1
*Помните, что в реальной жизни активное согласие ОБЯЗАТЕЛЬНО
***
В узорных стенах дворца Султана обитают несколько категорий наложников: омеги-подростки, которые помогают работникам, воспитывая в себе хозяйственность; низшие омеги, присматривающие за подростками и отвечающие исключительно за эстетическую составляющую дворца, обычно они выходят из очень простых семей, продавших их из нужды; средние, принадлежащие высшему классу, дети богачей, некоторым из которых доводится проводить время в покоях Султана; и высшие, то есть папы наследников, обычно они являются бывшими средними.
Омеги сразу после рождения детей отправляются в роскошную часть дворца, где их ждёт сказочная жизнь в окружении шёлка и изысканных вин до самой смерти, либо они могут покинуть дворец, но мало кто хочет отказываться от таких возможностей. В любом случае их статус гораздо выше, чем у остальных жильцов, не включая хозяина владений, конечно же. Этих омег всего пара человек оттого, что Султан молод и от того, что слишком много наследников во дворце ни к чему. Есть и оборотная сторона медали: родившим нельзя приближаться к своим детям никогда, чтобы не очернить свой высокий образ, и, что важнее, чтобы не воспитать из детей инструмент по захвату власти.
Однако будущим наследникам необходимо быть крепкими и здоровыми, для чего нужно сбалансированное питание. По этой причине обитатели дворца выделили кормилицу из состава низших, им не так важно иметь хорошее тело, поэтому о последствиях кормления в виде обвисшей груди или растяжек можно не волноваться. Тэхён уж очень любит детишек, всегда возится с подростками, помогая им, и любит полюбоваться на очаровательных пухлощёких малышей, очень похожих друг на друга, так как гены правителя очень сильны. Советом управляющих гаремом было решено приставить к малышам именно его, а отказы советом не принимаются, никто и не рискнёт пререкаться с верхушкой.
У омеги очевидно не было ни своих детей, ни беременностей, поэтому его буквально раздоили: заставили организм поверить, что у него есть новорождённые, прикладывая к груди голодных малышей каждый час. Через какое-то время это механическое действие вызвало лактацию, так благотворно повлиявшую на состояние карапузов: они стали стремительно расти и округлять щёчки, что не могло не радовать и Тэхёна, быстро проникшегося нежностью к очаровательным милашкам, тоже.
Свет в детской комнате, обитой голубым атласом, падает тёплым, но не жёлтым оттенком из изящной хрустальной люстры посередине потолка. Время вечернего кормления отзывается тяжестью в набухших грудях, уже синхронизировавшихся с наступлением голода новорождённых. Тэхён аккуратно достаёт маленького альфочку из кроватки, тот уже недовольно хнычет, требуя свою порцию питательной жидкости. Даже в таком нежном процессе действуют иерархические законы гарема: старшие всегда первые, альфы всегда главнее. Омега садится на небольшой мягкий диван цветом серебряного отлива в левой стороне комнаты, и отодвигает сторону голубого платья с большим v-образным вырезом, специально, чтоб удобнее было кормить, пытаясь не задеть чувствительный сосок. Альфочка захватывает длинную розовую башенку, принимаясь активно питаться, пока кормилец мягко напевает ему колыбельную, гладя по пушистым тонким волосикам. Малыш постепенно успокаивается, отрывается от груди и погружается в крепкий сытый сон. Тогда Тэхён относит его в кроватку, укрывая пледом.
Едва омега тянется, чтобы достать трогательного омежку, который младше своего братика совсем на немного, идиллия внезапно нарушается вошедшим Султаном. Тэхён от неожиданности выпучивает глаза, не всем наложникам приходилось видеть Его Величество воочию, он вспоминает про всё ещё открытую правую грудь, судорожно прикрывается и падает на пол в поклоне. «Здравствуй, омега Тэхён, можешь встать. Я слышал про твою великую помощь. Я очень доволен — мои наследники выглядят здоровыми и румяными,» — властный и до одури горячий голос доносится до ушей омеги благосклонной благодарностью. Наложник поднимается, сцепляя похолодевшие руки в замок перед собой, а подбородок прижимает к груди — нельзя иметь такую наглость, чтобы смотреть на Султана. Пока сам мощный высокий альфа разглядывает своих детей, гладя их по упругим щёчкам, он одет в традиционный расшитый костюм с широким красным кушаком (отличительный знак правителя), который подчёркивает достоинства сильной мужской фигуры. Его лицо, когда он открыл дверь, было точно такое, каким себе представлял Тэхён, базируясь на данных малышей: большие чёрные глаза с двойным веком, средних размеров губы бантиком и обязательно две родинки, только от детей альфа отличается большим ровным носом и острой линией мощной челюсти.
— Продолжай кормление, — велит он, видя, как насупился второй кроха.
Тэхён робко подходит, беря на руки грудничка, и относит его к месту кормления. На его удивление и смущение, Султан не выходит из комнаты, напротив, подходит ближе, садясь на диван рядом с омегой, заставляя его дышать ярким ароматом сандала. Ослушиваться самого монарха опрометчиво, потому омега высвобождает пульсирующую грудь из оков небесного фатина, и быстро засовывает в ротик дитя. До этого капризный малыш занялся делом, увлечённо рассматривая лицо кормильца, как и его отец, не скрывающий заинтересованности, разглядывая место, где розовая кожа пропадает в плену детских губ. Омега становится совершенно румяным от стыда и неловкости, в которой он находится, этот интимный момент он обычно проводил наедине с грудничками. Мальчик засыпает, наевшись, и Тэхён относит его на уютное спальное место.
