Глава двенадцатая. 🇪🇸🇩🇪«Его Величество"🇪🇸🇩🇪
Вормс, основан на осколках римского поселения, вольный имперский город, который возвышался над могучим и древним Рейном. Короли Бургундии назначали его своей резиденцией, в нём прошел знаменитый Вормский рейстаг (27 января - 26 мая 1521 года), на котором Карл Пятый в своём эдикте осудил реформаторские идеи Мартина Лютера и его самого:
«Мы решили предпринять всё возможное против этого Лютера - человека, осуждённого как еритик... и предать его анафеме как злейшего врага веры».
После оного рейхстага король заимел сильного соперника - приверженцев Лютера, которые развязали религиозную войну в Германии. Еретики вновь подняли головы и долг Карла Пятого - заставить эти головы склонится перед ним и Святым Престолом, а если оны протестанты не захотят - казнить их. Тлели огоньки, предшевствующие Крестьянской войне.
Вормс был город средний по размерам, и богат до неприличия. Ведь город стоял на перекрёстке важных торговых путей, соеденявших Италию и Швейцарию с Нидерландами и Ганзой и другими. Торговали вормссы текстилем, вином, оружием и металлами, а так же колониальными товарами. Вормсские ярмарки были завалены тканями из Франции и Фландрии, специями итальянских торгашей, ну и, разумееться, немецкими и австрийскими товарами.
Была в Вормсе и еврейская община, предоставлявшая растовщические услуги - солидные кредиты под большой процент знати и ремеслиникам. Евреи так же помогали с импортом дорогих товаров: брали на себя часть рассходов, снабжали всем необходимым. Карл Пятый утвердил Вормсскую общину евреев в правах, даровал им свободы и защиту, но всё же неприязнь к евреям в народе витала.
Не единой торговлей и ремеслиничьими лавками славился Вормс. И не единым эдиктом Карла Пятого. Ведь именно в Вормсе был издан старейший из правовых кодексов Германии, «Саксонское зерцало» Эйке фон Репгового, уголовный кодекс «Каролина» Карла Пятого.
Алексия полудиким взглядом разглядывала Вормсский собор - величественое здание, возведённое три века тому назад, но неутратившое величия.
- Дорогая, не разьявляй так широко ротик, - Агире указательным пальцем поднял челюсть спутницы, - так ведь можно продуть его и заболеть. А я не хочу, чтоб моя любимая Алексия слегла спростудой.
- Прошу прощения, дон, что заставила Вас переживать, - лукаво стреляла глазками Алексия, поглядая на майора, - впредь не буду такого допускать.
- Хорошая девочка, - гладил чёрные кудри Агире, - тебе нравится собор?
- Он прекрасен, - с восторгом отвечала Алексия, - его не могли возвести люди. Слишком он уж прекрасен, тут точно не обошлось без вмешательства ангелов. Знаешь, а ведь мешики никогда не строили свою столицу. Мне отец говорил, они заняли те города, которые пустовали, или отбили у других, слабших племён. Но столица была уже воздвигнута богами! Клянусь.
- Врал, старый хер, - отмахнулся Агире, - ваших богов не могло существовать.
- Твоя правда, - согласилась индианка отоми, и тотчас спрыгнула с лошади у одного прилавка с фруктами, - хочу яблок, сеньор, можно? Сколько стоят?
Но немец не мог понять слов диковиной незнакомки, только пытался на пальцах объяснить, что товар его стоит (медяк) за штуку. Не без помощи сопроважатого Алексия купила себе лакомств и наминала их за обе щеки пока они подъезжали к Вормсскому дворцу, где пребывал сам Карл Пятый!
У главных ворот стояли королевские гвардейцы, бравые ландснехты, пёстрые, как фазаны: половина дублета была синей, половина - желтой, небольшие пуффы на плечах, головы закрывали широкополые шляпы с фазаньими перьями, а груди - кирассы; разноцветные бриджы - синие и красные штанины с разрезами, - опускались до колен, а от колен до стоп - чёрные сапоги с золотыми бляшками. Те, которые стояли по краям, держали алебарды, крашенные в спиральный узор имперского флага - чёрный и желтый цвета, а что по центру стоял - фельтфебель, в чёрном костюме с желтым плащём, и кацбальгером на поясе, - держал перед собой цвайхандер величиною со свой рост. Заметив приближение майора, фельтфебель сразу же поднял руку, приказывая майору остановиться. Подойдя к нему, ландскнехт отдал честь прибывшему офицеру и представился:
- Франц Гёльтс, фельтфебель Немецкой Императорской гвардии Его Величества Карла Пятого, шестая гвардейская рота*.
