Pluot Prompt #31. Часы делают круг
/////////////////////////////////////////////
Жанр: драма
/////////////////////////////////////////////
Тишина. Бьёт пыльный луч из высоко расположенного сводчатого оконца. Грязный и гнилой кирпич контрастирует с светом — и цветом, и тоном, и запахом и температурой; в нём нет жизни и пения птиц, что периодически бьются в стекло. По стене ползёт плющ, шелестя иногда на появляющийся сквозняк, скачут букашки, растут цветы. Тут никто не живёт?
Нет. Живёт: как назло, наперекор судьбе рядом отделанный, отвоёванный угол у смерти и упадка: оштукатуренная кладка (вся исключительно светлых тонов), камин, сложенный явно неумело, но работающий и приносящий тепло; даже жар. У самого чистого, прочного и крепкого угла, собранная из дерева кровать. И кроватка, где сидят двое детей: мальчик и девочка; они веселы, показывают друг другу на огонь, дурачатся, размахивают разноцветными бумажками: устройство для её добычи на другой стороне, закрытое на множество замков; там же сложены различные инструменты: скребки, отвёртки, молотки, кисти, банки с краской, волосы, собранные в пучки и связанные в тюки, спицы, клубки.
Кресло. Диван: на нём, уместив ногу на мягкой части, лежала полусонная женщина; она покашливала и ворочалась. Её короткие, едва отросшие, светлые волосы выделялись на фоне тёмной кожи; хрупкое тело напряжено, руки в шрамах и мозолях блуждали по тонкому покрывальцу, а пальцы подрагивали.
С улицы послышался шум, женщина моментально подорвалась, не обращая внимания на своё частое и поверхностное дыхание, перекатилась и села, опершись на колени. Она выхватила из обивки, спрятанный короткий нож: на большее не хватило бы сил, подняла упавший словарик и бочком продвинулась к стене, нагибаясь от света пониже. Детям показала знак «т-с-с-с», те кивнули.
Мальчик был мулат, обычный мулат, а его сестра не совсем: пол-лица очень тёмное, а второе светлое; только форма черепа выдавала. Она не разговаривала, хоть и слышала…
Топот множества ног, ругань на языке, который женщина считала родным (кроме других, полученных от родителей и хорошего образования), голоса. Голос…
Она зажала уши руками, внутренне готовясь к худшему. Голос…
Семь лет назад, когда её признали погибшей вместе с Викарием Жаном-Франсуа, она не умерла. И Викарий не умер — он ловко инсценировал свою смерть, похитив её и вывез за Периметр…там начался ад!
Личный ад Летиции Жонсьер, которая оказалась беременной: светскую львицу и модницу жизнь к такому не готовила; она с тоской вспоминала мужа своего Марка. Марка, о котором мало что помнила, кроме голоса, нежного взгляда и рук, прикасавшихся к ней. Но…
Сама ж видела: тренировочная база Корпуса взлетела на воздух, похоронив под собой Марка, лучших бойцов, Иво Мартена с охранниками, этой Вейсс и…
Стук. Выстрелы. Выломанная дверь. Марк на пороге.
— Лети, да убери ты эту, — он несёт откровенную чушь, лишь бы не упасть в обморок; она его хорошо знает, на ноге мужа повис Джек: трёхногая-такса, явно плод чьих-нибудь опытов, сколько псина не ела опасной еды, пофигу; Летиция никому не скажет, что однажды пришлось есть, фу, это так противно, отрыжку Джека, когда оказалось, что шавки Викария на хвосте, и срываться с места, а еду готовить в таких условиях сложно.
— Это он: Джек, — кажется сама готова говорить лишь бы что, — привет…
Максимально глупо при такой встрече говорить «привет», но ничего другого в голову не идёт. Дети застыли в своём углу, всматриваясь в незнакомца и реакцию мамы. Девочка вышла вперёд, прошлёпала до дивана и усмехнулась, скривив губы; по-прежнему беззвучно. Джек зарычал, скорее для галочки, таксы вообще не любят детей.
