Глава 6 - Меч Ахилла
Утром я заезжаю в фотопечать, отдаю плёнку. Готовых фотографий придётся ждать целые сутки. Снова запрыгиваю на велосипед — бедро отзывается болью — и еду в Собор, продолжить поиски.
Анна любезно одалживает мне большую книгу о статуях и закапывается в бумаги, за ухом у неё торчит карандаш, а очки надеты на кончик носа. Внизу проходит экскурсия, и я выхожу на одну из смотровых площадок. Ежусь от ветра: всё-таки наверху он становится злее. Рядом один из ангелов, в руках у него перо и свиток.
Хочется пошутить, не пишет ли он пером, вырванным из собственного крыла, но я решаю отложить это до момента, когда мы познакомимся поближе. Открываю термос с горячим чаем, ангел косится на меня.
— А статуи могут чувствовать запахи? — спрашиваю я.
Забавно, никогда раньше этим не интересовалась. Но мой имбирно-малиновый чай пахнет так приятно, возможно, ему понравится. Ангел долго не отвечает, наверное, я всё же чем-то его обидела — но потом медленно размыкает губы. Голос скрипучий, будто он не говорил лет сто:
— Немного. Я чувствую, воздух вокруг меняется. Он стал хуже, грязнее.
— Мне жаль... У вас на свитке что-то написано?
— Нет, — он отворачивается.
Ставлю термос на парапет и раскрываю книгу. Автор, однажды оказавшись в Городе, влюбился в Собор и его статуи. Он обошёл здесь всё, изучил историю каждого камня, сделал фото всех Ангелов и написал комментарии. Листаю страницы, нахожу фото своего Северного друга. Четверо — внутри Собора, ещё двадцать восемь — вокруг, по двенадцать на каждую сторону света. Последний — тридцать третий — Золотой ангел, который венчает купол.
— «Одну руку он держит высоко поднятой вверх, указывая на небо. Вторая опущена и сжата в кулак — непривычный жест для статуи ангела», — отрываюсь от страниц. — А вы знаете, что это значит?
— Нет, — скрипит ангел. И пусть он не смотрит на меня, я слышу любопытство. — Что ещё там написано?
Читаю ему вслух, пока от холодного воздуха не начинает болеть горло.
Итак, в руках ангелы держат книги, карты нового и старого света, меч, лук и стрелы, у одного даже есть череп. Но не ключи. Ничего похожего на ключ.
Ангел со скрипучим голосом, кажется, задремал. Мягко закрываю книгу, спускаюсь в кабинет Анны, вернуть её на полку, и спешу домой. Дорога идёт в гору, быстро кручу педали, забывая о холоде. В магазине ждёт обед, и горячий чай, а ещё — новая стопка книг.
— Это туристические путеводители и одно исследование, — говорит отец. Он закрыл магазин пораньше и сидит на кассе, подсчитывая выручку. — Ты спрашивала про статуи, и я решил, они тебе пригодятся.
— Спасибо!
День я провожу, помогая отцу в магазине, а вечер — снова погрузившись в книгу о статуях, пусть и некому теперь читать вслух. Но ни в двух путеводителях, ни в напечатанном мелким шрифтом на тонкой бумаге труде об образах статуй в Городе не нахожу упоминания о Минотавре. Приходит время пить таблетки и идти спать, а я так ничего и не узнала.
Ночь пролетает быстро. Кажется, я только повернула подушку холодной стороной и нашла удобную позу — и вот комнату наполняет голос Селены:
— Случилось ужасное! Убийство! О старшие боги, почему вы стали так несправедливы к нам?
С трудом открыв глаза, кошусь в окно — там занимается рассвет. В тепле кровати тело такое сонное и тяжёлое, голос плохо слушается:
— Что? Что случилось?
Реально ли это или вернулись мои кошмары? Но я сбрасываю одеяло, открываю окно — и холод кажется настоящим. Селена причитает, глядя в небо. Она отказывается говорить, только стонет:
— Квинт ждёт тебя на улице!
Наскоро одевшись, крадусь вниз по ступенькам. Нужно торопиться, но отец может проснуться от любого шороха — поэтому я всё делаю медленно. Поворачиваю замок на двери, ожидая, пока он мягко щёлкнет. Приоткрываю створку на небольшую щель, чтобы не задеть колокольчик.
Квинт переминается с ноги на ногу на крыльце. Его ладонь лежит на рукояти меча.
— Нам нужно спешить! — восклицает он, увидев меня.
Шикаю на него и спрашиваю шёпотом:
— Что случилось? Минерва зовёт?
— Что? Нет! Но тебе нужно это увидеть.
Закрываю глаза. Делаю глубокий вдох. И — тянусь снять колокольчик с двери.
