Глава 4. Подмосковные робинзоны
Сперва никто не мог прийти в себя. Потом начали соображать, что же произошло.
Итак, лодка исчезла. Ясно, что ее украли ночью. Мальчики стали сперва искать виновника,
определять, кто дежурил в момент пропажи. Но я велела прекратить этот спор. Спорить было
уже ни к чему. Надо было думать, каким образом теперь мы доберемся домой. Как только эта
мысль дошла до сознания девочек, Люда захныкала:
— Симочка, а как же теперь мы обратно? Мне от мамы попадет…
— Правда, Симочка, — поддержала ее Галя, — что же, мы тут навеки останемся?
Один только Игорек пришел сразу в отличное расположение духа.
— Ну и нечего нюни разводить! А что? По-моему, очень даже здорово получилось, а то с
этими «загадалками» все уже раскисли. А вот теперь давайте устраиваться, раз застряли на
острове. Это, по крайней мере, приключение так приключение! А то что за поход на два часа!
— Вот тебе будет дома от отца приключение! — язвительно заметил Витя Минаев.
— Ну и пусть будет — гроб и свечи, сено-солома, гром и молния, — пусть! Все равно! —
отчеканил Игорь, любивший повторять словечки Расщепея, которые он слышал от меня.
Хотя ребята и храбрились, но я ясно видела, что они обескуражены происшедшим. Все
смотрели на меня с надеждой. Ведь как-никак я была старшая, вожатая.
— Ну что вы, что вы, ребята! — заговорила я веселым голосом. — На Северный полюс, на
льдину люди попали и то не кисли. А мы под самой Москвой. Конечно, неприятно, что дома
будут беспокоиться, раз мы обещали быть к обеду. Но сегодня воскресенье, сюда яхты
придут, мы им помашем, посигналим… Недаром мы семафор морской проходили. И нас
снимут с острова… А ну, веселей носы! Все будет хорошо. Москва рядом. В городе хватятся,
будут нас искать. Мы еще поспеем…
И тут я вспомнила, что Амед должен приехать в четыре часа. Значит, я уже его не встречу.
День стал меркнуть и для меня. Только Игорек не унывал. Он уже тащил из палатки пустую
бутылку из-под молока, сел на корточках у берега, выполоскал бутылку водой, потом вынул
блокнот, вырвал страничку и, послюнив карандаш, стал выводить на ней что-то, прося не
мешать ему. Через минуту он подошел ко мне и показал свою работу. На бумажке было
крупно выведено:
«Группа пионеров 5-го класса «А» 637-й школы с вожатой С. Крупицыной находится на
Необитаемом острове в северо-восточном заливе водохранилища. Лодка похищена. Связи
нет. Продукты кончились. Требуется немедленная помощь. Люди здоровы. Настроение
бодрое 22. VI. 41. 5 ч. 07 мин. по московскому времени».
— Надо действовать по правилам, — пояснил Игорек, свернул записочку трубочкой, засунул
ее в бутылку, закупорил горлышко пробкой, обернул пробку прозрачным целлофаном, в
который было завернуто печенье, обмотал все крепко-накрепко бечевкой и побежал к берегу.
Размахнувшись, он далеко забросил свою бутылку в воду.
И поплыла по спокойному водохранилищу, то окунаясь, то показываясь снова закупоренным
горлышком, наша спасительная бутылка. И как только она плюхнулась в воду, ребята мои
сразу повеселели, словно сбросили с себя что-то. Стали сразу гадать, кому достанется
бутылка, как будут вынимать и читать записку и как затем к нам на остров явятся спасать нас.
Нет, честное слово, это было даже интересно! Правда, настроение опять чуть не испортил
наш Скорпион — Витя Минаев.
— Ну хорошо, если бутылку кто выудит, а если она так и будет болтаться? Течение-то здесь
еле-еле-ёхонькое.
— Ну так что ж? — возражал ему Игорь. — А в городе-то хватятся, что нас нет все равно. Они
же знают, куда мы поехали.
— А что знают? Знают, что поехали до станции Борки, поход с ночевкой на берегу
водохранилища. А про остров-то ведь никто не знает.
Да, про это мы и забыли!
— Ну, тогда построим завтра плот и переплывем на берег. Верно, Сима?
— Ну конечно, Игорек. Не пропадем!..
