...

      — Я хочу кататься! Поехали кататься!

      — Сонечка, ma chère, у меня много дел. Я должен помочь папеньке с его делами. Мне надо поехать в другую деревню.

      — Я знаю, что ты поедешь на лошади. Ну дай мне тебя сопроводить. Кондраково совсем близко, я не буду тебе мешать! Честно-честно. Милый братец, ты и не заметишь моего присутствия.

      — Ладно, но только пока я буду говорить с управляющим, ты не ускачешь никуда без меня, как в прошлый раз. Иначе я тебя больше с собой брать не буду.

      Сонечка активно замахала головой. На том и порешили.

      Я позвал Тихона и велел запрячь лошадей, и вскоре вернулся в опочивальню в ожидании одежды для верховой езды. В дверь постучали, и в комнату вошла миловидная девушка с русыми волосами, которые выбились из чепца.

      — Ваш наряд, Арсений Сергеевич, — тихо сказала девушка, даже не поднимая на меня взгляд. На её тонких ручках были аккуратно сложены жилет, бежевая холщовая рубаха и бриджи.

      — Где мои ботфорты, бесстыдница? Как ты смела являться ко мне с неполным костюмом? — я разгневался.

      — Простите, барин, они ещё у сапожника, но к поездке всё будет готово. Тихон уже послал Митю за ними.

      — Вот лентяи. Всё в последний момент. Плетей на них мало. Давно под гневную руку не попадались! — я ударил наотмашь девушку по щеке. Она от удара упала с ног, а вещи оказались на полу. Служанка беззвучно плакала, поднимая вещи.

      Я очнулся и туман перед глазами растворился. Вновь я повторяю ошибки отца. Мне пришлось опуститься на колени, чтобы поднять вещи.

      — Простите, барин, встаньте, умоляю. Не губите душу, — девушка, так и не вставая с колен от падения, опять приникла к полу и стала целовать низ брюк.

      — Да успокойся ты. Делай лучше своё дело, — я успел поднять рубашку и решил, что помогать в данной ситуации служанке — лишь сильнее беспокоить её. Я встал перед зеркалом и стал расстегивать домашнюю рубашку, в которой я позволял ходить себе, когда гостей не предвиделось. Скинув её на пол, я уставился в зеркало. Сзади меня, держа в руках выездную рубаху, стояла девушка. Она ждала, когда я соизволю надеть её. Я обернулся к ней, взял из её рук одежду и кинул на постель.

      — Как тебя зовут? — я подошёл к служанке. Начав всматриваться в её лицо, я понял, что она ещё младше моей сестры. На вид ей было лет четырнадцать.

      — Марфа, — тихо ответила девочка и ещё более внимательно стала рассматривать пол. Я провёл рукой по её голой шее и занёс уже вторую руку, чтобы снять чепец и посмотреть на её волосы во всю длину, как Марфа снова бросилась на колени.

      — Не губите, барин, меня в деревне жених ждёт. Не губите, прошу. Кто же порченную замуж-то возьмёт, — девочка стояла на коленях и уже испачкала мои брюки слезами.

      — Вон отсюда. Не смей попадаться больше мне на глаза, — служанка быстро вытерла слёзы и, кланяясь и благодаря, вышла спиной из комнаты. Дверь затворилась.

      Я устало упал на кровать. Мне уже двадцать два, а я до сих пор не выбрал себе партию. Никто не мил. Отец одно время уговаривал сделать предложение графине Воздвиженской. Одна из богатейших дам Санкт-Петербурга. Влиятельный отец, приближённый Екатерины II. А сама графинюшка-то страшнее, чем извозчик. Я поездил ради интереса в их дом с визитами, но поняв, что душа её мне не нравится столько же, сколько её внешность, прекратил мучить и себя и семейство Воздвиженских, которое с каждым днём всё сильнее ждало моего предложения. С шестнадцати лет я объездил много домов известных барышень брачного возраста, но ни одна не привлекла моего внимания. Год назад я сдался, но к Соне все ещё изредка наведываются женихи в деревню, где мы проживаем всей семьей. Я же окунулся в дела отца и стал его правой рукой. Но чаще всего я всё-таки был под его ногой.

