Decadence

      Антонину Долохову не свойственны долгие прогулки. Его прерогатива — посиделки в кожаном кресле у камина, в тишине и как можно ближе к огню, чтобы спустя каких-то пару минут ткань идеально выглаженных брюк стала предельно горячей. После этого он сразу погасит огонь в камине мановением волшебной палочки, опустит усталые веки и откинет голову на спинку кресла. Освободится от навязчивых мыслей.

      Долохов всегда уставший — слишком много требует от него Тёмный Лорд и долг клятвы, слишком много он переживает день за днём.

      Долохов любит газеты, даже жёлтая пресса отлично впитывается его разумом. Ему нравится вчитываться в напечатанные строчки, где упоминают верных соратников и его самого. А уж когда он чеканит вслух об очередном разгроме или убийстве, его можно увидеть во всей красе: глаза загораются озорным, но опасным огоньком, губы расплываются в победной самодовольной улыбке, а от широко расправленных плеч веет таким стойким величием, что, казалось бы, моргнешь, и у него расправятся крылья за спиной.

      Долохов — это Содом и Гоморра, раскат грома средь ясного неба. Слишком вспыльчивый, слишком темпераментный и ещё сотня «слишком».

      Долохов аккуратный преступник — ни единого намёка на его присутствие там, где произошло нечто поистине ужасное, если он решит остаться незамеченным. Никогда и никому не удавалось поймать Долохова без его желания, кроме того дня, когда он загремел в Азкабан и злополучного утра четверга две тысячи третьего года. И если в первом случае его схватили несколько авроров, превышающих свои полномочия, то во втором он впервые оступился и, казалось бы, какова была причина? Женщина! Эта чёртова грязнокровка с глазами цвета горького шоколада, треклятая Золотая Девочка.

      — Дьявол бы тебя побрал, Грейнджер! – Долохов выставил перед собой руки, позволяя той самой Грейнджер заключить его в невесомые магические оковы.

      — Спокойнее, не дёргайся! – Гермиона строго посмотрела на Долохова, вынимая его волшебную палочку из потайного кармана промокшей насквозь мантии.

      В нос ей ударил запах дорогого парфюма и табачного дыма, преступник буквально был пропитан ими. На мгновение она замерла, ловя себя на мысли, что ей нравится, как пахнет пожиратель.

      Из раздумий её вывел чуть раздражённый голос хозяина притягательных ароматов:

      — Тебе следует носить волосы распущенными, девочка, хвост придаёт твоему лицу... – Антонин задумался, пробегаясь взглядом по бледному лицу Гермионы. Его скованные руки потянулись к спадающему на плечо каштановому хвосту. — Усталости? Определённо, с ним ты выглядишь усталой.

      — С каких пор ты стал разбираться в этом? – на автомате выдала Гермиона и крепко сжала предплечье Долохова, не позволяя ему дотронуться до своих волос. Она приготовилась к перемещению.

      — Запомни, ты можешь считать меня кем угодно, думать обо мне что угодно, но! – очередная пауза, задерживающая перемещение. — За свою жизнь я научился трём вещам на оценку превосходно: вычислять предателей, хладнокровно убивать и разбираться в женщинах и их красоте. Вот ты не очень красивая, знаешь?

      — Закрой рот! – Гермиону зацепили его слова, но она постаралась не подавать вида. Вышло, мягко говоря, не очень, и Долохов победно усмехнулся.

      — Я не это хотел сказать, послушай, ты не красивая по стандартным меркам красоты, но я ясно вижу твой внутренний стержень. Потенциал, если хочешь. Поверь мне, ничто не делает женщину краше, чем сильный характер! Ты можешь гордиться собой, девочка. Помяни моё слово, только слепой больной на голову ублюдок поспорит со мной.

      Гермиона дослушала речь Долохова, набрала в лёгкие побольше воздуха и они трансгрессировали.

      Азкабан встретил их холодом и резким запахом плесени. Стены помещения, в котором они оказались, зарябили, подсказывая им, что трансгрессировать из этого места больше невозможно. В ту же секунду в комнату вошёл молодой мужчина со струящимися до плеч платиновыми волосами, небрежно заправленными за уши. Он держал в руках увесистую папку, перевязанную красной лентой.