— А что есть будем до завтра? — буркнул себе под нос Дёма Стрижаков. — У меня и так уже
в животе буркает.
— Это у тебя от волнения буркает, — сказал Игорек.
— А я и не волнуюсь нисколько. Я знаешь как плаваю! Мне что! Возьму и поплыву! Раз — и на
том берегу.
— Правда, Симочка, пусть он поплывет и скажет там, на берегу, чтобы за нами приехали! —
восторженно предложила Галя.
Но я, конечно, не могла согласиться на это. Тут водохранилище было очень широко. До
берега плыть долго. А глубины здесь большие. Я отрицательно замотала головой.
А солнце уже высоко стояло над нами, припекая головы. Где-то за лесом голосисто залился
паровозный гудок, лес наполнился шумом поезда, потом опять все затихло.
— Давайте обследуем остров, — предложила я, — и подумаем, что мы можем собрать для
еды.
Проверили наши продовольственные запасы. Их оказалось очень немного — ведь мы
рассчитывали к обеду вернуться домой. А аппетит у ребят был отличный — всё съели вчера
за ужином и сегодня утром. Осталось полбанки шпрот, два крутых яйца, чая на одну заварку,
несколько картошек в мундире да маленькая краюшка хлеба.
— Испытывая зверские муки голода, путешественники решили обследовать остров! —
торжественно произнес Игорь, чувствовавший себя, видимо, во всей этой истории как нельзя
лучше. — Туземцы могут не сопровождать и оставаться у привала, а я лично пускаюсь в путь.
Он подхватил маленькую удочку, жестянку, в которой когда-то хранились наши «загадалки», и
зашагал в кусты. Через минуту он снова появился, смерил нас воинственным взглядом и,
потрясая удочкой, изрек:
— Иду на рыбный промысел!.. Ой! Крапива!..
Он обстрекался, подпрыгнул на одной ноге, подхватил другую обеими руками и так ускакал от
нас.
Мы разбрелись по островку. Долго ходили мы, лазая по овражкам, перекликаясь, аукаясь.
Витя Минаев изредка подавал нам сигнал горном, оставшись у палатки. Впрочем,
заблудиться на маленьком островке было мудрено — он весь был не больше полуверсты в
ширину. Через час мы собрались у стоянки: добыча была невелика. Я нарвала охапку дикого
щавеля, но он оказался поздним и на вкус негодным. Изя Крук притащил какие-то
пестренькие яйца, вероятно малиновки, чем вызвал глубокое возмущение девочек («Ты
представь себя на месте их матери!»), и это привело к философскому спору на тему, считать
ли птичье яйцо предметом уже одушевленным или еще не одушевленным. Галя собрала
несколько чахлых, бледно-розовых земляничек. Дёма притащил какие-то подозрительные
грибы, уверяя, что это типичные сыроежки, хотя они очень смахивали на поганки.
Дежуривший по лагерю Витя Минаев, пока мы отсутствовали, словил ужа и насмешливо
предложил сварить его. «Сам ешь, это из твоей породы, Скорпион!» — обиделись ребята.
А Игорь вообще куда-то исчез. Ох уж этот Игорь! Вечно — и в лагере, и в школе, и во дворе —
от него было всем беспокойство… Мы стали звать его. Сперва нам никто не отвечал, потом с
противоположной стороны островка донеслось:
— Ого-го! И-ду-у-у!..
Голос Игоря приближался. Игорь кричал что-то, не умолкая ни на минуту. И в голосе его
слышалось торжество.
— Ого-го! Я иду!.. Великий охотник Козерог несет вам свою добычу, разжигайте огонь, ставьте
котлы, сзывайте жителей…
И вот он вылез из кустов, босой, с расцарапанной физиономией, с ногами, облепленными
глиной, с засученными штанами. На длинном, гибком пруте, согнутом в кольцо, бились
большие рыбы — жерехи, окуни, сазаны. Игорь продел прут через их жабры. Под мышкой у
Игоря торчало удилище. Свободной рукой он придерживал промокшую рубашку: за пазухой
прыгало что-то живое. И даже из кармана штанов торчал бьющийся хвост какой-то рыбины.
— Что? — торжествуя, проговорил Игорь. — Видали? Каков улов! Во! Со мной не пропадете!
— И он бросил перед палаткой на землю свою добычу.