Марка слегка перемкнуло, девочка продолжала смотреть и кривится; немного разозлилась, гримасничая. Джек гавкнул, приноровившись укусить незваного гостя.
— Кыш!
На Марка теперь уставился и мальчик, хихикая в кулак: выражения лиц сестры и…были одинаковы.
— Папа! — сказал тот.
Луча больше не было из сводчатого окошечка, но стало ощутимо теплее; даже плющ посветлел, отступила плесень и гниль со стен. Диван прогнулся по весом двоих: она положила голову ему на грудь, позволяя прикрыть глаза ладонями. Их дети прижимались рядом. Джек спал, забравшись на между ними.
~~~
Полуразвалившийся замок конца шестнадцатого века, Летиция нашла случайно-неслучайно, когда-то слышала о его существовании от отца и примерное местоположение, но в те времена знания о каком-то поместье, где когда-то трудились их предки, а потом получили право там проживать и владеть, казались ненужными и даже ранящими: какой толк, они всё равно небогаты, а ей для того, чтобы чего-то стоить приходится спать по два-три часа в сутках порой. Она устала. Она понимала, что существуют люди, которым вообще нечего есть, нестабильные с псиониками, но и её вины, что генетический код такой у них, тоже нет. Однако.
Обратная сторона чистых: в большом количестве семей скрытый конфликт, когда дети не то чувствуют, не то подсознательно обвиняют родителей, мол им-то захотелось иметь чистого ребёнка, а не у всех детей, вынужденных быть «старшим братом» для народа не едет крыша в итоге: кто-то, по пути наименьшего сопротивления, становится таким же и ощущает себя королём мира, главным, лучшим. Обманчивое представление.
О том, что это ерунда: твердил муж, который тогда раздражал; все вокруг говорили о фиктивном и удобном браке, а она (может, они) поверила. Внушила себе и жила много лет.
Семь лет назад: поворот, похищение. До этого знания о беременности — и подвешенное состояние, не знала, что делать, то ли говорить, то ли нет. В дальнейшем молчание и сыграло злую шутку: маньяк-викарий использовал знания, мучил, запугивал, поведал историю о Джейн и о дочери; о собственной пси-эмпатии, и том, что люди знающие это: погибли.
Викарий домогался до неё, а она представляла Марка и его нежные руки, ласковый голос, поцелуи по утрам и вечерам; горячие танцы на каких-нибудь мероприятиях, где он смотрел только на неё и ни на кого больше. Представляла его реакцию, вот, если она скажет, что…а потом просыпалась рядом с человеком, которого считала любимым учителем.
В один из таких моментов: она сумела ранить его, свернула охраннику шею и сбежала, прихватив несчастного щенка, над которым поиздевались какие-то психи. Пёс был странным: он чуял опасность, мог есть, что угодно и было ощущение, что и читать мысли (настолько позволяли собачьи мозги).
— Что у неё? — вырвал из мыслей Марк, стоявший у импровизированной плиты, прикрученной к одной стороне камина; фартук определённо шёл ему.
Летиция вздохнула: понятия не имела, что с дочерью. — Псионичка, скорее всего, эмпат. А так, — нервный вздох, закушенная губа, — людей боится, не думай, мы тут не первые; поселения есть, правда многие шифруются как могут…боится, не разговаривает, хотя всё понимает, но родственников чувствует, если прикаснётся к ним…
—…надо показать специалистам…
— Нет! — глаза Летиции огромные. — Ты хочешь, чтобы нас ликвидировали?!
Марк поднял руки.
— Пойми, всё давно изменилось, — он сел на диван, — очень сильно, Иво как вышел из своей этой больницы, такое разоблачение написал с выдвижением новой теории…
Дети сейчас спали, но уже на нормальной кровати, рядом валялись пара телефонов, планшет и компьютер; на дисплее надпись: «Зарядка по солнечной батарее…»
— Ты общаешься с дочерью?
