Глава 12
Но ненадолго...
Отгремела Октябрьская революция, и страну захлестнула гражданская война. К побережью Азовского моря шла третья Красная Армия под командованием Будённого. Местное белогвардейское руководство решило устроить в городе эвакуационный пункт, переправляющий на Крым и Новочеркасск. Потрёпанная Белая армия на Украине и остатки Богучаровской армии спешно отступали. На окраинах приморского города уже можно было слышать гулкие раскаты советской артиллерии, а вскоре и передовые отряды врага. Вместе с фронтом шли на город разруха и смерть.
Алексей, одетый в военную форму, и беременная Ксения спешили на повозке к причалу. У их ног стояли два небольших, но забитых до отказа чемодана.
Ксюша, тяжело дыша, взяла Станицкого за руку.
— Ты узнал вчера, куда именно нас отвезут? Ты говорил, что спросишь у капитана «Надежды».
Мужчина молчал, сосредоточенно глядя в пол и боясь посмотреть жене в глаза.
— Лёш, ради бога! Ты меня слышишь?
— Да. Да. Да, — судорожно повторял он, а затем резко повернулся к девушке. — Послушай, нет теперь никаких «нас». Ты едешь одна!
Ксюша на миг застыла, и Алексею даже показалось, что перестала дышать. Но в конце концов её лицо перекосило удивлением и страхом.
— Как? Не может этого быть! Он не пустил тебя?
— Этот корабль только для гражданских. Он отходит в Крым.
— А ты кто? Ты тоже гражданский! Как и Миша, как и Вова! Все твои друзья из городской администрации — гражданские. Я слышала, как Катя говорила, что они тоже едут!
— Они гражданские, всё верно. А я — военный!
— Нет! — кричала женщина, схватив мужа за грудки от горя и страха.
Страха не только за себя, но и за ребёнка, который тут же напомнил о себе сильным толчком. Ксения вздрогнула, сжала зубы, но продолжила:
— Ты своё уже отвоевал! Много раз был ранен, и, я думаю, они поймут, если ты захочешь остаться с семьёй, ведь у тебя не только жена, но и ребёнок. Если все будут воевать, то кому же, ради бога, жить?!
— Неправильно ты мыслишь! Я военный и не могу сидеть с тобой, когда в России такое творится.
— Да какая разница, что творится в России! — Ксюша уже плакала. — Твоя жена — это Россия что ли? Я твоя жена! Я, я, я...
Станицкий крепко обнял её, чувствуя, как уже и самому от всего этого противно. Как сердце его рвётся от одной мысли, что он вынужден бросить жену, пропустить рождение ребёнка и многое другое, что хотел бы увидеть. Но поступить иначе просто не мог...
Ярко светило весеннее солнце. Толпа людей с чемоданами, сумками и мешками медленно продвигалась по причалу к кораблям, которые уже нетерпеливо сигналили и дымили в трубы, желая поскорее уехать из этого человеческого ада. Кто-то кричал, кто-то плакал. То мать не могла найти своего ребёнка, то терялись друзья — всякое случалось. Иногда слышались единичные выстрелы, а тела падали в толпу или в воду.
— Если будете лезть без документов или без очереди — всех пристрелю! Лезете, как свиньи на водопой!
Алексей провёл Ксюшу к причалу, где стоял небольшой торговый корабль «Надежда». Взяв жену за руку, он крепко обнял её. Девушка буквально повисла на нём.
— Будь сильной, родная! — попросил он. — Я знаю: ты можешь! Ради нашего сыночка, ради меня! У нас всё получится! Надейся и верь!
— Надейся и верь, — кивая, повторила женщина в слезах. — Буду, буду верить и надеяться!
Через пару мгновений толпа растолкала, разъединила их. Лёша ещё долго махал жене, до тех пор, пока она не исчезла из виду. Злой на себя, на судьбу и на войну разом, он шёл и ругался, как пьяный мужик, и успокоился только тогда, когда занял место на своём корабле, уходившем вдаль.
Понимая, что если противиться безумной, хаотичной волне толпы, то людской поток её просто задавит, Ксения медленно пошла к трапу, защищая правой рукой выпирающий живот. Поднявшись с деревянного помоста на палубу, она крепче схватилась за живот, попутно роняя небольшой чемодан, и облокотилась о перила. Будто раскалённые угли появились в утробе. «Лёшенька, сыночек мой, не нужно! Успокойся, милый!» — думала женщина, обливаясь слезами и пытаясь встать.
Невысокий офицер с чёрными усами заметил девушку, огляделся вокруг — не пытается ли кто из безразличной толпы помочь ей — и вопреки приказу покинул пост. Подошёл, протянул руку, приобнял и помог встать.
— Я скоро рожу, — прошептала Ксюша, стыдливо ощущая, как по ногам течёт тёплая жидкость.
— И угораздило же тебя, баба, разродиться тут! Потерпела бы что ли!
Офицер ещё долго пререкался, но Ксению не бросил, а отвёл в свою небольшую каюту и приказал очумевшему от удивления матросу позвать двух женщин и принести таз горячей воды. Молодой человек положил девушку на свою кровать, дал ей глотнуть воды и с удивлением для самого себя взял за руку.
— Вы... это самое... не бойтесь только! Не дадим мы вас в обиду! — лицо его было красным, как коммунистическая звезда.
— Не за себя боюсь, родной, не за себя, — улыбаясь, произнесла Ксюша, но её улыбку тут же перекрыла гримаса боли.
Два долгих часа в тесной каюте корабля, идущего на Крым, раздавались стоны и крики несчастной женщины, а в последние минуты они и вовсе казались предсмертными. Бабы молились, старики чертыхались, а дети плакали. И вот, с очередным ударом волны, когда кораблик, словно бумажный, резко качнуло, крик вдруг стих, исчез, будто и не было. В такой гнетущей, странной тишине, когда смерть казалась такой близкой, появился другой. Тихий, пискливый детский крик.