сага о любви

Енишехир

Семья Осман бея находилась в главном зале дворца в ожидании гостей, нельзя не отметить, — терзаемая двоякими и тревожными мыслями, ведь гости были безусловно важными людьми. Семья Гермияногуллары, основавшая свой собственный бейлик, должна была прибыть во дворец Осман бея, — который тоже основывал свое государство, — сегодня вечером. Женщины под присмотром Ульген Хатун, — надсмотрщицей за кухонными делами
женщин, — весь день во всю собирались, убирали дворец и готовили различные блюда для подачи на стол будущим гостям.

Бала хатун, первая и любимая жена Осман бея, дочь Шейха Эдебали, стояла рядом с Османом по правую от него сторону. На ней было нежно розовое платье, обшитое золотом, от головного убора до груди висела золотая цепочка, луна на головном уборе светила, словно доказательство в подтверждении о ее значимости, красоте и благородной силе. Она стояла с гордой осанкой, легкой улыбкой на губах, то и дело лукаво переглядываясь со своим мужем. После нее стояла его вторая жена — Малхун Хатун, дочь Омур бея. Голову она держала высоко, а болотистого цвета платье добавляло ей благородство. Ее руки были облачены в золотые украшения, так же, как и шея до груди. Далее по этой цепочки шли; Орхан, Фатьма, и завершал сей ряд Алаэддин.
Все они были одеты в царскую одежду.
— Что-то они опаздывают, Осман, — произнесла Бала хатун. Осман взглянул на нее и кивнул.
— Не беспокойся Бала, они прибудут, обязательно.
— Слышала... — Малхун подняла голову, и взгляды всех обратились к ней, — что жена Якуб бея горделивая и заносчивая женщина, дай Аллах, она не доставит нам проблем.
Фатьма лукаво поглядела на братьев, те непонимающе нахмурились и переглянувшись мысленно обратились к друг другу: «Снова она за свое».
— А я слышала, что у Якуб бея есть дочери, — сказала она.
Осман прищурил глаза, еле сдерживая смех.
— Хорошее ты точно не услышишь, сестра, — вздохнув, закатил глаза Орхан.
— А если и услышит, умолчит. — Поддержал его Алаэддин.
— Да ладно вам, — надулась она, — я просто сказала, так, к слову.
Алаэддин мягко улыбнулся и тепло посмотрев на сестру покачал головой.

