1. Сначала
Берс
Как бы было странно, если мне не разрешили взять кинжал в руки. Моя сестра стояла неподалёку от меня, читая книгу в руках, а я с отцовским кинжалом упорно тренировался, ведь, когда придут враги надо кому-то отстоять их!
— Хульмат, — позвал я младшую, которой было всего шесть лет, а так увлечённо читала книги, но та даже не взглянула в мою сторону. Она даже не умела толком читать, но все же так старалась это освоить. Не понимал ее любовь к этому, но чуть-чуть даже удивлялся, ведь я никогда не любил чтение.
«Не слышит меня.» — подумал я и пошел к реке неподалёку от нашей башни. Месяц назад я побежал за кошкой и наткнулся на это чудесное место, с тех пор, я так любил туда бегать, хоть никто об этом и не знал. Со счастливой улыбкой на губах, потому что меня дома ждал Дулх-халтам* (инг. мало с галушками. Традиционное, кавказское блюдо ингушей), из мяса зарезанной, в том числе и мной, сегодня соседней овцы с мужчинами, пританцовывая, я дошёл до реки и сел под огромный деревом. Прислушиваясь к шуму бурчании воды, я опять начал разглядывать свой любимый кинжал.
— Эй, ты, Берс, ты убил мою овечку! — до меня донёсся голос девочки. Встав с места, я оглянулся и никого не увидев. Подумав, что показалось, я медленно опустился на траву, как вдруг тут же в меня полетел огромный камень. Прижав ладонью рассекшуюся бровь, я кричал, как мог, а лицо мое уже было в крови. Через которое время отец так и другие наши родственники хохотали и дразнили девушку, дабы она станет моей невестой. Дурнушка вправду им поверяла и весь день рыдала.
А потом прошло много времени. Отца не стало. На нашу башню напали разбойники. Из-за смерти отца, мама тоже покоилась. Я остался с дедушкой в свои тринадцать лет. В четырнадцать лет от неизвестной болезни так же скончалась и моя сестра. И тогда я был настоящая сирота. Лишь дедушка единственный был. Он-то меня и научил стрелять из лука, метать ножи, брать правильно в руки кинжал и драться. Начатый отцом путь я не хотел прекращать. И уже с четырнадцати лет знал кем я буду.
«Так же, как и дада когда-то, я буду грабить у тех, которые украли нашу пшеницу и возвращать ее!» — заявил я дедушке в один день. Он поддержал мое решение.
Той высокой девушки с длинными двумя косами я не видел. Их семья, которая когда-то была так неразлучна с нами отстранилась. И все даже было вовсе до смерти дады. Настолько людей меняла власть.
С удовлетворённым количеством денег, воти Махьмуд стал для нас словно чужой. А дочь ее, та ещё змея, несносная, переехала в соседний аул, к бабушке и больше никогда не появлялась у той речки первой нашей встречи.
Взгляд той я никак не мог забыть. Она глядела на меня словно на врага. Все ее странности меня очень пугали. В тот день она даже не извинилась, а мой шрам остался. Я всей душой ненавидел Жовхар, потому что она была грубая, словно мальчик и к тому же глупая очень-очень.
С того дня прошло почти двенадцать лет. Шрам остался, воспоминания тоже. Да все было лишь из-за того, что убили эту ее овечку!
Застегнув пояс, я взял кинжал и заправил его на месте. Затем потянулся за головным убором. Сделав вздох, вышел из башни.
Было уже утро. Яркий, свежий и теплый луч солнца падал на мое лицо. В пять часов утра надо было совершить намаз.
Я отправился к озеру, дабы, чтобы совершить омовение.
Дойдя до озера, совершив омовение покойно, я стал оглядывать эту местность.
То самое озеро, то же дерево. Это было мое любимое место поблизости с башней.
Высокие горы и башни вокруг захватывали дух. Над головой неслась большая птица. Это был орел. Гордость Ингушей, наша гордость. Он несся с большой скоростью да еще и с добычей в когтях.
Кругом была неописуемая природа. Где-то неподалёку ещё текла река. Озеро рядом было спокойно.
Глубоко вздохнув свежий воздух горных вершин, я облегченно прикрыл глаза.