- Агире Адесанья, майор от пехоты, бывший гвардеец Его Величиства Фердинанда Второго Арагонского, кабальеро рондашьеро на службе Его Светлости Эрнана Кортеса в Новом Свете. - представился майор и достал рекомендательное письмо. - От герцога Аласона Аркоса Его Величеству. Вскрыть печать может только Его Величество!*- вручая письмо фельтфебелю, строго приказал майор Адесанья. Приняв письмо, старший страж поклонился:
- Ожидайте ответа, гер майор!*
Он подал знак, и его бойцы открыли ворота, и как только фельтфебил исчез за ними, сразу же ворота были закрыты, а часовые заняли свои места. Они стояли неподвижно, казалось, будто в момент окамянели. Июльское солнце слегка припекало, по лицам бородатых гвардейцев тёк липкий пот, и толко тогда гвардейцы шевелились, вытирая противную влагу; свободными руками они придерживали кацбальгеры на поясах.
Алексии стало жаль гвардейцев, она захотела угостить тех яблоками, и уже собралась подходить к ним, но Агире вовремя остановил её, положив десницу на плечо Алексии:
- Они при исполнении караула, не приближайся к ним - могут ударить тебя безнаказанно.
- Но я ведь только... - оправдывалась отоми, но Агире сразу присёк её:
- Ни при каких обстоятельствах не приближайся к дворцовой страже, если не хочешь заиметь проблем, - строго говорил офицер, - но так, как ты моя наложница, проблемы будут у меня, а если у меня будут проблемы - спрошу с тебя со всей строгостью! Мы сейчас не в Новом Свете, где каждый волен творить всякую вольность. Будешь говорить, только когда тебе дадут слово, приветливо улыбаться и делать почтительные реверансы, и, не дай Бог, повысишь голос на старого сановника, который скажет тебе что-то неприличное. Сделай вид, что оно тебя не задело, улыбнись и пожелай ему долгих лет жизни. Притворство при дворе - способ выжить.
- Я поняла, сеньор, - покорно опустила глаза Алексия, - не первый раз уже слышу от Вас о дворцовых правилах. Простите, что чуть не подставила Вас в столь ответственный момент.
Агире приподнял подбородок Алексии:
- Даже не попытаешься выкинуть дерзкой выходки? - надменно вопрошал он. Алексия отрицательно махнула головой:
- Нет, дон. Люди смотрят, стыдно как-то Вас позорить. И так с не покрытой головой хожу и всех смущаю. В Кадисе на меня как на шлюху смотрели, а на Вас - как на не самого порядочного человека.
- Тебе так важно, что говорит о нас чернь безродная? - усмехнулся майор, поглаживая смугленькую щёчку отоми, - пусть себе говорят, грязь подноготная, у них нет более других занятий, чем перемывать кости друг другу и тем, кому выпало благословение родиться в семье высшего сословия. Когда я стану коррехидором Кадиса, - Агире взял за руки Алексию и поцеловал их, - я прикажу городской страже высечь всех, кто смел плохо отзываться о тебе. Самым говорливым отрежу языки и заставлю их проглотить. Они ответят за свои слова, любимая, обещаю.
Алексия улыбнулась и поцеловала в щёку своего дона. Спустя десять минут стражи открыли ворота и вышел тот самый фельтфебель:
- Гер майор, прошу следовать за мной, мой капитан доставит Ваше письмо королевскому секретарю, а уже он передаст его королю. Прошу следовать за мной во дворец.*
- А моя спутница может следовать с нами?*
- Разумееться, гер майор, а кто она, кем Вам приходится?*
- Она была взята в бою на границе Мехико и земель тласкальцев, - не стал кривить душей майор Адесанья. - Она моя наложница, гер Шульц*.
