престол у Аршакуни. Но тогда народ был силен, и изменник был жестоко наказан.Ваче Арцруни со своими сторонниками присоединился к Враму и, предав армянского царяАрташира, погубил царство Аршакуни. А теперь Гагик Арцруни вступил в союз с арабами внадежде уничтожить все, что имели Багратуни, — и только потому, что царь Смбат не отдал емуНахиджеван, который является родовым владением сюнийского князя Смбата. Не надоволноваться: не может шиповник приносить виноград, а терновник — смоквы.— Как же не волноваться, когда видишь, что после всех этих преступлений он собираетсявоздвигнуть себе памятник для обмана грядущих поколений?— Его храм не будет стоять вечно, — сказала царица, — но имя предателя останется за нимнавсегда. Гагик позаботился о своем имени. Говорят, монах из его рода, Фома Арцруни, пишетисторию дома Арцруни. Конечно, этот монах причислит своего родича к героям. Но напишут идругие, Седа. Правда обнаружится. Однако о чем мы с тобой говорили?..— Я рассказывала о том, как твой супруг-герой, услыхав о мученической смерти своегоотца, царя Смбата, о падении Ерынджака, о взятии в плен Юсуфом сюнийской княгини и другихзнатных женщин, с быстротой молнии спустился в Багреванд. Он был охвачен пламеннойжаждой мести. Надо было видеть его, когда он с войсками проезжал через Гардман. В те дни тыс матерью-княгиней гостила в Хачене. Подобно горному потоку, подобно весенней грозе,пронесся он через наши равнины. Войско его было невелико, всего шестьсот человек, но каждыйиз них победил бы сотню арабов. Все воины были высокие, статные, в броне, они быливооружены железными щитами, могучими копьями, тяжелыми мечами. Глаза их метали искры.А сам царевич!.. Разве я в состоянии его описать? Он был как древний бог. Когда трубывозвестили о появлении царевича и он на сюнийском коне подъехал с передовым отрядом ккрепости, Гардман дрогнул. Народ, затаив дыхание, следил за ним. И сколько уст в эту минутублагословляли его, желая ему удачи!Около замка он сошел с коня. Все увидели, что это настоящий витязь — высокий,широкоплечий, смуглый, с красивыми живыми глазами, которые светились добротой, когда онговорил с нами, и сверкали огнем, когда он отдавал приказания войску. По случаю смерти отцаон был еще в трауре. Он не носил золотых и серебряных украшений. Даже шлем его был извороненой стали. Лицо его было печально. Но это ничуть не умаляло его мужественнойкрасоты.С князем Сааком они обнялись у входа в замок. Они расцеловались и прослезились,вспомнив смерть несчастного государя. Царевич оставался у нас всего несколько часов. Всеусилия князя задержать его хотя бы на день оказались тщетными. «Не время угощать иугощаться, князь, — сказал он твоему отцу, — враг унижает нашу страну, надо спешить ей напомощь».— Я дам тебе отряд моих храбрецов, если ты обещаешь после удачного похода вернуться вГардман и погостить у меня хотя бы неделю, — сказал князь царевичу.— Обещаю вернуться после спасения моей страны, — ответил царевич. — А за твоюпомощь я в долгу перед тобой. На храбрость гардманского войска я могу положиться.И князь дал царевичу отряд из пятисот храбрецов, которые охраняли границу Гардмана.На закате царевич уехал с войском, полученным от князя. Никогда не забуду минуты, когдаон, расцеловавшись с князем Сааком, пришпорил своего словно окрыленного коня. Сотнигардманских девушек впились в него глазами. Сверкнув в воздухе стальным мечом, он громковоскликнул: «Вперед, мои храбрецы!» Ущелье Гардмана ответило таким гулким эхом, словнокрикнуло сто человек. «Да здравствует царевич! Да здравствует на многие лета!» — загремеловойско и помчалось вперед. Князь проводил царевича до гардманского моста, а вернувшись,сказал мне:— Седа, я рад, что Саануйш не было сегодня. Этого, видно, хотел бог.— Почему? — спросила я князя.— Царевич красивее всех князей, которые просили руки моей дочери. Если бы Саануйшбыла здесь, этот богатырь, наверное, покорил бы ее сердце.— Ну, что ж? — сказала я князю. — Неужели ты отказал бы будущему армянскому царю?— Нет, Седа, я бы не отказал. Но еще не известно, наследует ли он престол отца. Емупредстоит трудная борьба с внутренними и внешними врагами. Для этого нужна гигантскаясила, великий труд и большой опыт. И кто знает, удастся ли царевичу одержать победу?— А если царевич будет побежден? — спросила я.— Тогда он потеряет престол. В этом случае моя дочь была бы несчастна. Теперь же онасвободна от этого страха. Если Ашоту удастся унаследовать престол отца, я сделаю его своимзятем.— А может быть, гардманская княжна не покорит его сердце? — спросила я князя.— Тогда это сделает за нее поддержка могущественного Саака Севада, — сказал князьуверенно. — Отряд храбрецов, который я ему дал, — залог обручения. Он сказал: «Я в долгуперед тобой». Мы поняли друг друга, и царевич вспомнит свое обещание, тем более что и вбудущем ему нужна будет моя помощь.— Значит, моя Саануйш будет царица? — спросила я твоего отца.— Да, я решил это, как только царевич въехал в Гардман, — ответил князь твердымголосом.— В этот день, моя дорогая Саануйш, была решена твоя судьба.