Так я стоял минут две, а потом кинулся к облегчении души.
Там же, на траве, на этом свежем воздухе, я и решил сделать намаз.
Каждый раз, когда я вставал на запад и начинал молиться, было такое ощущение, будто это в первый раз. Этот поклон Всевышнему, это приятное чувство при каждом суджуте, это прелестное и успокаивающее чтение сур. Каждый раз я вставал и говорил с Аллах1ом. Просил его о помощи. Сегодня это было не впервые. Делать намаз меня отец обязывал с девяти лет, что я и делал, должен был делать до конца своих последних дней. «О Аллах1, облегчи участь моей семьи. Прими их под своё благословенное крыло, сделай их счастливыми обитателями Ялсмале!* (инг. - «рай») всегда об одном и том же просил я Бога в который год.
Закончив чтение намаза, я все ещё сидел на траве, произнеся зикр и вдруг услышал какие-то шаги за спиной.
«БисмиЛлях1и-р-Рохьмани-р-Рох1им», — с этими словами я вставал на ноги. Всё-таки в свои шесть лет я усвоил урок.
Как только я обернулся, увидел одну горянку.
Высоко поднятая голова, уверенные шаги, ровная осанка только и дополняли ее. На ветру ее накидка так и развивалась, а прелестная длинная, до самой колены коса, черного, как воронье крыло цвета, покойно лежала на ее плече. (И что-то эти волосы были мне знакомы, а именно эта коса)
Я знал, что смотреть на нее для меня будет грехом, но всё-таки я был грешен.
Глаз оторвать я всё-таки не мог.
Она шла тихо, опустив свой взор на землю. В руках у нее был кувшин. Точно шла за водой.
Я стоял на месте, она все ближе и ближе приближалась ко мне.
Все ещё не поднимая свой взор.
— Ты упадёшь, — проговорил я, увидя, что та и вовсе не поднимет взгляд, а может и споткнуться об здоровое бревно рядом с озером.
Уронив кувшин, девушка отшатнулась на несколько шагов назад, наконец-то подняв свои очи. Пара глаз смотрела на меня как на убийцу. Карие ее глаза, словно бездность, в которой я мог бы утонуть, смотрели на меня. Эти глаза, словно черный жемчуг иль драгоценный камень, робея, изучали мою личность. Кажется я уже где-то видел эти глаза.
Мгновенье мне показалась минутой, а минута часом. Сколько минут иль секунд прошло я не понял. Но всё-таки она первая опустила свой взор на землю, даже склонила голову.
Что же мне надо было сделать, чтобы и снова увидеть их? Что же?
— Благодарю, — тихо пробормотала, не поднимая глаз на меня и не шевелясь. Словно скопанная. Наконец-то я, заметя кувшин на земле, взял ее и приблизился ближе к той горянке, которая украла мой покой с первого взгляда. Она еще раз отшатнулась на пару шагов назад.
— Не волнуйся. Я тебе вред не нанесу. Я тебе братом величаюсь, — сказал я, отчего заметил ее облегчение. Она просто кивнула. Слабо кивнула. И слово не проронила.
Я протянул руку, протягивая ей кувшин, но она не взяла его у меня. Я не понимал в чем дело.
Тихо и спокойно та кивнула в ту сторону, где я делал намаз. Тем самым показала, что я могу порвать наше омовение.
Почему-то, поняв, что она так же делает намаз, мое сердце вспыхнуло в груди, словно оно и вовсе не мое, хоть это и было что-то вроде очевидное.
В моих глазах она светилась, словно бы и не была человеком, а чем-то другим. Кем-то больше, чем человек. Или... Или человек без единого минуса.
Что с тобой, Берс? Это вообще ты? Къоанах веций хьо?!* (инг. «Ты не мужчина что ли?!»
Очнувшись от этих плохих мыслей, которые были для меня прямым Харамом, я осторожно поставил кувшин на свежую траву.
Она опять медленно и смиренно кивнула.
Может ли она поднять этот взгляд?
— Да благословит тебя Аллах1, — тонким голосом произнесла девушка и взяла кувшин на руки.
И уже собиралась уходить?
Только не это!