      Стук в дверь. Сонечка весело влетела в мою комнату, щебеча что-то о том, как нам весело будет вместе прокатиться и что я ни за что не пожалею, что взял её с собой. Наконец, её взгляд метнулся на меня. Её бледные щёки покраснели, губы побелели.

      — Арсений, почему ты не сказал, что ты не готов? Скорее одевайся и в следующий раз предупреждай! — Соня исчезла из комнаты так же быстро, как и появилась в ней.

      Я уже оделся и собирался выходить из комнаты без нужной мне обуви, как в комнату без стука влетает Тихон.

      — Вот ваши сапоги, Арсений Сергеевич, — Тихон плюхнулся на колени передо мной и стал натягивать ботфорты. — Вы ведь знаете, я всё для Вас сделаю, барин. Вы такой добрый, да будет с Вами Бог, — Тихон ещё много говорил, но я не слушал.

***

      — Арсюша, наконец-то! Я тебя заждалась. А моя Звёздочка ещё больше, — притопнула ножкой маленькая барыня.

      Мне уже подводили моего рысака. Поджарый и мускулистый конь с бурыми короткими волосами по всему телу и с черной гривой нетерпеливо, как и Сонечка, стучал копытом о землю. Я погладил жеребца по шее, схватился за поводья и вскочил на Фаворита. Соня уже сидела боком на своей Звёздочке. Я поддал сапогами по крупу лошади, и она небыстрой рысью побежала вперёд. Рядом со мной тут же оказалась сестра. Позади нас ехали три домашних мужика.

      — Арсюша, как тебе княгиня Останкинская? Хороша собой, поёт, а как играет на клавесине. Просто душка. Представляешь, как будет чудесно, если я выйду замуж за Константина Останкина, а ты за Ольгу. Родство до последнего, — начала воодушевленно лепетать Сонечка.

      К нам с визитом недавно приезжало семейство Останкиных во главе с Князем Николаем. Он привёз своего сына свататься к Соне, а заодно и Ольгу, чтобы показать её мне.

      Графы Поповы обладают несколькими большими имениями и более тысячи душ. Этот лакомый кусочек пытается откусить каждый, кто к нам приезжает, предлагая нам своих детей. К Соне лишь недавно стали ездить молодые люди, а она то и дело, когда приезжал новый кавалер, влюблялась в него по уши и была готова хоть в тот же день выйти замуж, однако решение принимал отец. Он ждал одного выгодного жениха, но тот пока к нам ещё так ни разу и не приехал. Я говорил отцу, что нужно хотя бы на полгода вернуться из деревни в город, тогда есть шанс, что нужный жених заметит Сонечку на балу или званом ужине, но тот лишь отмахивался и продолжал отсылать ненужных женихов.

      — Соня, ну уж это вообще глупости. Ольга мне не пара, и она вообще даже в мою сторону не смотрела. Она явно желает себе другого жениха. Я лишь расстрою её, сделав ей предложение, — начал отнекиваться я.

      — А вот и нет. Знаешь, что мне Костя сказал, когда мы были в саду? — хихикнула Соня. Я нахмурился.

      — Это когда же ты успела побывать с ним в саду? — начал грозно я, но щебет сестры меня перебил.

      — Всё было прилично, ты же знаешь меня. Я бы не допустила того, за что мне было бы стыдно перед другими женихами, — Соня помолчала — Так вот. Он сказал, что Ольга ещё с детства любит тебя. Оказывается, вы уже встречались, когда я была совсем маленькая. Она увидела тебя на ужине у Воздвиженских и с тех пор всё мечтает о тебе.

      Я шумно выдохнул. Я, действительно, виделся с Ольгой когда-то очень давно, но Соня слишком часто рассказывала однотипные истории, где сестра её жениха, оказывается, тайно любит меня с какого-то вечера или бала, где мы даже словом не обмолвились. Уж не знаю, то ли она выдумывает эти истории, чтобы подбодрить меня и направить, чтобы я сделал предложение уже хоть кому-то, то ли просто женихи говорили одно и то же, лишь бы я выбрал в жёны именно их сестру, — неизвестно.