      Разноцветные ленты служили некой подсказкой для служащих Азкабана. Зелёная — мелкие преступники, срок которых не больше пяти лет; синяя — дела более тяжелые, за которые преступнику светило не меньше пятнадцати лет, и красные — этих лент боялись все преступники, они означали пожизненное заключение в этом поистине ужасном месте. Кто не смог смириться с наказанием, подписывал соглашение на поцелуй дементора, а милостивые судьи только умывали руки, мысленно желая им вечно гореть в гиене огненной.

      Долохов не был из тех, кто легко сдаётся. Заметив злополучную красную ленту на папке с его делом, он уже выстраивал в голове план, чётко раскладывая по полочкам все пути отступления. И если составить план побега не составляло особого труда, то держать рот на замке или хотя бы сдерживать излишние порывы агрессии, Долохову было сложно.

      — Ну, здравствуй, Антонин, – блондин занял своё место за столом и жестом указал Гермионе отпустить Долохова и сесть рядом, — я же говорил тебе, мы ещё встретимся. Я сдержал обещание, а вот ты нет.

      — Малфой, – Антонин недовольно поморщился, опуская зудящие от заклинания руки на колени, — не ожидал встретить тебя здесь не в качестве заключённого. И кто ты теперь, аврор?

      — Допустим, – Малфой потянул ленту и открыл дело Долохова на первой странице. — Перейдём ближе к делу. Ты знаешь, почему оказался здесь, считаю пустой тратой времени объяснять это тебе, но меня обязывает моё положение. Итак, Антонин Долохов, уроженец Советского союза, эмигрировал на территорию Великобритании в тысяча девятьсот сорок первом году. Принимал непосредственное участие в битве за Хогвартс, после чего по настоящее время находился в бегах. Автор трёх формул темномагических заклинаний. Был ранее осуждён пожизненно, но сбежал из Азкабана вместе с другими приспешниками Волдеморта.

      — Не смей произносить имя господина, щенок! – Долохов резко поднялся со своего места, но моментально среагировавшая Гермиона тут же остановила его и усадила обратно на стул.

      — Сиди смирно и слушай, что тебе говорят, Долохов! Сопротивляться не в твоих интересах!

      Долохов проследил за взглядом Грейнджер, который спустился от его лица к выпуклости под ширинкой брюк. Он ухмыльнулся, ощущая жар в паху от несвоевременной эрекции на, казалось бы, простые и совершенно не заводящие движения грязнокровки. Долохов был готов поклясться, в его видении было все так — она поднялась с кресла и усадила его на место, но все это было ложью. На самом деле, от Долохова не ускользнула картина её, рассекающего воздух, каштанового хвоста, тёплых женских рук на его предплечьях, сжимающих хоть и настойчиво, но недостаточно крепко, и вздымающейся груди от резкого вздоха у самого его лица. Видит Мерлин, будь он сейчас не скован магическими кандалами, схватил бы эту самодовольную девицу, усадил к себе на колени и принялся истязать поцелуями и укусами её шею, и никто, даже сидящий в этой комнате Малфой, не смог бы остановить его или как-то помешать.

      — Красавица, читала бы всю эту муть ты, я бы может и послушал, но выродка предателя не намерен! Ты точная копия своего папаши, и это не комплимент! – Антонин плюнул на стол прямо перед Малфоем, едва не задев его.

      За несколько лет Драко слишком многое переосмыслил, а слышать оскорбления в сторону его отца вошло в привычку. В приподнятом настроении, Драко даже мог сухо поблагодарить того, кто говорил ему, что Люциусу далеко до своего сына, который таки доказал обществу, чего он стоит, и что способен приносить пользу. Наверное, в такие моменты Люциус Малфой переворачивался в гробу. Но Драко не мог себе позволить такую роскошь, как игнорирование оскорблений в свою сторону от таких, как Долохов. Слишком большая социальная пропасть разделяла их, особенно на данный момент, когда от Драко зависела жизнь пожирателя.

      — Ты будешь слушать меня, ублюдок, у тебя просто нет шансов, – Малфой победно ухмыльнулся, переводя взгляд с Долохова на Грейнджер и обратно. — Так, на чем я остановился? Ах, да, автор формул. Серьёзно? А ты молодец, Антонин, мне удалось поработать лишь над одной формулой. Мой поклон уважения, но не сегодня, – Драко облизнул кончик указательного пальца и перелистнул страницу. — Убийство, убийство и так можно продолжать до бесконечности. Пытки, грабежи, использование непростительных. О, погодите-ка, изнаси-и-илование, – протянул Малфой, потирая гладко выбритый подбородок, — и кто она?

