Большая бойня при маленьком Хюэ (Часть 1)

Пролог

1

Итак, Включай Бластеров, а если быть точнее «Dark Night», и погнали! Впереди нас ждёт слишком крутая и завораживающая история, чтобы откладывать её на потом.

О да-а-а-а-а-а! Это мать её Калифорния. Её побережье так и манит к себе, чтобы на закате, где-то на одном из пляжей неподалёку от автодороги SR1 слегка затянуться косячком. При этом обязательно нужно иметь три вещи. Девушку на один вечер, ящик пива и зоркий глаз. А зоркий глаз нужен для того, чтобы не проглядеть то, как сгорающее в собственном величии солнце, скрывается за безбрежным и до ужаса солёным океаном. Также внимание обязательно стоит уделить тому, что слияние оранжевого заката и сине-зеленоватой воды, является картиной, куда ни менее приятной, чем вид сисек Сары, Джулианы, Рейчел, ну или кого вам взбрело взять с собой в такую поездку.

Ветер, поступающий вам прямо в лицо, уже надвигает свою армию в виде урагана прямо на тебя и на твою красотку. Будьте внимательнее. Если вся травка разлетится по побережью, то трудновато будет отделять щепотку марихуаны от нескончаемого песка.

2

Именно так сегодня и планировал провести вечер Брюс Уолкер, в этот прекрасный и плодородный для него 1985 год. На закате этого дня, он проезжал на своём Harley-Davidson FXR Super Glide II 1982 года выпуска, по SR1 или же Pacific Coast Highway из Кармел Вэлли в направлении Биг-Сур. Он считал его модель мотоцикла лучшее, что происходило с компанией Harley-Davidson с момента её основания. Из его уст, по отношению к этому коню низвергались фразочки «Легендарная легенда», «Мотоцикл из небесной кузни», и даже «Одобренный Иисусом Христом».

Брюс находился на самой романтичной дороге страны. По правую руку от себя, ему чётко виднелся шарф, этой гребаной планеты. Им был красновато-оранжевый закат. Солнце уже утопало, где-то вдали, и тонуло оно в безбрежном тихом океане. Его мощь и величие не могла превзойти даже такая горячая, круглая шлюха, которая изо дня в день метается от одной части планеты к другой, не в состоянии выбрать одну единственную. Что? Ну, да..., марихуана своё дело знает. Проберёт на хипарский бред, даже самого безмятежного человека во всём мире.

Сегодня Брюс позволил себе сделать исключение. На нём не было кожаной куртки с эмблемой его банды, что красуется на всю спину. Не было кожаных ботинок, в которые он обычно заправлял свои тёмно-синие джинсы, не было обреза и его кольта. Лишь жёлтая бандана, жёлтые шорты с изображением тёмно-оранжевых пальм, тёмные авиаторские очки и голый атлетический торс, с небольшой порослью в районе груди, подмышек и чуть ниже пупка. На этом лице сорокалетнего самца, которое из-за частых драк казалось уже куда старше, красовалась пятидневная щетина. Ямочку подбородка едва можно было разглядеть. А вот острый, строгий и на удивление ни разу не поломанный нос, отчётливо выделялся на фоне лица, отдаляясь от тёмно-голубых глаз, до которых едва не доходят чёрные волосы, спрятанные под банданой.

Его тело поглощала собой ветер, несущийся навстречу ему и его стальному коню, издающему сексуальные звуки рёва мотора. Казалось, что резина в буквальном смысле совокупилась с асфальтом. Либо же это всё действие марихуаны, либо же эта дорога и впрямь оказалась идеальной. Его туловище не было так оголено, как вам могло показаться. Руки Синтии Хоукинс держались за него, чтобы её хрупкое и возбуждающей формы тело не свалилось с байка. Обоих, кое-что разделяло. Небольшой ящичек пива «Weekday Friend», положенный горизонтально. Серые банки с изображением солнца, утопающего в пенистых волнах океана, из которых с каждой стороны выглядывают пальмы.

- Прижмись к нему крепче! – Закричал Брюс, и пока он делал это без малейшей ноты грубости в голосе.

- Что!? Я не расслышала! Этот ветер...

- Прижмись к этому чёртову пиву крепче! Если я перестану его чувствовать своей поясницей, то тебе придётся её наминать, пока она не станет мягкой, словно ортопедическая подушка. Или же, ты сможешь отправиться вслед за пивом, но мотоцикл я ни за что не остановлю! Теперь тебе хорошо слышно, милочка!? – Теперь его слова, приобретшие куда более грубую форму произношения, показались Синтии более отчётливыми и доводящими до понимания.

Она ничего не ответила, её тело просто плотно прижалось к пиву и Брюс это почувствовал, моментально ощутив удовлетворение от её понимания. Сейчас его волновали две вещи. Прежде всего, это была безопасность самого дорого для него, что находилось на «борту» его транспорта. Безопасность пива. Ведь стоит ему выскользнуть между двух тел и потеряться на дороге, то можно считать, что вечер не спасёт даже тот жалкий остаток марихуаны, что был спрятан под купальником Хоукинс и даже она сама. Даже её склизкая пещерка между ног не смогла бы удовлетворить Брюса, который в случае продолжения злоупотребления пива точно прощается со своим атлетичным, я бы сказал даже хорошо мускульным телосложением.

И второе, что его волновало, это - то место, куда они направлялись. Это был абсолютно вымышленный, и абсолютно бесподобный Голденореийский пляж, находящийся в районе Биг-Сур. Брюс всю неделю мечтал туда попасть и не оторваться по полной, а подобно старцу, неспешно и с удовольствием провести этот вечер.

Ни то, чтобы наш герой или злодей является человеком не предпочитающим крышесносные вечеринки или головокружительные вечера, по истечению которых вы себя чувствуете, как после окончания школы. Нет, напротив! Просто эта неделя, начинённая трёмя вооружёнными ограблениями на два банка и одну ювелирную лавку, заставила его отдаться этим делам полностью, как физически, так и морально. Не смотря на то, что Брюс был лидером своей банды головорезов, грабителей и просто поехавших на голову отморозков, что уже говорит о надобности постоянно держать своё положение выше всех, он устал. Устал от постоянного штурма своего мозга идеями, которые необходимо доводить до совершенства, прежде чем приступать к мокрухе или лёгенькому, но, тем не менее, опасному ограблению. Устал от ответственности, что лежит на нём за жизни его банды и по совместительству друзей, ставших семьёй. Устал от всей этой суматохи и беготни по штатам в поисках места, где можно будет хоть на время свить себе гнёздышко, которое впоследствии им же и будет уничтожено.

Сейчас, направляясь на Голденореийский пляж, его голова была совершенно пуста, не считая того момента, когда он предупредил Синтию, о важности сохранения пива. Тело поглощало, несущийся на встречу ветер, уши рёв мотора, который из раза в раз его подразнивал, гладкие руки Хоукинс нежно обхватывали пресс и больше ничего кроме самого главного. А главное это его нынешнее состояние. Его состояние, было схоже с состоянием мальчика, который по окончанию учебного года, на стенах каждой школьной туалетной кабинки, громоздкими буквами черным маркером написал слово «FUCK», затем выбросил учебники в мусорку и побежал домой, обрадовать самого себя, что настала пора жарких летних каникул.

На половину, всё сейчас так и было. То, что вы прочли о мальчике, окончившем учёбу, это лишь воспоминания Брюса о лихом детстве. Но лето и вправду началось. Если бы на его спине сейчас висел бы календарь с чёрными цифрами, помещёнными в небольшие квадратики, то Синтия бы сказала:

- Первое июня, дамы и господа, - и она оказалась бы права.

Первое июня! А это значило, что ко дню независимости явно нужно было подготовиться, посредством планируемого Уолкером отдыха. Старческого, спокойного и без происшествий.

Наверное, лишь некоторым из вас хочется, что-то узнать и о самой Синтии Хоукинс. Но, я и Брюс думаем, что это не совсем важно. Ибо, он ней не думает. Ему думается лишь о том, чем хорошим она сможет с ним поделиться и как проведёт этот вечер. Это сразу говорит нам об его эгоистичном отношении к этой девушке. А вот отношение, уже может сказать о ней многое. Дама на один вечер. И только. Ничего больше. Так для чего разглагольствовать о героине или злодейке, если Брюсу следующим утром, а вам через определённое количество страниц, её больше не суждено увидеть?

И вот, это свершилось. Мотор его железного коня заглох, и они остановились у края дороги, где был спуск к пляжу. Вид с этого места на пляж был просто великолепен. Этот золотой песок, на вид был тем, что должно было быть у Аладдина вместо ковра самолёта, так это было роскошно, ослепительно, прекрасно! И самое главное масштабно. Пляж был просто огромен. С обеих сторон, его окружали большие скалы Индура. На них тоже можно было забраться, если пройти чуть дальше влево или вправо по дороге, но, ни Брюсу, ни Синтии, не хотелось усаживать свои зады на твёрдую, неровную каменистую поверхность. Да и по ночам, там было куда холодней, чем на берегу, ибо с годами, мощнейшие ветра этого места, обтачивали скалы, а не вода. Эти возвышенности, были по настоящему величественными и чертовски огромными. На данный автором момент, высота каждой скалы, составляла целых 73 метра. Им никогда не было трудно противостоять целому океану. Фанатам Толкиена, да и мне, собственно говоря, тоже, эти скалы могли напомнить две статуи Исилдура и Анариона, только находящиеся друг от друга на значительно большем расстоянии. Путь ведущий к округлым поверхностям скал, был в виде широкой тропинки, начинающейся у дороги и ведущей к самому верху.Это место было просто потрясным!

И судя по тому, что сегодня была суббота, это объясняло Брюсу и Синтии, почему пляж был не переполнен, но и не опустошен от людей. Но, ни ему, ни ей, это никак не говорило о том, что вечер может быть испоганен. Брюсу даже стало как-то спокойнее, ведь он понимал, чем больше народа, тем меньше вероятность какого-либо происшествия, зачастую с ним происходимого. У спуска, подальше от дороги, было небольшое парковочное место, им не являвшееся официально. Просто небольшая земельная пустошь, где многие парковали свои машины.

Уолкер оставил свой байк, даже не задумываясь о том, что его кто-то может украсть. На его байке была изображена эмблема его банды. Спартанец, распятый на золотом щите. И только это говорило о том, что решивший тронуть этот транспорт, будет находиться в большей опасности, чем Роберт Шоу, ноги которого смотрят в пасть большой белой акулы, запрыгнувшей на его судно, в первой части квадрологии фильма «Челюсти».

Пока Брюс и Синтия, показательно держась за руки, и, конечно, придерживая пиво, спускаются по земляному скату к пляжу, стоит рассказать о том, кто же всё-таки такой наш герой или злодей. И сделает за автора, это он сам. Ибо те события, о которых он вам расскажет, ясно видели лишь его собственные глаза и глаза участников Вьетнамской войны, в те злосчастные дни битвы за древний город Хюэ.

Часть 1

Битва за Хюэ

Глава 1

Немного о себе

1

Моё имя Брюс Уолкер. Прозвище – Кочевник. И я попросил бы вас сразу запомнить это имя и прозвище. Потому что солдату всегда привычней говорить от множественного лица, когда он повествует истории подобного рода. По крайней мере, так проще лично мне. Я уверен, будь вы на моём месте, вам явно было бы легче сказать, что «Мы» убили тысячи человек, а не «Я» убил огромное количество людей. Тогда в Хюэ нам это удалось.

Почему моё прозвище Кочевник? Всё началось с моего призыва. Во Вьетнам я впервые попал в 1965 году. И признаться честно эта страна, а точнее ведение войны в этой стране мне не понравилось сразу. Проведение боевых действий в этом месте было только на руку нашему врагу. Он знал свою территорию, как я не знаю, сейчас, свой нынешний мотоцикл.

Повсюду вас ждали ловушки, засады, постоянная мошкара, непроходимые джунгли, вечно палящее солнце и прочие изощрённости, этого изобретательного народа ускоглазых хоббитов. Так я решил, их прозвать. Чаще всего мне давали поручения по вычислению и истреблению партизанских отрядов и разведчиков Вьетконга, близъ территорий наших командных пунктов и баз, где располагалась пехота.

Конечно, приказ есть приказ, и работать приходилось в команде. Но..., это было как-то не по мне. Привилегию давало то, что спустя пару успешно выполненных заданий, руководителем таких вот отрядов стал именно я. И мне даже удавалось обманывать собственных ребят, чтобы отвести их охотничий нюх от места, где нас ожидали по сути уже ходячие мертвецы, дабы работать самому.

Так начиная с 1966 года, я открыл собственную охоту на цели, которые передо мной ставило руководство. Спустя время, начальство убедилось, что работая в одиночке, мне более эффективно и быстрее удаётся завершить поставленное задание и тут же перейти к новому.

Благодаря прекрасному человеку, имя которого Джеймс Боуи, легенды обо мне начали ходить уже не только среди своих солдат. Но и среди войск армии ВНА. В 1830 году, как и упоминалось ранее, этот замечательный человек разработал прекрасную игрушку под названием «Нож Боуи». В период с 1965 по начало 1968 года, этим ножом я зарезал около 36 человек. Среди солдат ВНА, это производило неизгладимое впечатление. Так изощренно орудовать этим ножом умел только я. Как это повлекло за собой создание прозвища «Кочевник»?

Однажды, допрашивая Вьетконговца, который оказался не очень-то и дружелюбным парнем и достаточно смелым, я умудрился выйти из себя. Этого парня на глазах у всех тех, кто присутствовал на допросе, ножом Боуи, я расчленил на мелкие кусочки, в прямом смысле этого слова, начав у его ног и закончив головой. Мне удалось разрубить даже самые толстые кости в его теле. Пока от него не осталось одной каши, я не мог остановиться. Меня никогда не пугал вид крови, а потому, зверь, вырвавшийся из меня в тот момент, хотел оказать впечатление и на своих. Зачем? Затем, чтобы никто и никогда не захотел иметь со мной дело, как с врагом. Это первое. Затем, чтобы всем было ясно, на что именно я готов ради собственной родины. Это второе. И затем, чтобы никто больше не запрещал кочевать мне из одной роты в другую, постоянно напрашиваясь на различные задания. А это самое главное и третье.

С тех пор, я не числился в конкретной роте, а уборщики больше не носили с собой половых тряпок в камеру для допроса. Ибо после меня, там была необходима лишь лопата, выносящая останки военнопленных. Меня были только рады брать с собой на различные задания. Ближе к началу 1968 года, мне стукнуло 23. Некоторые меня уважали, некоторые испытывали отвращение, некоторые боялись, а кто-то и просто испытывал чувство надёжности рядом со мной. Я любил свой собственный народ и оказывал максимальное содействие в том, чтобы как можно больше парней вернулись на базу живыми.

Как вы уже могли понять, моим любим видом оружия были ножи. Ну, иногда я брал с собой и с пару мачете. А сочетание моего большого ножа Боуи и Кольта 1911, вообще было идеальным слиянием орудий убийств. Почему ножи? Помнится ещё в детстве, на глазах у троих своих друзей, я порезал палец о стекло, мною же и выбитое. Я не помню, зачем посреди дня нам нужно было пробраться в дом той старухи, но я отчётливо помню, как нанёс себе на указательный палец левой руки скальпированную рану, когда расчищал раму окна от битого стекла. И это произвело на меня впечатление в хорошем смысле слова. Я не испугался той картины, что нарисовалась перед моими глазами.

