Часть 3
Вода была не просто холодной — она была тишиной. Давлением. Забвением. Я не могла вдохнуть. Словно меня, как лавку, опечатали.
Образы вспыхивали, как молнии:
— лицо ребенка,
— письмо,
— взгляд стражника,
— осколки стекла.
Я начала тонуть.
И вдруг внутри снова что-то появилось.
«Поднимайся».
Слово. Или мысль. Или голос.
Я дёрнулась. Рука нашла водоросль, корень. Что-то твердое. Ногами — толчок. Раз — всплыла. Второй раз — захлебнулась. На третий — вырвалась из тьмы.
Я захрипела. Лёгкие горели. Но я была жива.
Наконец доплыв до берега, слизкого и глинистого, я выползла и лежала, как выжатая тряпка.
Через минуту осознания произошедшего, глаза сами дернулись к фонарям на мосту.
И... замерли.
Он стоял там. Смотрел вниз. Хотел убедиться, что тело унесёт течение?
Я не дала ему шанса.
Осталась в тени. Затаилась.
Он стоял ещё немного. Потом развернулся и ушёл.
Я плохо помню, как добралась. Только мелькание фонарей. Шум воды в ушах. И холод — вязкий, костяной. Он проник под кожу, в сердце, в кости.
Я нащупала бок — там, где лезвие скользнуло по рёбрам перед тем, как он столкнул меня в воду. Я помнила, как оно вошло и выскользнуло.
Но теперь...
Пальцы коснулись ткани. Она была порвана и пропитана кровью.
Но под ней — не было боли. Я поднясла ладони ближе. Кровь есть. А рана исчезла? Неужели я действительно обладаю даром? И могу исцелить кого угодно, даже себя? Эта мысль не приносила много радости, быть ведьмой значит прислуживать сатане. В северном Альбионе за это могут казнить.
Кажется, я шла час. Или год. Или шла вовсе не я, а тень, оставшаяся после той, кого сбросили с моста.
Когда дом Мегары появился впереди — приземистый, с резной дверью, заросший вьющимися травами, — я заплакала.
Я постучала один раз. Потом ещё. Рука дрожала. Плащь волочился по земле, пропитанный водой. Я не чувствовала пальцев.
Дверь открылась резким рывком.
— Кто, чёрт тебя подери...
Голос оборвался.
Мегара стояла в проёме в чашкой в руке. В свете изнутри её лицо показалось резким, как скол камня — но глаза расширились. Она узнала меня сразу.
— ...Марселла?
Я кивнула, и только тогда колени подкосились.
Мегара уложила меня у камина, закутала в старое шерстяное одеяло, напоила чем-то горьким. Она не задавала вопросов сразу. Только проверила зрачки, потрогала лоб, подняла бровь, когда из кармана вытащила мокрый свёрток с бумагами.
— Ну конечно, — пробормотала она хрипловатым, дымчатым голосом. — Что же вы за семейка такая — хоть с моста, хоть в реку, а всё равно с тайнами.
Я едва улыбнулась, ощущая, как по щекам беззвучно текут слёзы. Пусть текут. Пусть смоют остатки страха.
Её взгляд упал на мой бок, где при ударе ножом порвалась ткань. Липкое пятно крови проступало сквозь мокрую рубаху.
— Проклятье... ты ранена? Нож?
Я кивнула:
— Меня пытались убить, — прошептала я.
Она осторожно провела рукой по месту удара, раздвигая ткань — и замерла. Её пальцы дрогнули. Когда она подняла на меня глаза, в них читался уже не просто страх, а настоящий, почти суеверный ужас, смешанный с жгучим интересом.
— Кровь есть... — прошептала она, касаясь пятна. — Но раны... нет. Ни царапины. Ты вообще понимаешь, что это значит?
Я молчала, ощущая под одеялом странное тепло там, где должен был быть смертельный удар.
— Меня пытались убить, — повторила я.