      — Тебе-то какое дело?

      — Банальный интерес. Помнится мне, у тебя никогда не было проблем с женским полом.

      — Анита Блэквелл, уверен, там написано её имя, – скучающе ответил Долохов.

      Весь этот театр абсурда порядком надоел Антонину. Он набрал в легкие побольше воздуха и выдохнул, переводя дух. Он уже не смотрел на Малфоя и Грейнджер, его взгляд был прикован к двери. Краска на ней уже местами слезла, а решётка в виде маленького окошка заржавела. В Азкабане всегда было холодно и сыро. Были тому виной дементоры или бескрайний океан вокруг, Антонин не мог точно ответить, но ему определённо не нравилось это место. Да кому оно вообще могло понравиться? Долохов вспомнил о любимом кресле у камина, в которое больше никогда не сядет, если позволит дурным мыслям взять верх над собой. Он вспомнил и о любимых настенных часах, что висели над камином. Он привез эти часы из России. Как ему сейчас хотелось отмотать время назад, в беззаботную юность. Быть может, сейчас он бы украл с кухни пару любимых пирожков с капустой и отправился в сад. Сел бы под дерево и вынул из кармана любимый компас. Стал бы разглядывать его, как делал это уже много раз. Он вновь мечтал бы, как станет пиратом и будет бороздить моря и океаны в поисках наживы.

      Долохова неожиданно вывел из ностальгических размышлений голос Малфоя:

      — Занятно, ей сейчас около двадцати двух, и судя по дате заявления, ей было, – Малфой шумно выдохнул, — пятнадцать? Потянуло на нимфеток, жалкий ты кусок дерьма?!

      — Изнасилование? Да эта малолетняя шваль сама прыгнула на мой член! – компас из родной России стал приобретать очертания молоденькой девушки, чья смуглая кожа приятно пахла цитрусами. Антонин почти почувствовал рассекающие кожу спины острые ноготки Аниты. — Клянусь Мерлином, так, как стонала она, никто не стонал! Эта шавка кончила спустя пару минут.

      Гермиону передёрнуло от всего сказанного, а перед глазами невольно вспыхнула картина скачущей на Долохове девчонки, непременно низкого роста, с угловатой фигуркой. Гермиона представляла, скорее, девочку лет двенадцати, которой жестоко овладел этот жалкий пожиратель, нежели акселерата, способного своим видом вызвать сексуальное желание мужчины.

      Как низко ты ещё упадёшь в моих глазах, Долохов?

      Отогнав эти мысли, Гермиона устало провела ладонью по своим волосам. Отдельные пряди выбились из хвоста и теперь неприятно щекотали кожу шеи. За сегодняшнюю ночь это был третий пожиратель, которого ей лично удалось задержать и доставить в Азкабан. Подобный график работы совсем измотал её. Гермиона зевнула, прикрыв рот ладонью и откидываясь на спинку неудобного стула.

      Конечно, она не выслеживала преступников в одиночку, с ней был отряд из семи превосходных мракоборцев, чьей главной задачей было следить за обстановкой и не дать Гермионе «геройски» погибнуть на задании. Непременно геройски, ведь иначе никак, это же знаменитая Гермиона Джин Грейнджер. Ни друзья, ни сам министр магии не разрешат ей спокойно отправиться на тот свет без посмертной награды, непременно самой высокой.

      — Эй, Грейнджер, посмотри-ка сюда, – Малфой едва задел её плечо костяшками пальцев, обращая внимание на себя и страницу папки. — Знакомая фамилия?

      — Нет, этого не может быть, – опешила Гермиона, вчитываясь в строки. — Джинни?

      Накалённое до предела терпение лопнуло, буквально разорвало звенящую напряжением тишину душераздирающим воплем, а затем Гермиона кинулась, точно хищник, в сторону Долохова, целясь кулаками прямо в его лицо. Первая пара ударов пришлась в челюсть и нос, кровь тут же брызнула яркими каплями на пол и одежду Антонина. Он сдерживался, стиснув зубы, принимая удары от Грейнджер, чьё телосложение никак не укладывалось в его понимании с той силой, что она наносила удары.