      Я решил больше не радовать сестру разговорами и, пнув коня, помчался вперёд галопом. Соня, сидя боком на лошади, не могла развивать такую скорость, поэтому уже скоро я скрылся из виду своей свиты и нырнул в лес.

      Я нашёл глазами свою тропинку, слез с лошади и привязал её поводьями к толстой ветке дерева.

      Хоть сейчас стояли жаркие деньки мая, под ногами шуршали полусгнившие прошлогодние листья, а ветерок обдувал весенней прохладой. Вот и берёза слева, на которой так и остался висеть мой шейный платок. Он из белого накрахмаленного за шесть лет превратился в серо-жёлтую бесформенную тряпочку. Значит я скоро буду на месте. Тропинка уходит налево, и мне открывается долгожданный вид. Небольшая опушка леса, заросшая земляникой, а сбоку ручеёк, который потом раздваивается и уходит куда-то в сторону леса.

      Я опустился на колени перед водой и протянул руки в ледяную воду. Набрав её в ладони, я начал пить. От холода свело зубы, но вкус воды от этого хуже не стал. Это было моё место. Место силы. Место, куда я всегда возвращался. Оно было далеко от деревни, поэтому местные сюда не доходили и не знали, что в июне здесь можно от души наесться земляники. Я умылся ледяной водой, намочил волосы, придавая им опрятный вид, а затем разлёгся посреди поляны, раскинув руки. Солнце пробивалось сквозь плотную листву. Мне становилось жарко, на лбу выступила испарина. Я снял ботфорты. Ноги наконец коснулись прохладной земли. Чуть ли не рывком я стянул с себя жилет и рубаху. В одних бриджах и дышать легче. Я опять завалился на траву.

      — Самое главное — не сильно задержаться, а то Соня ждать не любит, — пронеслось в мыслях, и я задремал.

      Сквозь сон я почувствовал горячее дыхание прямо над своим лицом. Я резко открыл глаза. Парень, буквально висевший надо мной, отскочил от меня. Я присел и начал разминать затёкшие плечи.

      — Ты кто такой? — зашуганно спросил кудрявый высокий парень. Он был очень худой, и одежда висела на нём, как мешок.

      — У меня такой же вопрос, — отвечать первым совсем не хотелось.

      — Я Антон. Андрея сын. Из Кондраков, — кудрявый внимательно изучал меня. Сначала заглянул в глаза, провёл взглядом по моему рту и шее и начал рассматривать мой живот. Что такого интересного написано на моём голом животе?

      — И что ты тут делаешь? До деревни двадцать вёрст, — удивился я.

      — Да я за грибами пошёл и заблудился. Думал, что больше уж не вернусь домой — волки загрызут. А тут ты. Двадцать вёрст, говоришь? — Антон медленно и с чувством почесал затылок. Он явно прикидывал, сколько он будет топать пешком обратно. Я же всё никак не мог понять, как такой худой мальчишка вообще прошёл эти двадцать вёрст, его телосложение молило, чтобы его откормили и уложили спать на печи.

      — Грибник, значит… Где корзинка-то твоя? — начал я, как увидел, что новый знакомый вот-вот заплачет.

      — Я набрал две корзины. Они были такие тяжёлые. Когда я понял, что заблудился — мне пришлось их оставить. Я теперь даже не знаю, где они. Меня матушка убьёт, — Антон закрыл лицо руками. Плечи начали вздрагивать. Сердце почему-то защемило от слёз этого мальчика.

      — Ну, не плачь, я тебе новые подарю, ничем не хуже старых. Обещаю, — всхлипы прекратились, и Антон поднял голову. Глаза были опухшие, нос и уши покраснели, а щёки вообще покрылись пятнами.

      — Правда? — не веря, спросил мальчик.

      — Крест даю.

      Антон широко улыбнулся своим большим ртом и прижал меня к себе в объятия. Вдруг неожиданно стушевался и отпустил меня. Как жаль было разрывать такие тёплые объятия.

