Глава 4
Капитан занес кулак над дверью дома Бастьенов-Мармонтелей и дважды подумал, прежде чем постучать. Он почувствовал разочарование, когда на пороге появился Клод, а не Клодетт, как он рассчитывал.
— Капитан Рафаэль Ларивьер, — Клод едва не закатил глаза при виде офицера. Ему поперек горла стояла королевская гвардия. — Учитывая обстоятельства, могу с уверенностью сказать, что Ваш визит сегодня абсолютно неуместен.
— Вы отец Клодетт? — спросил Рафаэль, проигнорировав тот факт, что Клод был отнюдь не рад его присутствию.
— Нет, я ее дед, — ответил дедушка с видом утомленного жизнью человека, спешившего поскорее добраться до сути разговора и оказаться как можно дальше от неприятного собеседника.
— В таком случае, позовите...
— Ее отца нет дома, — перебил Клод. — Зайдите в другое время, капитан.
Он поспешил закрыть дверь, но Рафаэль не дал ему это сделать, поставив ногу между дверью и ее косяком. Клод выходил из себя и глазами метал в него молнии, но Рафаэля не напугал этот взгляд — напротив, он принял вызов, выпрямился во весь свой высокий рост, чтобы принять устрашающий вид, и в упор посмотрел на Клода. Со стороны это выглядело так, будто они пытались прожечь друг друга взглядами.
— Мне нужно поговорить с Вашей внучкой, — процедил капитан сквозь зубы.
— Вы выбрали неподходящее время для разговора, — Клод не собирался сдавать позиции.
Дверь подвала позади него жалобно заскрипела. Все в том же белом платье, теперь местами окрашенном в цвет крови, Клодетт стояла на самой верхней ступеньке подвального помещения и раскрасневшимися от слез глазами с негодованием смотрела на капитана и дедушку. Она поймала удивленный взгляд офицера и почувствовала, как сильно его ненавидела.
— Что он здесь делает? — почти прошипела девушка, не сводя буравящего взгляда с Рафаэля.
— Капитан хотел поговорить с тобой, — ласково ответил дедушка, и тон его являл разительный контраст с тем тоном, каким он разговаривал с Рафаэлем. — Но он уже уходит, — Его голос стал ниже, когда Клод снова повернулся к офицеру и наградил его таким же взглядом, каким смотрел раньше.
— Правда? — Клодетт вдруг смягчилась. — Я поговорю с ним.
Оба удивленные, Клод и Рафаэль в недоумении переглянулись.
— Вы не оставите нас на минутку? — с театрализованной любезностью поинтересовался Клод и закрыл дверь перед носом капитана, не дождавшись его ответа.
Рафаэль вздохнул. Сняв шлем, он поправил белокурые волосы, по длине доходившие ему почти до плеч, и встряхнул челку, сильно нервничая и надеясь выглядеть перед Клодетт наилучшим образом, когда она откроет дверь. Правда вот через две минуты он засомневался, стоило ли так торопиться с прихорашиванием — впускать его в дом никто, кажется, не собирался. Офицер по-хозяйски облокотился на стену и, постукивая пальцами по шлему, который он обхватил другой рукой и прижал к туловищу, принялся смиренно ждать. Он слепо пялился то в одну точку, то в другую, то разглядывал суетливых прохожих за низким старым заборчиком. Они ни на что вокруг не обращали внимания, но дом ведьмы Шарлотты, публично вздернутой сегодня на виселице, имел честь заработать их внимание. Некоторые с отвращением косились на несчастное здание, бросая на капитана подозревающие взгляды и строя догадки.
Порочная ведьма, еретичка, грешная Ева — как только ни называли Шарлотту эти люди. До ушей капитана то и дело доносились новые порции ругательств, которые он старался игнорировать. Что ж, опыт он имел многолетний, ведь всегда и везде такие люди найдутся.
Рафаэлю показалось, что в ожидании он состарился на десять лет. Что ж, может, это зачтется ему в Чистилище? Прошло еще немного времени, и офицер засомневался в том, что ему вообще когда-нибудь откроют, поэтому уже собирался снова постучать, но ровно в это же мгновение дверь отворилась. На пороге появилась Клодетт. Она пропустила дедушку, выходившего из дома с заступом в руках — по-видимому, он шел работать. Клод гневно сверкнул на капитана глазами, будто запугивая, и скрылся за домом. Можно было подумать, что он собирался вырыть ему могилу.