Двери открылись и вошел Байсунгур, он положил руку на сердце.
— Якуб бей и его семья Гермияногуллары! — Крикнул он.
Он отошел в сторону и Якуб бей, — взрослый мужчина, в черной позолоченной одежде и седыми волосами зачесанными назад, предстал перед Осман беем. Рядом с ним появилась его жена Саадет хатун, в красном роскошном одеянии.
— Добро пожаловать, Якуб бей! — Подняв руки громко воскликнул Осман бей.
Якуб бей улыбнулся и положил руку на сердце.
— Благодарю, Осман бей, спасибо.
Они прошли к левому ряду от Осман бея, и уже тогда, когда они обнялись, а женщины поприветствовали друг друга, показались их дети. Вслед за матерью зашел их старший сын Мехмед бей. Что телосложением, что манерами, этот парень походил на озлобленного медведя. Его главной проблемой было то, что он не мог контролировать свои эмоции, потому, взгляд Орхана тут же завис на нем, и стоит отметить, взгляд этот не проявлял никакого уважения, в нем читалось осуждение, но Мехмеду, кажется, было все равно, ибо он на подобный вызов лишь усмехнулся. После него появились две дочери Якуба.
Вторая дочь — Исмет хатун, известная своим воинским нравом и стойким духом. Она не допускала ошибок и не любила, когда их допускали воины в своих порученных заданиях. Жестокость и требовательность, пожалуй, были ее основными чертами характера, из-за этого жители их бейлика обращались больше к ее младшей сестре за каким-нибудь советом, чем к ней. Одежда на ней сочетала в себе и женственность и воинственность одновременно. Взгляд ее был гордым и нерушимым, даже... слегка надменным. Она взглянула на членов семьи Османа и удостоила их легким кивком и вынужденной, будто скромной улыбкой. Фатьме она не понравилась, тогда ее взгляд упал на третью дочь Якуб бея — Гонджу хатун.
Гонджа хатун была полной противоположностью своей старшей сестре. По своей сущности она была мягкосердечной, доброй и сочувствующей. Скромной в своих движениях и манерах, мудрой и многознающей, она являлась утешением отца. Гонджа хатун была нежной, с красивыми и приятными чертами лица. Но бывало так, что иногда некая сила и стойкий дух пробуждались в ней. В отличие от сестры она не была жестокой и требовательной, она могла быть серьезной и хладнокровной, в частности к тем, кто это заслуживал. Ее гнев мог быть обращен к притеснителям невинных животных и детей. Она, в некоторой растерянности посмотрела на Балу хатун и скромно ей улыбнулась.
— Добро пожаловать, — поприветствовала Бала.
— Спасибо, — ответила она. И взглядом прошлась по ее детям, каждого удостаивая улыбчивым кивком. Ее взгляд вдруг остановился, когда она посмотрела на Алаэддина. Глаза округлились, в них появились страх и замешательство. Алаэддин несколько испугался такой реакции девушки, особенно после того, как он почтительно ей улыбнулся.
— Что-то не так? — Спросил он, и внимание всех присутствующих перешло к ним, к возникшей между ними напряженной обстановке.
— А, а, нет... — замахала она руками, обращаясь к нему и к другим. — Мне показалось, я вас где-то видела. Мы раньше не встречались как-то? — Спросила она, выглядя растерянной.
Алаэддин внимательно посмотрел на нее, и нахмурив брови, медленно покачал головой.
— Тогда... наверное, я обозналась. Прошу прощения, — слегка поклонилась она всем.
— Ничего страшного, дочка, все хорошо, — Улыбнулась ей Малхун.
Все уладилось, когда предстала речь Османа.
— Ну что ж, прошу всех к столу, — произнес он.
Гости заняли свои места и приступили к трапезе.
Якуб бей обратился к Осману:
— Благодарю за приглашение в свой дворец, Осман бей.
— Ну что ты, для нас огромная честь, видеть вас в нашем дворце. — Почтительно произнес Осман. И все перебросились некоторыми фразами, которые сопровождались мягкими и дружелюбными улыбками. Якуб бей взглянул на сыновей Осман бея.
— Твои сыновья повзрослели, Осман.
Осман перевел довольный взгляд на сыновей.
— Один сын является мечом нашего государства, а другой надежным пером.
— Я наслышан о воинственности Орхан бея. О тебе слагают легенды, сын. — Похвалил он его.
Орхан приложил руку с сердцу и смущенно улыбнулся.
— Благодарю.
Якуб кивнул и перевел взгляд на Алаэддина.
— А о тебе, Алаэддин, я наслышан вдвойне.
Отчего-то, воцарилась тишина, вероятно из-за интонации с которой он сказал это.
— Люди нашего стойбища восхваляют тебя как знающего лекаря, мудрого ученого и как храброго воина. Приезжай в наш бейлик, и тебя встретят с почтением.
Гонджа осторожно посмотрела на Алаэддина и увидела, как он улыбнулся Якубу.
— АстагфируЛлах, что вы, для меня это огромная честь Якуб бей, благодарю, — кивнул он.
— Моя дочь Гонджа, тоже разбирается в лекарствах и лечении, правда лечит она бездомных и нуждающихся животных, — посмотрев на дочь, сказал он.
Алаэддин, услышав это признание, резко посмотрел на Гонджу, отчего она слегка вздрогнула.
— Ма Ша Аллах, это очень хорошее дело, да будет доволен вами Аллах, Гонджа Хатун, — улыбнувшись, сказал он ей.
Гонджа в ответ мягко улыбнулась.
— Амин. Да будет Аллах доволен всеми нами, — мудро ответила она, не растерявшись от неожиданного порыва Алаэддин бея.
Якуб бей покивал.
— Я думаю, вы найдете общий язык. Все-таки, у лекарей свое видение. — На последних словах он повернулся к Осману и они обменялись довольными кивками.
Мехмеду слова отца не зашли совсем, его заостренный и жесткий взгляд остановился на Алаэддине и Осман, поняв, что его это задело, во избежание конфликта, к тому же зная, какой Мехмед вспыльчивый, решил перевести его внимание на себя.
— А ты сынок, расскажи чем занимаешься, — подняв руку спросил Осман, Мехмед резко посмотрел на него.
— Я выполняю все поручения отца, Осман бей, являюсь его правой рукой и его приемником. Так же под моим руководством ведется торговля за рубежом.
— Эй Ма Ша Аллах, ты достойный сын своего отца.
Мехмед стукнул рукой о грудь и кивнул.