— Очевидно. — В её взгляде читалась не только тревога, но и понимание. — Они думают, что ты утонула?
— Да.
— Прекрасно. Остаёшься у меня. Никто не должен знать. — Она развернулась и скрылась в темноте другой комнаты, принесла сухое платье и полотенца.
Мегара медленно выдохнула, опускаясь рядом на корточки. Её лицо было усталым, словно она сняла маску на долгие годы. И тихо прошептала:
- Неужели история повторяется?
— Почему они хотели меня убить? Я должна узнать правду, — выдохнула я, чувствуя, как в груди что-то сжимается от её слов.
— Завтра утром. Но сегодня — ты отдыхаешь. Сегодня ты выжила. — Она погладила меня по голове, и впервые за долгое время я почувствовала не тревогу и не ледяной ужас, а слабое, почти забытое подобие безопасности.
Я закрыла глаза. Тепло камина и одеяла обволакивало, а горечь травяного отвара щипала язык.
Проснулась я от шума города, от шума спещящих шагов и топота копыт.
Потолок над головой был деревянный, низкий, с тёмными балками. На стене тикали часы. Где-то в другой комнате потрескивал огонь. Солнце за окном светило тускло, будто не хотела меня тревожить.
Я села.
Одеяло сползло с плеч. Тело болело — мышцы, шея, всё ломило, но не было жара. Только странное ощущение лёгкости, как будто не я пережила ту ночь, а кто-то другой — и теперь я просто носила его воспоминания.
Бок...
Я откинула одеяло, приподняла рубаху. След от ножа был. Тонкий, розовый рубец. Как шрам после ожога. Никакой боли.
История повторяется.
Слова Мегары не отпускали меня.
Я встала. На стуле у кровати — аккуратно сложенная моя одежда. Рядом как напоминание, всё ещё лежали исписанные бумаги испорченные водой.
Я села к столу. Листы чуть подсохли, но запах сырости ещё держался. Я развернула потемневший, пожелтевший свёрток, повязанный лентой.
Для Ф.
Если ты держишь это письмо, значит, меня больше нет.
Меня сожгут. Я видела это во сне. Видела людей, которых лечила. Видела их глаза. Они будут смотреть, как пылает моя плоть. И будут молчать.
Она узнала. О ребёнке.
Всё случилось — именно так, как она хотела.
То что ты ...
(все размыто, следующий лист)
...что король хотел оставить ей только имя.
Я узнала ее страшный секрет.
Ребёнка.
Наш(размытое пятно)
Я чувствую, я знаю это не мой
(чернила растеклись от воды, но видно следующее)
...а меня будут называть ведьмой. Чтобы стереть всё, что было между нами. Чтобы сделать из моей смерти спектакль. Чтобы никто не поверил, что у короля была любовь. И что у этой любви было лицо.
Но они забрали мое дитя.
Ты мог остановить это.
Ты должен был.
(здесь большая потёкшая клякса, через которую едва видно текст)
...ты не пришёл. Ты молчал. Ты дал им взять меня.
Ты... (строка перечёркнута, видно лишь: "слабость")
(последние строки выцветшие, но читаемы)
Меня убила королева.
А.
Письмо лежало передо мной, распластанное, как мёртвое тело. Края влажные, текст местами размытый, но суть была ясна, как удар.
Меня уьила королева.
И в этой последней, почти вытертой строке, словно в игле, было всё отравленное прошлое, которое я никогда не смела трогать.
Я откинулась в кресло, не в силах смотреть на бумагу. Глаза упёрлись в потолок, но не видели ничего — кроме вспышек памяти.
Я ведь знала эту историю. Мы все знали.
Это была не сказка. Это была часть истории нашей страны — последняя казнённая ведьма в Северном Альбионе.
Сожжённая при свете дня, на центральной площади, рядом с церковью.
Рассказывали, что женщина не кричала. Ни разу.
Что она стояла с мешком на голове — по приказу королевы, чтобы никто не видел её лицо.