Омега снова делает поклон, собираясь уходить, когда убеждается, что оба наследника сыты и мирно сопят. «Иди сюда», — альфа хлопает на место, где недавно сидел кормилец в подзывающем жесте. Тэхён возвращается, уже продумывая, чем разгневал Султана, наверное, тем, что забыл спеть колыбельную для омеги, потерявшись. Он садится на самый краешек как можно дальше от раскинутых ног мужчины, глядя себе на ладони. Альфа смотрит на наложника, прикусив нижнюю губу, и опускается на колени у дивана. Сильные руки придвигают омегу на середину, держа за таз. «Я тоже очень голоден, омега». Он спускает с хрупких медовых плеч платье, открывая вид на снова наливающуюся под действием альфьих феромонов грудь цвета розового песка. Он кладёт большие ладони на чужие бёдра, опираясь, и тянется лицом к красноватому стоячему соску. Грудь у омеги небольшая, но упругая, со среднего размера горошинками, увеличивающимися от потока молока, идеально, чтобы засасывать только нежный сосок и ареол.
— Ммм, это молоко только для детей, — мычит омега, пытаясь оттолкнуть альфу за широкие плечи.
— Это молоко моё и моих детей, — отвечает альфа и вновь клещом впивается в упругую ткань.
Он сосёт нежно, вытягивая струйки тёплой белой жидкости. Мокрый язык вылизывает розовую вершинку прямо в полости рта, пока губы неотрывно сжимаются и разжимаются. Омега забывается в ощущениях, чувствуя проступившую смазку в ворохе юбки, и прижимает к себе Султана, словно младенца. Молоко, кажется, совершенно не хочет заканчиваться, потому что альфа пьёт омегу уже долго, даже не приступая ко второй груди. Руки скользят к тонкой талии и вверх, поджимая плотный шарик, выдавливая ещё больше молока в горло монарха.
— Ах, Ваше Величество, не так сильно, — Тэхён слишком чувствительный с приходом лактации.
— Чонгук. Меня зовут Чонгук, — альфа с громким чмоком отлепляется от измученного соска, подбирая все капли вокруг. — От детей так сладко пахло мёдом, теперь я понимаю, почему.
Он переворачивает омегу на спину и сам забирается сверху, устраиваясь у ног. Чонгук забирается рукой в слоистые подолы тэхёнова платья, добираясь до ляжек, измазанных липкой смазкой, и попадает к ужасно мокрой сжимающейся дырочке. Альфа задирает юбку наверх, смотря на изнывающего омегу снизу, сильные феромоны сводят с ума, превращая невинного чистого Тэхёна в распутного блудника. Султан погружает один палец в горячее лоно совершенно без проблем, и начинает поступательными движениями разрабатывать девственника. Он склоняется над изгибистым телом, гораздо меньше его собственного и примыкает к левому соску, вырывая из груди омеги приглушённый рукой стон от сверхчувствительности. Альфа лакает молоко, как котёнок, по-звериному врываясь в чужое тело уже тремя пальцами, входя очень глубоко, расправляя пальцы внутри. Тэхён поднимает ткань Так питательно, — облизывается Чонгук, опустошив омегу. — Скоро ты будешь кормить им наших общих детей, — он снимает с себя одежду, удерживая взгляд Тэхёна, пристраивается меж разведённых ног.
Уже вымотанный несколькими кормлениями и оргазмами от рук омега не ожидал, что это не конец.
— Стойте, — сводит бёдра тот, совсем забывая о повиновении, — я не могу, тогда мне нельзя будет приближаться к детям.
— Я поставлю тебе метку, сделаю тебя и твоё прекрасное тело полностью своим, а ты сможешь приходить к детям, когда захочешь.
Обнажённый альфа направляет крупную сочащуюся головку в разгорячённую розовую дырочку, медленно растягивая её под свой внушительный размер. Он расставляет руки по обе стороны от задыхающегося от наполненности омеги и начинает сразу интенсивно вколачиваться в гладкие влажные стеночки, ощущая тугость юной плоти. Чонгук подаётся вниз, принимаясь вылизывать сладкую грудь широкими нещадными мазками. Толстый орган без конца ударяется о простату, вызывая у наложника многопиковые оргазмы, совсем выматывая того почти до беспамятства. Толчки сильные, образующие пошлые шлепки о упругие ягодицы. Султан переворачивает изящное тело на своём стволе, ставя Тэхёна на четвереньки, и давит на поясницу с глубокими ямочками, говорящими о плодовитости, чтобы тот прогнулся. Чонгук обхватывает широкой ладонью весь низ живота, чувствуя свой член через стенки. В новой позе проникновение становится ещё глубже, а омега чувствует, как его растягивает формирующийся узел. Он молит прекратить двигаться, но альфа продолжает врываться в него массивным узлом, прекращая только тогда, когда густые струйки спермы стреляют вглубь податливого молодого тела. И капля этой жидкости, принадлежащей альфе из монаршего рода, может без труда оплодотворить омегу, но он хочет убедиться, что наложник точно понесёт. В молочном рту удлиняются клыки и зверь внутри Чона нетерпеливо кусает омегу за холку, подчиняя себе. Он тут же зализывает ранку, любуясь на отметину.
— Вот так, теперь ты хорошо наполнен, — изливаясь ещё раз, рычит альфа, гладя наполненный надутый живот, не давая ничему вытечь пробкой огромного пульсирующего узла.
— Внутри тебя моё семя, ты кормишь моих детей, у тебя моя метка и ты полностью пахнешь мной, — втираясь в заснувшего от бессилия Тэхёна, воркует Чонгук.
Он выбрал своего омегу.