Кожа с подушечки пальца была поднята, как крышка консервной банки. Отчётливо была видна фиолетовая вена, оголённая от кожи. И кровавый подкожный жир, который был вокруг неё. Только увидев это, мои друзья струсили. Двоих вырвало у меня на глазах. А в момент, когда из пальца хлынула кровь, третий друг упал в обморок. Никто из них так мне и не помог. Да и чёрт с ними! Я и сам, тогда неплохо справился, крепко передавив палец другой рукой.

По приезду во Вьетнам, я сразу же вспомнил об этом случае. И мне взбрела в голову мысль, что если Гуки будут находить своих соотечественников выпотрошенными, расчленёнными, или освежёванными, то тогда это окажет на них должный эффект психологического воздействия. Это сработало быстрее, чем достижение космической ракетой космоса.

Понимаете, некоторые люди рождаются с предрасположенностью к убийствам. Они мечтают о его совершении, непонятно откуда взяв это желание. И одновременно боятся его исполнения, так как это, что-то новое и запрещённое, подобно наркотику. За это могут поругать. А, когда наступает пора, отправить кого-то в мир иной, по наитию такие люди делают всё быстро и правильно. Возможно, таким психопатом был и я сам. Да я и был таким человеком, но не стал-бы называть это психопатией. Пожалуй, по моему мнению, ещё не изобрели более подходящего термина, и во Вьетнаме мне было некоторое время просто комфортно.

2

Но, 1968 год и битва за Хюэ, слишком сильно изменила мои жизненные ценности и идеалы. До этого, убивая людей и проделывая это в одиночку, а тоесть без потерь, я ещё не понимал того, чему меня научила та бойня, длившаяся почти четыре недели. Хотите знать, что именно я осознал в начале самой первой схватки и нёс в себе до самой последней? Хотите знать, почему после выхода на гражданку, я не стал главой строительной компании, а стал главой байкерской банды «Наследники Спарты», занимающейся сбытом наркотиков, продажей оружия и грабежами? Тогда, вам предстоит выслушать этот рассказ до самого конца. Возможно, увидя всё моими глазами, вы хоть на ёту будете близки к тому пониманию, разнёсшему мою голову, словно девятимиллиметровая дура.

Глава 2

Прибытие на базу «Eagle»

1

30 января, 1968 года меня и некоторых пехотинцев перебросили на военную базу «Eagle», которая находилась в местечке под названием Пху-Бэй. Оно расположено в 13 киллометрах от Хюэ. Из-за поломки вертолёта в это место перебралась лишь половина, именно в её составе я и оказался. Изначально предполагалось, что в этом райском уголке нам просто предстоит передохнуть. Поначалу всё так и началось.

Для меня и ребят, это был просто праздник. Где-то играла песня The Beach Boys – «Help me, Rhonda». От этого всем было только веселее. На этой базе благоприятный приём нам оказали в первую очередь в виде горячего душа и приличной столовой, чего мы на минуту, не видели уже несколько месяцев. Мы ходили по территории, исследовали её, даже дурачились. Четверо ребят возле столовой взяли меня на руки и решили подшутить, не отпуская некоторое время. На мне в тот момент была каска и сигарета в зубах, а глазах красовались солнцезащитные очки. В конце концов, меня положили на землю, а под голову сунули каску. Так я и лежал, пока сигарета мною не была выкурена. Кто-то навешивал на себя патронные ленты от М60, присматриваясь к оружию, а кто-то вёл любительскую съёмку, запечатляя на видеозаписи вот таких вот оруженосцев. Один парень, даже начал идиотски выплясывать, когда он попал в объектив камеры. Тот обезумевший, шёл по дорожке, напевал какую-то песню и кривлялся, когда его снимали.

Ничто ни указывало на, то, что готовиться один из величайших стратегических сюрпризов военной истории.

2

В тот день я и мой единственный товарищ, которого у меня было желание брать себе в напарники – Паскуаль Моретти, находились в столовой, после сытной трапезы.

Паскуаль был итальянцем, что был больше похож на какого-нибудь макаронника, нежели на Рудольфо Валентино. Он ничерта не понимал на своём собственном языке и слушал Литтла Ричарда чаще, чем Лучиано Паваротти. Мне этот человек приходился надёжным напарником и по совместительству лучшим другом, а значит очень дорогим человеком. В наличии у него было то, чему я всегда завидовал. Мускульные, волосатые предплечья, толстые пальцы, широкий плечевой пояс, толстая шея, хорошо развитые трапецевидные мышцы, боги, да они были просто огромными! И, конечно, солидный животик, итальянского мафиозника.

Но, вот чему не позавидуешь, так это его носу, похожему на картофелину и лысина, проявившаяся уже в его возрасте. Он был всего на два года меня старше, а уже прилизывал волосы назад и постоянно расчесывал их этой железной и маленькой расческой. Как видите, недостатков у Моретти было куда меньше, так что моё эго всё равно утопало в зависти.

А свою внешность в молодости я никогда не любил, хоть и был спортивным парнем. Острый нос, немного узковатые глаза, бритая голова, да и вообще, когда-то я был красавчиком. Но мне хотелось мужественности, а не слащавости. Если бы не моя жестокость распространявшаяся на врагов моей страны, то меня наверняка бы отправили чистить всей роте ботинки или драить сортиры. В молодости я всегда мечтал отрастить бороду, а с возрастом стать более суровым. Так оно и случилось к моему счастью. Но, сейчас, не об этом. А о том, как наш дурацкий диалог с Паскуалем, боже какое же дурацкое имя ему выбрали родители, перешёл в начало битвы за Хюэ.

- Паскуаль, - обратился я к нему. В этот момент он снова причёсывал свои волосы. Мы с ним сидели на краю обеденного стола, который находился под навесом, из ткани тёмно-зелёного цвета. Лучи солнца едва касались ножей кожи и приятно её прижигали. А вот запах пота Паскуаля прижигал мои ноздри так, что это было вообще неприятно. Хотя и сам я пах не лучше. – Может тебе не стоит так мучиться со своими волосами? Давай, я достану свой нож Боуи, и мы просто снимем тебе, этот чёртов скальп. Приехав домой, ты сможешь всем говорить о том, что срезанный кусок кожи с твоей головы стал чипсом Вьетконговцев, когда тебя взяли в плен, из которого ты, кстати, по легенде героически бежал с израненной головой. Может узкоглазым не понравились Чипсы Саратога, и они решили произвести свои собственные, снимая скальпы с голов солдат США. Хм..., - Паскуаль Моретти продолжал зачёсывать волосы и с улыбкой посматривать на меня. – А, что? Превращать в правду эту легенду будет помогать то, что это будут чипсы наиредчайшей и ограниченной серии. Не каждый же день удаётся отловить парня в зелёной форме и как следует освежевать его голову.

- Ты, думаешь, им не понравилось на Moon's Lake Lodge у Джорджа Крама? Этот парень отлично обставил того магната, думаешь у Вьетконговцев вкус лучше, чем у Корнелиуса Вандербильта? Он на минуту должно быть богатый малый! А значит, много дерьма в своей жизни перепробовал. Поэтому я думаю, что у них не было бы необходимости добираться до моей головы. – Как и полагает итальянцу, Паскуаль постоянно помахивал своими руками, растопырив свои толстые пальцы. Это мне нравилось в людях его национальности больше всего. Ему не хватало только сигары и стакана виски, но это всё неплохо заменяла его железная расчёска.

- Вот чёрт! – Я здорово психанул тогда. Даже подпрыгнул на месте, упираясь в этот стол, где у нас проводились трапезы. – Причём тут Вандербильт? Паскуаль, я тебе уже говорил, что твоя поспешность, когда-нибудь тебя погубит?

- Нет, - ответил он мне с недоумевающим лицом. Это говорило о том, что моя реакция на его ответ сбила его с толку. И он уже, не понимал серьёзный ли этот разговор, или что-то приближённое к дружеской хохме. С самого начала разговор являлся вторым.

- Тогда не торопись, дружище. Просто, мне думается, что Крам, увидев у себя на пороге вооружённых до зубов узкоглазых хоббитов, сразу бы побежал за своим дробовиком. – Стоя уже перед ним, я дружески положил руку на его волосатое плечо и улыбнулся так, что едва не засмеялся, дабы дать его откинутой нижней губе и широко раскрытым глазам, принять исходное положение. Так оно и вышло. Сразу же он рассмеялся вместе со мной и продолжил разговор.

- А Вандербильт, тем временем, уже бы взлетал на своём бомбардировщике и окрестил бы всю улицу напалмом, - у Паскуаля от смеха лились слёзы. А я просто продолжал держать его за плечо и смеяться. Теперь я уже пригнулся, от смеха у меня заболели мышцы пресса. Это всё создавало неплохую дружескую атмосферу и сейчас нам не хватало только пива. Пара баночек «Weekday Friend» были бы неплохим составляющим этого дня. Я снова стал рядом с ним, уперевшись задом в стол и скрестив на груди руки.

- Мне кажется, что если бы на Саратога-Спрингс кто-то окрестил местность в округе напалмом, то у властей явно были бы вопросы к Джорджу. Например, почему выйдя из ресторана гостиницы Moon's Lake Lodge, где он работал шеф-поваром, её посетители становятся столь злыми, что по мирной территории летают на чёртовых истребителях. Проделывая всё это под носом у правительства США. – Почему-то в тот момент я задумался над этим, а потом сказал. – Как минимум, начальство всех военно-подготовительных подразделений, например, подобные той учебке, где мы познакомились, запросило бы у Джорджа Крама рецепт блюда, срывающего крышу. – Мы снова рассмеялись. Теперь от боли в мышцах пресса согнулся Паскуаль. – Тогда, мы бы выиграли войну гораздо быстрее. Хотя до победы нам ещё далеко.

- Но на самом, же деле весь секрет был бы в узкоглазых, - успокоившись, сказал Паскуаль, снова перемахнув рукой и оттопырив толстый указательный палец, направив к земле.

- Да, друг мой! Но всем захотелось бы поверить, что помимо упорности есть какая-то фантастическая формула успеха, - ответил я.

- Верно, всем насрать на чертовых Гуков. Сверху постоянно гонят на нас и даже не думают, как мы тут рискуем своими задницами, - Паскуаля понесло, как никогда ранее, размашки рук, недовольное лицо, повышенный тон. Мне едва удалось его остановить.

- Из волос на твоей заднице можно свить колючую проволоку и обвить ею весь Вьетнам. Успокойся. Когда, ты начинаешь рассуждать о начальстве и политике, тебе удаётся выставить себя ирландским макаронником. А ты, даже не итальянец, поэтому заткнись, дружище, - сказал я с улыбкой на лице, чтобы Паскуалю не показалось это, чем-то серьёзным. Но задело его совершенно другое.

- Ах, ты заносчивый Калифорнийский Педик! Как чёрта!? Как это не итальянец? - И тут понесло уже меня.

- Мать твою, да ты даже не знаешь, как говорить на своём собственном языке. Ответь мне на итальянском, сколько линий на флаге твоей страны и какого они цвета!

- Eseguo un foglio di carta sul letto di tua madre! – Он оттопырил указательный палец, сжав остальные. Говоря это, его указательный палец выплясывал зигзагом по воздуху. Я ударил ладошкой по этому пальцу и ответил ему.

- Что, ты сказал про мою мать? Я из тебя всё спагетти выбью! – Кричал я, улыбаясь.

- Что!? – Паскуаль Моретти был в замешательстве.

- Что? – передразнил я.

По завершению разговора, который вылился в ещё очень-очень долгий спор и объяснение, почему Паскуаль Моретти не умнее обычного макаронника, мы даже не успели заметить, как закончился этот прекрасный день.

Глава 3

Тетское наступление

1

00:00. ВНА организовала атаку на несколько целей. В нападении участвовали ДРВ и Вьетконговцы. Удары были нанесены по крупнейшим городам: Сайгон, Дананг, Хюэ. А также атаки были распространены на основные деревенские поселения.

02:30. Армия ДРВ взяла Хюэ. Это был не только культурный центр Вьетнама, но и транспортный узел Южного Вьетнама и армии США. Соответственно и ключевым объектом для врага, которому нужно провести идеологическую работу среди населения для революции.

05:00. База «Eagle». Пху-Бэй.

Посреди ночи нас всех поднял ротный командир. Ту ночь я провёл с ротой «Альфа», из которой и был мой лучший друг Паскуаль Моретти. Мы отправились с ним в казарму, по завершению нашего бессмысленного спора. В нём он, кстати, одержал поражение. Говорил же..., заносчивый макаронник.

До нас тут же дошла информация, что в Хюэ союзникам необходима наша помощь и то, что к 6 мы будем уже дома. Еще тогда, сразу я заметил этого парнишку – Джона Легато. На тот момент, мне показалось, что ему повезло меньше всех, потому что его носки были мокрыми, и ему пришлось надевать ботинки на голые ноги. Просто, никто ещё не знал о скором уравнении жизнью наших положений. А наше положение должно было стать по уши в дерьме.

2

Когда уже в грузовиках мы двигались к городу, я вспомнил о Паскуале. Во всей суматохе он не попался мне на глаза, и я даже не вспомнил о нём, пока не тронулась первая машина. Осмотревшись вокруг, мне стало ясно, что в спешке я запрыгнул в грузовик к роте «Гольф». Паскуаля здесь не было.

Постепенно продвигаясь к городу, подсознание выдавало картины того, как там должно быть здорово. Столица древней империи. Цитадель с 2000-чи летней историей. Познавательно, интересно, а главное видимость всего этого в будущем выложиться перед нами в реалии, а не по телевизору.

Это был лунный новый год. Пехотинцы считали, что в такой день нужно побеждать плохих парней. Никто совсем даже не задумывался о бое. Казалось, всё здорово, а дальше будет ещё лучше.

Глава 2

Прибытие к границе города

1

Мы подъехали к внешней границе города. Грузовик, где я находился, остановился. И уже тогда, находясь в компании всех этих лиц, которым пообещали, что к 6 они будут на базе, мне стало не по себе. Наверное, вам думается, что это невозможно. Невозможно такому зверю, как я, расчленявшему людей, испытать чувство смятения и беспокойства. Но, это случилось. Данная ситуация координально отличалась от работы в одиночку или от работы с ротами, выполняя не столь существенные задания. Почему? Я объясню.

Работая в одиночку и совершая те поступки, которые приходилось выполнять мне, голова вообще ни о чём не думает. Ходит поверье, что у отморозков вроде меня нет инстинкта самосохранения. Когда я работал один, это было так. Когда я работал с ротами и выполнял несущественные задания, где тоже, по сути, приходилось работать одному, это было так. Голова отключалась, руки делали, а после совершённого зла, я даже не оборачивался, чтобы осмотреть изуродованные трупы. Сигарета плясала в моих зубах, а лёгкие совокуплялись с её дымом. Вот и всё. А это место почему-то существенно меня настораживало.

Сюда мы прибыли в составе двух рот «Гольф» и «Альфа», общей численностью около 300 человек. Это тоже меня смущало и наводило на подозрения. Это было, чем-то новым и нихрена мать вашу не манящим. Абсолютно не манящим...

В тот день, при мне был мой Кольт, винтовка М16, 8 запасных магазинов к ней, два мачете и мой нож Боуи. Впоследствии мне пришлось пожалеть о том, что не взял больше патронов и отказался от М60. От пулемёта я отказался потому, что привык работать налегке. Мой глаз постоянно посматривал на нож Боуи в чехле, висящем на моём ремне. И на два мачете, которые висели в чехлах на моей спине. Благо никто не мог у меня их отнять. Потому что по ходу продвижения рассказа, вы поймёте, что я как угадал их надобность в этом сражении. Каска? Хотелось бы сказать к чёрту, но пришлось её надеть. Почему?