- Я Гёльтс, гер майор*.
- Ох, простите, гер фельтфебель, запамятывал*.
- Ничего страшного, я не в обиде*, - спокойно отвечал Франц Гёльтс. Поднявшись по ступеням дворца, Франц Гёльтс передал гостей в сопровождение лейтенанта Отто Шульца, который сопроводил Агире и Алексию в зал для королевской аудиенции. Пока они шли коридорами, Алексия чувствовала, что десятки любопытных взглядов сверлили её, от чего ей было ужастно не ловко. Снующие дворцовые пажи, еденичные сановники и приближенные к королю дворяне - все оборачиваются и рассматривают её, как диковинную зверушку. Знати Алексия улыбается и кланяется, на пажей - не оборачивается, «их не стоит преветствовать, они всего лишь прислуга»; старается держаться гордо и достойно, как научил Агире, не жаться к кавалеру, иначе поползут слухи сред дворцовых обитателей, что мол, какая-то странная спутница у сеньора испанца.
- Ожидайте Его Величиство здесь*, - откланялся лейтенант и закрыл дверь. Агире прислонился к стене и наблюдал за своей спутницей:
- Ты так шейку свернёшь когда-нибудь, у самой голова не кружиться всё время кружиться?
- Я в жизни не видела такого великолепия! - возбуждённо отвечала Алексия, рассматривая своды зала. - Такая велеколепная роспись, Боже, не перестаю восхищаться ею, - говорила отоми, а её грудь вздымалась от частого дыхания. - Какие колонны, из какого камня они высечены?
- Чёрный мрамор.
- А эти разноцветные стёкла? Как делаются? - засматриваясь на окна, спросила индианка.
- Знал бы - ответил, - развёл руками майор, - я не стеклодувных дел мастер, я - солдат и дворянин. Не зачем мне забивать голову всяким непотребством...
Два часа Агире и Алексия пребывали в ожидании Его Величества, пока не вышел церемонийстерм и после удара жезла в пол объявил:
- Его Величество Карл Пятый!
Агире вмиг отошел от стены и подозвал к себе Алексию, они стали перед троном. Агире снял свою шляпу и попреветствовал поклоном входящего короля. Карл был облачён червоный костюм, голову покрывал чёрный берет с золотой кокардой, обрамлённой жемчугом, тёмно-рыжие волосы спадали до плечь, на шее - золотая цепка с медальйоном в виде повисшего пса, на левом боку был пристёгнут кинжал. Юный король окинул властным взором прибывших и сел на трон:
- Приветствую Вас, майор Адесанья, я получил рекомендательное письмо от герцога Аркоса на Ваше имя. - Королю подали письмо, и юный монарх раскрыл лист со сломаной печатью. - Он пишет, что Вы выявили опасную ячейку беглых ландскнехтов и поспособствовали её уничтожению...
- Да, мой сир, - отвечал Адесанья, - я лично заколол и резал пятнадцать убийц и насильников, а моя спутница Алексия, - указал офицер на отоми, - уничтожила шестерых, прежде чем мы были взяты. Мою спутницу опорочили, мой король, но герцог Аласон вовремя подошел и спас нас.
Король уважительно посмотрел на Агире, и тот склонился в знак признательности. Карл продолжил внимательно вчитываться в содержание письма:
- Герцог так же отмечает, что Вы - бывший гвардеец, который оставил королевский двор «для расспространения Истинной веры в Новом Свете среди язычников». Весьма похвальное и богоугодное дело, майор. Вот только ходили слухи, что Вы хотели сбежать подальше с королевского двора после чудовищного преступления, - лицо короля стало строгим, - Вы с отрядом перевешали детей в одной деревеньке на старой каплице, а Ваши люди ещё и опорочили жену старосты деревни, и чтобы избежать наказания за сие злодеяние Вы скрылись, а Ваш адьютант закончил жизнь на плахе. Я Вас не обвиняю, но слухи ходили при Арагорнском и Кастильском дворах, нет дыма без огня, так ведь?
- Да, государь, - прямо отвечал Агире, - я затягивал петли на шеях тех упырят, я перебросил несколько верёвок через балку, но не без основания я учинил расправу. Мои люди проходили через полумёртвую деревню, сожённую еретиками.