Далее, Якуб бей и Осман бей, переключились на своих темах; они стали обсуждать политические дела, проблемы и их решения. Благодаря тому, что они сидели чуть отдаленнее от всех, им было легче слышать друг друга, да и к тому же их члены семьи, хоть и разговаривали между собой, но ни в коем случае не мешали и не причиняли неудобства им.

Малхун хатун, несколько подалась вперед, оперевшись локтем на колено, она обратилась к Исмет хатун, сидевшей после Мехмеда.
— А чем занимаешься ты, Исмет хатун? Твой наряд впечатляет. — Повела она бровями.
— Я тоже являюсь таким же сторонником моего отца, как и мой брат, Малхун хатун. Я управляю половиной части воинов и тренирую их для готовности к любой битве.
Малхун посмотрела на Балу.
— Бала Хатун тоже является главой наших сестер воинов, и мастерски обучает каждого из них. Это хорошее, дело, дочка, хорошее.
Бала улыбнулась и лукаво взглянула на Фатьму.
— Моя дочь Фатьма хатун идет по моим стопам. Она так же мастерски владеет мечом, а в стрельбе из лука ей нет равных. Как-нибудь, нам стоит состязаться, как думаете?
Исмет натянула улыбку и медленно перевела глаза на Фатьму, при этом оглядывая ее снизу вверх, но промолчала.
— Все это хорошая идея, Бала хатун, однако... Фатьма хатун выглядит весьма хрупкой девушкой, как бы ее не задело в битве. — Встряла Саадет хатун, в ее словах были слышны ядовитые искры.
Фатьма подняла голову и посмотрела на Саадет.
— Тот, кто на поле битвы судит противника по его телу и размеру, может готовиться к поражению, ибо он не знает, какая сила может заключаться в нем, Саадет хатун.
Семья Османа была довольна высказыванием Фатьмы Хатун. Гонджа прищурила глаза, как если бы солнце светило ей в лицо, и мягко глядела на Фатьму. Гондже понравилась дочь Османа, она излучала ярким светом и походила на солнечный луч, ослепляющий сердца людей. Но она и не подозревала, что Алаэддин бей смотрит на нее.
— Фатьма хатун участвовала вместе со мной во многих сражениях, и в каждом проявляла четкость и великолепное мастерство. — Встала на защиту Фатьмы Бала.
— Нам бы лучше о торговле поговорить, Саадет Хатун, я ведь тоже торгую на приграничном рынке. Уверена, нам с тобой есть о чем поговорить. — Решила перевести тему Малхун.
— Не сейчас, Малхун Хатун, не сейчас, — тихо ответила Саадет, — когда мы соберемся без мужчин, вот тогда и о торговле поговорим.
Малхун поняла чего она добивалась, и просто кивнула, решив оставить ее.
Саадет, наверное, была единственным человеком, кто испытывал явное нежелание находиться здесь, вероятно потому, что она привыкла выделяться, где бы не находилась. Поэтому, она предпочла не говорить много, а выглядеть по царски в своей благородной позе и молча есть еду, оглядывая всех несколько надменным взглядом.
— Я согласна с Балой хатун, мама, — вдруг произнесла Исмет, снова возвращаясь к недавней теме, чтобы смягчить возникшее напряжение между женщинами. — В любом случае, мы проведем в вашем дворце несколько дней, мы надеемся на вашу гостеприимность и увидеть весь дворец — наклонила она голову.
Малхун и Бала, радостные и сияющие посмотрели друг на друга.
— Ин Ша Аллах, дочка, Ин Ша Аллах.