      — Я… Дмитрий, — ничего лучше я не мог придумать. — Я у барина служу… Конюхом, — бессовестно врал я.

      — Вот это да, — восхитился Антон. — Наверное, даже грамоту знаешь?

      — Да, учитель был хороший, — я вспомнил мсье Паррас, который обучил меня всему, что он знал. А знал он много. Французский, немецкий, математика, астрономия, философия, анатомия. Моё воспитание — его заслуга. Как жаль, что ему пришлось вернуться на родину.

      — Ты и барина, наверняка, видел? И сына? И Соню? Она красивая? — Антон сделал акцент на моей сестре и замялся.

      — Красивая, прекрасней девушек я не видел. У неё изящный вкус, а манерам позавидует сама императрица, — хмыкнул я, вспоминая, как Сонечка могла гоняться за дворовой свиньёй.

      — Вот бы увидеть её хоть одним глазком, — мечтательно сказал мальчик.

      — У тебя что, невесты нет? — я улыбнулся, глядя на восторженного мальчика.

      — Конечно, есть, — гордо выпятив грудь, сказал Антон. — Мне уже шестнадцать лет. В эту троицу я с Ирой пойду к барину, просить благословения на брак.

      Антон начал рассказывать о своей невесте, я же, наконец, встал с земли и начал одеваться. Я отряхнул бриджи и надел рубашку. Застёгивая пуговицы, я продолжал смотреть на лопоухого худого мальчишку. Тот с воодушевлением рассказывал, что его невесте Ире недавно исполнилось четырнадцать лет и что все рады отдать замуж девушку за Антона. Рассказ плавно перетёк с невесты к себе.

      — У меня три сестры. И я вообще самый старший ребёнок в семье… — Антон замолчал. — И единственный мужчина в доме. Отец умер, когда мне было одиннадцать, а мать была на большом сроке, вынашивала Аксинью. Сестра родилась раньше времени. Худая была, синяя. Думали, умрёт, а, вон, уже 6 лет девчонке, — начав разговор о младшей сестре, у мальчишки загорелись глаза.

      — Антон, мне пора. Ты со мной? Я в Кондрашку направляюсь, — я уже оделся и стоял прямо перед мальчиком.

      — Да, конечно. Я всё равно не знаю, как мне вернуться обратно. Другого выбора нет, — рассмеялся Антон и схватил меня за руку, которую я ему протянул, чтобы помочь встать с земли. Несмотря на хрупкие косточки, кудрявый вцепился в меня с силой, которую не ожидаешь от такого истощённого человека.

      Мы протиснулись по узкой тропинке и вернулись к оставленному коню. Фаворит жевал листья с соседнего дерева и был доволен передышкой. Я отвязал животное и погладил по голове. Повернулся к сумке, которая была пристёгнута к седлу, и угостил коня яблоком. Тот с удовольствием заглотил фрукт целиком, из-за чего по морде начали литься струи сока и слюны. Я взял коня за поводья и пошёл в сторону большой дороги. Лишь там я обернулся на Антона. Тот стоял бледный на почтительном расстоянии от лошади.

      — Ты на коне? — удивился Антон.

      — Я же конюх, что в этом удивительного?

      — Ну… А мы же пешком пойдём, да? — с надеждой спросил мальчик.

      — Нет. Иначе зачем я бы брал его, — рассмеялся я. Антон поёжился. — Запрыгивай и поехали. Мне нужно торопиться, — я резким движением вскочил на лошадь.

      — Не, я лучше рядом побегу, — выпалил Антон. Я задохнулся от смеха. Я представил себе, как этот крепостной бежит за Фаворитом и отстаёт в первую же минуту. Я повалился на шею жеребцу, и он начал нервно переступать, чувствуя, что с ездоком творится что-то неладное. Я кое-как успокоился и привел в чувства животное. А вот Антона, по-моему, успокоить было невозможно.