Чтобы никто не запомнил.
Чтобы никто не понял, кого сожгли.
Я вспомнила, как впервые услышала об этом — в десять лет. Мы проходили мимо городской стелы, на которой было выбито простое:
"Здесь была предана огню последняя ведьма. Во имя веры. Во имя порядка."
Бабушка тогда отвела меня в сторону. Сказала, не смотреть.
Но я смотрела.
Я всегда смотрела.
И всё же... я никогда не связывала эту казнь с матерью.
Мама — та, что, как мне говорили, утонула в реке. Случайно. Тихо. Без свидетелей.
А теперь... теперь я видела, как между этими двумя женщинами — безымянной сожжённой и матерью, которую я оплакивала — исчезла грань.
Это была одна и та же женщина.
И её сожгли не за магию.
Не за грех.
А за то, что король любил её.
Казнь, которую учили нас считать торжеством справедливости, была маской для зависти. Для страха.
И я была её последствием.
Я — то, что должно было сгореть вместе с ней.
Но я выжила.
Я — единственное, что ускользнуло из пламени.
И вот снова они решили закончить начатое. И вонзили в меня нож.
Но пусть теперь горят они.
Я сидела за столом, укутавшись в старую вязаную шаль, которую Мегара накинула на меня накануне. Пахло лавандой, старой бумагой и чем-то крепким, что она щедро плеснула в мой чай "от шока".
Письмо лежало рядом, плотно свёрнутое. Я не могла больше на него смотреть, и не могла его отпустить. Оно жгло мое сознание не хуже огня. Слезы текли ручьем. Мне оставалось лишь представлять как я, заставляю ответить за все королеву Валерию Сакскую.
Мегара вернулась лишь поздно вечером. Дверь хлопнула с такой силой, что в зале задрожали стёкла. Я успела поднять голову — она уже сбрасывала с себя плащ, вытирая лицо платком. Щёки её пылали, глаза — искрились.
Её взгляд упал на меня – и замер. Будто видела впервые: не вчерашнюю полумёртвую беглянку с кровавым пятном, а кого-то иного.
— Говори, — сорвалось у меня. — Чувствую, случилось что-то.
Она молча села, поставила корзинку с запахом улицы и жареных орехов. Выдохнула хрипло:
— Они думают, что ты умерла.
— Как мило. А мне даже цветов не прислали.
-Вижу ты окрепла. Но сейчас не до шуток.
Но я не сразу поняла. Вроде бы я и правда должна была умереть. Но слышать это от кого-то... Это всё равно, что слышать собственный приговор — в прошедшем времени.
— Ты уверена?
— Достаточно.
— Утром в реке нашли тело. Лицо — не разобрать, но платье похожее. Меня вызвали опознать. — Мегара шумно налила себе чай заранее мной заваренный. — Я сказала, что это ты.
Я не дышала.
— Почему?
— Потому что он велел.
Дверь скрипнула.
Я обернулась — и увидела его.
Тот самый лекарь, что натравил стражей в мою лавку.
Он стоял на пороге, и улыбался.
— Марселла. Какая... радостная неожиданность.
В этот момент у меня волосы будто мигом выпрямились.
Я оглянулась на Мегару прося объяснений. Но она пила чай с закрытыми глазами, мысленно пытаясь вернутся в то время когда я еще не появилась растрепанная у ее порога.
- Марселла я как друг здесь.- произнес гость нагло усаживаясь и наливая себе и мне чай.
- Боюсь мне ничего не известно о нашей дружбе. Я даже не знаю кто вы?
Он откинулся на спинку, устроившись с ленивой грацией кошки, что хозяйничает в чужом доме.
— Как жестоко, — протянул он, легко улыбаясь. — А я ведь столько для тебя сделал. Убедил всех, что прислужница сатаны теперь мертва. Подменил тело. И даже избавился от твоего убийцы. И всё это — чтобы дать тебе шанс.