Но на другой половине части стола происходили не менее интересные события. Фатьма заметила, как ее брат Али не сводил взгляд с Гонджи Хатун, локтем она ударила по плечу Орхана, привлекая его внимание, он посмотрел на нее сверху и глазами спросил «что?».
— Посмотри на брата, — шепотом попросила она, он проследил за ее взглядом и лукаво улыбнувшись, снова посмотрел на сестру.
— От тебя ничего не ускользает, я бы и не заметил. — Орхан наклонился к сестре ближе, — как ты думаешь, она ему понравилась?
— Возможно и не понравилась, но он точно заинтересовался ею.
Оба они походили на двух крыс или мышей, которые шептались только так.
Алаэддин повернул к ним голову и они вздрогнули. Он подался к ним вперед, а они инстинктивно чуть пошли назад. А точнее Фатьма надавила своим весом на Орхана.
— Вы что думаете, я ничего не слышу? — Обвинительным тоном спросил он, как если бы отчитывали детей.
— Ты так увлеченно смотрел, конечно мы так и думали, — шепотом бросила Фатьма.
— Мой слух всегда начеку, и к тому же я изучал ее, а не заинтересовался ею, моя дорогая сестра. — Нажал он на последнем слове.
Орхан обнял ее.
— Не ругай ее, Алаэддин, ты же знаешь какая она.
Алаэддин покачал головой, но не смог не улыбнуться.
— Иди ко мне, — протянул он руку, — а то прячешься от меня так, будто я тебя ужалю.
Фатьма засмеялась и уткнулась ему в грудь.
— Моя сумасшедшая сестра, — произнес он улыбаясь, и погладил ее по плечу.

Этот вечер прошел хорошо. Каждый из них насытился вкусной едой, пообщался друг с другом, многое обговорил. Осман и Якуб долго говорили между собой, Малхун и Бала изучали девушек, иногда вновь задавали им вопросы, перебрасывались диалогами и держались вместе. Мехмед же с двумя Шехзаде перебросился всего небольшими фразами, после чего он не удостаивал их своими речами, предпочитая держаться рядом с матерью, и говорить больше с Исмет. У Алаэддина, Орхана и Фатьмы было свое веселье за столом, на которое Саадет бросала презрительные взгляды, а Бала и Фатьма тепло улыбались. Единственная, кто вообще ничего не говорил, была Гонджа. Ее голова была опущена, мысли находились где-то далеко, и Шехзаде Алаэддин, отметил про себя, что ее что-то мучает и тревожит, хотя виду она не подавала, но глаза все выдавали. Чтобы разговорить ее, Фатьма дважды трижды обратилась к ней, на что Гонджа отвечала короткими фразами и благодарно улыбалась.
Каждый из них остался довольным, позже, гости должны были отправиться в подготовленные для них покои.

                                          *****

Во время ужина. Детские покои.