      — Выбирай, волки или конь? — спросил я. — Только вот волки — это неминуемая смерть, а лошадь — это только страх в твоей голове и средство передвижения, — добавил я, потому что Антон уже явно открыл рот, чтобы выбрать волков. Мальчик закрыл рот обратно и глубоко задумался. — Сядешь за мной и будешь крепко держаться. Ничего не случится. А взамен я тебе две корзины раздобуду, — услышав про корзины, Антон всё-таки начал осторожно подходить к коню. Фаворит стоял спокойно, как статуя. Умное животное. Знает ведь, когда можно паясничать, а когда за это влетит так, что мало не покажется. Я протянул руку мальчику и не без труда затащил его на коня. Антон вцепился в меня руками так, что я начал задыхаться.

            — Прошу, не так сильно, — хрипло простонал я. Хватка ослабла. Чужое сердце громко билось мне прямо в спину. Горячее дыхание с шеи передвинулось куда-то в сторону седьмого шейного позвонка.

      — Езжай, я так долго не продержусь, — прошептал Антон. Я аккуратно прижался икрами по бокам лошади и та пошла шагом. Руки Антона сжали меня сильнее, но было терпимо. Тело сзади меня нервно подрагивало. Вроде деревенский, что же так лошадей-то боится.

      Почувствовав, что тело начало дрожать меньше, я ещё раз ударил животное по бокам, и конь пошёл небыстрой рысью. Мне опять стало трудно дышать. Мальчик прижался ко мне всем телом. Ну, зато точно крепко держался. Я ударил по бокам лошади ещё раз, и мы помчались галопом. Ветер свистел в ушах, тело сзади меня было прижато так, будто мы магниты разных полюсов. Вскоре я почувствовал, что горячее дыхание исчезло со спины, однако руки всё так же крепко обхватывали меня.

      — Как же красиво, — прошелестел голос за моим ухом. Видимо, Антон наконец открыл глаза. Я раньше никогда не обращал внимания на пейзаж вокруг, а зря. Я уже вглядывался в поля и пашни. Ярко-зелёная трава, луговые цветы разных оттенков и красок. Пахнет весной. Конь бежит легко, будто он летит, не касаясь земли. На горизонте показалась деревня, а после и вереница, с которой я отправился в Кондраково. Ударив Фаворита по бокам, я сильнее вцепился в поводья и промчался мимо удивлённой Сонечки.

      — Арсе… — лишь расслышал я вслед, как уже оказался в деревне и замедлил лошадь до медленного шага.

      — Что за девушка нам кричала? — спросил Антон.

      — Я её не знаю. Может, она не нам. Где твой дом? — я ушёл от продолжения встречным вопросом.

      — Я уже сам пешком дойду, недалеко, — начал противиться Антон, но рук так и не отпускал.

      — Ты хочешь корзины?

      — Ладно, ладно. До центральной площади доезжаешь, а оттуда по правой дороге до конца, — сказал Антон. Я подтолкнул коня в бока и уже через пять минут парень с дрожащими ногами стоял перед маленьким деревянным домом. В саду вольно гуляли курицы и два петуха. Последние вместе клевали зерно.

      — Послезавтра привезу корзины. Жди меня, — я подмигнул мальчишке и поскакал искать Сонечку. Свита нашлась на центральной площади. Сонечка смотрела в колодец. Её всегда манила вода в любом её виде и проявлении. Я подошёл сзади и нежно взял за плечи. Она обернулась на меня и хихикнула.

      — Ну и кого ты опять подобрал по пути? Очередного бродягу себе под крыло взял? — Соня подозрительно сощурилась.

      — Нет, в этот раз местный. Он заблудился, когда грибы собирал, а я его нашёл и помог добраться до дома.

      — Я уж поняла, что ты его спаситель. Он так к тебе прижимался, будто ты единственное, что у него есть в жизни, — я почувствовал, как заливаюсь краской. Эта несносная девчонка может довести до белого каления.

      — Мне нужно к управляющему забрать журнал душ. Я быстро, — чмокнув сестру в лоб, я вскочил на Фаворита.

***

      — Спасибо, Пётр Ильич. Послезавтра привезу обратно, — кидал вслед я, вскакивая на коня.

