18 Глава
Я плюхнулась на кожаный диван, вытянув ноги и запрокинув голову назад. Вино обжигало горло, а в теле ощущалась усталость не от вечера, а от всего, что происходило в последние недели. От игры, в которую я не соглашалась, но оказалась её главной фигурой.
Из коридора донёсся тяжёлый, медленный шаг. Даже не глядя, я знала, кто стоит за моей спиной. Его присутствие ощущалось кожей, каждой клеткой. Он не просто вошёл — он вторгся.
Явуз закрыл за собой дверь и остановился на пороге, словно сдерживал нечто бурлящее внутри. В его взгляде было раздражение, подавленное, но всё ещё живое.
— Я же говорил... — начал он хриплым голосом, не повышая тона, но в нём звучала угроза. — ...что не выношу, когда ты куришь. Тем более демонстративно, блядь Николь.
Я медленно повернулась к нему. Он стоял как из камня, челюсть сжата, пальцы стиснуты в кулаки. Явуз всегда был сдержан. Но сейчас в нём кипело.
Я посмотрела на него снизу вверх. Не с вызовом — скорее с усталостью, будто его претензии были для меня не новостью, а частью декораций.
— Я хотела с тобой поговорить, — тихо произнесла я, поднявшись с дивана. Он выпрямился, напрягся. — О твоём предложении. Но здесь — не место. Мы поговорим, но не в доме моего брата.
Я сделала шаг ближе. Моё сердце билось глухо, будто предчувствовало последствия. Я не боялась Явуза, но знала, на что он способен, когда что-то выходит из-под контроля.
— Я не хочу, чтобы он слышал то, что я тебе скажу. Даже он не должен знать.
Его брови сдвинулись. Он молчал. А потом медленно протянул руку вперёд. Прямо. Решительно. Как будто я уже принадлежала ему.
— Поехали.
Я не двигалась. Несколько секунд просто смотрела на его руку. А потом, так же медленно, положила на неё свою — и тут же отдёрнула.
— Я согласна на твоё предложение... — мои слова повисли в воздухе, будто заклинание. — ...но у меня есть условие. И только если ты примешь его — будет мой ответ.
Он кивнул. Ни слова, ни намёка. Только молчаливое согласие.
Мы вышли в ночь. Воздух был прохладным, небо затянуто облаками. У подъезда, как верный пёс, стоял его Lamborghini Urus. Глянцево-чёрный, с отблеском фонаря на крыше. Явуз нажал на кнопку, двери щёлкнули.
Я цокнула каблуками по каменной дорожке и села в салон, не оборачиваясь. Он сел за руль, и двигатель ожил, как зверь, которому открыли клетку.
Мы уезжали. В ночь. На нейтральную территорию. На разговор, от которого зависело многое — может, даже всё.
В кабинете Мурада
Кабинет был затянут густым ароматом дуба, кожи и дорогого табака. Панорамные стены беседки отражали отблески ночных фонарей, и мир казался отрезанным. Пространство вне времени. Мурад стоял у бара, держа в руках тяжёлый бокал с янтарной жидкостью, как будто это было единственное, что удерживало его от желания уйти.
— Первый раз вижу, чтобы кабинет прятали в беседке, — голос Лейлы был лёгким, игривым, но в нём слышалась искра. — Особенно такой, с панорамным видом.
Он бросил на неё мимолётный взгляд, будто оценивая, стоит ли делиться личным.
— Мой дом — это крепость, — сухо бросил он. — Посторонние сюда не заходят. Почти никогда.
Она усмехнулась, подходя ближе. Глаза блестели от вина, кожа на щеках порозовела. Она уверенно протянула руку и взяла бокал из его пальцев, её пальцы скользнули по его костяшкам, чуть дольше, чем это было уместно. И сделала глоток.
— Значит, я — исключение?
Он замер, смотря на неё так, будто не знал, как её читать. Лейла... она была не тем, за кого он её сначала принял. И уж точно не ребёнком.
— Ты, Лейлош, немного перепила, — сказал он, стараясь сохранить голос спокойным. — Не стоит мешать вино и виски. Это плохо заканчивается.
— Только если кто-то боится, — прошептала она, снимая пиджак и бросая его на спинку кресла. Под ним — тонкая чёрная майка, плотно облегающая грудь, и чёрные брюки, сидящие на ней, как влитые. Она двигалась, как танцовщица, точно зная, на что смотрит его взгляд.
Мурад громко выдохнул, отворачиваясь и опускаясь в кресло. Он чувствовал, как в висках нарастает напряжение, как между ними натягивается тонкая нить, опасно близкая к тому, чтобы оборваться.
Лейла подошла ближе и облокотилась о край его стола. Её ноги слегка касались его колена. Она наклонилась, её волосы упали вперёд, едва не задевая его лицо.
— Может, я не самая опытная в таких... — она сделала акцент, — ...делах. Но одно знаю точно: всё это заканчивается сексом. И множественными оргазмами.
Он напрягся. Весь. Внутри вспыхнул инстинкт — хищный, мужской, грубый. Но в то же время — он прекрасно понимал, что именно этим сейчас и испытывается.
— Лейла, — хрипло выдохнул он, поднимая глаза, в которых больше не было безразличия. — Не провоцируй меня. Я не тот, с кем стоит играть.
