Сомнения
Весь рабочий день прошел в стрессе, холодных каплях пота на лбу, бешеном ритме сердца и неровном дыхании. А еще в нервном оттягивании рукавов свитера, который бабуля подарила на прошлое рождество со словами: «Не моих старых рук дело. Возможно, эта вещица – всего лишь продукт массового производства на фабрике. Но увидев тоску серого цвета и ощутив кашемир – текстильный морфий, мой шальной разум сразу подумал о моей внучке Оливии».
В каждом сотруднике чувствовалось недоверие: они с осторожностью говорили со мной и с опаской поглядывали, когда я впервые спустилась в курилку. Она оказалась старой, с кафельными стенами цвета сиены, слоем налета на них, и с единственным небольшим окном, открытым до упора, через которое никотиновый дым вырывался наружу. Сотрудники в основном выглядели чумазыми и были «упакованы» в оранжевую форму из дешевого синтетического материала, которая их практически обезличивала – они буквально сливались с кирпичом. Мой белый халат казался здесь маяком в тумане, который состоял из едкого дыма и доверху наполнил помещение.
Конечно, это недоверие окружающих существовало лишь в моей голове. Казалось, что каждый знает о нашем разговоре с Вероникой: злом умысле для завода, добром – для остального мира. Но так ли на самом деле? Возможно, недоверие было адресовано не в мою сторону, а исходило как раз-таки от меня?
– Ты разве куришь? – Подметил Виктор. Вот почему он всегда появляется так внезапно?
– Эм... – Оказавшись в неловком положении, я пошарила по заведомо пустым карманам и притворилась, что оставила сигареты в сумке. – Не найдется закурить?
– Да, конечно. – Виктор протянул мне открытую пачку, я неуверенно сунула в нее пальцы, достала сигарету и зажала ее между губ. Чувствовала себя школьницей на перемене в туалете. Будто напротив – популярная девушка, а вокруг ее свита, и откажись я от сигареты – посчитают слабачкой. – Не видел тебя здесь раньше.
– Оу, я пытаюсь бросить. Но с этим сумасшествием у ворот вряд ли получится. – Я затянулась и тут же почувствовала, словно из моих легких вышибло весь воздух. – Гх. Гх.
– Все нормально? – С усмешкой спросил Виктор.
– Да, да, все в порядке, просто не курила почти два месяца. Хотела начать новое тысячелетие, которое не будет пропитано табачным дымом. – Я изобразила на лице разочарованную гримасу и даже на секунду сама поверила в правдивость своих слов и ощутила всю горечь разочарования. Хорошая работа, Оливия.
– Не стоило давать тебе сигарету. Теперь я чувствую себя виновным в так скоро испорченном новом веке.
– Не думаю, что змей-искуситель чувствовал вину, – с издевкой подметила я.
– Вот как? – Засмеялся Виктор.
– Ладно, в конце концов, я сама спустилась в курилку. Я знала, чем все кончится, – А я хороша.
– И вправду, сама нарвалась.
– А почему ты здесь? Разве тебе не нужно выполнять, как ты выражаешься, мелкие поручения, разъезжая по городу? – Поинтересовалась я, попутно выпуская ядовитый дым, который старалась даже не втягивать в легкие. Надеюсь, что Виктор не заметил обмана.
– Я только вернулся. Привез Марка, его машину вчера кто-то разукрасил в зеленый. Наверняка эти сумасшедшие за стеной. – Виктор загадочно улыбнулся, в глазах на миг мелькнуло удовлетворение, словно его забавляло случившееся. – Теперь я вожу директора везде. Очень приятный человек.
– Прошу, не стоит приукрашивать, я все-таки бывшая жена. Сама прекрасно понимаю, каким он может быть. – А потом меня осенило: – Марк сейчас на заводе?
– Ну да. А я разве сказал как-то иначе?
– Прости. Мне пора. – Я бросила окурок в жалкое подобие пепельницы, табачного сугроба из бычков: тонких, крепких и суперлегких, и скорее направилась к кабинету Марка.
Когда я, как полоумная, влетела в кабинет, Марк темным силуэтом стоял у окна и разговаривал по телефону. За толстым стеклом разливалось солнце, просачивалось сквозь окно, оставляя на чистых глянцевых поверхностях пятна кирпичного цвета. Силуэт отмахнулся от меня, рукой разрезав оранжевый луч света и велел выйти. Ну уж нет. Я прошла внутрь, уселась на стул, обтянутый плотной кожей, и принялась освобождать фотографии из конверта, что прихватила по пути. Марк делал вид, что не обращает внимания, пока я не начала раскладывать их поверх толстого слоя документации. На договор поставки – фото железных труб, на ежемесячный отчет – безответственное, просто немыслимое действие.
– Что ты творишь, Оливия? – Прошептал силуэт у окна, прикрыв рукой микрофон телефона. – У меня важный звонок.
– О, дорогой мой, думаю, что я по не менее важной теме, – и протянула ему один из снимков.
Конечно, сначала во мне кипело желание ворваться в кабинет, разорвать конверт и швырнуть снимки ему в лицо, но оказавшись внутри, рядом с ним, мой огонь необъяснимым образом угас.