- Они сами сожгли свою же деревню? - синие глаза короля округлились от удивления.
- Скорее всего так и было, - подтвердил Агире, - люди там были неприветливы и напуганы, а ещё озлобленны, как черти.
- О Господи, что ж творят эти еретики с людьми...
- Мой солдат вошел во двор каплицы набрать святой воды, там была ребетня лет по двенадцать каждому, мучили птиц. Он одошел к ним вразумить, но они набросились на него и разбили голову камнем. Они оказались ещё теми демонятами, парочка из них имела в рукавах ножи, и они порезали моему солдату на ногах сухожилья. Он был без сапог и кирассу снял. Только тогда я отдал приказ их вешать. А ублюдка, посягнувшего на честь доброй женщины, мы убили на месте. Для устрашения и востановленния дисциплины в отряде. И я не бежал как трус, я спокойно оставил службу при дворе и отбыл в Новый Свет трудиться во имя Престола Папы и Короны.
- Простите, майор, что усомнился в Вашей доброчесности. Слухи - удел низших слоёв общества, но доля правды в них имееться, хотя и извращённая до неузнаваемости.
- Вы мудры не по годам, мой король, - склонился Агире в почтительном поклоне, - достойнейший из всех юношей.
- Бог даёт мне мудрость, как царю Соломону, ибо находит меня в праведных путях. Я предаюсь изучению наук теософии и права, упражняюсь с военноначальниками в военном ремесле - изучаю тактику и стратегию, фехтование, молюсь по три часа в день дважды, чту брачные обеты, не изменяю королеве-жене, потому Бог и награждает меня благими и мудрыми мыслями.
- Да продляться Ваши лета, мой король, ещё целую сотню.
- Аминь. Да будет так. Что ж, майор Адесанья, Вы опровергли слухи и клевету, пятнавшее Ваше доброе имя и герб. Мне нравится Ваша прямоленейность и честность... Вы убивали невинных в Новом Свете?
- Дикарей? Вы думаете, они действительно «готовы отдавать свои сердца»? - усмехнулся Агире. - Они жестоки и беспощадны, к ним нельзя оборачиваться спиной, ибо они отделят вашу голову от тела страшным макуаитлем, или заколют ножем, так, чтоб не умер, а в страданиях взошел на триклятую пирамиду, где жрецы вырезают сердца камяными ножами. Может, когда мы штурмовали, мы убивали всех. Всех язычников, которые противились нам, а если они противились нам, то они противись и Вашему Величеству, и Великому Пантифику, а если они противяться Наместнику Бога, значит сие есть противление Самому Богу. А такие заслуживают смерти.
Алексия с обидой посмотрела на Агире, ей было больно за её павших соплеменников, но она не могла вступить в диалог без разрешения. Потому молча стискала зубы и тяжело вздыхала.
-... Прескорбно, что люди настолько погрязают в невежестве язычества, и и-за их же глупости случаются такие эксесы, - удручённо говорил юный король, придерживая десницей голову, - как же раздражает их глупость и невежество. Всё почему? От дремучести народа. Его нужно просвещать.
- Осмелюсь выразить своё мнение, король, что негоже каждого учить наукам, ведь многие невежды воображают, что лучше знают, как трактовать Священное Писание, от чего и зарождаются ереси и войны, - дерзнул высказаться Агире.
- Но как распознать такого ехидну ещё в зарождении? - развёл король руками. - Сии ехидны опасны тем, что под благими намерияниями проникают в Святую Церковь, а потом обнажают клыки и впрыскивают яд, отравляя умы добрых католиков ядом. Сие для меня есть глубокая душевная рана и печаль скобная... Мне нравятся, майор, Ваши рассуждения, Ваша преданность Короне и Престолу. Нам нужны такие люди как Вы, дон Адесанья, там в Италии, я силой оружия пытаюсь вернуть то, что причитаеться мне поправу - Герцогство Миланское, ибо я - его законный наследник по линии августейшей бабки. И потому Ваш клинок будет нелишним. Вы будете вести испанские альбукерке на проклятых швейцарцев, французов и бунтующих веницианцев, которые им помогают!