2

А потому, что перед нами были две вещи, уже говорящие о том, что что-то было не так. Первое. Двухсотметровая дорога, по обеим сторонам от неё были обширные плантации риса. Такая открытая территория была очень опасна. Второе. Посреди дороги находился подорванный танк наших союзников из Южно-Вьетнамской армии. Рядом с ним лежало несколько трупов, и один свисал с башни танка. Подорвать громадный танк..., чёрт! Да, мы в полной заднице. Об этом не мог догадаться только младенец.

Мы выдвинулись в путь. Тогда я подумал о том, что Паскуаль везучий сукин сын, ведь он шёл, где-то в середине или в конце. А я тащил свою задницу в голове колонны. И, тогда-то началась битва за Хюэ! Настоящая битва.

Голова колонны, где я шел, попала под мощнейший обстрел. Солдаты быстро бросились к земле и начали стрелять кто куда. Сразу же в голову пришла мысль, почему мне больше по душе ножи. Из-за громких выстрелов у меня звенело в ушах и я был спит с толку, пыль поднимавшаяся после каждого выстрела из М16 застилала мне глаза, как и плохо закреплённая на голове каска. Приходилось постоянно её поправлять. Я ничего не видел и не слышал, только, что-то пыталось постукивать в мои перепонки. Это были выстрелы, из окружающих меня М16 и М60. Свист пуль чувствовался кожей. Данное явление поражало, потому что я удивлялся тому, что всё ещё жив. Удивило меня данное состояние вдвойне, после того, как я решил обернуться.

Повсюду были убитые и раненые солдаты. Тела, омытые своей же кровью. Стоны, меня не пугали. Я их не слышал, из-за звона в ушах. Пугало два вопроса. Почему они? И, когда стоящего на очереди к смерти Брюса Уолкера, позовут и скажут о наступлении его черёда?

Я отвернулся и задержал свой взгляд на лежащем справа от меня чернокожем парне. Его левое колено было отделено от ноги и валялось, где-то на дороге. Сквозь пыль, я рассмотрел его лицо, смотрящее на меня. Лоб был покрыт потом, а глаза страхом и слезами. Его лицо привело меня в порядок. Каким образом? Несколько пуль, пронёсшихся мимо, задели его голову. И судя по резко нанесённым ранам, калибр был не маленький. Я знаю, вам интересно вовсе не это, поэтому я расскажу, что стало с ним и со мной. Пули разорвали его левую часть лица и часть носа. Правая часть головы этого парня, что ближе к земле, была обтянута кожей, а кожа левой части вместе с глазом улетела вслед за снёсшими её пулями. Дерьмо... Теперь на меня смотрела часть его белого черепа и челюсть обтянутая голым мясом. Мне виднелись даже его ровные зубы, так как щёку со всем остальным снесло начисто. Я даже запомнил идеальную ровность зубов. Что самое забавное? Эти пули, оставившие его без лица, лишь задели его, пролетели дальше и убили лежащего рядом Джимми Лонгбада, попав в тёменную часть черепа. Теперь этот усатый очкарик, когда-то любивший поиграть со мной в Пинг-Понг, лежал позади меня и грел голову в своих мозгах. Линзы его очков были выбиты вместе с ними, потому, что пуля в его голове извернулась и вышла наружу посередине переносицы.

На секунду я задумался о том, как там Паскуаль Моретти. Жив ли ещё мой лучший друг? От этой мысли мне захотелось заплакать. В носу возобновились колкие ощущения, а слезы готовы были сжечь роговицы моих глаз. Бойня при Хюэ заставила меня ощутить различную цветовую гамму эмоций, о существовании которых я даже и не подозревал. Голову пришлось повернуть вперед, что позволило мне понять, откуда по нам вели огонь. Противник стрелял из зданий на окраине города. Яркие огоньки вспыхивали и потухали, прямо как чья-то жизнь среди солдат, воющих со мной в том месте плечом к плечу...

3

Все резко начали продвигаться по канаве у дороги. Если бы мы и продолжили лежать на такой открытой территории, словно на Калифорнийских пляжах, исход нашей битвы был бы предрешён ещё, когда по нам начали стрелять в первый раз. Я сошёл в канаву вместе со всеми.

Заместитель командира взвода, Сержант Гонсалес отдал команду, заставившую моё сердце биться чаще, чем при срыве лица у того парня, который теперь навсегда остался на той дороге.

- На счёт 3, атакуем! – Прокричал Гонсалес.

И тут, все, будто бы сошли сума, или получили прилив воинственного духа. Лично я, услышав эти слова, позволил своей злобе, появившейся, из-за гибели парней на дороге, вырваться на свободу. Солдаты досчитали до 3 и побежали! Выпущенную злость приглушила гадкая грязь в этой канаве. Она была далеко не лучшей почвой для бега. Ноги засасывало, словно их по частям поедали пираньи, но на самом деле их там не было. Чего только не вообразит испуганный человек, внушая себе о реальном существовании эфемерной фантастики. В этот момент, мне довелось почувствовать удары сердца о грудь и вздувшуюся на шее вену.

Произошло то, что едва не лишило меня чувств. Было заметно свечение пули, из-за неё я упал лицом в грязь, пытаясь понять, куда она попала, и скольких килограмм собственного мяса было лишено моё тело. Самое страшное, это ощущение её касания. Я не поднимался. Двое парней, лица которых я не разобрал, схватили меня за рюкзак и подняли. Грязь сантиметровым слоем лежала на моём лице. Тогда мне было не понятно, как женщины с сантиметровым слоем штукатурки на лице прохаживают целый день. Я не мог и минуты стерпеть этой грязи. Тут же мои глаза увидели, куда попала пуля. Эта свинцовая дура просто задела мою форму на плече, даже не коснувшись кожи. Просто испуг. Нужно было бежать дальше. Чёртова винтовка, как же с ней было неудобно. Грязь придавала ей веса. Дьявол!

Дыхание давалось очень тяжело. Так вот зачем предупреждают о вреде курения. Зря я не послушал. Мои ноги, запутавшиеся в грязи, повалили моё тело ещё 6-7 раз. Добежав до плантации, все видели одного из наших. Он лежал на спине и уже был мёртв. Враги изрешетили его от самого мочевого пузыря, дойдя до груди и оторвав пулями часть шеи. Вокруг неё разрослась красная лужа. По его щекам потекли багровые полосы. Глаза смотрели на небо. А у головы валялась его каска, чёрные волосы были превращены в сосульки, пропитанные потом. В ту минуту, я всей душой надеялся, что этот парень попал в лучший мир. Ибо в этом, человеку уже делать было нечего, если мы дошли до такого безумия. А..., чтобы сказала его мать, будь она здесь с нами? Самое забавное, что на такие мысли меня никогда не наводили мои зверства, распространявшиеся на Вьетконговцев. Теперь, я начинал их понимать, поменявшись с ними местами.

Из-за внезапного нападения, 10 человек погибло, 56 получили ранения. Некоторые раненные, судя по их состоянию, наверное, и до утра не дотянут. Не смотря на весь тот ад, где нам уже удалось поджариться, мы отстреливались и продолжали движение. Очень большую пользу принесло оружие, от которого я зря отказался. Пулемёт М60, стремительно очищал нам дорогу. Эта детка была далеко не бесполезной, но, как и любая сука очень громкой. С этим орудием бойцы ощущали себя богами.

Глава 4

КОВПВ

1

11:30. С весьма эффективной помощью М60 оборона войск ВНА была прорвана. Всей пехоте удалось добраться до базы армии США под названием КОВПВ. Там небольшие вооружённые подразделения охраняли 150 административных работников. Когда мы пришли, наступило временно затишье. Этим парням едва удалось сдержать натиск, заняв круговую оборону. Стены базы были все в дырах от пуль, а некоторые их части и вовсе были полуразрушены. Войдя на базу, мне было видно, что они нас встречают. Тамошним солдатам пришлось пережить ад, теперь вся их надежда была возложена на нас, и на отвоевание города нами.

А я до сих пор, так и не мог поверить, во что же мы вляпались. До сих пор мне думалось о возвращении домой к 6 вечера. На базе всем бойцам сразу было сказано, что подкрепления не будет. Шоссе №1, по которому мы прибыли было отрезано.

В тот же день, во время перекура на базе КОВПВ, мне в голову вбилось то, о чём я говорил в самом начале. То, с чем мне придется жить до конца дней своих. И в первые минуты осознания этой мысли, даже мои сигареты «Dead Line» шли слишком туго. Человек, давший название этим сигаретам, был также откровенен с покупателями своего товара, также как со мной сегодня была откровенна сама жизнь. Мои дрожащие руки подносили сигарету к лицу, которое было измазано грязью и чужой кровью. На его фоне, мои белые глаза с серо-голубой радужкой выделились очень отчётливо. Волос у меня тогда не было, поэтому ничто не мешало всем увидеть, в какую же жуткую маску я был облачён.

Руки были по кисти в крови. Пытаясь оказать первую помощь раненым, я, наверное, делал только хуже. На момент оказания помощи, на моём лице не было ничего кроме страха, появившегося из-за непривычной обстановки. Пострадавшие явно не хотели видеть такую гримасу на лицах своих спасителей. Так они сразу могли понять серьёзность или летальность своего ранения. Лучше бы я вообще не лез в эту лужу, где смешанно дерьмо, человеческая кровь и грязь полная мочевых испражнений.

Рядом со мной, на базе продолжали оказывать первую помощь раненым. Одному из парней, подобно оставшемуся без лица, прострелили колено. Пуля вышла насквозь, разорвав чашечку и оставив дыру в подколенной яме. Можно было сказать, что нога этого парня пришла в негодное состояние уже навсегда. Поэтому я сидел и смотрел, как ему ампутировали левую ногу, посредством обрезания мяса, на котором она всё ещё держалась. В конце медики просто выкинули его ногу, как какую-нибудь сломавшуюся игрушку. На ней была часть окровавленной зелёной формы и кожаный ботинок. Ампутированная конечность так и осталась лежать на том месте, куда её бросили, когда этого парня унесли на носилках в какое-то здание. Я продолжил курить дальше, пытаясь прогнать из своих ушей и памяти его громкие стоны. Боже..., эти крики проделали дыру в самих небесах.

Кстати, хотелось бы поподробнее рассказать о моих глазах в момент после оказания помощи солдату. А именно о взгляде. Сейчас, вам предстоит познакомиться с таким понятием, которое на тот момент было распространено среди морских пехотинцев, сражавшихся во Вьетнаме. Знакомьтесь – Взгляд на 2000 ярдов.

Взгляд на 1000 ярдов – это ощущение скованности лица. Мышцы не слушаются, даже если вы пытаетесь улыбнуться. Глаза смотрят в треклятую пустоту с широко поднятыми друг от друга веками. Это разговорная форма психической травмы. Аварийное отключение разума, чтобы вы могли не сойти с ума. Почему именно у меня наступило такое состояние? Да потому, что жизнь каждого парня, погибшего на моих глазах, для меня что-то значила. На моей памяти, тяжёлым грузом лежали не смерти Вьетконговцев. На них мне абсолютно наплевать, какой бы жестокой не была их смерть, хотя я уже начинал их понимать. А смерти своих соотечественников и друзей. Некоторые из них ещё день назад играли со мной в Пинг-Понг, держа в зубах сигареты и при этом отмачивая шутки вперемешку с ругательством. А, кто-то, как мой лучший друг Паскуаль Моретти, сидел со мной у обеденного стола в уютной столовой, обсуждая первые чипсы Джорджа Карма. Это воспоминание..., оно наводило на ещё одну ужасающую мысль. Где же Паскуаль?

2

Рука продолжала подносить сигарету к губам, взгляд был всё также безмятежен и обеспокоен одновременно. Раздался звук, положивший начало новому знакомству. Щелчок! Он показался мне громче и ослепительней, чем взрыв снаряда в метре от меня, если бы такое со мной произошло. Это был щелчок вспышки фотокамеры. Военный корреспондент Кэтрин Ламбертс...

- Чёрт! Ты, кто вообще такая? – Спросил я, глядя на эту прекрасную беловолосую девушку. Она стояла прямо передо мной в синей рубашке, которая была заправлена в короткие шорты коричневого цвета. Создавалось впечатление, что она сбежала с парада хиппи и по воле случая или по собственному же идиотизму оказалась в этом аду.

- Кэтрин Ламбертс, - сочувственно улыбаясь, ответила она.

Её рука, не держащая фотоаппарат, потянулась ко мне, для рукопожатия. Меня это привело в ступор и позволило отвлечься от всего, что я увидел за начало дня. Было не ясно, для чего же она это делает, ведь все мои руки были в крови. Даже фильтр сигареты был ею измазан. Но моя рука потянулась в ответ и с дрожью и лёгкостью пожала её, конечно же, испачкав. Тут же она потянулась к рюкзаку, что висел у неё на спине. В этот момент, Кэтрин продолжала стоять передо мной. Тогда я поклялся себе самим Господом Богом, если она сейчас достанет салфетки или полотенец и начнёт вытирать свои нежненькие ручки, мне придётся достать свой нож, чтобы совершить военное преступление. На последствия было плевать.

Ламбертс достала то, о чём я подумал. Небольшой кусок ткани. Она смочила его из своей фляги, а моя рука уже было потянулась к ножу. Но..., её ноги подогнулись, и эта девушка присела рядом со мной, начав вытирать моё лицо от крови и грязи. Как же я был этому поражён. Туповатый взгляд, прямо, как у Моретти, был тому доказательством. Я сразу позабыл о Паскуале.

- Жарко там было? – Из её уст низвергся вроде бы этот риторический вопрос, когда она протирала мой лоб и нос, но я всё-же ответил.

- Ну..., жарче, чем на концерте у The Beach Boys. А там обычно толпы не маленькие, - ответил я, даже не подозревая, каков будет последующий ответ и во что выльется это фантастическое знакомство, оставившее в моём сердце след, будто бы от шин Крайслера 58-го.

- Если этим мальчишкам удалось в 63-ем и в 65-ом приблизиться к верхушке Биллборда, то это ещё не значит, что они собирают большие толпы. Как мне известно, всё, выходящее в следующие года имело не взрывной успех. 6-ое, 10-ое, 41-ое и 24-ое место, не выставляют их в лучшем свете. Но, я полностью согласна с успехом альбома «Summer Days (And Summer Nights!!).

И этот ответ поразил меня сильнее пули из оружия солдат ВНА, которая могла убить меня ещё в той канаве у дороги. Я отодвинулся от того громадного каменного блока. Спина до этого была в него упёрта, ноги раскинуты прямо передо мной, правее этой замечательной девушки. Почему меня так потянуло к этому человеку? Очнитесь! Вокруг была война, гибли мои товарищи. Их смерть отражалась в моих глазах. А Кэтрин Ламбертс, сидела прямо передо мной, вытирала мне лицо от крови и грязи, при этом с лёгкостью, непринуждённостью и насмешливой улыбкой на лице, рассуждала на тему крутого альбома The Beach Boys, вышедшего на свет в 1965 году. Да она была воплощением моих мечтаний в этот момент! Я хотел заразиться её хипарским состоянием..