Она мне кивнула и точно уже хотела попрощавшись уйти, но я её прервал.
Я не мог ее просто так отпустить!
— Прошу прощения, но я хочу узнать, чья ты дочь. Ц1и фуй я хьа?* (инг. «Как тебя зовут?») — спросил я ее, она же не ответила.
— Ц1и фуй я хьа? — протянул я к ней руку, та опять отшатнулась, будто бы я мог даже, стоя рядом с ней, даже в метре друг от друга, ударить ее током насмерть.
Горянка медленно подняла свой взор, прямо в глаза она не смотрела. Как жаль. Я пытался заглянуть ей в глаза, что и сделал. И сразу же пожалел. В глазах ее была печаль и тоска, в них было беспокойство или страх.
— Не надо. Не стоит. Прошу тебя. Тебе лучше не знать кто я. Не подходи ко мне. Отец будет недоволен, — мирно произнесла она. А я стоял любуясь ее яркой и насыщенной мимикой, любуясь ее очаровательными очами и вознося ее все выше и выше в своей душе. Ведь слушаться отца - вот что может быть самым лучшим качеством любой девушки. Эхь-Эздел, (Эздел является Кодексом чести и поведения, передаваемым из поколения в поколение родителями и обществом у ингушей. Инг. — «обладающий высокими духовными качествами») воспитанность, красота, ум, скромность, все это украшало ее.
— Бехк ма баккхалаш*. (Инг. «Прошу прощения») 1адика хийла*, (Инг. «Счастливо оставаться») — девушка отступала назад.
— Хоть имя свое скажи мне. Прошу тебя. Не заставляйте терзаться моей душе.
— Бехк ма баккхалахь, — снова эта фраза. Но сейчас еще тише.
— Хоть имя, — она уже уходила, и вдруг я услышал его какие-то голоса за ее спиной.
Это были женские голоса. Их было много, как я понял. Кто-то из них смеялся, а кто-то бурно обсуждал кого-то. Девушка со страхом резко взглянула на меня. Да. Она взглянула. Она подняла свой взгляд. Я увидел их. Наши взгляды наконец-то столкнулись.
Хоть и не в самых хороших обстоятельствах, но они столкнулись. Девушка поджав губы, помотала головой, дабы прося меня убежать вон от сюда, побыстрее.
Я это понял.
— Сестра! Сестра! — доносились какие-то голоса. Одна из них уже была близка.
Моя горянка все ещё стояла, умоляя меня уйти.
Я кивнул ей и быстро подбежал к большому камню рядом с озером. Уйти я просто не собирался. Спрятавшись за ней, я стоял, опираясь одной рукой об этот большой камень.
Какая-то другая девушка, которая никак не сравнивалась, как бы это грубо иль глупо не звучало, с моей единственной, подошла и что-то стала говорить ей.
Я не слышал ничего. Досадно!
— Ну, сестра, ты такая быстрая. Встав в четыре утра ты уже успела сделать половины всех дел дома, — говорили моей трепетной незнакомке. Она ей ничего не отвечала, смиренно слушала.
В четыре утра встала... Мама тоже так делала когда-то...
Я понимал, что женщины тут встают очень рано, но... В четыре утра, там более молодая девушка, чтобы встала... Моему уму было непостижимо.
Да откуда же она такая?!
Откуда?! Кто же она?
И наконец я услышал какой-то недовольный крик. Сразу же посмотрел в их сторону.
— Эй, Жовхар!
Так значит ее зовут Жовхар?
Имя как раз было для нее. Жовхар...
Я заметил растревоженный взгляд Жовхар, который был устранен в мою сторону. Я поймал ее взгляд и кивнул, она смущенно опустила голову. Девушка стоявшая ко мне спиной, а лицом к Жовхар, вдруг резко обернулась ко мне. К счастью она не могла меня увидеть.
Тут опять повернулась к Жовхар, что-то стала ей говорить, это я уже услышать не мог. То что мне надо было, я уже услышал.
Я поторопился вернуться в нашу башню.
___
Берс - старинное имя мужчин в обществе Ингушей.
Перевод - «Волк».
Жовхар (Ж1овхар) - старинное имя женщин в обществе Ингушей.
Перевод - «Алмаз».