В пять часов утра улицы пустынны; редкие машины обгоняют нас. Минут десять я еду по мокрому тротуару, прямо за мойщиком улицы. Наконец тот сворачивает в сторону, а Квинт обгоняет меня и кричит:
— Поторопись!
Приходится навалиться на педали.
Мы приезжаем к музею живописи, Квинт показывает на распахнутые ворота. Наверное, на ночь их запирают, но сейчас перекушенная цепь с бесполезным замком свободно свисает с одной из створок. Я давно здесь не была, но помню, на заднем дворе стоит бюст Репина.
То, что осталось от него, разбросано по брусчатке вокруг.
Осторожно оставляю велосипед у стены и подхожу ближе. Вот, кажется, глаз. Вот ухо. Когда-то мрамор был жизнерадостной статуей, готовой поболтать об искусстве и пожаловаться на недописанные картины, а теперь стал белым и мёртвым. Мне нечем дышать. Утренний воздух такой холодный, но его не хватает. В лёгких пусто, голова начинает кружиться в белом вихре осколков.
Ладонь Квинта ложится на плечо, и у меня колени подкашиваются. Но он опускается рядом, пытается помочь встать, и, держась за мраморную руку я могу сделать вдох. Давление ослабевает, Квинт поддерживает меня.
— Зачем... я здесь? Почему Минерва...
— Она сказала тебя не трогать. Но нельзя ничего скрывать от товарищей.
Вдыхаю воздух — маленькими порциями. Заставляю себя оторваться от Квинта и удержаться на ногах самостоятельно.
Теперь это просто мрамор. То, что делало Репина живым, улетело в небо.
— Как вы узнали?
— Одна из ворон с моста разносит новости по этому району. Она нашла останки. Никто вокруг ничего не видел.
Зато я замечаю на постаменте белый конверт, почти сливающийся с мрамором. Стараясь не думать, что касаюсь остатков шеи Репина, беру его в руки. И понимаю, это не случайный вандализм.
Сверху написано: «От нового хранителя ключей».
Квинт говорит, это неслыханное бахвальство, когда вор и убийца называет себя хранителем. Открываю конверт с третьей попытки — руки дрожат. Внутри лист белой бумаги, на нём ровные, рукописные буквы.
«Я остановлю убийства, если вы принесёте мне все ключи, имеющиеся в вашем распоряжении. Передача состоится на Коронационном мосте, через три дня, в полночь».
И — ничего больше. Когда я читаю письмо Квинту он разражается длинной не очень цензурной тирадой — наверное, научился от пьяных компаний, гуляющих по паркам, а потом говорит:
— Это нужно срочно показать Минерве.
Снова сажусь на велосипед, солнце поднимается всё выше, слепит меня. На улицах появляются прохожие, спешащие к остановкам и метро, но рядом с Минервой пока никого нет, кроме медных птиц, которые разносят новости. Надеюсь, хоть одна из них будет хорошей.
Но точно не та, которую несём мы.
Спрыгиваю с велосипеда, Квинт замедляет шаг. Если Минерва и удивлена моим появлением, она не подаёт вида. Не давая нам начать, она говорит:
— Хранитель вернулся.
Спешу домой, пока отец не проснулся. В качестве алиби захожу в пышечную и беру пару горячих, прямо из печи, булочек. Вешаю колокольчик на место. У меня есть полчаса, принять душ после утренней гонки, но что бы я не делала: стояла в очереди или сидела в ванной, в голове крутится мысль. Хранитель вернулся.
Я просила Минерву отправить меня к нему, но она была удивительно резкой:
— Нет. Это может быть опасно. Не раз бывало, ключи сводили своих владельцев с ума.
— Но, я...
— К нему уже спешат статуи. Твоя задача — Собор.
— Но что, если он убийца? — вырвалось у меня.
— Тогда справиться с Квинтом ему точно будет сложнее, чем с беззащитным человеком, — отрезала Минерва.
Квинт тогда чуть не сломал мраморную шею, гордо вздёргивая нос.
После завтрака тянет в сон. Отец просит помочь с уборкой в магазине, от этого спать хочется ещё больше. Хожу между полок, смахиваю пыль, возвращаю на место романтические романы, которые кто-то унёс в раздел фантастики. Варю чёрный кофе с имбирём — для себя, но он не очень-то помогает.
Минерва просила быстрее разведать, где ангелы прячут ключ. А про письмо она сказала только:
— Мне нужно над этим подумать.
Я верю, Минерва изобретёт великолепную стратегию. А пока пытаюсь не умереть от скуки в обществе пыли и покупателей. Пройдясь с тряпкой по всем полкам, вскакиваю на велосипед и набираю полную грудь свежего воздуха. Я сняла шапку, резинка слетает с волос, и они развеваются за спиной. Полы расстёгнутой куртки хлопают, как крылья. Переднее колесо сейчас оторвётся от асфальта, и я улечу, далеко-далеко.