- А..., почему, ты так считаешь? – Спросил я, придвинувшись к ней. Она тут же положила ладонь на мою грудь и возвратила моё тело в изначальное положение. Я снова был прижат к тому камню. Эта глыба, наверное, была олицетворением сопротивляемость мне груза, не дававшего приблизиться к Кэтрин. Она, кстати, дала ответ и на этот вопрос, продолжив вытирать мне лицо и смачивать водой из фляги тряпку.

- Музыка этого альбома, хотя бы по своему звучанию, приближала их к гению Битлз. Но им так и не суждено было их переплюнуть.

- Господи, да как можно их сравнивать с этими тараканами из Англии! – Воскликнул я, поймав на себе несколько недоумевающих взглядов, проходящих мимо солдат.

- Жуками, - поправила она. – Не знаю. Я не сравнивала, это ты сделал. – Она явно меня дразнила, или заигрывала со мной, так открыто флиртуя. А может мне просто так казалось, или же я был слишком высокого о себе мнения.

- Но, ты, же сказала..., - говорил мой рот, пытаясь возразить...

- Я сказала «Приближала», - в её голосе была несоизмеримая ни с чем уверенность. – А, чтобы сравнивать, этим группам нужно стоять лицом к лицу. Как Элвису Пресли и Джерри-Ли Льюису, как Бобу Дилану и Джонни Кэшу. Вот тогда, этих парней можно будет сравнить. А пока, The Beach Boys, явные аутсайдеры, как в глазах The Beatles, так и в моих собственных.

- А, ты явно разбираешься в хорошей музыке. – Сказав это, я увидел улыбку на её лице. Она могла возникнуть по двум причинам. Ей удалось разглядеть красоту моего уже чистого, молодого и красивого лица. Либо же девушке был приятен данный комплимент.

- Более чем, - уже спокойно ответила она. И это меня ужаснуло. Ведь ей нечего больше сказать, а мне жизненно необходимо и даже больше морфия нужно было продолжить с ней разговор.

- Ну, тогда я могу позволить сделать себе вывод. – Её взгляд с интересом пал на меня. Такая картина давала надежду. Но надежда в эту минуту ничего не решала. Из нагрудного кармана я достал свою пачку «Dead Line» и протянул ей. Военная смекалка победила. Кэтрин взяла сигарету и присела рядом со мной, для чего мне пришлось немного подвинуться. Ей в голову не могло прийти, как я любил на тот момент красивых и курящих молодых девушек. Её внешность полностью подходила под это описание.

- И какой же? – Задав вопрос, её губы плавно вместили в себе фильтр сигареты и затянулись трубочкой, когда она сделала первую затяжку. Зелёные глаза смотрели на меня. Дым сексуально выходил из её рта, растворяясь в воздухе. Я чувствовал в этот момент себя намного лучше.

- Если ты, разбираешься в хорошей музыке, то ты явно, либо музыкант, конкурирующий с себе подобными, либо же ты чёртов психопат, любящий кого-то прирезать, двигая бёдрами под песню группы The Doors – «People Are Strange». При этом постоянно напевая жертве на ухо «No one remembers your name...- Когда ты такой странный. Когда ты такой странный».

- Ну..., думаю написавшие её Робби Кригер и Джим Моррисон, явно бы так ни с кем не поступили. А ты – Кочевник, именно так всё и сделал с тем разведчиком Вьетконга, когда расчленил его на глазах у ни маленькой публики, пытаясь выбить из него расположение партизанского отряда.

- Чёрт, - прошептал я, отворачиваясь от неё. И тут я понял, что всей надежде, как и подарку судьбы пришёл конец. Думалось она встанет и уйдёт, повернувшись спиной к такому чудовищу, оставив его и дальше гнить у этого большого, серого камня.

- И это было достаточно смело! – Подметила Кэт, что побудило мою голову сразу повернуться к ней, дабы выстрелить по её лицу взглядом моих удивлённых глаз. Её лицо было отречённым и улыбающимся. Должно быть, в голове она рассуждала об этом поступке. – The Beatles, явно на такое бы не пошли. А тебе удалось оказать..., должный эффект. Это тот самый нож? Я могу взглянуть? – Тонкие пальцы, держащие сигарету, указали на нож Боуи в чехле.

- Да..., - Брюс Уолкер. Кочевник, если вам так угодно. Был растерян перед женщиной. С существом, с которым у меня никогда не возникало проблем. И только моя рука потянулась к орудию массового убийства...

- Уолкер! – Прокричал Барни Барнс. Он стоял передо мной, а я даже не мог понять, что вообще происходит. Наступило временное ощущение контуженности. Похоже, молодой боец уже был влюблён в Кэтрин Ламбертс. – Рота «Альфа» остаётся на защите КОВПВ. Рота «Гольф» отправляется на мост, проходящий через Ароматную реку. Парни надеются, что ты отправишься с нами. А я надеюсь, что ты их не подведёшь.

- Так точно, сэр! – Громко проговорил я, вскочив на ноги и приняв стойку смирно. Кэтрин смотрела на всё это сидя на своём месте и посмеиваясь над нашими солдафонскими штучками. Барнс отправился, куда-то в другое место.

Когда я обернулся к ней, она уже стояла передо мной без сигареты. Но снова со своей фирменной улыбкой.

- Ну, что ж..., в другой раз, наверное, мне удастся взглянуть на тот самый нож. Для того чтобы этот другой раз произошёл, тебе всего лишь нужно вернуться живым, кексик. – Чёрный юмор. Видимо это было в её стиле, но мне нравилось. Так, стоп! Кексик? Мне понравилось, как она меня назвала. Хоть я и не был так мал и сладок на вкус.

Кэтрин Ламберст совершила движение, резкость которого меня поразила больше, чем скорострельность револьверов в руках Клинта Иствуда. Её губы коснулись моей щеки и поцеловали. Это было сравнимо с касанием брызнувшей крови прямо в лицо. Только поражало это в хорошем смысле. После этого девушка обошла меня, двинувшись дальше исследовать и фотографировать лагерь КОВПВ. Чего только стоила её походка.

И так родилась любовь, возникшая на фоне обсуждения The Beach Boys, The Beatles и, конечно же, группы The Doors. В тот миг, я пообещал себе, что если вернусь с войны домой, то буду слушать этих исполнителей до конца своих дней.

Глава 5

Переход через Ароматную реку

1

Нам уже было известно, что ВНА окружили район и захватили цитадель. Ею была огромная крепость 19 века, в чьих стенах и был древний императорский город Хюэ. Для освобождения города, пехоте необходимо было пересечь мост, проходящий над Ароматной рекой. На той стороне, нас ждали тысячи вражеских солдат.

Рота «Альфа» должна была поддержать наступление роты «Гольф» через мост. Это давало мне двойную порцию успокоительных таблеток. Первая таблетка, говорила мне о том, что если мой лучший друг Паскуаль Моретти всё ещё жив, то он находится, сейчас, в безопасности. Как и Кэтрин Ламбертс, о чём мне уже говорила вторая таблетка, наталкивая на соответствующие мысли.

А я, под руководством младшего Капрала Барни Барнса, который был во главе двух взводов роты «Гольф» отправился, прямо на этот чёртов мост. Но, настроение должно было подпортить лучшее вооружение врага, потому что до начала атаки на Хюэ, они взломали склад Южно-Вьетнамской армии, на котором было американское оружие и боеприпасы.

2

Ароматная река. Аромат там и вправду был сногсшибательный, ведь это был аромат смерти. Но, почему-то никто, как и я сам, в тот момент, даже и не думали о том, что нас ждало впереди. Мост был настолько длинным, будто бы мы шли через Миссисипи. Вид с него открывался, конечно, шикарнейший. И будь моя туша в этом месте в качестве туриста, из моего рта и слова бы не вылетело. Но, вот ведь не задача, я был здесь, как солдат. И солдат, воюющий. Территория, где мы шли, была просто огромной. Уже ближе к середине моста, местность напомнила мне ту самую дорогу, окружённую рисовыми палями. Каждый пехотинец был, словно на ладони, ибо это была узкая зона обстрела, а для нас это можно сказать зона поражения.

Уже на середине моста, прогулка по свежему воздуху с М16 в руках, сменилась, и мы снова оказались в преисподней. На середине моста по нам открыли огонь! Прозвучали выстрелы, и их было так много, что невозможно было понять, откуда именно велась стрельба. Но все видели пули, отскакивающие от балок моста и постоянно вспыхивающие искры. Нас накрыли пулемётным огнём. Всё началось сначала.

Сразу же мы понесли первые потери. Перед Барни Барнсом ранили двух бойцов. Плечо одного из них превратилось в кашу. Другому, пуля задела кожу черепа. Идущий впереди меня пехотинец, сначала распрощался с трёмя пальцами на правой руке, затем с целостностью левого бицепса. Последующие две пули начисто снесли ему верхнюю часть головы. Его мозги, кожа с волосами и кости черепа полетели мне в лицо. Я был похож на ребёнка, изуродованного красной краской. У моих ног лежал его труп, с головой, где теперь присутствовала лишь нижняя челюсть и язык. Всё остальное..., было прямо на моём лице. И мне хотелось бы в этот момент подумать о Кэтрин, но было совершенно не до этого.

- Вперёд! Нам нужно пересечь этот мост! – Это прозвучало разительнее грома. Это был мой командир – Барни Барнс.

Все побежали. Мои ноги перешагнули через труп, и я уже не смотрел на безмятежную Ароматную реку. Пришлось бежать и пытаться понять куда именно, считая у себя в уме, количество пуль, просвистевших у ушей. Пехотинцы бежали изо всех сил. Иногда мне в ноги втыкались арматуры, бетон был взрыт снарядами. Лёгким внутри меня, снова пришлось очень туго. Если удастся пережить эту засаду, тогда наверняка брошу курить. Иначе придётся сыграть в ящик, место которому будет уже забронировано на Линии Смерти.

Барни первый, кто спрыгнул с моста и укрылся за его опорой. Ему удалось обнаружить, что левее, в двадцати метрах от моста, на возвышенности установлен вражеский пулемётный бункер. Эти гады крепко нас прижали. Действовать нужно было быстро, а иначе нам было суждено застрять здесь на долго. Младший Капрал Барнс попытался собрать наш пулемётный расчёт, чтобы можно было вести ответный огонь по узкоглазым ублюдкам. Другого варианта не было. Но этот единственный выход, дал мне понять, что всё будет закончено быстро, и мы сможем двигаться дальше.

Не тут-то было. Пули Вьетконговцев вошли в грудь первому пулемётчику и вынесли его кишки и лёгкие с обратной стороны тела. Я до сих пор слышу свист, когда проломив кости и разорвав органы, свинцовые товарищи прошли насквозь этого пехотинца. Он погиб на месте. Второй был сразу же ранен.

И вдруг, из укрытия, пока я стоял, пытаясь понять происходящее, выскочил настоящий храбрец, или тот, кто просто начисто потерял свой рассудок. Этим пехотинцем был Лестер Чарли из второго отряда. В его «кармане» была припрятана пара гранат, а он на все 100 был готов задать жару противнику. В его глазах я это увидел. Самое настоящее мужество. Тогда все выскочили из укрытий и начали его прикрывать. Ведя огонь по бункеру из своей М16, я ощущал, как после каждого выстрела в моих руках она вздрагивает. Глаза видели в прицеле этих чёртовых Гуков. Все их видели и все устроили по ним канонадную пальбу, пока Лестер бежал на них, держа в руке гранаты.

Уже спустя двадцать выпущенных патронов, ушам морской пехоты были слышны не выстрелы, а последующий взрыв вражеского бункера. И крики тел ускоглазых, разлетевшихся по кусочкам в разные стороны. Вот это было зрелище. Лицезреть собственную победу, конечно, приятно. Но, когда посредством командного содействия и сплочённого воинского духа, вы прикрываете своего товарища, а зная своё дело, тот выполняет поставленную задачу, вам будет суждено упиться слезами счастья.

Они позвали с собой меня. Дешёвого пижона, рубившего на кусочки Вьетнамских мальчишек. А для чего? Ведь героями были такие парни, как Лестер Чарли. Точно не те, кто имел проблемы с психикой и уже с чрезмерным желанием убивать. На тот момент, я был удивлён, что у меня ещё не атрофировались хоть какие-то чувства и мне удавалось любить и радоваться. Радоваться вот такому маленькому кусочку пазла, который был успешно приложен к первой букве слова, манящего больше золота. Победа.

3

Чего мы не знали в тот день, так это, что со стороны врага было 9 батальонов регулярной армии. Если исходить из статистики, наши шансы были сведены к нулю. И противостояли нам не какие-то там партизаны, а хорошо обученные солдаты, которые шли на эту войну, дабы одержать победу. Я думал оттуда не выбраться.

Глава 6

Адаптация

1

Через несколько минут, основной взвод численностью в 30 человек уже был у стен цитадели. Враг снова открыл по нам сокрушительный огонь. В этом промежутке времени между боями я успел выкурить лишь одну единственную сигарету. Да-да, я помню про обещания, но я так был рад успеху Лестера, что не смог сдержать этих слов. И тем более, это всего лишь одна сигарета. Так говорят абсолютно все, пытающиеся развестись с курением. Но курение это та сука, которая держит вас за яйца, ничуть, ни хуже той хабалки, угрожающей вам трёмя детьми и отнятием половины собственности. Деваться было некуда. Приходилось любить эти сигареты, как я любил бы свою собственную жену.

2

На земле человеческой развергся ад и безумие. Со скоростью полёта пули М21, в головы пехотинцев пришло осознание о серьёзной настроенности врага. Впереди нас ждали ни малочисленные силы, а большие войска ВНА.

200 человек засели на базе КОВПВ, ждя подкрепления. Их вылазки на близлежащие улицы, вызывали ожесточённое сопротивление.

Когда мы с Барнсом попытались пересечь самую простую улицу, по нам тут же был открыт огонь. Свинец летал тут и там. У меня столько волосков на щетине не было, сколько пуль могло нас убить, но так и не достало. Пехота отступила, дабы попытаться определить позиции. А Вьетконговцы в это время, перемещались по этой территории так свободно, как хоккеисты на льду. Не успей мы отойти с одного места на другое, им сразу удавалось занять нашу предшествующую позицию. Это сущий кошмар. Сражаться было невозможно.

Я бежал по улице, мимо всех этих больших зданий. Мы завернули за угол и двинулись по улице. И тут началось! Вражеские солдаты расстреливали всех, кто завернул за этот проклятый угол. Снайперы засели на верхних этажах. Заворачиваешь в угол и сразу получаешь пулю сверху. Были случаи, когда я оборачивался и видел подстреленных на смерть товарищей, лежащих прямо по среди улицы, или упёртых в стены здания. Однажды, я обернулся и увидел, что парень тянет ко мне руку, чтобы я ему помог. Только сделав шаг в его направлении, мне уже можно было любоваться его черепом и мозгами, потому что Снайпер моментально его пристрелил, как дворовую собаку. Опять пришлось бежать и прятаться.

Я даже помню одного пехотинца, которого звали Джеймс МакКой. Он до сих пор отправляет на могилу своего товарища Салазара цветы прямо в Техас. Казалось, что тот парень всегда улыбается. МакКоя, имевшего к парню тёплые чувства, было жалко не меньше самого Салазара, который был слишком молод, чтобы умирать.

Так произошло наше первое столкновение с ВНА в городских условиях. Морская пехота всегда сражалась в джунглях, но ничего не знала о городских сражениях. Пришлось учиться и адаптироваться по ходу всей событийности.