- Для меня честь служить Вашему Королевскому Величеству, - приклонил колено майор, - я готов стоять в первых шеренгах с пикой в руке и колоть всякого врага - пешего и конного.
- Но не смейте умирать, - властно поднял руку Карл, - живым Вы мне нравитесь больше. Скоро я отбываю в войска и выступаю в поход в Италию, наши армии должны получить подкрепления, а я проведу осмотр войск и подыму боевой дух наших доблесных солдат. Короля должны видеть все. Вы будете сопровождать меня, майор, рекомендации герцога более чем убедительны, и я могу доверить Вам свою жизнь.
- Благодарю, Ваше Величество, за честь, о коей я и не мог мечтать...
Король подошел к Агире и протянул руку с перстнем, и офицер поцеловал её:
- От ныне Вы гвардеец в чине капитана, гордитесь сиим званием! Вам выдадут гвардейскую форму и оружие. Ох, не стоит благодарностей - я всего лишь выполняю свои обязаности перед державой. А кто сия женщина? - только теперь король обратил внимание на Алексию. - Она из Нового Света?
- Да, мой король, - поднявшись с колен, ответил Адесанья, - моя походная «жена».
- Ка-ак?! - с брезгливостью переспросил король. - Как это жена - и без покрытой головы?! Что за вздор?! Капитан, соизвольте объясниться. Я требую от Вас объяснений: как такой высокоморальный католик и блюститель веры опустился к такому низу, уподобляясь язычнику, или самым отбросам общества, у которых нет морали?! - король пребывал в гневе.
- Ваше Величество, насколько Вам должно быть известно, все высшие чины в армии имеют походных «жен», даже короли таким грешили часто, что уж таить. После тяжелых сражений плоть требует услаждения, отдыха. Кто, как не женщина, сможет снять усталость и приголубить?
- Вы имели дерзость привести наложницу ко мне на аудиенцию?! - негодовал юный монарх. - Какое оскорбление! После всего нашего разговора я выявил Вашу скрытую гниль, капи.. майор Адесанья, Вы не сможете быть моим гвардейцем, после всей правды, что вскрылась. Я определю Вас в ополченческие войска, закидывать телами врагов! Вот как выявляются ехидны... Свободны, аудиенция окончена. С блудниками и развратниками не хочу более вести бесед...
- Ваше Величество! - бросился Агире к ногам монарха. - Прошу, окажите милость, я готов покаяться во грехах, пройти в рубище к собору, побивая себя плетью, только не лишайте меня звания гвардейца!
Король суворо глядел на униженного офицера:
- С чего бы вдруг мне менять своё решение? Где гарантии, что Вы готовы искренне раскаяться?
- Государь, - чуть не плача, просил Агире, - поймите меня, войдите в моё положение: я младший сын в семье, отец определил мне судьбу военного - на моём гербе перчатка держит меч с шуйцей, что было моим проклятием - моя десница, кисть, усохла от ран, полученных в бою с язычниками, я был лишен наследства и права на женидьбу, так как отец помышлял, что я сгину на бранном поле, но только благодаря вере и благим делам я ещё живу и предстою пред Вами!
Алексия вся краснела от стыда за своего дона, каким он жалким предстоял перед сильнейшим, червём ползал лишь бы удержаться за положение. Её начало выворачивать внутри, но она продолжала держать себя через силу и осознавать, что Агире легко променяет её на звание капитана гвардии. От этих мыслей ей стало немного дурно.
- Да, грешил прелюбодеянием, по слабости плоти, - оправдывался Агире, - но только потому, что не имел права на женидьбу. Не пристало дворянину на простолюдинках жениться, так ведь?
- Так, - согласился король, голосе его были ноты сомнения и растерянности.
- Будь у меня такие права и земли в наследство, я б в жизни не помыслил о таком страшном злодеянии. Я даже подавал прошение командору о разрешении на женидьбу, но он, нечестивый развратник, отказал мне!
- А кто Ваш командор был?
- Генерал-капитан Эрнан Кортес, Ваше Величество. Осмелюсь доложить, что сам он, как и его офицеры, имели там не по одной наложнице, при живых женах, а ещё Кортес женился на касиканке Манильче, а как Вам известно, его благоверная Католина с чадами, живут и здравствуют.