— Да хватит тебе вздыхать, Халиме хатун! — Недовольно прокричал Гази альп.
Он сидел на полу и точил свой небольшой клинок, в то время как Халиме хатун, дочь Балы, все никак не могла угомониться, мешая ему!
— Замолчи, Гази, замолчи! — Прошипела она маленькими губками. — Ты не понимаешь мою боль!
— Да что тут понимать-то? Нам велено посидеть здесь до тех пор, пока не закончится ужин и гости не разойдутся по своим покоям. Имей терпение. Разве я не прав, Пазарлы? — Обратился он к Пазарлы, одному из близнецов Балы хатун; тот сидел рядом с братом и читал книгу, его брат близнец Чобан, так же увлеченно читал вместе с ним.
Оба брата подняли глаза.
— Она женщина, Гази альп, не забывай. А ты сам прекрасно знаешь, какие они бывают. — Ответил Пазарлы; своим спокойствием и умением думать, он походил на старшего брата Алаэддина. Чобан попытался скрыть улыбку, глядя на сестру, но заметив этот хитрый и насмехающийся взгляд младшего брата, она вскочила с места и недовольно топнула ногой.
— Не смейся надо мной! И что значит женщины такие? Когда я стану предводительницей воинов женщин, ты заговоришь по-другому! Смотри, чтобы мой острый клинок не поранил твой острый язычок, — сузив глаза, она состроила такое смешное лицо, да и проговорила последнюю фразу таким смешным голосом, что Гази альп прикрыл рукой лицо и сильно засмеялся, за ним последовал и громкий смех Чобана.
— Валлах, Халиме хатун, ты такая смешная! — Сквозь смех произнес Гази.

Пазарлы заметил расстроенное лицо своей старшей сестры. Он закатил глаза и ими же отругал Чобана и Гази, те, сразу же прекратили.
— Спокойно, — сказал Пазарлы, — Халиме, сестрица моя, не обращай внимания на них. И прояви терпение, поешь себе фруктов. Скоро ужин закончится и тогда, пойдешь к кому хочешь ночевать. Будь то к маме, к Фатьме или Алаэддину.
Тут Гази задумчиво нахмурился и спросил:
— Я до сих пор понять не могу, почему ты не ночуешь в своих покоях? Каждую ночь странствуешь по покоям каждого члена семьи.
— Тебе не понять, Гази. Это моя любовь, в моих покоях мне одиноко и грустно, а когда я сплю с родными, мне становится радостно. Особенно с сестрой Фатьмой. — Улыбнулась она, но сразу опомнилась и отругав Гази за то что он отвлек ее, повернулась к Пазарлы.
— Братик мой хороший, как ты не понимаешь, что я хотела быть участником этого ужина. Но меня не пустили! Сказали что я должна подождать здесь, с вами. — У Халиме была такая черта характера, говорить с эмоциями и размахивать руками во время своей речи. Это очень умиляло взрослых.
Чобан встал и подошел к сестре. Он поцеловал ее в щеку и крепко обнял.
— Не расстраивайся, Халиме, я с тобой! Если на этот ужин нас не пустили, то подумай, что у нас с этой семьей будут и другие ужины!
Темные и большие глаза Халиме округлились и она раскрыло рот.
— Ты прав, брат Чобан!
— А если вдруг нас не пустят на другой ужин, то мы может прокрасться туда, — предложил Гази.
Она повернулась к нему.
— Наконец-то ты сказал хоть что-то стоящее, Гази альп.

Тут, двери открылись и зашла Ульген хатун держа за руку Хамида, который по сонным глазкам проснулся недавно. Дети тут же встали.
— Они закончили, Ульген хатун? — Вырвалась вперед Халиме.
— Закончили, Хвала Аллаху, закончили, — сказала она.
Не успела она договорить дальше, как Халиме, словно выпущенная стрела выскочила из комнаты. Гази раскрыл рот заставший врасплох от такой быстроты.
— Она точно ведьма... — пробормотав про себя, он выбежал вслед за ней, прикрикивая: — стой, Халиме, стой! Меня подожди!
И не волновала его мать, которая кричала ему ругательства позади.
Ульген вздохнула.
— Ну что мне с ними делать? Какие непослушные дети.
Чобан и Пазарлы переглянувшись, улыбнулись. Они подошли к младшему братику и сели с ним.
— Сейчас мы с тобой покушаем, — сказал Пазарлы, гладя его по густым черным волосам.
— А потом почитаем книгу, — докончил Чобан.
Ульген хатун мягко улыбалась глядя на них, и отчего-то, тревожность не покидала ее сердце. Почему-то она чувствовала, что со знакомством и миром с этой семьей, что-то обязательно случится.
Вот только хорошее это, или плохое, было уже делом времени.