3

Мы ещё не могли знать точное количество времени, отведённого нам для прибывания в этом аду. Но, если бы мы знали, что для пробития через 7 кварталов нам понадобиться 27 дней, то многие явно бы обезумили от такой новости. Так всё и было.

Чтобы перейти к последующей точке, нужно было зачистить все дома стоящие на пути к ней. Задача была вовсе не из лёгких. А иначе Гуки могли появиться внезапно и прямо посреди шествующей пехоты. Тогда началась бы анархия и кровавая баня. Второе было неотвратимостью, в любом случае уже ждавшей нас впереди. Просто никто этого не знал.

Практически во всех зданиях есть много мест, чтобы спрятаться и там всего от 1 до 2 выходов, где тоже сидит враг. Иногда было так, что когда ты штурмуешь одно здание, враг переходит к следующему. Такой идиотизм напоминал игру в кошки мышки.

Когда-то мне даже удалось поговорить с легендой морской пехоты – Сержантом Кэнноли. Он был неразговорчивым человеком.

- Что скажешь, глядя на это всё, Сержант, - спросил я.

- Мне это совсем не нравится, - слово такого человека стоило больше золота, а такой ответ пугал по круче фильмов Альфреда Хичкока.

В отличие от джунглей, где огонь по ВНА мог принести хоть какой-то толк, здесь от этого пользы не было вообще! Счёт проблем, конечно, на этом не заканчивался, не являясь даже самым главным препятствием на пути к победе. Исторические здания Хюэ охранялись специальными законами. Даже гадать не нужно, почему нам была запрещена артиллерия. Думаю, что вы и сами уже обо всём догадались. А мы ведь были на войне. Какой смысл был её устраивать, если нельзя себе позволить пальнуть из базуки по зданию, в котором тебя поджидает враг, всегда готовый пустить твою кровь? Оставалось лишь отбивать здание за зданием.

А никто даже и представить не мог, что это такое. Вы, заходите в домик, и что вас там ждёт? Ближний и рукопашный бой. Пройдя треть квартала, нужно было остановиться и зачищать дома. С чем это сравнимо для обычного человека, никогда не принимавшего бой в горячей точке? Ему бы это показалось медленным и кровавым кошмаром.

Об одном из таких я вам хочу рассказать.

4

1 февраля 1968 года. Мы, как и обычно нам это полагается, по вошедшему в привычку экстремальнейшему графику, благодаря, мать их, специальным законам, зачищали здания. Мы попали на улицу, по её правой стороне проходил ряд небольших двух этажных домиков, а по левой разрушенные магазины, в которые не занесло бы даже само приведение Каспера. Максимум, что нас поджидало в этих развалинах, так это пыль с ветрин, где валялись никчёмные и никому ненужные сувениры с изображением рожи Хо Ши Мина.

Став у первого дома в начале улицы, Барнс сразу обратил внимание на его небольшой балкон второго этажа, что был прямо над нами. Там с автоматом Калашникова в руках, лёжа на спине, нас запросто мог поджидать маленький Гук, решивший сбросить нам гранату или чего похуже. Пока это оставалось только фантазиями.

На зачистку этого дома отправился меня и рядового Джеймса Гарбрандта. Я сразу снял свой бронежилет с большими и неудобными карманами для магазина к М16. Затем снял каску с прикреплённой к ней пачкой сигарет «Dead Line». Пришлось затушить ту, что была у меня в зубах. Тогда я прищурился потому, что дым попал мне в глаза. Винтовку я передал Барнсу, а он стоящему сзади. На теле осталась лишь зелёная футболка, вымоченная в поту и заправленная в зелёные штаны. На моей спине висело два мачете в чехлах, а на ремне красовался нож Боуи. Он сразу же был мною расчехлён. Все долго любовались своим отражением в нём.

- Наконец..., - шёпотом произнёс я, глядя на его огромное лезвие со скосом на конце обуха и белёсую рукоять из слоновой кости. Гарда этого ножа спасала не больше, чем он сам. Ведь соскользни моя рука хоть один раз на острейшее лезвие, и пальцы могли попрощаться со своим изначальным местоположением. Эта громадина должна была навести шума...

Теперь вся накипевшая злость, получила лицензию на высвобождение. Мы с Джеймсом стояли у двери. Дуло его винтовки М16 смотрело прямо на замок, который как, оказалось, был заперт. И раз нас там ждали, в чём все уверенны были на 100 процентов, то никто из нас двоих не собирался скромничать. Я и Джеймс приняли решение войти во всей красе.

Я стоял в стойке, говорящей о боевой готовности. Мои мускульные руки были согнуты в локте. Правая, держала здоровенный нож. Левая растопырив пальцы, была готова брать врага за одежду мёртвой хваткой. На моих больших предплечьях вздулись вены, а глаза заливал пот, на который я не обращал ни малейшего внимания.

Прозвучало два выстрела. Обе пули вынесли замок, а моя нога дверь. Щепки полетели в разные стороны. Выбитая мною дверь пригвоздила одного из двух Гуков на первом этаже к стене, но не вывела их из строя. Этим узкоглазым должен был заняться Джеймс. Поэтому, я бросился на второго Вьетконговца, смотревшего на меня, когда я оказался в доме.

Двумя взмахами ножа Боуи, я вскрыл ему грудную клетку. После каждого из двух ударов, звук разрубленных костей понёсся за выплеснутой наружу кровью. Ладонь, где находился нож, почувствовала вибрацию рукояти, когда лезвие прорубало кости грудины и пару рёбер. Багровые брызги украсили пол. И этого было недостаточно тому зверю, которого уже было не остановить. Моя левая рука схватила Гука за форму на груди. Ткань сочилась кровью, она вымочила мою ладонь и пальцы. Я прижал его к стене и посмотрел ему прямо в лицо, он сделал тоже самое. У него было сонное лицо. Спустя миг, я резко воткнул большое лезвие ему в глаз. И сделал это так сильно, что нож вошёл в голову по рукоять, а железо прошло голову насквозь, вонзившись в стену, по всей видимости, из гипсокартона. Убитый раскрыл свой рот, уже, будучи мёртвым и с пригвоздённой к стене головой. Когда я достал нож, его труп скатился к полу, оставив собой кровавую дорожку на бледной стене, протяжностью до безжизненного тела.

Я обратил внимание на то, что позади меня не прозвучало ни одного выстрела. Джеймс Гарбрандт забил врага прикладом от своей М16 насмерть. Понятие не имею, что он хотел сказать этим. Может он тоже получал от этого удовольствие? Не знаю..., но знаю то, что самое веселье ждало нас впереди.

Теперь, после лёгенькой разминки, нам предстояла зачистка второго этажа. Когда мы аккуратно поднялись по лестнице вверх, оказавшись на тесном пороге, сразу приметили две вещи. Слева от порога был без дверной проход на балкон, а справа закрытая дверь, ведущая в загадочную комнату. Джеймс проверил небольшой балкон, как и полагется джентльмену, пропустив даму вперёд. То есть нос своей кровожадной винтовки. Там было пусто.

Гарбрандт стал у двери и, произведя два выстрела, на этот раз он её выбил. Этот паренёк залетел туда первым, а я вторым. Один из Гуков тут же схватил его за винтовку и прижал к углу стены по правую руку.

Пока я пытался понять, что произошло с Джеймсом, глаза заметили ещё двух Вьетконговцев. Один из них был растерян и стоял у окна. Второй бросился прямо на меня. Своим немощным телом, каким-то образом он смог оказать мощнейший удар на моё, хорошо разогнавшись. Его скрюченные пальцы вцепились мне в грудь, а мы вдвоем полетели прямо на пол. Благо при падении я смог поджать под него ноги и вытолкнуть его с себя, прямо за балкон. Мне это показалось забавным. Этот неудачник, при полёте на дорогу прямо посреди улицы, достигнув её, наверняка, сломал себе шею. Надобности добивать его не было, но у себя за спиной я услышал, как пехотинцы его расстреляли.

Увидев третьего узкоглазого у окна, стоя на балконе, мне было ясно, что теперь я имею неплохую дистанцию для разгона. Реагировать нужно было быстро. Я понёсся на противника, прямо как Chevrolet Impala. Даже закричал, подобно этой машине, чтобы воссоздать устрашающий рёв, каким я пользовался во времена уничтожения последних солдат, вырезанных партизанских отрядов. Вам стоило видеть лицо того парня в ту секунду. Двумя руками я вцепился в его грудь, и мы вылетели в окно, разбив его телом всё стекло, которое полетело со второго этажа прямо вслед за нами на задний дворик.

Задний дворик был небольшим. Вокруг стояло несколько больших цветков в больших коричневых горшках. Пол был покрыт плиткой. В окружении лишь стены соседних домов, а над головой сияло чистое небо.

При падении на плитку под моим весом, лицо этого парня скривилось, как при пытках плохой музыкой. А вам известно, как музыка много для меня значит. Поэтому представив это, мне стало жалко парня. Сразу же пришлось прийти в себя и понять, что я на войне.

Когда моя правая рука потянулась к одному из двух мачете на спине, эта паршивая и претворчатая рожа, сделала подлянку, о которой я ничего не знал, и не как не мог её ожидать. Проклятый желторотик воткнул мне в бок нож. Ему даже не хватило сил, сделать так, чтобы пятисантиметровое лезвие его заточки достало мой кишечник. Рана не серьёзная, но представьте, как я был оскорблен. Незамедлительно под моим руководством мы поднялись. Сразу же его лёгкое тело было швырнуть на два с половиной метра в те большие коричневые горшки. Он разбил из них, как миниму три или четыре. Под ним была земля, растения и разбитая глина, из которой они были изготовлены.

Я по прежнему стоял на середине двора, когда он встал и на шаг отошёл от стены. Теперь у меня в руке было мачете. Мы смотрели друг на друга, пока оно не полетело в его направлении и не прошло насквозь грудь. Ноги поднесли меня с очень быстрой скоростью, пока он пытался вытащить из себя этот здоровенный тесак для рубки непроходимых джунглей. Я ухватился за его шею и рукоять, а затем просто задрал локоть вверх и надавил на мачете, которое разрезало его до самого пупка так гладко, как маленького поросенка. Всё это время я смотрел в его узкие глаза, молящие о пощаде всем своим видом. Мой же взгляд был полон гнева. Теперь лежа на животе, солдат вражеской армии грелся собственными кишками и жидкостью желудка. Она вылилась раньше лужи крови, что теперь окружает его выпотрошенный труп.

Наверное, ему было очень страшно в этот момент. Откуда мне знать. Я же уже привык и к новой обстановке. Так что, для меня солдаты врага снова стали, чем-то вроде развлечения.

И тут я вспомнил о Джеймсе Гарбрандте. Второй этаж был не особо высоко, поэтому поставив ногу в оконную раму первого, мне с лёгкостью удалось допрыгнуть до второго. Оказавшись снова на верху, я увидел, что Вьетконговец уже не меньше десятого раза, но уже на моих глазах, изрезает шею Джеймса тем же орудием, которым меня ранили в живот.

Шиворот одежды этого теперь уже заклятого врага, молниеносно оказался в моей правой руке. Она же оттащила его и повалила на спину. Мне сразу же пришлось достать второе мачете и налечь сверху на этого подонка. Одной рукой я взялся за рукоять, другой за не наточенную сторону лезвия, направив острие к горлу этого сопляка. Гук подставил обе ладони, которые уже через секунду изливались кровью, потому что я разрезал их до костей. Прислонив мачете к его горлу, моё лицо максимально близко оказалось у его. Оно было близко также, как и его смерть. Я давил на своё орудие, пока кровь не окрасила пол, а железо не прорезало кадык и гортань, воткнувшись в его шейный хребет. Тогда собственно и умер последний сидящий в этом доме солдат ВНА.

Но убиваясь, из-за смерти Джеймса Гарбарандта, допущенной именно по моей вине, мне в голову взбрело, что одной смерти Гука убившего моего товарища, было недостаточно. Дойдя до балкона, я подобрал свой нож Боуи и вернулся в комнату. Подняв за волосы его тело с изливающейся кровью шеей, я поднял свой нож у себя над головой и чётко целился перед тем, как начать задуманное. После каждого из трёх нанесённого в шею удара, кровища брызгала прямо мне на одежду и лицо. Особенно лицо, оно окрасилось в красный цвет.

Интересно, какого было удивление ребят из того отряда пехоты, которые ждали меня снаружи, когда на улицу, с балкона в направлении дороги и трупа, что там уже был, полетела отрубленная голова, с торчащим из неё обрубком шейного хребта?

Когда я вышел наружу, забрав всё своё холодное оружие, пехотинцы поделились на три типа. Первых мой вид не удивлял вовсе. Вторых он ужасал. А третьих, как Барни Барнса, ему, кстати, это явно не понравилось, отвращал, так как я уверен, это было аморально с точки зрения солдат морской пехоты США.

Но, куда же подевался Джеймс Гарбрандт, меня всё-таки кто-то спросил, выкрикнув его имя из толпы. Но я ничего тогда им не ответил. Всем итак было ясно, что Джеймс Гарбрандт героически пал в бою, пока я расправлялся с узкоглазым на заднем дворе. Если бы я тогда не тешился, то, возможно бы, успел спасти парня от мучительной смерти.

Глава 7

Передряга в университете Хюэ

1

Для того чтобы успешно отбить город, пехоте было необходимо занять несколько стратегических позиций. Первой из таких точек был университет Хюэ, находившийся в 200-ста метрах от базы КОВПВ.

И перед началом штурма этого задания мне было чему порадоваться. Туда отправилась рота «Альфа», а я вместе с ней. И попробуйте угадать, кого же мне удалось повстречать?

2

Стоя в далеке и попутно приближаясь к роте «Альфа», я присматривался к этому огромному зданию. Пришлось подбираться к роте через укрытия, так как этот обширный комплекс был набит снайперами ВНА. Здание было просто огромнейшим и казалось, что в нём десятки тысяч окон. Практически из каждой чёрной точки светлых стен университета, на тебя смотрело дуло чьего-то оружия.

Ещё когда я был у дороги за первым из укрытий, удалось заметить, как подстреленного пехотинца волокли по земле другие солдаты, тому парню очень здорово досталось. Его ранили в районе левой ключицы. Дай Бог, чтобы его сердца не коснулась свинцовая дура.

И вот настал момент, когда я преодолел достаточное расстояние и уже видел роту «Альфа». От их укрытия меня отделяла небольшая асфальтированная местность и несколько укрытий из остатков кирпичных стен. Почему-то отсутствие инстинкта самосохранения сработало совсем не вовремя, ибо стоило мне выбежать из-за укрытия и пробежаться до последующего, по мне сразу же открыли огонь. Снайпер был слишком близок к попаданию. Было видно, как слева от меня, к небу подскочили осколки асфальта и пуля, отрикошетившая куда-то в направлении моих ног. Когда я бежал, издалека на меня смотрели пехотинцы роты «Альфа».

И пугало меня не то, что череп едва не остался без мозгов, а совершенно другое. Добравшись до нового укрытия, удавалось иногда из него выглядывать и посматривать на тех парней. Среди них не было Паскуаля Моретти, а его трудно было не заметить. Такой макаронник, итальянского происхождения, привлечёт к себе внимание даже за милю. Посетив меня, данная мысль снова дала мне понять, как сильно моё сердце тяготило любовь к этому парню. Но его не было среди роты «Альфа». Поняв это и сидя в укрытии, я испугался по настоящему. Испытал страх, который не чувствовал ни на дороге у границы города, ни над Ароматной рекой, ни при гибели Джеймса Гарбрандта и осознании того, что теперь нужно как-то смотреть в глаза его друзей. Я испугался того, что если отсюда выскочу, и удастся добраться до укрытия роты, там не будет Паскуаля и ещё хуже мне сообщат о его героической смерти в бою.