Я смотрела на него молча и в ужасе от произнесенных слов будничным тоном.
— Вы всегда держите в запасе несколько трупов на такие случаи? — Я нарочно подняла чашку дрожащими руками, чтобы брызги чая попали на его безупречный камзол. — Или это связано с тем, как вы избавились от убийцы?
Валторн лишь приподнял бровь, рассматривая мокрое пятно.
— Какая наблюдательность. — Он вытащил платок и начал медленно промокать ткань. — Но ты почти не ошибаешься насчет запасов. Я ведь лекарь. Девушка умерла от чахотки. Сирота, близких нет. Но теперь она будет похоронена как Марселла Авенир, достойнейшая из женщин.
Мегара резко поставила чашку. Фарфор звонко треснул.
— Хватит. — ее голос звенел от нетерпения. — Я сделала как вы велели господин, Валторн. Теперь говорите, что вам нужно.
Лекарь улыбнулся, как кот перед миской сливок.
— Разве не очевидно? — Он потянулся через стол и неожиданно схватил моё запястье. Его пальцы были удивительно тёплыми для человека с такими холодными глазами. — Я собираюсь сделать из нашей Марселлы самую знаменитую целительницу при дворе. Я лишь хочу, чтобы ты исчезла как Марселла. И появилась как Сильвия. Моя помощница. Или кем угодно, если тебе больше по вкусу другое имя. Я предлагаю тебе защиту. Новую жизнь. Под моим покровительством. С именем и фамилией, которое никто не свяжет с прошлым.
Я попыталась вырваться, но его хватка лишь усилилась.
— Милая, — он снисходительно покачал головой, — ты будешь не ведьмой. Ты будешь... чудом. — Валторн наконец отпустил мою руку. — Первый пациент уже ждет тебя во дворце.
— Ну допусти вы не глупец с сомнительным планом и странным предложением. Что будет если я откажусь? — Я потерла запястье.
Его улыбка не дрогнула.
— Тогда я расскажу стражникам удивительную историю о том, как ведьма Марселла подменила своё тело, чтобы продолжать творить зло. — Он встал, поправляя манжеты. — А ещё я упомяну ту милую старушку, что приютила беглянку...
Мегара резко встала, но Валторн уже был у двери.
— Я вернусь за вами, — бросил он на прощание. — И, Марселла? — Его взгляд скользнул по моему перепачканному чаем платью. — Моя помощница должна выглядеть... презентабельно.- сказав это он оставил мешочек с звонким содержимым на полке. Дверь закрылась с мягким щелчком.
Я повернулась к Мегаре:
— Напоминай мне никогда не пить чай, который ты завариваешь. Очевидно, он слишком крепкий, раз тебе показалось, что помогать ему — хорошая идея.
Старуха тяжело опустилась в кресло.
— Он знал, где ты, ещё до того, как я пришла опознавать тело, — сказала она глухо. — Он пришёл в мою лавку. — Она прикрыла лицо руками. — Если бы я отказалась...
Я промолчала. Только взяла чашку, сделала глоток — и поморщилась.
— Понятно. Значит, теперь я официально помощница королевского лекаря. — Я с грохотом поставила чашку на стол. — Осталось только выяснить, что он на самом деле задумал... и что может пойти не так.
Где-то за окном ухнула сова. Как по заказу.
Мегара вздохнула:
— Всё. Всё может пойти не так.
Я поднялась и подошла к окну. Внизу по улицам шли люди — занятые своими делами, своими жизнями. Они даже не догадывались, что ведьма, которую так боялись, всё ещё жива.
— Я не хочу быть его марионеткой, — слова вырвались сдавленным шепотом, — Не хочу быть частью его игры.
Мегара молчала. Долго. А потом, устало, почти шёпотом, произнесла:
— Конечно, милая. Мы уедем. Мой брат живёт на юге, почти у самой границы с Эстреллионом. У него своя ферма, большая. Если станет слишком опасно — пересечём границу. Там он нас уже не достанет.