Клодетт тоже была не в лучшем расположении духа. Ее лицо было совсем близко, наконец Рафаэль мог рассмотреть его с такого расстояния. Он наблюдал за ней и раньше: смотрел, как шевелились ее губы, когда она пела, как двигалось ее грациозное тонкое тело, когда она плясала, и как благодарно улыбались ее голубые глаза, обрамленные пышными ресницами, когда кто-то бросал ей монету, но тогда все это было слишком далеко.
— И как Вам только хватило совести заявиться сюда, капитан? — покачала головой Клодетт, выждав паузу.
— Я лишь хотел объясниться, — начал он, но девушка его перебила:
— Проклятым фиглярам я больше верить не намерена, мессир, — Она нарочно выражалась такими словами, пренебрежительно отводя взгляд. — Но выслушаю Вас.
— Я вовсе не обманывал Вас, сударыня, — возразил офицер. Казалось, будто с ней сейчас говорило само его сердце. — И собираюсь прояснить ситуацию.
— Ни один плут не сознается в том, что совершил. На то он и обманщик, — заметила девушка, прищурившись.
Она сильно потеряла его в мнении, что открыто демонстрировала, но наш капитан, к счастью, был настойчив:
— Вы сильно ошибаетесь. Я действительно не скоморох.
Клодетт приблизилась к его лицу настолько, насколько только позволял ее невысокий рост, чтобы заглянуть в бессовестные глаза подлеца:
— Неважно, как Вы это называете. Невинная женщина, бездыханное тело которой ночью отнесут в склеп Монфокона и бросят среди человеческих остовов, убита не Вами, кровь в этом подвале пролита не от Вашей руки, но Вы отвечаете за это перед Господом.
Не было в Париже ничего, что пугало бы Клодетт больше, чем виселица Монфокона, которая могла принять пятьдесят грешников за раз. Именно об этом страшном сооружении писал Виктор Гюго, на любого человека с хорошей фантазией наводя ужас его описанием, от которого я читателя пока любезно избавляю.
— Прошу Вас, сперва дайте мне объясниться! — Капитан не помнил, чтобы прежде ему случалось умолять женщину. — Клянусь душой, Вы пожалеете о своих словах, когда сказанного будет уже не вернуть, как и невинные жизни, отошедшие сегодня в мир иной.
Это повлияло на Клодетт, снова пробудив ее эмоции, и она отступила, положа руку на разбитое сердце.
Рафаэль зашел в дом и закрыл за собой дверь. Он не прошел дальше, чтобы сесть и поговорить в спокойной обстановке, потому что ему не терпелось рассказать о том, что случилось на самом деле.
— Я бережно хранил Ваш секрет и храню его до сих пор, — низким голосом произнес Рафаэль, подойдя к Клодетт почти вплотную. Девушке пришлось вжаться в стену, чтобы сохранять между их телами хоть какое-то расстояние. — Вас сдал кое-кто другой.
Сердце Клодетт колотилось с бешеной скоростью. Непонятно, в чем было дело: в неприемлемой близости капитана или в том, что она была взволнована ситуацией в целом. В душе она ликовала, радуясь тому, что Рафаэль не был оборванцем, каким она его посчитала, но при этом боялась узнать о том, кто совершил на нее донос. Кто еще, кроме бабушки и дедушки, мог знать о кошках?
— Жюльен Дюваль доложил о Вас, — промолвил Рафаэль, глядя в большие глаза госпожи Бастьен. Она была похожа на испуганную кошку: если бы у Клодетт была шерсть, она точно стояла бы дыбом. — Он сделал это вчерашним вечером.
«Подумайте, какую услугу Вы оказываете самой себе, отвергая меня», — всплыла фраза господина Дюваля в голове Клодетт при звуке его имени. Голос Жюльена, предупреждавшего ее, эхом отдавался внутри, заставляя девушку дрожать.
— Вчера я отказала ему в предложении руки... — тихо призналась Клодетт. —Но как он узнал о... ох, непонятно!