      — Я два года расследовала это дело, два чёртовых года я не могла поймать эту нить, которая привела бы меня к убийце! Её убийце! – Гермиона почувствовала, как её схватили за плечи и оттянули назад, но она резко увернулась, выскальзывая из рук Малфоя. Первая попытка оттащить её от Долохова не увенчалась успехом, и она успела ударить его в щёку, хоть удар и вышел смазанным. — Отпусти меня, Малфой! Клянусь Мерлином, я убью его!

      — Не сегодня, Гермиона, остынь! – Малфой заключил её в замок своих рук и сильнее прижал к себе, отступая на несколько шагов назад. — Приди в себя, аврор Грейнджер!

      Его слова немного отрезвили ярость Гермионы, и она села на стул, шумно дыша и посылая в Долохова испепеляющий взгляд.

      — Зря ты сделал это! – Гермиона запустила руку в карман своей мантии и вынула из неё пачку простых маггловских сигарет. Достала одну сигарету, зажала между зубами и прикурила от такой же маггловской зажигалки. Выпустив струйку дыма, она, наконец, почувствовала толику спокойствия. Сегодняшний день не просто прошёлся по ней, а потоптался. От усталости ныли суставы, а голова была голова взорваться от напряжения. Она подумала о Джинни. Гермиона не появлялась на кладбище, где она была захоронена уже больше года.

      Нужно обязательно навестить её.

      Малфой закончил свою речь, брезгливо посмотрел на Долохова, лицо которого не выражало ни единой эмоции. Гермиона в последний раз взглянула в наглое лицо пожирателя, делая глубокую затяжку. В её голове не укладывалось, что она узнает о том, кто убил Джинни, вот так. Ей казалось, выследив, она поймает убийцу. Гермиона готовила особый план по поимке этого преступника и никак не могла ожидать, что им окажется он. Она поймала-таки убийцу дорогой Джинни, но узнала об этом, как о чем-то побочном, и план разлетелся вдребезги миллионами осколков разочарования в себе. Долохов вышел сухим из воды, и Гермиону это задело слишком глубоко.

      Я нашла того, кого искала, но почему этого мне недостаточно?

      В комнату вошли двое крепких авроров. Удостоверившись, что допрос окончен, они забрали Долохова, оставляя Малфоя и Грейнджер наедине.

      — Я уже изучил тебя, не вздумай, – Драко придвинул свой стул чуть ближе. — Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, но месть не даст необходимого освобождения, поверь, я знаю, о чём говорю. Нотт погиб от рук Эйвери, а я узнал это слишком поздно, и когда отомстил, мне стало противно. Эти двое были слишком наивны для этого мира, жестокость ранила их куда сильнее оружия или заклятий, которыми их убили.

      — Откуда тебе знать? – Гермиона затушила сигарету о подошву своего ботинка и обернулась. — Ты бы не захотел отмщения за себя?

      — Нет, – твёрдо произнёс Драко. — Просто доверься мне.

      Драко слегка подался вперёд и легонько поцеловал Гермиону в уголок губ. Напряжение внутри неё начало стихать, но вместе с тем её стало стремительно накрывать неожиданной и неуместной волной возбуждения. Она подорвалась со своего места, опустилась на колени Малфоя, попутно расстёгивая пуговицы на его рубашке. Одна пуговица от дерзких действий Гермионы полетела на пол. Драко последовав примеру Гермионы, потянулся к застёжке её мантии. Его ловкие действия быстро освободили Грейнджер от верхней одежды.

      Спустя пару минут он уже нависал над лежащей на столе Гермионой. Он вошёл в неё резко, от чего её спина выгнулась дугой, а по телу пробежала будоражащая волна удовольствия. Она раздвинула бёдра как можно шире, позволяя заполнить себя целиком. Жалобно простонала, сгорая от нетерпения и желания. По лицу Драко скатилась капля пота, когда он перешёл на более быстрый темп. Буквально вколачиваясь в Гермиону, он неожиданно остановился, а затем потянул её на себя и развернул спиной к себе. Провёл ладонью по её спине, спускаясь к ягодицам, звонкий шлепок пришёлся на правую сторону, и Драко снова вошёл в неё под протяжный стон обоих.

      — Да, – на выдохе произнесла Гермиона, — п-прошу, не останавливайся! – Гермиона почувствовала настигающую её волну оргазма. Ноги предательски задрожали, а по венам вместе с кровью разлился адский жар. — Я кончаю, Драко, я кончаю!

      — Я тоже, – Драко ещё что-то прошептал, прежде чем резко выйти и излиться прямо на бедро Гермионы.