Сердце вновь заколотилось с бешеной скоростью, руки сжали М16, и я по прежнему был не готов бежать туда, где могло ожидать разочарование похуже, чем попавшая под ноги М18А1. Зуд в мышцах моих ног, говорил о неготовности к пробежке, но осуществить её пришлось. Я бежал и бежал по этой открытой территории, и мне уже виднелась рота «Альфа», ноги резко остановились, когда нас разделяли два ярда. В укрытии прямо передо мной сидели пехотинцы из этой роты. Кто-то обвешенный патронными лентами М60, пытался вести огонь по зданию Университета. Кто-то постоянно выглядывал, и перед его лицом пуля попадала в кирпичную стену укрытия, а кто-то, как Билл Парселл кричал на меня, говоря о сумасшествии моего мозга, пытаясь сделать так, чтобы я попал в укрытие. А кто-то, как Паскуаль Моретти..., напрочь отсутствовал. Я был готов, словно Даниэль Дефо упасть на колени и развести руками в стороны, дабы дать врагу нанести мне смертельный удар, ибо основной уже был нанесён. Моего друга здесь не было...

- Ах ты, заносчивый Калифорнийский Педик! А ну, ложись, совсем обезумел! – Какой-то человек прокричал это, и звук исходил не из укрытия передо мной, а откуда-то со стороны.

И тут произошло следующее. Чья-то огромная и тяжёлая туша, заблаговременно разогнавшись, ухватившись двумя руками за мою талию, снесла мое тело с ног. Вместе с этим человеком мы полетели в укрытие роты «Альфа», упав среди пехотинцев. Из-за злости, я резко перебросил этого человека с себя на землю, быстро достал нож Боуи и приставил к его второму подбородку. Почему-то он рассмеялся.

- Воу-воу, полегче, парень! Голума здесь нет, поэтому никто не стремился забрать твоё сраное кольцо всевластия. Да и я больше смахиваю на Сэмуайза Гэмджи, хотя бы тем, что я твой верный товарищ и лучший друг.

- Паскуаль..., - прошептал я, всё ещё с широко раскрытыми глазами. Это был Паскуаль Моррети. – Сраный ты, сукин сын!

Мы поднялись и оказались на коленях. Я его сразу же обнял его, не дав отряхнуться от пыли. Его руки сжали мою спину также крепко, как мои его.

- Тише, тише, - сказал он. – Я хоть и свалился тебе на голову, как Санты через дымоход камина, но, к сожалению, сегодня пришлось явиться без подарков.

Интересно, в эту голову макаронника итальянского происхождения, хоть на минуту пришла мысль, что он был ценнее для меня любого подарка?

- Какого чёрта, ты позабыл в тех развалинах? – Находясь в искренном удивлении, спросил я его.

- Указывал таким кротам, как ты дорогу к нашему временному укрытию. Нужно, как можно больше людей, сейчас нам предстоит отправиться на штурм этого университета. Так что, расчехляй своего малыша, - с безумной улыбкой сказал он. Паскуаль похлопал меня по чехлу с ножом Боуи.

- Какой у нас план? - Снова спросил я.

- План? – Переспросил пехотинец за спиной у Паскуаля. Одновременно разговору с нами, он отстреливался из М60. – Комната за комнатой! Вот наш план, малыш.

Выслушав солдата, я снова с улыбкой на лице обратил свой взгляд на Паскуаля. Лицо моего друга было теперь куда безумнее, чем в обычные дни. Но, несмотря на это, мне удалось вновь обнять его, а ему меня. И тогда нам казалось, что наша крепкая дружба, способна проложить красную дорожку через весь Вьетнам для морской пехоты армии США.

Именно тогда я заметил, что вдали справа от нас, находясь в укрытии с другой ротой солдат, Кэтрин Ламбертс, в своём репертуаре сумасшедшего военного корреспондента, ведёт съёмку происходящего. Она заметила меня, и это было приятно. Её тоненькая рука поднялась, чтобы помахать мне в знак приветствия. Я помахал ей в ответ, глупо и растерянно улыбаясь. Было в радость увидеть её и паскуаля одновременно.

- Эй, придурок, ты кому там машешь? – Сказал Паскуаль. – Соберись нам пора идти в наступление! – К этому моменту Кэтрин уже не смотрела на меня, а продолжила дальше снимать. Я был одурманен любовью к этой девушке, мне уже захотелось сорваться и убежать прямо к ней. Но, не сейчас...

Моретти взял свой дробовик М37, а в моих руках по прежнему красовалась любимая и ненавидимая одновременно М16. Выскочив из укрытия, вся пехота побежала к зданию Университета Хюэ. Те, что остались позади, прикрывали нас, пока нам не удалось добраться до первого входа.

3

Не очень благоприятная картина и снова пришедшее осознание наступление ада, началось, не дожидаясь конца этого дня, когда укутавшись в собственной одежде, ты засыпаешь под чистым небом, и тебе начинают сниться кошмары.

Билл Парселл отстреливался из окна на верхушке лестницы. В его направлении полетела ракета, и он успел её заметить.

- Ложись! - Прокричал Парселл.

После прогремевшего, словно Божьего гнева взрыва, раздались стоны и крики о помощи. Ракета попала в сержанта Гонсалеса. Этот человек, который поднял боевой дух пехоты в той канаве на границе города, погиб. Все были поражены этой потерей. Повсюду была кровь и обрывки мяса с налепленной на них одеждой. Такой человек, не заслуживал такой смерти. А война всё равно нагло продолжала диктовать свои условия.

Придя в себя после взрыва и потери, что в пользу обстоятельств произошло достаточно быстро, все пехотинцы выдвинулись дальше. Пришлось аккуратно зачищать комнату за комнатой, ибо каждая ошибка могла стать раковой.

Билл Парселл был в угловой комнате. Он решил выглянуть в окно. Едва он высунул свой нос, как Снайпер выстрелил. Лицо этого пехотинца горело, в него попали щепки из рамы окна. Но ему ещё крупно повезло, в отличие от другого бойца. Ведь пуля угадила в стену и отскочила в бедро одному из парней.

Малочисленным пехотнцам потребовался целый день, чтобы отбить это здание. Эта схватка стила жизни многим американцам. Уже был вечер, когда передо мною и моим другом остались ещё две комнаты, говорящие о близком завершении этого адского задания.Мы в паре с Паскуалем продвигались от комнаты к комнате. Перед нами остались последние две комнаты в этом коридоре. Одну из них мы взяли штурмом, но не без последствий. Как это обычно и было, мы залетели туда так, что ему приходилось меня прикрывать, потому, что в моих руках был нож. Неповоротливая винтовка всегда оставалась снаружи у двери.

Там был один снайпер и тот, кто его защищал. Лицо снайпера, находившегося в полутора метрах от нас, живо разлетелось на кусочки, когда Паскуаль выстрелил в него из своего дробовика. Я был ошеломлён тем, когда ошметки мяса полетели мне в лицо, почему я и сбился с толку, когда набросился на второго Гука. Картина была жуткая, этот парень ещё некоторое время, своими дрожащими руками трогал раскисшее лицо, но из-за попадания дроби в шею, вскоре скончался.

Пока я пытался расправитЬся со вторым противником, замешкавшись, Паскуаль стоял у двери. А узкоглазый пытался удержать мою руку, когда сцепившись, стоя на ногах, я продвигал лезвие ножа к его груди. Этот отважный и явно достойный уважения парнишка, решился на то, чтобы расслабить руки и дать моему ножу войти в его грудь. Так оно и произошло. Но когда это случилось, его рука резко потянулась к пистолету. Заметив оружие, мои руки бросили нож, торчащий, из изливающейся кровью груди и направились к пистолету. Едва удалось выбить оружие, Паскуаль был на волоске от смерти, ведь пистолет смотрел прямо на него. К несчастности случая, во время выстрела, который предотвратить не удалось, дуло всё же смотрело в сторону Моретти. Пуля прошла его правую ногу, не задев кость, а кровь плеснула в сторону открытой позади него коричневой двери. Дробовик выпал из рук с толстенными пальцами и этот гигант с воплем пал на землю.

- Паскуаль! – Прокричал я. Солдата ВНА, тут же пришлось пристрелить двумя выстрелами в лицо из его же пистолета. К моему удивлению, это был наш Кольт 1911, украсивший его мозгами стену сзади.

Необходимо перевязать его ногу и перетянуть жгутом. Ранение было несущественное, но сулившее потерю большого количества крови.

- Не бойся, - сказал он мне, вытирая со лба пот. – На зачистку последней комнаты, я всё ещё годен.

- Упёртый макаронник, - сказал я ему, схватив за голову и с улыбкой прислонив свой лоб к его лбу, когда переводя дыхание, он сидел у той двери, где его ранили. Прямо на входе в коридор.

- А ты, сраный Калифорнийский Педик, на этот раз возьмёшь свою винтовку, во избежания таких проблем. Давай сделаем это по быстрому, а не в стиле отмороженного рубаки. Хорошо?

- Хорошо, - сказал я, рассмеявшись.

С моей помощью Паскуаль поднялся на ноги, в этот момент я ощутил, как он был тяжёл. И тогда я взмолил Господа о том, чтобы мне никогда не пришлось нести тяжёлое тело Паскуаля на своих руках, как тело солдата погибшего в бою. Эта страшная картина железобетонно встала у меня перед глазами. Мёртвый друг на моих руках. Нельзя было этого допустить.

На месте, с которого его удалось поднять, образовалась не совсем большая лужа крови, что говорило о эффективно помощи жгута.

Выйдя в коридор, прямо перед нами в конце помещения мы увидели большое квадратное окно, справа белую стену, а слева эту треклятую и последнюю дверь, до которой мы добирались целый день.

Сначала я помог Паскуалю упереться на стену, напротив той двери, которую нам предстоит, сейчас, штурмовать, а затем направился обратно за винтовкой, упертой в стену у предыдущей комнаты. Моретти, держа в одной руке дробовик, направил его на дверь и упирался спиной о стену, поджав одну раненную ногу. В след мне прозвучало.

- Брюс, думаешь, стоит говорить им, что это доставка пиццы? Или они больше предпочитают морепродукты? Например..., задница морской звезды и член морского конька. – Поинтересовался Моретти.

- Я думаю, дружище, что они в безвыходном положении, чтобы открывать нам дверь, только в случае поднесения гениталий морских обитателей. Да и наврятли это будет вежливо с нашей стороны. Наверняка, узкоглазые заметят в этом какой-то символизм, оскорбляющий их народ. Тем более, половина их народа из Южного Вьетнама, это наши союзники. Так что нам придётся быть более тактичными, - половина этих слов была произнесена, когда я шёл по коридору..., другая половина, когда я наклонялся за винтовкой М16.

- Тактичными? – Паскуаль усмехнулся. Последующие слова, он только начал выкрикивать. – Да пошли они...

И тут, начался штурм, который был воспроизведён изнутри комнаты, куда нам предстояло войти. Но, у отчаявшегося врага, находившегося внутри, были совершенно инный планы.

С автоматом Калашникова в руках, из резко открывшейся двери последней комнаты, прямо перед Паскуалем появился Вьетконговец. В этот момент, я сразу обернулся и видел всё...

Первым из комнаты появился штык нож, прикреплённый к автомату, затем это чёрное дуло. Сначала раздались выстрелы. Одна за другой, пули входили в тело моего лучшего друга Паскуаля Моретти, который даже не успел выстрелить по этой твари. Каждый последующий выстрел, был громче предшествующего, ибо смерть пришла к этому человеку прямо на моих глазах, чётко сфокусировавшихся на каждом низвержении пули из автомата. Свет после вспышки от ведения огня из Калашникова, отражался на этом злобном лице врага, раскрывшего рот и кричавшего, что есть мочи. Тело Паскуаля вздрагивало после каждого попадания в его грудь и живот, он в буквальном смысле слова был похож на решето. Глаза уже были безжизненными, но он был жив. Просто, Паскуаль осознавал о наступлении своего часа и я тоже...

Когда пальба окончилась, я всё ещё был в оцепенении и неверовании по отношении к происходящему. Мною было насчитано около пятнадцати выстрелов. В конце концов, в глазах этого парня, показался тот же зверь, который был во мне во время каждого убийства. Вьетконговец ринулся на паскуаля и вонзил штык нож своего автомата в его горло. Глаза Моретти широко раскрылись, а рука держащая дробовик выронила его и направилась к штык ножу. Дрожащие пальцы едва коснулись лезвия. Гук и Паскуаль смотрели друг другу в глаза.

- Нет, нет, нет! – Завопил я и побежал на Гука, направив на него М16.

Я бежал и стрелял по этому уроду. Окно позади него, с каждым выстрелом окрашивалось его кровью, а пули проходившие тело насквозь, разбивали стекло, и оно разлеталось крупными осколками. Подбежав к расстрелянному солдату ВНА, я ударил его винтовкой в уже дырявую грудь. И он вылетел в разбитое окно позади себя. Его труп пролетел до земли три этажа.

- Паскуаль! – Сказал я, сев рядом с ним.

Его тело было уперто в стену, а ноги раскинуты по коридору. Это доброе лицо было испачкано собственной кровью. Я взял его за руку, и по его глазам побежали слёзы, а губы растянулись в улыбке. Мы смотрели друг на друга. То же самое было и с моим лицом. Оно изливалось слезами, губы были искривлены, а кожа на подбородке дрожала.

- Паскуаль, - это было сказано, шёпотом, мой голос очень сильно дрожал, ведь я сидел в луже крови своего друга. Эта багровая жидкость была повсюду, на нём, на мне, на стене и даже под нами. – Брат...

У моих губ вздулись пузыри из слюней, потому что я уже не мог держать себя в руках. Рукой я провёл по его правой щеке, пытаясь вытереть кровь, пошедшую изо рта. Подушечка пальца ощутила влажные волоски его щетины. А Паскуаль всё продолжал улыбаться и дружелюбно смотреть на меня.

- Чипсы..., - вырвалось с кровью между его губ. – Сейчас, не помешали бы чипсы Джорджа Карма..., - он выкашлял кровь прямо себе на грудь, от этого её цвет не поменялся. – Мы бы съели их и смогли счастливыми пойти дальше по коридору. Верно...? - Жизнь стремительно покидала его, а глаза пробуравили моё лицо насквозь - дружище..., - взгляд этих глаз остановился на мне, оставив навсегда отпечаток. Эту вмятину мне уже никогда не удастся выпрямить.

Так он и умер, смотря на меня с доброй улыбкой на лице, продолжив диалог о чипсах Джорджа Крама. Я обнял его, прижал к себе и ревел, словно маленький ребёнок. Мои крики в этой момент были столь громкими, будто бы я хотел привлечь на себе внимание солдат всей армии врага. Именно такое желание в тот момент у меня и появилось. По правде говоря, среди чувств, кроме невыносимой боли, ещё чувствовалось вожделение к смерти, которой было должно забрать моего друга только вместе со мной. Эти крики продолжались на протяжении двадцати минут, пока меня не нашли солдаты из пехоты.