— Жюльен Дюваль, сын судьи, человек такого положения, сделал Вам предложение, и Вы его не приняли? — удивился капитан.
— Помилуйте, сударь!
Клодетт принялась прокручивать в голове вчерашний день. Как она себя выдала? Неужели, успешно пряча кошек столько лет, всего за один день она умудрилась быть такой неосторожной, что о них узнали сразу двое?
И тогда она поняла. Должно быть, Жюльен был рядом, когда она мыла Шарля, и услышал, как котенок завопил, испугавшись воды. Конечно же он сразу понял, какого цвета была его шерсть, ведь прятать белых, рыжих или серых просто не имело смысла,
— Это все сейчас неважно, — Рафаэль избавил ее от этой ужасной темы. — Я могу помочь.
— Вы уже ничего не сможете исправить. Никто не сможет, —промолвила Клодетт, выждав недолгую паузу.
Она старалась оставаться в себе, но ее глубочайшую печаль выдал ее собственный голос, надломившись в конце. Голос и глаза. Красные от слез и лопнувших сосудов.
— Вы правы, прошлого не возвратить, — кивнул капитан. — Но этого можно не допустить снова.
Клодетт недоуменно нахмурилась и недоверчиво на него поглядела.
— Если Вам понадобится убежище... — он наклонился к ее уху и зашептал: — я его предоставлю.
Рафаэль отстранился.
Как же она могла ему верить? Ему, кто служит обрекшему ее бабушку на страшную смерть?
— Вы великодушны, господин, — сказала Клодетт, не глядя ему в глаза. Она не хотела, чтобы он видел ее сомнения. — Но я не нуждаюсь в Вашей помощи. Мне нечего скрывать, я чиста перед законом и королем.
Капитан вздохнул.
— Это правда, сударыня?
— На Библии поклянусь.
Губы Рафаэля растянулись в снисходительной улыбке. В темных глазах сверкнул хитрый огонек, как свеча в ночном окне, и тут же спрятался в темноте.
Да что он себе позволяет!
Негодование в Клодетт возросло до исступления. Она уже была готова выплеснуть его наружу и выставить наглого офицера за дверь, когда вдруг Рафаэль позволил себе неслыханную дерзость — коснулся ее щеки. Клодетт вздрогнула и отшатнулась от него.
— За что же Вы так с Библией, госпожа? — спросил он, покручивая между пальцами черный кошачий волосок.
От его бдительных глаз редко что-то ускользало.
Сердце Клодетт заколотилось еще быстрее.
«Он знает! Теперь он знает, что не все кошки были убиты!»
Его темные глаза были спокойны и безмятежны, густые брови расслаблены. Сквозь свой страх Клодетт разглядывала его гладко выбритое лицо, — небольшая щетина была оставлена лишь на подбородке и придавала ему мужественности — размышляя, можно ли этому человеку довериться.
А был ли у нее выбор?
— Если кто-то узнает, что Вы сказали мне, Вас казнят... — прошептала Клодетт.
Она не понимала, почему Рафаэль так стремился обременить себя ею, незнакомой уличной плясуньей, которая может навлечь на него страшную беду. Это вызывало в ней скептицизм.
— Я не верю, что Вы кому-то расскажете, — спокойно произнес он. — Я доверился Вам. Теперь и моя жизнь в Ваших руках. Это справедливо.
Этого ей было недостаточно, чтобы поверить ему.
— Но как я могу знать, что это не уловка?.. — прямо спросила Клодетт, когда Рафаэль сделал шаг назад.
Капитан не возражал против такого вопроса.
— Мне не нужно строить Вам козни. Я могу прямо сейчас арестовать Вас и отправить на дыбу, — бесстрастно ответил Рафаэль. — И я позволил Вашей бабушке спасти Вас, когда мог сказать правду о том, что и Вы к этому причастны.
В самом деле. Если бы капитан хотел ее смерти, она уже была бы мертва.
Она задумалась. Все, что говорил Рафаэль, имело смысл, до которого она, ослепленная эмоциями и всепоглощающей ненавистью вкупе с унынием, не могла доискаться.
— Вы знаете, где меня найти, — бросил капитан напоследок и покинул ее, оставив Клодетт наедине со своими мыслями в пустом коридоре.