      — Конечно, мой мальчик, заезжайте почаще. Так радуете Вы меня своими визитами. А Сонюшку уж так давно не видал. Выросла наверняка красавицей.

      — Ещё какой. До встречи! — я поддал каблуками по бокам Фаворита и вернулся на площадь.

      Сонечка уже разговорилась с какой-то сверстницей у колодца.

      — Я замолвлю словечко за вас с Антоном, батюшка обязательно благословит Вас. Ты такая хорошенькая, а жених твой наверняка ещё лучше. Вам же просто невозможно отказать!

      — Спасибо, барыня. Я буду так счастлива.

      — Я же говорила не называть меня так. Просто Соня.

      — Простите… Соня, — девушка, увидев меня неловко раскланялась и, схватив ведро, пошла вглубь деревни.

      — Арсений, миленький, я с такой девушкой познакомилась. Она просто прелесть. Ирочка. Чудо, какое красивое имя. Жених у неё есть, Антон, прошу, замолви за них словечко отцу. Она так любит его, так любит! — Соня могла ещё долго щебетать про любовь и про то, какие все люди чудесные, но я аккуратно подтолкнул сестру к лошади и помог сесть. Обратно мы ехали вместе и не спеша.

      — Арсений, почему ты пронесся мимо меня? Мы ведь могли доехать вместе, хоть этот небольшой путь, — Соня уставилась на меня.

      — Спутник очень спешил, — соврал я.

      — Куда же крепостной может так спешить, что даже барин не смеет остановить своего коня? — сестра насупилась и сморщила носик, как мать.

      К такому расспросу я не подготовился, поэтому решил, что сейчас лучшая тактика — это не защита, а нападение.

      — А что же всё-таки за девушка, с которой ты так мило беседовала у колодца? — начал я, зная, что если задать нужный вопрос, то сестра может заняться монологом на весь путь. Так вышло и в этот раз.

      Сначала Сонечка только и делала, что повторяла какой та доброй души человек, потом, что она чудесная дама. Потом рассказала, что она из семьи зажиточных крестьян, рассказала про то, что у них во дворе две коровы, конь и семь свиней. Рассказала, как Иру в детстве запирали в наказание в курятнике, и она там проспала всю ночь, а проснулась с яйцом в руках. Рассказала про отца, им оказался наш лучший кузнец. Не забыла про мать, которая воспитывает девять детей, вместе с Ирой. Разговор, наконец, затронул и Антона. Если я сначала и сомневался, что это может быть не та самая Ира и не тот самый Антон, то в конце рассказа я уже был уверен, что это мой новый знакомый, которому я должен привезти две корзины.

      — Антон, Ирка сказала, очень высокий. Он выше даже её папеньки, а ты ведь видел его. Такая махина, что нас обоих в кулак может взять и смять, — с воодушевлением рассказывала Сонечка. — Только вот мясом не оброс, худой, как соломинка, говорит, но очень выносливый и сильный. Представляешь, однажды он на ярмарке медведя поборол, вот это тогда шумихи было. Он потом на выигранные деньги Ирке-то сапожки купил. Настоящий герой, — выдохнула в благоговении Соня.

      Я же представлял перед собой, как этот щуплый мальчишка завалил бурого медведя. Сердце застучало от страха, что он мог если и не погибнуть, то получить такие увечья, что ни Ира, ни какая-то другая девушка не захотела бы брать его в мужья. Я отогнал от себя страшные образы. Что я так беспокоюсь за незнакомого мальчишку?

      — Антон любящий, трудолюбивый, маме помогает с детьми, ведь та растит их без мужа, он умер. Спился. Всем Антон хорош, только вот семья очень бедная. Курицы, да поле, на котором некому работать. Мужчина один, а девчонки ещё маленькие. Вот он один и упахивается, пытается прокормить семью. Так что Ира — отличный вариант для него. В приданое будет корова и поросята. Их свинья скоро родит, вот весь выводок и собираются отдать.

      Потом Соня вернулась к рассказу о колодце, в котором она увидела хвост русалки, и что чешуя у неё была золотая, как солнце. Невинно болтая обо всём и ни о чем одновременно, мы вернулись домой.