Им пришлось выводить меня к выходу под руки, потому что даже ноги не слушались в тот момент, что уже говорить о состоянии, которое никак не отдавалось под контроль. Смерть Паскуаля Моретти нанесла по мне удар, разительнее удара молнии, разительно удара в под дых самим Богом.

4

В тот вечер, с красивым закатом и некрасивым финалом, мои ноги выносили на себе из здания Университета Хюэ, безжизненное тело. Угадайте, что произошло прямо передо мной, когда я весь в грязи и крови своего собственного друга, вышел на улицу? Яркая вспышка и щелчок! А затем последующие слова. Радостные и беззаботные.

- Победа! – Прокричала она. Это была Кэтрин Ламбертс.

Винтовка М16 была в моей правой руке, а пальцы левой протирали ослеплённые и залитые слезами горя глаза. Ни сразу удалось понять, кто это был, но по прошествию белого свечения передо мной, из-за вспышки, я понял, что это была Кэтрин. Было в радость снова её увидеть, но стоял перед ней не Кочевник, которого ей удалось повстречать в прошлый раз, а ребёнок, вышедший из школы с плохими отметками и сразу повстречавший в страхе свою мать. Вот на кого был похож Кочевник в тот момент.

- Брюс? – Спросила Кэтрин, видя убитое горем лицо прямо перед собой. Она отпустила камеру, что держалась на маленьком ремне, повешенном на шею, и подошла ко мне.

Мне так хотелось, кого-то обнять в тот момент. Рядом не было ни матери, ни отца. Их, кстати, никогда не было со мной. Когда тебя сдают в младенчестве в приют, то родители обычно туда не возвращаются за тобой. Так мне говорили ребята постарше. Также рядом теперь не было Паскуаля, тело, которого вынесли из здания первей меня. Не было никого, кроме Кэтрин и проходящих мимо солдат, духовно празднующих победу. Я духовно чувствовал лишь подавленность, тоску и уныние. Но, что-то маленькое и сильно лучезарное проснулось во мне. Почему?

Девушка, стоящая передо мной и сострадающе сверлящая взглядом, взяла меня чистыми, как всегда, ладонями за обе щеки. Подняла поникшую к земле голову и обняла меня, приложив лицо к груди. Тогда-то я снова расплакался. Мне так этого не хватало. Материнской и супружеской любви в одном лице. Ламбертс дала в этот момент всё сразу. И на душе от этого стало легче. Меня не исцелило это полностью, а просто стало легче. На фоне огромного здания Университета Хюэ и красивого заката с синими небесами, переливающимися с оранжевым окрасом, мы стояли в обнимку.

5

- А ведь у него, наверняка, осталась хоть какая-то родня. – Сказал я Кэтрин, когда мы лежали вместе под открытым небом, посреди нового лагеря. – Меня до этого момента никогда не волновало, какая именно его ждёт дома семья, но детей у Паскуаля явно не осталось. Ему же было всего 25 лет.

Кэтрин лежала справа от меня. Она положила свою правую руку на мою грудь вместе с лицом и легла на бок, чтобы быть развёрнутой ко мне.

- Мне кажется, что рядом с ним, в момент его ухода на тот свет, была часть его родни. Этим человеком был ты,Брюс. Тебе же известно, что такое лучший друг?

- Мне уже интересно, что такое лучший друг в твоём понимании, Кэт. – Я сказал это, потому что с каждым словом о Паскуале, мне всё больше и больше хотелось снова заплакать, а было понятно, что это не может длиться вечно. Траур должен быть конечен, особенно в том случае, если вы находитесь на войне, где день за днём вам нужно сталкиваться в схватке с противником. Нужно было себя, как-то отвлечь.

- Лучший друг, это человек, который хоть и не по крови, но по названности является тебе, словно родным братом. Такая дружба и создаёт это самое братство, просто не все люди могут это осознать. Это я говорю к тому, что при встрече со смертью, Паскуаль был не один. И когда она его забирала, именно ты, проводил его в последний путь. Ты, говорил мне, что перед тем..., как умереть..., он улыбался. Это всё потому, что ему не пришлось покидать этот свет одному. А именно ты, Брюс Уолкер и по совместительству брат, был рядом с ним, когда ему подали руку с другой стороны.

- Тогда, почему же я..., - мой голос снова дрожал, - я..., н-н-н..., не смог её остановить. Остановить смерть? Почему, я был развернуть к нему спиной и задом, когда его расстреливали, как кого-то сраного преступника, пойманного за кражей казны очень жестокого правителя? А!?

- Брюс, - Кэтрин растянула это имя, нежно поглаживая мою грудь, дабы меня успокоить, - потому что смерть подвластна судьбе и выполняет её любое указание. А наперекор самой судьбе пойти невозможно. Значит, путь Паскуаля Моретти и заключался в том, чтобы погибнуть, сражаясь на этой войне.

- Тогда у судьбы напрочь отсутствует милосердие. К чёрту её! – Воспротивился я. А ещё меня по ходу всего разговора, сильно поражало то, что Ламбертс, абсолютно не стесняется на прямую говорить о гибели, и пришествии смерти за Паскуалем.

- Не правда! – Возразила она, обернувшись, чтобы проверить, не разбудила ли она солдат, спящих рядом. – Ведь, ты выжил. И, сейчас, мог не лежать здесь и со мной. А либо же сменить Паскуаля или вовсе уйти в мир инной вместе с ним.

- Это звучит, будто судьба жалует меня своими вонючими подачками! Они мне не нужны. И лучше бы я заменил Паскуаля, а не наоборот. Да я и сам виноват, нас же ещё в учебке учили тому, что не нужно заводить себе друзей. Ты, можешь представить себе такое? Когда погибает твой друг, вместе с ним погибает и часть самого тебя. А их здесь так много..., уже за время, проведённое здесь, я потерял заносчивого очкарика, но превосходного игрока в Пинг-Понг и профессионального курильщика Джимми Логнбада. Юного храбреца, постоянно травящего истории из своего детства Джеймса Гарбрандта. А ещё лучшего друга и единственного названного брата Паскуаля Моретти.

- Брюс, это война. – Будто бы на парах последних сил, это прозвучало их уст Кэтрин. – Смерти здесь, являются неизбежной платой за победу. Тебе придётся мириться с этим.

- Неизбежная? Знаешь, какой мне удалось сделать вывод по поводу неизбежности за всё это время, проведённое во Вьетнаме? Война – это тот случай, который не делает исключений ни для кого абсолютно. Будь ты, самым добрейшим человеком на земле, или же человеком, подарившим миру хоть одну хорошую, но должную закрепиться на века в истории песню. Тебе придётся отдать жизнь, точно так же, как и любому другому подонку, который по справедливости должен умереть раньше тебя или с большей вероятностью, чем ты. Но, горькая, правда, в том, что вероятность распространения смерти на подонков вроде меня, это случай с очень маленьким процентным соотношением. А почему? Войне, как случаю, сошедшему на человеческую землю, ради развлечения высших сил, или кому там этого захотелось, нужны именно такие твари, как я. Животные, готовые кромсать других людей, на потеху судьбе. Вот, что такое твоя судьба. Она пользуется подобными мне и смертью точно так же, как мальчишка пользуется камнем в рогатке, стреляя туда, куда ему угодно. Мальчишка, даже не задумывается о летальном исходе, по пришествию камня кому-то прямо в череп. Ибо ему весело. Судьба – это обезумевший мальчуган со смертоносной рогаткой в руке.

- Раз по твоему мнению у судьбы всё так распущено, то почему тебе не страшна смерть, и почему, ты рассуждаешь о ней, будто готов с лёгкостью её встретить? - Эта девушка была готова засыпать меня вопросами, дабы отвлечь от невыносимого горя, но сквозь скрежет зубов, после каждого моего слова, в любую секунду наружу был готов вырваться крик боли.

- Я её не боюсь потому, что помирать от того, чего боишься, то есть от пришествия костлявой шлюхи с косой с давно обвисшими сиськами, мучительнее в двойне. Страхи у всех, конечно, разные, но лишив себя осознания смерти, ты лишаешь себя любого страха.

- Тоесть для тебя её попросту не существует? Я о Смерти.

- Именно! – Подтвердил я, приподнявшись, чтобы прикурить сигарету. – По мне, отбытие в мир иной..., как для солдата, для начала это яркая вспышка, затем темнота и прекращение жизни. На этом конец. А отправят меня в рай или ад, об этом судить уже ни мне, а Богу. Хотя я уверен, что моим конечным пунктом назначения станет ад.

- Брюс, - перед продолжением того, что было запланировано для последующих слов, я почувствовал позади себя какие-то шевеления Кэтрин и неуверенность в её голосе при продолжении предложения. – Потуши свою сигарету.

- Зачем? - я лишь едва повернул голову, сделав затяжку. Мне не было её видно.

- Она понадобится тебе после...

- После чего? – Спросил я и развернулся.

Ощущения были смешанные. Кэтрин Ламбертс лежала прямо рядом со мной, упирайся в землю обеими локтями. Но..., на этот раз она предстала передо мной в более необычном образе. На её теле не было её рубашки, под которой как оказалось, не было ничего. Рубашка лежала рядом и всем своим видом, говорила ошарашенному мне, чтобы я перевёл глаза на оголённую женскую грудь. Это я и сделал. Сигарету даже не пришлось тушить, как меня попросили. Эта палочка смерти сама выпала с моего рта, когда я замер, исследуя глазами красивую грудь этой девушки. В темноте Ламбертс прикусила свою губу так, что это было слышно, но не видно, в отличие от оголённого тела с ярким оттенком кожи.

Наконец, я вышел из ступора и набросился на неё, как не набрасывался ни на одного солдата ВНА. Наши тела слились не сразу, ведь их разделяла солдатская зелёная майка, которая была на мне в тот момент. Снимая её и оголяя свой мускульный торс, попутно мои глаза проводили осмотр местности, дабы убедится, что мы не помешаем вокруг лежащим пехотинцам. Хотя насколько крепок сон солдата и как хрупок одновременно, мне было известно не понаслышке. Сон морского пехотинца крепче, чем броня самого «Паттона 3», но привести его в состояние разбившегося хрусталя, запросто могли только слова ротного командира, обычно звучащие рано утром. К счастью, командира здесь не было, и да утра было ещё далеко, а у нас с Кэт впереди была вся ночь...

Глава 8

Да прольётся гнев артиллерийский...

1

Когда вертолёты всё же доставили нам подмогу, Кэтрин Ламбертс удалось запечатлеть лица, которые оставили в её фотоаппарате снимки, которым суждено было стать дороже любой драгоценности на всём белом свете. На этих снимках, сделанных ею, были изображены лица новоприбывших солдат.

Попробуйте поставить себя на место этих мальчишек, которые глядя на нас, поделились на два типа, по-разному осознающих свою дальнейшую участь. Что в бывалых солдатах было такого особенно? Мы были покрыты своей и чужой кровью. Новички были белыми воронами среди нас в тот момент. На какие именно мысли это наталкивало зелёных?

Первые из них подумали, что их участь будет заключаться в том, что именно их кровь и будет находиться на лицах товарищей, когда свинцовая дура настигнет задницу. Вторые осознали неизбежную потерю товарищей, кровь которых будет на пожизненный срок нанесена на лицо, в случае смерти друзей или просто близких по духу людей. А в головах некоторых было и то и другое одновременно. Явно не жизнерадостные мыслишки, правда? Представьте, в какое стрессовое состояние подобные рассуждения могут привести человека. Боже..., а ведь кому-то из этих парней действительно было суждено погибнуть ещё в первый день своего прибытия. Этим людям смерть, гуляющая по улицам Хюэ, дышала прямо в затылок.

2

Пехотинцы, сражавшиеся с самого начала, начали понимать правила введения боев в городе. Самое главное осознание и урок, заключались в том, что в здания лучше проникать с помощью гранат. Их нужно было бросать со всей силы, чтобы она отскочила от пола, и у врага не было возможности выбросить её обратно. Но, признаться честно, 10 секунд до взрыва всегда были самыми напряжёнными. В общем, стоит описать этот процесс во всех красках.

Очищение очередного домика. Эта халупа была не так огромна, но я прекрасно понимал то, что будь она, населена хоть одним Гуком, то тогда опасность для жизни распространяется на каждого здесь присутствующего.

Я стоял у двери, напротив меня был Дастин Чемберс, а позади него ещё несколько солдат, готовых ворваться в дом. В моих руках была граната. Такой момент, когда от напряжения и ожидания любой неожиданности пульсируют даже ваши собственные яйца, все и начинали сходить с ума. Пальцы вынули чеку и все, не только я, а все начали мысленно считать до трёх. Мои глаза железной хваткой сцепились с глазами Дастина. Как только эта цифра прозвучала синхронно у всех в головах, мне сразу же пришлось приоткрыть дверцу и забросить в получившееся пространство гранату. Сделал я это с такой силой, что слышал, как она несколько раз отскочила от пола и крики врага на его собственно языке. Для меня и всех это был лишь набор звуков, которые вскоре сменил взрыв!

Из окон повыбивало стёкла, а резкая вибрация, прошедшая по стене, куда я упирался буком, словно попыталась оттолкнуть не прошеных гостей. Нужно было медленно и аккуратно приоткрыть дверь, оттуда моментально на нас набросился поток бледно-коричневой пыли. Он застилал глаза, что тоже, кстати, не было на руку. Поэтому дабы не нарваться на неприятную неожиданность, я первым забежал в дом, остальные следом направились за мной. Марево из пыли в доме, где посыпалась вся штукатурка, было ещё больше. Но, в случае появления солдат ВНА в живов состоянии прямо перед нами, их в виде тёмных пятен было бы нетрудно увидеть. Этого к радости всех вошедших в дом, не произошло. Вокруг были одни изувековеченные трупы.

Тем, что сейчас произошло, мы осуществили лишь половину проделанной работы. Не менее важным была проверка тел, ибо кто-то мог быть непробиваемым засранцем. К моему удивлению, как и к удивлению всех остальных, таким засранцем оказался парнишка, который по пришествии к нему в гости гранаты, всё-таки попытался её схватить и выбросить обратно.

Свидетельством проявления такой глупости было то, что отброшенный ударной волной, он лежал в другом конце комнаты без левой руки, которую ему оторвало по самое плечо. Меня это ни разу не удостоверило в полной безопасности, так что пришлось направить на него винтовку и выдвинуться туда сквозь марево пыли и завесу собственных сомнений с примесью смятения. Под моими ногами постоянно хрустела обвалившаяся со стен и потолка штукатурка.

Я подошёл к нему и увидел перед собой не вражеского солдата, а кусок мяса, пропустивший себя через мясорубку. Из оторванной по плечо руки, торчала тонкая кость, вокруг неё была мясистая рана, откуда по прежнему струйками выплёскивалась кровь. А левую часть лица, по всей видимости, изрезало осколками, ибо я с полной уверенностью могу заявить, что один из них торчал в его вытекшем глазу. Одежда на теле была порванной и из этих мест, тоже выливалось много крови, так как под ними находились глубокие ранения, нанесённые всё теми же осколками. Изо рта, также выливалась эта багровая жидкость, ведь многие из его внутренностей были разорваны, после соприкосновения с взрывной волной.

Даже как-то стало неприятно, из-за живучести этого парня. Один единственный глаз смотрел прямо на меня, а его грудь резко вздувалась и сдувалась, над лёгкими, постоянно заглатывающими воздух. Дуло М16 смотрело прямо на него. Одного выстрела прямо между глаз хватило, чтобы избавить от страданий человека, пережившего взрыв гранаты ближе всех. Остальных добивать не пришлось, поэтому в этом доме прозвучал всего лишь один выстрел.