Она улыбнулась. Дерзко, почти нахально. И отступила на шаг, будто бросая вызов.
— Может, ты просто не тот, кто умеет принимать вызовы?
Он встал. Медленно. Как зверь, который слышит запах крови — и знает, что до неё остаётся всего один шаг. Между ними — воздух, натянутый, как струна.
Но он не прикоснулся к ней. — Прячешься, — процедила Лейла, подходя ближе. — За кожаным креслом, за стаканом виски, за этим своим фальшивым спокойствием.
Она подошла вплотную, наклонилась, опёрлась ладонями о стол, и её лицо оказалось на одном уровне с его.
— А внутри ты дрожишь.
Мурад не пошевелился. Только его ноздри чуть раздулись.
— Всё твоё тело кричит, — прошептала она, скользнув пальцем по его галстуку. — «Возьми её. Прямо здесь. Жёстко, молча, без объяснений».
Он схватил её за запястье. Сильно. Но всё ещё без эмоций.
— Лейла, — выдохнул он, — я терпелив. Но ты сейчас дразнишь зверя.
— А может, я этого и хочу? — её голос стал горячим, дыхание обжигало. — Может, я хочу, чтобы ты сорвался. Может, я давно мечтала, чтобы ты перестал быть правильным, чёрт возьми, мужчиной... и стал просто мужчиной.
Он резко отпустил её. Настолько резко, что она пошатнулась.
— Ты не знаешь, о чём просишь, — сказал он тихо. Опасно тихо.
Но Лейла не отступила. Наоборот — она скинула пиджак, осталась в майке, под которой чётко вырисовывались формы. Подошла снова. Обвила его шею руками.
— А ты, Мурад... Ты не знаешь, насколько это может быть сладко, когда мужчина забывает о самоконтроле.
Его пальцы сжались на подлокотниках кресла. Лицо всё ещё безэмоциональное, но челюсть ходила ходуном.
— Хочешь знать, как я люблю? — шептала она, целуя его висок, угол губ. — Я люблю с рычанием, с укусами, с царапинами на спине. Я люблю, когда он давит меня к стене и заставляет молчать. Я люблю, когда он не спрашивает.
Она сама не осмыслила что говорит, это были всего лишь её детские-девственные фантазии. Он вскочил. Резко. Внезапно. Стул отъехал с глухим грохотом.
— Всё, — бросил он резко. — Не испытывай мой терпение.
Лейла застыла. Не испугалась. Не отступила. Только её зрачки расширились.
— Боишься, что не удержишься?
— Боишься, что захочу слишком сильно, и тогда тебе уже не выбраться?
Он подошёл к ней вплотную. До миллиметра. Она слышала, как бешено бьётся его сердце. Он смотрел на неё так, будто мог убить... или сорваться.
— Я не трону тебя, Лейла. Потому что если трону — ты забудешь, как зовут т тебя и меня.
И с этим он вышел, оставив её в кабинете, однажды — впервые — неуверенную. И чертовски мокрую.
— Чёртова девчонка, — шиплю я сквозь зубы, сжимая виски в пальцах. — Нужно же было так довести меня.
Она пьяная. Маленькая. Слишком смелая для своего возраста и слишком сексуальная, чтобы не вызывать во мне дьявольское желание.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, не в силах избавиться от пульсации в паху. Это не должно было случиться. Даже на уровне мысли. Она — мой партнёр, а не очередная кукла, которую я трахну, а потом забуду, как зовут.
Пытаюсь остаться в кабинете. Пытаюсь отогнать её образ. Но спустя полчаса возвращаюсь — и всё, что было внутри, взрывается.
Она спит.
Лейла свернулась на кожаном кресле у окна, в котором ещё час назад дерзко перегибалась через подлокотник, обнажая живот. Сейчас её руки сжаты, губы приоткрыты, лицо безмятежное, почти детское. Пиджак соскользнул на пол, топ задрался, открывая ключицы и хрупкую линию плеча.
— Завтра ты уже не будешь такой смелой, Лейлош, — шепчу я, медленно подходя ближе.
Я подхватываю её на руки. Она мягкая, как шёлк. Утыкается мне в шею, не просыпаясь. Этот жест бьёт в самое больное. В то, что я тщательно прячу даже от себя.
Я несу её в спальню и укладываю на постель. Снимаю туфли, ловлю взглядом аккуратный педикюр сливового цвета и татуировку на лодыжке — тонкую линию, вьющуюся, как змей. Что-то дикое и женственное.
— Ты даже не представляешь, насколько ты опасна, — говорю я, будто в бреду, водя пальцем по её щиколотке.
Отступаю. Сажусь рядом. Стягиваю рубашку и остаюсь в брюках — стояк не даёт покоя. Я не могу её тронуть. Не сейчас. Не так.
Сердце грохочет в груди, дыхание неровное. Я смотрю на неё.
— Чёрт возьми, как же я тебя хочу.
Но она хочет другого. Кто-то с мягкими ладонями, с цветами и поцелуями на лбу. Кто-то, кто будет писать ей стихи, а не разрывать её пальцами от желания.
Я закрываю глаза. Но не этой ночью. Не с ней. Пока она не скажет "да" — трезво, чётко, осознанно.
Я ложусь рядом, не касаясь её, как будто она из стекла. Потому что если трону — сломаю.