Но остаюсь на земле, как ангелы из Собора.
Сегодня я долго стою у входа, запрокинув голову. Машу Золотому ангелу рукой, но он так далеко, я не знаю, получила ли ответ.
Фотографии, забытые, лежат в ателье, и я подхожу к Северному ангелу, поздороваться. На входе висит объявление, что Собор зарезервирован для групповой экскурсии. Внутри непривычно тихо и пусто.
— Нашла ключ? — подмигивает ангел.
— А ты готов сказать, где он?
— Даже не проси.
Вокруг никого нет, и я подробно рассказываю ангелу про своё утро. Спрашиваю:
— А что происходит со статуями после смерти?
Он пожимает крыльями.
— Наверное, то же, что с людьми. Ничего.
Хотя бы не будут сниться кошмары об аде для статуй.
— Ты знаешь, как добраться до Золотого ангела? В путеводителе этого нет.
— В здании есть ходы. Только не жди, что я расскажу тебе, где они. Если ты упадешь оттуда, я не смогу простить этого себе.
Не хватало ещё думать, что ангел всю свою вечную жизнь будет грустить о моей гибели. Но я обещала Минерве исследовать весь Собор, и пробраться наверх придётся. Интересно, Анна может мне помочь? Иду к лестнице, гадая, стоит ли сразу зайти к ней или поискать эти тайные ходы самой. Может, не такие уж они и тайные.
Пол дрожит вместе с моими шагами. Ручка двери, стоит протянуть к ней ладонь, тоже начинает дрожать. И прежде, чем я успеваю понять, кто-то дёргает меня за плечо.
Земля уходит из-под ног. Надо мной склоняется Восточный Ангел.
Я раньше не думала о том, какие они большие. Почему-то, когда стоишь у постамента, не осознаёшь это. А сейчас я до боли в шее запрокидываю голову. А он держит в руке меч. Тяжёлый, мраморный меч.
Вспоминаю, как Селена говорила об убийствах. Отнять жизнь у человека, для статуи это так просто. А ангел, он поднимает меч, остриё почти упирается мне в грудь.
— Ты! Я говорил тебе не трогать моего брата.
Я не знаю... Не могу ничего ответить, потому что не могу вздохнуть. Этот ангел, ему не нужен меч. Его руки сдавят моё горло — и всё будет кончено.
— Ты приходишь сюда, расспрашиваешь о наших тайнах...
— Я... — из горла вырывается: — Пожалуйста, не трогай меня! Не надо!
— Держись от нас подальше! — и меч опускается.
Пол снова дрожит, когда его тяжёлые шаги удаляются к постаменту.
Я медленно сползаю по стене. Плечо болит после мраморной хватки. Сожми он чуть сильнее...
Нужно думать о тайных ходах, о том, как помочь Минерве и Городу. Но всё, что я могу — это снова и снова переживать, как ангел напал на меня со спины. Вдруг он попробует снова?
Лишь писк часов заставляет меня подняться на дрожащие ноги.
Пока отец с аппетитом ест, я гоняю овощи по тарелке, не справившись и с третью. Он увлечённо рассказывает покупателям о старинных книгах, а я сижу в кресле и всё ещё пытаюсь перевести дух.
Квинт машет рукой через окно, и приходится сделать несколько глубоких вдохов, чтобы выйти.
— Я ждал тебя весь день! Минерва сказала, чтобы я отправился к хранителю.
— И ты сходил?
— Я же сказал, я ждал тебя. Седлай своего стального коня, мы и так потеряли слишком много времени!
Ходить к хранителю хотя бы не опасно. Вроде бы... Вспоминаю лестничную клетку в его доме — и лестницу, около которой меня поймал ангел. Что если хранитель набросится на меня, пытаясь защитить ключ?
— У тебя испуганный вид. Что случилось?
Я ловлю его взгляд и сразу опускаю глаза. Квинт — мраморный воин, он ничего не боится. Как все статуи. Как Минерва.
Если я расскажу, они запретят мне искать ключи. А может, вообще перестанут разговаривать со мной, такой слабой и трусливой. Поэтому я мотаю головой и говорю:
— Да, всё в порядке... — нужно срочно сменить тему, и я обращаю внимание на меч в его руках. — Где же твоё копьё?
Он взмахивает мраморным одноручным мечом; от нас шарахаются прохожие.
— Минерва подарила мне меч от разрушенной статуи Ахиллеса. Она сказала, я достоин нового оружия! Разве он не прекрасен?