Но, уже у следующего здания мне и парням, повезло куда меньше. Пришлось нам весьма не сладко. И этот случай, был очередным подтверждением моих слов о том, что смерть всегда обходит стороной подонков подобных мне.

Проходя от здания к зданию, человек первым проходящий в здание постоянно сменялся. И теперь мне предстояло штурмовать дом лишь третьим. Когда напротив пехотинца, стоящего передо мной, а им был Фредди Уилсон, Дастин Чемберс уже вынул чеку из гранаты, никто даже и не подозревал, что внутри нас ждёт взрыв, мощность которого будет помножена не на один раз.

Чемберс бросил гранату, и улетела она достаточно далеко. Нам попался не маленький дом посреди улицы, а это говорило о продольности его комнат. Взрыв прогремел в самом конце помещения, после чего сразу начался этот роковой штурм. Только стоило Дастину ступить за порог дома, его нога задела и сорвала растяжку, крепившуюся к связке гранат, которые находились по обеим сторонам двери. Фредди Уилсон был уже в доме, когда прямо передо мной, из двери вырвался крик:

- Назад! - Это был Чемберс.

Но никто из нас не успел выполнить его команды. Раздался взрыв такой громкости и мощности, после которого мне думалось о плачевном прощании с моим слухом и жизнью. У Судьбы же, как и обычно были свои собственные планы и, конечно, им изменять она не собиралась.

Моё тело отнесло взрывной волной на середину дороги. Кувыркаясь по асфальту, я оказался на месте, не подозревая о происходящем позади. Повезло только мне и тем, кто был за мной в момент взрыва. Их лишь отбросило, как и меня на несколько метров. А Дастина Чемберса размазало по стенке, как будто он был комом клубничного желе в руке капризного ребёнка. По крайней мере, его ноги и голова это единственное, что осталось лишь в небольшой потрёпанности. Фредди Уилсона, настигла более мучительная смерть. Когда после взрыва его разорвало надвое, а его верхнюю часть тела присутствующую лишь до пупка, вместе со всеми кишками вынесенными наружу, повалило прямо передо мной, этот человек был всё ещё жив.

Капилляры в моем левом глазу полопались, поэтому казалось, что он излит кровью. А в ушах стоял невыносимый звон. Я был сбит с толку и едва подполз к Фредди, как потерял сознание над его головой, от которой исходил такой жуткий рёв, какого я не слышал никогда ранее.

3

В последующих штурмах, вот таких вот смертоносных зданий, у меня и других пехотинцев возникли новые поводы для опасения. По сравнению с этим мины, растяжки и прочие ловушки уходили на задний план. Да, всё перечисленное наносило нам больше потери, но не пугало так, как делала это нововведённая проблема.

Знакомьтесь, танковые и миномётные снаряды, попавшие в здание, так и не взорвавшись. Бывает, идёшь себе спокойно по пустому помещению и задумываешься, а что же с ним не так? А оказывается, справа от тебя, где-то между ковров, среди проломанных досок или любого другого основания пола, валяется, словно на Калифорнийском пляже миномётный снаряд. При этом нагло таращась на тебя, будто это ты был той девочкой, которую он хотел подцепить на один вечер своей ослепительной взрывоопасностью плохого и по-настоящему брутального парня. Конечно, я пытался так отшутиться, а помогало ли это? Пфф, естественно и по понятным причинам нет.

Вот как все бывает в такой ситуации. Вы, смотрите на него, думая о взрыве, а потом просто проходите мимо, думая о его должности там лежать. Но, он не должен там лежать! Это мать вашу не ковёр и не домашние тапочки, стоящие где-то в углу пока их не наденут. Это снаряд, который должен был взорваться или, который должен взорваться прямо в тот момент, когда ты идёшь мимо него!

4

Пока вечером, этого ж дня, а именно 2-го февраля, в лагере я отходил от утренней и не совсем удачной зачистки, мне рассказали историю об одном парнишке, который мне сразу понравился, своей предусмотрительностью. Наверняка, это был ответственный человек, а я таких любил. Во всяком случае, в конкретной ситуации этот пехотинец держался молодцом.

В тот вечер, сидя в лагере, мы курили и разговаривали с самым настоящим чернокожим гигантом Джимми Смитом. Довольно милое имечко, для такого здоровяка. Хотя в пользу того, что как и любой другой здоровяк Джимми являлся человеком добрым, имя это ему шло, как хорошо сидящий на атлетичном сложенном теле смокинг.

Смит всем своим видом и манерой речи напоминал мне Паскуаля. Поэтому с этим макаронником афроамериканского происхождения весьма было, приятно вести беседу в тот вечер, он мне и рассказал о том парне. Не знаю было ли это новостью дня среди пехоты в тот день, но меня эта история заворожила.

– Чёрт возьми, это весьма не дурные сигареты. Где ты их достал, Брюс? – Сказал Джимми, сделав только одну затяжку.

- Один макаронник из Лос-Анджелеса посоветовал мне их, когда я отправился туда на поиски приключений. Но, наткнулся я там только на два хороших для меня открытия. Эти сигареты. И на одного парня, которого звали..., - в тот момент, из-за отвлекающего звона в ушах, чтобы вспомнить имя парня, мне пришлось туго поднапрячь извилины, - Джон! Точно, его звали Джон Денвер. Как любителю хорошей музыки, этот парень показался мне отличным музыкальным феноменом. Я считаю, его ждёт отличное музыкальное будущее. Когда мы с ним как-то раз зависали, по воле случая, и он открыл при мне рот, спев одну из своих песен, мои уши были готовы слушать его хоть до самого утра. Думаю, спой он мне сейчас, звон в них прошёл бы в эту же минуту.

- А, где именно вы с ним повстречались?

- Чёрт..., мне кажется, это был Фолк-клуб, где выступал Джон. Случилось это в 63 году. Кокраз он тогда бросил свой университет, как он мне сказал. Конечно, будь я на его месте, то учеба в Лаббоке, в богом забытом Техасе, меня бы тоже не особо устроила. – Сказав это, я заметил, что за очень всё прошедшее со времён смерти Паскуаля время, мне, наконец, удалось выдавить из себя улыбку.

- Ну..., я и сам из Техаса, не сказал бы, что там так скудно, но соглашусь с тем, что порой бывает скучно. Это уже давно не то место, где все дела решаются посредством меткости и хорошо настроенного прицела на твоём револьвере, - Джимми затянулся, - так что, делать там по сути нечего, особенно таким парням, как..., позабыл...

- Джон.

- Да, верно! Таким парням, как Джон. Тем более раз уж ты говоришь, что тебе он показался музыкальным феноменом. А тебе, как человеку, знающему наизусть все песни The Beach Boys, я могу довериться, если речь заходит о хорошей музыке. Ведь, кто как ни ты среди нас ценитель самой лучшей.

- Это верно, - с лёгкостью согласился я.

- Кстати, - сигарета Джимми, как и моя была на половину скурена к этому моменту, но это никак не значило то, что мы не достанем новые, если того пожелаем. – Ты, слышал о новом парнише, который отличился своей продуманностью сегодня?

- Нет. Кто он?

- Его зовут Эдди Нис.

- И что же он сделал.

- Сегодня, на зачищении я был неподалёку от него. Нам сказали, что у врага, как оказывается, большие проблемы с противогазами. У ВНА они в недостатке, поэтому в ход пустили слезоточивый газ.

- А Эдди?

- А Эдди, мать его продуманность, понимал, в здании будет враг и газ. Ему было ясно, что все побегут из последней двери. Он всегда брал с собой дополнительные магазины на М16. Но, на этот раз у него с собой было 28 магазинов по 20 патронов каждый! 28! Ты, можешь себе представить, Брюс.

- Неслабо. Даже очень..., - я затянулся, сведя брови над переносицей, от осозная рассказуемого Джимми.

- Он сказал, ему не хотелось ощутить окончание патронов, до того как враг вступит с ним в ближний бой. Эдди хотел стрелять и лишь, потом использовать штык. Его прицел был установлен на середину последней двери, - Джимми поставил свои руки в такое положение, будто бы он сейчас держит винтовку. Его глаз был прищурен, словно он целится. – Я своими собственными глазами видел, готовность этого парня ко всему на свете. Гук выбежал из средней двери, а Эдди ждал пока тот окажется у последней. Когда это произошло, парень нажал на спусковой крючок, и враг упал на пол.

- Что? Прямо с первого раза? – Я был удивлён.

- Да, но на этом ещё далеко не конец. Подстреленный Гук начал ползти. А Эдди выскочил, сделал по нему ещё пару выстрелов и сказал: «Я не мог промахнуться». И тогда наступил конец.

- Хмм, да это достойно уважения.

- Ещё как достойно. Ведь только прибыл, а уже так быстро набил руку и знает, что к чему. Предусмотрительный паренёк.

- Я считаю, он расплатился за Гонсалеса, Дока Бруклина, Капрала Брэндона и за всех тех, кого мы потеряли за эти два дня. Может ему стало от этого легче, а может, и нет, но он выполнил свой долг и сделал это с достоинством.

- Чертовски верно, - кратко подтвердил Джимми.

5

Понесенные к 3 февраля потери, вынудили командование изменить свою стратегию. Жизни людей стали важнее сохранения древних зданий. Поэтому когда на четвёртый день битвы к нам прибыл этот нереально крутой мужик, Подполковник Эрни Читон, правила битвы были изменены. Морской пехоте было разрешено использовать тяжелое оружие. Этот день был для нас значимее дня независимости. Изменение было санкционировано на высшем военном уровне или даже политическом. Всё изменилось. И это добавило солдатам сил.

Теперь особую важность для пехотинцев приобрело безоткатное орудие М40. Сразу повлияли на ход сражения. С нами был целый расчет М40. Эти малышки стреляли по зданию, по двери, и могли достать хоть до домов самого Хо Ши Мина и министра обороны Северного Вьетнама, который руководил операцией по захвату Хюэ. После попадания по зданию мы проходили в получившийся район, тогда оставалось только проверять трупы. И я совсем не завидую тому солдату ВНА, который во время выстрела М40 по его дому, неожиданно для самого себя решил с помощью стакана, приложив его к стене, подслушать, не бегают ли у его дома пехотинцы.

Только с помощью этого орудия нам удавалось попасть в некоторые здания. Это была огневая мощь способная нанести противнику реальный урон. Наверное, до нашего пришествия это был очень красивый город, ведь спустя некоторое время он утратил свою красоту. Я уже совсем не думал об истории этих зданий, как это всё захватывающе, поучительно и интересно. Стоя у М40, мне давали команду огонь, а после этого, выстрелом из этой крошки я сносил едва не половину здания. Какая же она, черт меня побери, громкая...

Просто, чтобы вы понимали, одна из особенностей городского боя в том, что стоит постоянный грохот. Просто невероятный! И наступает физическое утомление. Тебе постоянно нужно лазать по руинам в поисках трупов и убеждении, что здание зачищено. Я уже не говорю о том, если приходилось отбиваться от тех, кому удалось пережить зубодробительный выстрел из М40. Силы начинают покидать тебя.

Именно в эти моменты, когда все озверели и набрали в себе мужества больше, чем Эдди Нис магазинов к своей М16, мне не хватало Паскуаля Моретти. К моему сожалению, ему не удалось дожить до этого момента, где всеобщая уверенность вела нас к победе от здания к зданию. Приходилось изливаться радостью за нас обоих, все-таки этот макаронник итальянского происхождения за время войны во Вьетнаме стал частью меня, оставив во мне частичку нашего братства.

6

Наши дела, как вам уже стало ясно, заметно пошли в гору, но это, ни в коем разе не значило то, что все морские пехотинцы возымели гарантию от смертей, ранений и прочего, несущего здоровью лишь один вред. В тот день, точное число мне не припомнить, но зато я ясно помню два события, поразивших меня и заставивших никогда их не забыть.

Первым из них, было моё самое неудачное противостояние солдатам армии ВНА. На одной из улиц, где нам никак не удавалось пройти, из-за высокого здания, переполненного снайперами, видевшими нас, как на своих ладонях, было принято решение. Решение, послать кого-то на соседнюю зачищенную нами улицу с базукой, чтобы боец смог забраться на крышу одного из домов, а оттуда прицельным выстрелом подорвать дом со снайперами. Угадайте, кого же туда направили?

Думаю, и так понятно, что это был я. И, конечно же, со мной направили ещё одного пехотинца для прикрытия. Им оказался новобранец не блещущий смелостью, но и не разбрасывающийся трусостью, а просто выполняющий должное, словно наказание – Робби Кармайн.

Нам удалось достигнуть параллельной улицы без проблем, даже по пути туда, нам удалось услышать стрельбу снайперов по пехотинцам. Вражеский огонь не прекращался, а потому невозможно было дальше зачищать город, пока не будет уничтожено здание.

Мы с Робби оказались перед одной из гостиниц, перед парадным входом над нами висели какие-то большие Вьетнамские буквы красного цвета. Для нас по естественно понятным причинам, это абсолютно ничего не значило. Мы пробрались внутрь и беспрепятственно оказались на втором этаже. Чтобы взобраться на крышу, мне пришлось встать на парапет у края прохода возле дверей номеров отеля, а потом, уцепившись за обломанный край крыши, подтянуться, чтобы оказаться на поверхности здания. Робби повторил тоже самое, хотя ему пришлось немного помочь. Этот парень абсолютно был не пригоден для службы. Тогда мне в голову пришёл вопрос, какого чёрта происходило в мозгу у того, кто его сюда направил.

Поднимаясь по скосу крыши на его поверхность, ноги постоянно соскальзывали из-за волнистой кровли крыши. Было адски неудобно, шанс соскользнуть и улететь обратно был велик. Особенно эта ракетница, мотылявшаяся на ремне у меня за спиной, постоянно вызывала дискомфорт и неудобства. Как же я ненавижу такого рода оружие..., почему бы просто, как в старые добрые времена не сойтись с Вьетконговцами в схватке на мечах? Зачем было изобретать это плюющееся свинцом дерьмо. Боже..., как же я завидовал Кармайну в этот момент. Но, когда его неуклюжесть проявилась, а он едва не упал с крыши, я подумал, что мне и так хорошо.

И, наконец, нам удалось добраться до поверхности, откуда нам обоим отчётливо была видна верхушка того здания на соседней улице. С такого расстояния, удавалось заметить даже стволы их винтовок, выглядывающих из окон. Это было ещё одной проблемой. Такое расстояние могло послужить тому, что нас с Робби заметят и пристрелят, словно новобранца, не слушающего советов взрослых. А нам этого очень не хотелось, особенно Робби, каждый вздох которого был тяжелее, чем Статуя Свободы и Титаник вместе взятые. Я достал ракетницу и уложил её так, чтобы ею удобно можно было навестись и открыть ошеломительный огонь.

- Итак, Робби, на наведение мне не нужно много времени, но всё равно смотри по сторонам и убедись...

Едва произнеся это предложение до конца, Гук с того здания нас заметил, и моим ушам отчётливо был слышен свист пули, когда прямо передо мной, со свистом, на невероятнейшей скорости, она прошла шею Робби насквозь!

- Дерьмо! – От неожиданности прокричал я, когда кровь выплеснулась с обратной стороны его шеи, уйдя вслед за пулей. – Робби, - едва удалось выдавить это имя сквозь зубы, державшись за него и ракетницу одновременно.