Глава 7
- Так, - начал Филипп, - ты есть ещё хочешь?
- Немного да.
- Хорошо, тогда сейчас ты получишь своей первый опыт.
Они прошли до рынка, и разбойник стал осматривать прилавки:
- Чего ты хочешь съесть? -спросил он у товарища.
- Хлеба достаточно, - ответил тот.
- Вот это ты скромник! - усмехнулся Филипп, - тогда слушай сюда.
Разбойник приблизился к Франсуа и прошептал ему что-то на ухо, попутно натягивая на лицо черный платок. Прошло несколько минут, и оба приступили к делу.
Патрокл подошёл к прилавку с хлебом и стал наигранно разглядывать лежащие ближе буханки. Через секунду на прилавок налетел с размаху Филипп, почти разломав стол пополам, и принялся подниматься с земли, делая вид, что никого здесь не знает и громко бормоча что-то. Пока торговец яростно изливал свой запас бранных слов на бедного разбойника, Франсуа успел стащить с прилавка две буханки свежего хлеба и спрятать их в складках своей одежды. Затем Филипп громко вскрикнул:
- Милый человек, помоги!
И ухватился за рукав молодого монаха. И теперь уже он потащил товарища за все тот же угол.
Там Филипп наконец встал на ноги и бросился бежать по улочке, держа приятеля за рукав. Он свернул ещё в какой-то закуток, и молодые люди вышли на заброшенное здание с большой дырой в стене.
- Что это? - спросил Франсуа.
- Мой дом. Я тут живу, когда тепло. Тут недалеко от собора и от того трактира.
- Понятно.
- Что ж, пойдем ко мне в гости.
Оба залезли в дыру и стали подниматься по старой лестнице. Они вышли в просторную комнату, в которой сразу бросалось в глаза также большое отверстие в стене, завешанное тряпицей. В углу на полу валялось много сена, чуть дальше стоял маленький столик и небольшой запыленный сундук.
- Красиво, - сказал молодой монах.
- Спасибо, - улыбнулся парень, - буквально недавно все тут обустроил. Так что... Добро пожаловать! Располагайся!
- Прям так сразу...
- Да, как ты тогда мне предложил ночлег и помощь.
- А что за той тряпкой?
- Ой, нечто великолепное, но позволь, друг мой, я покажу тебе это вечером.
- Хорошо. Нет возражений. Я уверен, что ты всегда знаешь лучше.
- Ха, Франсуа, несмотря на своё монастырское происхождение, ты умеешь льстить!
Филипп сел на сено и жестом пригласил друга сделать тоже самое. Патрокл понял намек и, устроившись поудобнее, отдал разбойнику его половину трофея, а сам принялся жевать свою.
- Как у нас удачно все выходит! - радостно произнес он.
- Это только первый, ну или может несколько раз, Франсуа. Первое впечатление обманчиво, помни.
Филипп первым доел, улегся, зарывшись в солому, и закрыл глаза.
- И всё-таки, зачем ты со мной так таскаешься? Не обуза ли я тебе? – тут же спросил молодой монах.
- Ты? - усмехнулся разбойник, - ты уже проявил ко мне добродетель, за что я, собственно, и благодарен.
- Ну хорошо, - вздохнул Патрокл, - ты извини, я отойду ненадолго, ладно?
- Только недалеко, - сказал ему вслед Филипп.
Франсуа ушёл, а разбойник, чтобы разбавить нависшую тишину, решил себя занять.
- И только ты и я... Уйдем в другую даль...
Туда, где властно все и где нас будет жаль.
Ведь там пасутся кони, журчит рядом река,
И горный орел на нас смотрит с высока, - напевал он, - где буду я любим, и ты любимым будешь.
Надеюсь, мой родной,
Меня ты не забудешь.
- Красиво поёшь, - сказал вернувшийся молодой монах.
- Боже, а ты слушал? - испугался Филипп.
- Да, - загадочно ответил Франсуа, - у тебя красивый голос. Спой для меня ещё раз.
- Я?.. Нет...
- Но почему?
Разбойник вылез из сена и подошёл к сундуку. Он открыл его и достал оттуда металлический браслет.
- Мама придумала две первые строчки, - начал он, бережно сдувая с украшения пыль, - остальное я додумал уже после её смерти.
- Это её, да? - тихо спросил Патрокл, указывая на браслет.
- Да.
- А что про отца? Ты его знаешь?
- Отца? Конечно знаю, хотя не хотелось бы. Скотина. Лучше бы и не знал. Разрушил жизнь мне и моей матери, за что я его никогда не прощу. Он бил меня и... Вообще не спрашивай, больная тема.
- Ой, прости. Я больше не буду.
- Ничего, ты ж не знал.
- Ну так ты споёшь ещё раз? Пожалуйста...
- Ладно.
И Филипп запел вновь. Признаться честно, Франсуа ещё не слышал никогда такого голоса. В церкви звучали либо высокие тонкие голоса мальчиков из семей прихожанских, либо низкие басы воцерковлённых попов. Голос Филиппа же был глубоким, но брал юноша высокие ноты достаточно легко, отчего те становились ещё пронзительнее и заставляли сердце трепетать.