Меч определённо тяжёлый. И острый, хотя такого редко ожидаешь от мрамора. Отстёгивая велосипед, бормочу несколько слов. Выходит не очень с энтузиазмом, но Квинт доволен.
— Я знал, что ты оценишь. А теперь, — он показывает мечом на знакомый дом. — Время отправиться на битву.
Битва это, конечно, фигуральное выражение. Мы заходим во двор, я запрокидываю голову и замечаю свет в окнах хранителя. Ветка берёзы под одной из птиц сгибается слишком сильно — это голубь с моста.
— Минерва же не говорила приводить её, — говорит он хриплым, тяжёлым для голубя голосом.
— Она всегда нам помогает. Вперёд, — Квинт распахивает передо мной дверь.
Я боюсь, и в этот раз мы постучимся, а никто не ответит. Может, хранитель заехал всего на пару часов и забыл выключить свет? Может, он не захочет нас видеть? Но дверь распахивается после первого звонка. На пороге — мужчина в серой рубашке. Он выглядит старше, чем на фото, виски и борода захвачены сединой, но я узнаю его сразу же. Несколько секунд мы смотрим друг на друга, а потом он вытягивает руку и касается плеча Квинта.
— Значит, настоящий, — он вздыхает так, будто это плохо. — Ну заходите.
Рассказывать обо всём приходится мне: сгоревший дом, разведённые мосты, запаздывающая зима. Вспоминаю вслух, как мы нашли письмо и фото и с трудом отыскали хранителя в университете. Наконец я замолкаю, перевожу дух, а он спрашивает:
— Чего же вы хотите от меня?
— Нам нужен ключ, — отвечает Квинт. — Или место, где он спрятан. Мы сможем его защитить.
Я тихо поддакиваю. Пожалуйста, пусть он расскажет всё статуям и всё закончится. Никаких убийств и безумных ангелов больше.
Но хранитель качает головой.
— Я не скажу вам, где ключ.
— Нам нужно знать это, — настаивает Квинт. — Ключи в опасности. Весь Город в опасности.
— И он всегда защищал себя сам.
— А что, если сейчас не тот случай? — почти шепчу я.
Хранитель мотает головой.
— До ключа в Соборе никому не добраться. Его может получить только тот, кто назовёт пароль. А из ныне живущих его знаю лишь я.
— А если они захватят вас? Будут пытать?
Для охотника Квинт иногда становится слишком хищным. Но хранитель не пугается:
— Я лучше умру, чем скажу пароль. Ключ останется под защитой, — он встаёт с кресла и указывает на дверь. — Мне жаль, что я не могу вам помочь. Но мой совет — не вмешивайтесь.
Квинт уже перешагивает порог, когда хранитель останавливает меня. Не успеваю сделать вдох, а он протягивает свёрток бумаги, перевязанный тонкой бечёвкой. И, понизив голос, говорит.
— Зря ты в это вмешалась. Знаю, статуи всегда вели свои дела, но ты человек. Для тебя это опасно.
— Но вы же стали хранителем.
— Да... — он кивает на свёрток. — Открой.
Тяну за конец бечёвки. Бумага скрывает тонкую серебряную цепочку, на которой висит медальон в виде стрелки с острым наконечником.
— Эта вещь поможет выбраться, если ты зайдёшь слишком далеко. Александр отдал её мне, прежде чем уехать в Италию. Не знаю, во что Минерва тебя втянула, но — возьми. И будь осторожна в лабиринте.
— Каком лабиринте?
Он вскидывает бровь:
— Я думал, статуи тебе сказали. Ну да ладно, раз знает Минерва, можешь узнать и ты. Под Городом есть потайные тоннели. Но они очень опасны, так что держись от них подальше.
Надеваю цепочку на шею. Холодный медальон касается кожи.
— Вот увидишь, скоро всё само закончится, — говорит хранитель, прежде чем закрыть за нами дверь.
Квинт предлагает донести меня до дома, но ноги выдерживают ещё одну поездку. Крутя педали, я думаю — он был совсем не прав, когда говорил, что Минерва меня втянула в это.
Я сама рада ей помочь!
В магазине отец тоже протягивает конверт.
— Позвонили из фотостудии, сказали забрать заказ. Я решил в кои-то веки прогуляться. Красивые фото.
— Спасибо!
Не открывая, откладываю конверт. Это для ангела, к которому я не хочу возвращаться.
— Выпьем чаю? — отец пытается прожечь меня взглядом насквозь.
Мотаю головой:
— Я сегодня так устала... Давай утром?
Конверт остаётся на столе у кассы. Забираясь в кровать, я не снимаю медальон. Глядя в потолок, думаю о хранителе и его словах. Он готов умереть, защищая тайну Города.
А ещё я думаю о том, что осталось два дня.