Я медленно выдохнула.
— Но я также не хочу трусливо бежать, после того как меня пытались убить. После того, всего... что я узнала.
Я не желаю соглашатся, из-за неизвестности. Я не знаю что он задумал. В конце концов это может быть ловушкой, чтобы заманить меня во вдорец в логово моих врагов. Но возможно это мой единственный шанс там оказатся. Я хочу посмотреть в ее глаза когда она узнает что просчиталась.
— Я не хочу быть его помощницей, — прошептала я. — Не хочу быть частью его игры.
Мегара молчала. Долго. Потом, с тихим скрипом кресла, проговорила:
— Конечно, милая. Мы уедем. Мой брат живёт на юге, почти у самой границы с Эстреллионом. У него своя ферма, большая. Если станет слишком опасно — пересечём границу. Там он нас уже не достанет.
— Но я не хочу бежать, Мегара, — голос окреп, стал звонким, как удар стали о камень. — Не хочу прятаться, как мышь в нору, после того, как меня толкнули в реку с ножом в боку. После того, как я узнала... кто сжег мою мать. — Я подняла голову, будто бросая вызов теням в углах комнаты. — Согласиться на его игру? Это как пить яд, зная, что он отравлен.
Я сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
— Но это единственный путь во дворец, который у меня есть. — В глазах вспыхнул огонь, отраженный в потускневшем зеркале. — И я возьму его. Хочу подняться по этим ступеням. Хочу посмотреть в глаза королеве... и увидеть в них узнавание, когда она поймет, что пепел ее жертвы обжег ей руки. Что дочь той ведьмы пришла за ответом.
Я расправила плечи, ощущая под грудной костью странный жар — тот самый, что вытягивал смерть из ребенка и затянул мою рваную рану:
— Чего мне бояться теперь, Мегара? Я исцеляю. Я воскресаю из мертвых. Я... — Голос сорвался на полушепоте, смешанном с горьким торжеством и внезапной дрожью, — ...может, и вовсе бессмертна?
Тишину разрезал резкий звук — Мегара отшвырнула чашку на столе. Фарфор разбился о каменный пол, брызги чая, как черная кровь, растекались по плитам.
— Не смей так говорить! — Она вскочила, отступив на шаг, будто я внезапно обернулась змеей. Глаза ее, расширенные суеверным ужасом, бегали по мне, словно выискивая следы порчи. — Эта сила... Марселла, она не твоя! Ты сосуд!
Она сжала руками голову, голос стал сдавленным, шепотом проклятий:
— Мать твоя поплатилась за свой дар! Сгорела живой, потому что ее дар был влюблять! А ты... ты выжила в реке с ножом в ребрах. Ты исцеляешь, как святая, но ... — она задрожала, — Бессмертна? — Горькая усмешка исказила ее лицо. — Ведьмы не умирают в одиночку, дитя. Их дар требует платы. Рано или поздно... оно придет за своим. И возьмет не только тебя. Оно выжжет все, что ты коснулась.
Внезапно в камине погасли угли. Комнату заполнил сизый холод. Мегара замерла, уставившись на мои руки.
-Мегара, почему ты не говорила что разделяешь одно мнение с королевой? Дар моей матери был влюблять? Ее не полюбили бы без этого дара?! Что ты несешь?
Она вдруг осела обратно в кресло, тяжело дыша.
— Прости, — прошептала. — Но я... боюсь. За тебя. За себя. За всех, кто может стать тебе близким.
Я подошла ближе. Теперь уже тишина давила сильнее слов.
— Я не просила этот дар, Мегара. Я не знала, что он во мне. Но теперь он есть. И если он действительно приносит боль — значит, я заставлю его приносить смысл. Я иду во дворец, с твоей помощью или без.
Сказав это, я поднялась в комнату, а слезы бесшумно катились по лицу.