Король нахмурился:
- Так значит Кортес... - прошипел король. - на него уже приходили жалобы с Кубы от Веласкеса за измену. Чёртов кастилец, он что он вытворял там... Ну ничего, после нашей победы я и до него доберусь, он за всё ответит.
- Прошу Вашу Королевскую милость подыскать мне достойную партию за мои заслуги перед державой, чтоб более я не смел оскорблять Ваше Величество таким недостойным поведением.
Король призадумался:
- Я обдумаю Ваше прошение, капитан, и надеюсь, что Ваши слова о покаянии будут не пустым звуком.
Карл обошел вокруг Агире и Алексии, внимательно всматриваясь ей в глаза. Карие очи слегка поблескивали от слёз:
- Ты плачешь? Почему?
Алексия молчала, и тогда Карл повысил голос:
- Отвечай, когда тебя вопрашает король!
- Мне обидны слова моего дона, Ваше Величество, он назвал меня простолюдинкой, хотя я дочь вождя племени отоми, Чипахуа, моё племя было могущественное и уважаемое, моего отца и меня носили на паланкинах из дорогого дерева, оббитого золотом, все подданые преклоняли предо мной головы и колени... Я сражалась в дорогом тканом панцире и шлеме с перьями в Теночтитлане, когда Кортес бежал с него как трус, оставив своих людей на произвол судьбы. Я убивала и тласкальцев, и людей Кортеса, как перед этим они убивали наших людей. Кровь за кровь, жизнь за жизнь. Я преследовала отставших и уничтожала их, пока наши войска вновь не сошлись в бою. Мы проиграли и отступили. Я получила рану в чрево, повезло, что на вылет прошла пуля, но теперь я оснанусь навсегда бесплодной. Я не смогла убежать с остальными, меня окружили и сделали рабыней. На до мной издевались с лихвой: и били, и принуждали унижаться, и не давали умереть. Моя честь растоптана и смешана с грязью, Ваше Величество.
«Что ты делаешь, дура?! - занервничал Агире. - Заткнись, Алексия, иначе я заткну твою глотку навеки!»
Карл внимательно слушал речи отоми, в душе он восхищался её прямотой и искреностью, но... что он мог сделать в такой щепетильной ситуации?
- Женщина, - обратился Карл к Алексии, - твоя история печальна, я разумею твоё горе и сожалею, что с тобой так обошлись. Чем бы я мог помочь тебе? Ни чем, - развёл руками король. Отоми понимала, что тут каждый сам за себя, каждый хочет получить выгоду, помогать никто не будет. Но пускай она заведомо проиграет, но не как слабая и униженная, а как гордая и непокорённая:
- Я чужестранка без прав, о меня каждый вытерет ноги и не понесёт наказание, мои мольбы не будут услышаны, а слова - не имеют веса. Любимый человек предаёт за красивую ткань и место в гвардии. Убейте тогда меня, Ваше Величество, моя кровь не на руках Ваших будет, и не на руках палачей, а он - отоми указала пальцем на Агире, - он убил меня. Хотя мы через столькое прошли вместе, и он меня так просто бросает...
- Не буду я никого убивать, - отрезал король, - монарх - мудрый отец для своего народа, и по сему в праве наставлять своею десницею народ на праведный путь спасения. Вы оба грешили и признаётесь в этом. Потому я назначаю для вас справедливую кару для вразумления и исправления: капитан Адесанья пройдёт в рубище по городским улицам к кафедеральному собору и принесёт молитвенное покаяние. Только после сего обряда исповеди я назначу Вас гвардейцем Гвардии Еспаньола.
- Благодарю Вас, милостивый король, за Ваше мудрое решение, - стерая слёзы с лица, молвил Агире.
- А ты, чужестранка, приймешь монашеский постриг в женском монастыре Святой Гертруды, - обратил Карл взор на Алексию, - ты ведь приняла христианство?
- Да, Ваше Величество, - поклонилась отоми королю.