– Я перезвоню. – Из темноты показалось лицо, которое побелело, заметив снимки, а рассмотрев их, стало похоже на выцветшую карточку в альбоме с новыми фотографиями: невзрачно и потеряно.
– Откуда они у тебя?
– Неважно. Ничего не хочешь объяснить? – Я облокотилась на спинку стула и откинулась назад, придав себе важности, а потом не менее важно скрестила руки на уровне груди.
– Я задал тебе вопрос! – Побелевшее лицо мгновенно и неравномерно окрасилось красным, словно кто-то плеснул из банки краски на белую стену.
– А я, кажется, ответила! – Странно говорить с ним таким тоном, перечить ему. Помнится, раньше именно так я выводила Марка на эмоции. Его это жутко злило.
– Мать твою, Оливия! – Марк приблизился ко мне, руками впился в кожу на спинке стула, заставив ее сморщиться. – Ты хоть понимаешь, что будет, если ты не признаешься? – Он начал кричать, и брызги на его лице стали одним сплошным красным пятном. – Если эти фотографии попадут не в те руки!
– Так вот, чего ты боишься на самом деле? – Сказала, глядя ему прямо в глаза. – Не погубленной экологии, не грязной воды в реке, не пустыря на месте леса...
– Что? Эти активисты и до тебя добрались?
– Я не договорила! – Градус разговора повысился, и я уже точно была уверена, что диалог перестал быть личным и давно вышел за стены кабинета. – Твоя дочь живет здесь, я выросла здесь. Неужели ты хочешь превратить этот городок в промышленный объект? Как Селена отнесется к тому, что ее любимый вид за рекой исчезнет?
Казалось, глаза Марка лопнут от злости, он весь кипел и на его лбу начал выделяться конденсат в виде пота.
– Хороший папочка! – Ну, давай, я больше не твоя жена.
– Не смей говорить мне о Селене! – Марк словно обезумел и вцепился руками в мою шею. Он тяжело дышал, склоняясь надо мной, в то время как моим легким не хватало кислорода. Словно издевался, пытался проучить за мою дерзость. – Не смей, поняла?!
Когда Марк ослабил хватку, мое онемевшее тело начало содрогаться, жадно хватая ртом воздух, который вперемешку с его резким парфюмом больше рвал мне глотку, нежели спасал.
– Доволен?
Он все еще стоял рядом, уже не такой возбужденный. До меня доносилось его дыхание, притягательное и опасное – пытка для нас.
– Дела у компании обстоят паршиво. – Наконец Марк сменил тон и, отойдя на безопасное расстояние, продолжил: – Я не буду взваливать на тебя весь груз. Без китайского партнерства завод прекратит существование, сотни сотрудников останутся без работы и выходного пособия. И что их ждет? Безделье и пьянство? Такое будущее ты видишь для города?
– Неужели ничего нельзя предпринять? И как твои слова относятся к происходящему на снимках?
– Оборудование неисправно. У компании нет денег на его замену.
– Ты женишься в Италии! Разве у тебя нет средств? – На моих губах растянулась нервная улыбка.
– Ты хоть представляешь, о какой сумме идет речь? – Я отрицательно кивнула. – То, что на этих снимках – прошлое «Таймун Индастриз», и благодаря партнерству у завода появится новое оборудование.
Неужели его цель и правда благородная? Но то, какой ценой она будет достигнута, не давало мне покоя.
– Как давно отходы стекают в реку? Месяц? Два? – Марк виновато молчит. – Год? – Испуганно продолжаю я.
– Когда меня назначили на место директора «Таймун Индастриз», оборудование уже доживало свои последние дни.
– Три года назад ты настоял на установке фильтра в дом родителей... Марк, три года?
– Я стоял перед сложным выбором: выплачивать заработную плату или заниматься заменой техники. Тогда я принял решение. Так же, как и сейчас. Пойми, уже никак не остановить этот процесс, как бы ни пытались активисты снаружи.
– Марк...
Я оказалась в замешательстве. Его мотивы понятны, хоть и не совсем чисты. Так хочется верить мужчине напротив, но боль в горле отговаривает меня. Неужели безумец, силой перекрывший кислород моим легким, способен на сострадание? За время, проведенное с Марком, я так и не смогла понять.
– Так откуда у тебя эти фотографии? – Я молчу. – Оливия, пойми, наших партнеров начало напрягать сборище активистов у завода. Я понимаю, что большая часть города их не поддержит, но сюда съезжаются люди и из других городов, они подключают прессу и телевиденье. Упаси Бог, если к ним попадут эти фотографии – соглашение будет разорвано. Китайцам не нужны проблемы.
– Прости, но я правда не могу сказать. А даже если бы и могла – есть копии, моя откровенность ничего не изменит.
– Отходы перестанут стекать в реку. Все, сделанное мною, ради блага. Мне нужен этот контракт.
– Прости меня. – Я встала и двинулась в сторону выхода.
– Оливия!
– Да? – Я оглянулась и посмотрела на него – высокую синюю фигуру. Солнце зашло за дом, приглушив свои краски, а небо покрылось фиолетовой пленкой, став холоднее.
– И ты прости меня за это. – Он провел рукой по своей шее.
– Я понимаю. – Рука продолжила движение, скользнула по волосам, потянув их с силой. Ему и вправду было жаль.