Пролог: "Интриги бывают смертельными"
— Вам никогда, слышите, никогда не добраться до его высочества! — женщина средних лет, нечеловеческого происхождения, сыпала во тьму кучу разных проклятий.
— Киене́рис, дрянная девчонка, мы уже близко... кому как не тебе, выскочка, знать о наших возможностях. Ты испортила всё, над чем мы трудились сотнями лун.
Тёмное марево обступало колдунью, подбираясь всё ближе и ближе. Где-то внутри виднелись, укутанные зловещей пеленой, смутные силуэты, ещё недавно так мило беседовавших с Киене́рис эльфов, нимф, демониц и демонов.
«Осталось ждать недолго, хоть бы Гласса́рио успел», — мелькнуло в голове у этой дамы, и она ещё быстрее припустила, оббегая дым и устремляясь дальше.
Мрачные и жуткие деревья Лесов Тьмы отступили, и вот уже показались крутые склоны гор. Над головой кружили страшные бестии, а за склоном простиралось бескрайнее чёрное и очень грозное море, готовое поглотить любого, кто окунется в его воды. Отступать уже было поздно. Женщина знала, что выход был лишь один. Небольшими шагами она приближалась к краю пропасти.
— Назад, или вы никогда не заполучите ни этой стекляшки, ни кронпринца! — вытянув руку перед собой, женщина помахала бутылью сначала над обрывом, а затем и перед мордами тварей, так неотступно следовавших за ней по пятам.
Изящной формы гранёный сосуд с тёмно-изумрудной жидкостью ярко поблёскивал в руке от света заката. Одно движение — и конец трудам многих поколений тёмных нимф из её рода. Одно движение — и конец придёт как минимум половине Тенебрисской империи.
Один из монстров внезапно совершил стремительный рывок к колдунье, не дав ей возможности выставить защитное поле, и та, не удержав равновесия на краю бездны, устремилась прямо вниз, в волны бушующего моря. В последние секунды Киене́рис бросила бутыль вверх со всей возможной силой, на которую только была способна. Она увидела, как ту поймала большая белая птица, и спокойно закрыла глаза, скрываясь в пучине вод.
Примерно 280 лет (56 лун) спустя.
— Я не могу больше этого терпеть! Ты неделями пропадаешь на работе, оставляя нас с дочерью одних. Витя, я устала! Я устала от этой жизни и от тебя! Я устала от постоянной стирки, глажки, уборки и готовки! Такими темпами я загнусь здесь с вами, как загибаешься ты! Чего непонятного в том, что я хочу хорошей жизни, а не всего этого?!
— Люда, успокойся и не кричи. Если не думаешь обо мне, то подумай о Свете, о своей же дочери! Каково ей было всё это время, когда ты не обращала на девочку ни малейшего внимания?! Когда она пыталась найти себе друзей, придумывая всяких мальчиков и девочек из сказок?! Ты просто жалкая эгоистка! Если хочешь, то можешь уходить. Свете, как хочешь, объясняй всё сама.
Я стою в холле около закрытой двери, вглядываясь в маленькую замочную скважину, и пытаюсь расслышать хотя бы что-то из их разговора. В последнее время мама с папой очень часто и сильно ругаются. Мне от этого очень больно и грустно. Я не хочу, чтобы мама уехала. Очень не хочу!
Послышались шаги, и я попыталась незаметно убежать в свою маленькую комнатку, зажимая под мышкой плюшевого медведя.
— Светочка, моё Солнышко, а ты почему ещё не спишь? — мама поймала меня за подслушиванием. Я старалась не раскрыть себя сразу, но слёзы, выступившие на моих глазах, выдали меня с головой.
— Зайка моя, что случилось? Мишке стало плохо? — следом за ней из комнаты вышел папа.
Слёзы в три ручья хлынули из глаз, и я с криками и рёвом убежала в комнату, волоча за собой медведя.
Через какое-то время хлопнула входная дверь. Тогда я была ребёнком и не понимала, что мама может нас бросить, но с каждым месяцем убеждалась в обратном. Успокоившись, я прокралась на цыпочках к одной из плохо закреплённых досок в полу под моей кроватью и достала оттуда красивый пузырёк с какой-то водичкой. От объёмного рисунка в виде герба на стеклянном дне исходило странное свечение. Такой необычный и красивый герб, возможно, принадлежал какой-нибудь принцессе.
Иногда я вспоминаю, как мне этот подарок отдал очень хороший друг. Он — птица, но он умеет разговаривать. Почти каждый летний вечер, когда у мамы начинался её любимый сериал, я приходила к приоткрытому окну и подолгу рассказывала ему о своей жизни. В один из таких вечеров он принёс мне эту бутылочку. Я её очень хорошо спрятала и чувствовала себя пиратом, закопавшим своё сокровище.
Но сейчас я быстро кинула пузырёк обратно под пол, наспех прикрыв ковром, и, утерев вновь накатившие слёзы, побежала к папе.
Тогда я и не представляла, чем может обернуться этот подарок...