- Вот, уже стала ближе к Отцу Небесному, - похвалил ту Карл, - а теперь осталось только уйти в затвор и слёзно просить о прощении страшных грехахов. Это большое, что я могу сделать для тебя, женщина. Алексия, так ведь зовут тебя?
- Да, Ваше Величество... - тяжело вздохнула Алексия. Сердце жалось от боли и несправедливости. Руки дрожали от злости и обиды, она хотела напасть на короля, но не хватило духу. А ведь сделай она сий помысл - и её избавят от мучений одним ударом алебарды в спину. Но, а если стража не станет так быстро убивать покусительницу на короля, предаст сначала долгим пыткам и истязаням, а затем казнь на главной площади под свист и улюлюкание оборванцев.
- Ваша воля - закон, - поклонилась Алексия, и король ответил лёгким еле заметным поклоном:
- Ты мудро поступаешь, Алексия. Увести их обоих и подготовить к покаянной процессии, - приказал король страже, выходя из зала. Секретарь последовал за монархом, а лейтенант Отто Шульц потребовал сдачи от капитана, который ещё не был капитаном.
Агире не стал сопротивляться и дал себя схватить и увести вон. Второй караул увёл Алексию. Она молча зглатывала ком в горле и лила слёзы...
По улицам раступался народ, расталкиваемый ландснехтами и фламандцами, шла процесия монахов, закутанных в чёрные рясы и мантии, с кадильницами и крестами, они распевали покаянные псалмы на латыни, а позади их шел гордый офицер в рубищи, который «осознал свою греховность и отверг гордость, шел принести искренние покаяние». Он не щадил себя и стягал кожаной плетью, громко взывая к Небесам, прося прощение и отпущение грехов. А ещё чуть позади поскрипывала тележка, запряженная ослицами, на которой сидела заплаканная женщина. Её плеть лежала у ног, а сама Алексия прятала лицо руками, её косы были распущенны, чтобы подчеркнуть её распутство и греховность.
Горожане восхищались самоотверженостью Агире, и дружно презирали Алексию, особенно, когда глашатый восклицал:
«Сия грешная блудница совратила благородного мужа, верного меча Короны! Узрите, как каеться он, как истязает тело во имя искупления грехов! И как сия блудница прячет лицо от вас, не стыда ради! А глумления!»
- У-у, сука!*
- Блядушница поганая! Сгори в аду!*
- Держи, свинья!* - и в Алексию полетели помои и камни, самые рьяные «боговлюбы» рвались к тележке, чтоб стащить и разорвать несчастную. И только алебарды и напор гвардейцев ели сдерживал безумную толпу. Били палками по горячим головам, отшвыривали обратно в толпу, с десяток мужчин и женщин были задавленны насмерть, тройке проломили головы, но не пропустили к Алексии.
В отчаянии Алексия взвыла, а толпа ликовала:
- От аж бесы из неё рвуться - настолько грешна её душенка, пристанище чертей!*
- Каких чертей, Петер, то сам сатана низвергает рык чрез её грязные уста! - с пучеглазым взглядом ответил один дремучий горожанин, поправля чепец. - На вилы ведьму!*
- Отставить беспорядки! - рвал глотку Шульц, разгоняя толпу жезлом. - Эта женщина будет заточена в монастырь святой Гертруды, таков указ Короля! Воля Короля - Закон! Кто смеет чинить самосуд - будет предан петле!*
У самого собора процессия разделилась: монахи с кадильницами вошли в святую обитель, за ними зашел и сам провинившейся офицер. Агире так был увлечён самобичиванием и стенаниями, что не обратил внимания на последний крик Алексии:
- Не бросай меня, Агире-е! Спаси-и меня-я!
Но возница только стегнул поводья, и телега резко тронулась. На смех толпе Алексия упала на дно тележки, усеянное грязной соломой и нечистотами. Отоми вновь зарыдала, перевернувшись на спину, а затем закрыла лицо. Пока тележка не протиснулась за город, летели в неё нечистоты и камни, руки её были сбиты острыми каменьями, а лицо всё испачкано.
До самого монастыря гвардейцы сопровождали телегу, и только когда измученная Алексия была переданна на попечительство игумени Карлиты, Отто Шульц отдал команду:
- Гвардейцы, кругом! В направлении города ровным строем, марш!*