— Да, — он кивнул, — не я один такой, очень многие...среди чистых, дознавателей, например, оказалось не мало детей псиоников. Кстати, она родила…э…
—…ты дедушка? — юмор Летиции граничил с подколками. — Как оно?
Она подошла, забрала приборы, сняла стащила фартук, обняла и поцеловала; нежно и горячо, как могла, умела и хотела.
— Нормально, внук, кстати, псионик, второй внук. А этот дом…как…замок? — он задал вопрос, хотя поцелуй как-то интереснее, наглее и ярче для истосковавшегося сознания и души.
Как-как? Дом как дом, даром, что замок: вспомнила имя предка, которому в двадцать первом веке предоставили право тут жить, так как до этого его предки работали тут. Невольно работали. Эдакая компенсация.
Предок пожил неплохо. Заимел аж тринадцать детей, что разлетелись по всему свету и умер здесь неподалёку. Кстати, из некоторых проживающих здесь — да, её очень-очень-очень дальние, но родственники. Место невероятно далеко от Периметра, больше тысячи километров, Викарий где-то рядом…она дала наводку местным на него, скрывшись. Подрабатывала учителем для ребятни, местная полушкола работала с перебоями: набеги разбойников, диких животных и случающиеся катаклизмы, в основном сильные заморозки и лавины, зачастую надолго загоняли людей «по хатам». Несколько селений и городков были окружены горами: мощными и неприступными, опасными — распространено искусство лыж, сноуборда да фигурного катания, чем и увлёкся сын, он периодически, оказывается, сбегал, прихватывая сестру…
— Ты дала наводку на Викария, но не сказала кто…
Летиция воинственно поморщилась, лениво отстраняясь. — Я по-твоему совсем дура? Значит местных не видел, раз так говоришь: особенно кузнецы, они ваших лучших бойцов раскидают одной лишь левой, молот огромный на мизинце качать могут…черт знает, чего они б решили, узнай о Нью-Пари, псиониках и…некоторые нормальные, некоторые тёмные донельзя… — её взгляд скользнул в сторону дочери.
К ним постучались. Фарук. Усмехнулся и, с позволительного жеста Марка, сел. — Он не видел, я: да, — рука бойца была перевязана, — хилер помог. Единый, не люди это, жена твоя права, нереальные, глаза у них на затылке, — Фарук внезапно понизил голос, услышав, что разбудил детей; чему-то мимолётно добродушно усмехнулся, — мы туда, а там…
Летиция горделиво вскинулась, немного свысока и жёстко смотря. — Естественно, — она села на диван, поднимая тот самый словарь, что начала составлять ещё давно (частично ей помог бывший смотритель замка, ныне покойный Влад; каким-то дьяволом знавший о Нью-Пари и ей казалось, что вполне себе живой и что он скрывался от Викария, как и она), — вы за своим Периметром боритесь сами с собой, всякие мятежники и прочая шушера не в счёт, а здесь…
Она провела лекцию, как малышне на уроках, о сложностях здешнего мира.
— Смотрите, — Фарук всё же опытный боец, — огонь во-о-он там, и это точно не Мартен с отрядами, они с другой стороны и так палиться не будут…
Окно было высоковато для её росточка: лесенка рядом для этого, но она воспользовалась зеркалом, несколькими зеркалами. В самом помещении не так освещено, но…
— Должно быть Мария, внучка покойного смотрителя Влада, — Летиция обернулась на мужа и… — На пол! — громким шёпотом приказала она. — Да, я дала наводку на Викария, но не все знают о его способностях, блядь! Он мог…
Дочь заметалась во сне, вскочила и схватила Марка за руку; на её лбу выступил пот, глаза лихорадочно блестели.
— Он близко, — «перевела» Летиция, — она его ненавидит, из-за него способности и проснулись…ещё в утробе…и…
Надвигалась тьма. Ментальная тьма, хаос и уныние. Морочность, мрачность, думская слякоть и болото сознания: призрачной бабочкой билась сила, любовь, тепло, но это так далеко и ненадёжно. Фарук зажал голову руками, заскулил, опускаясь на пол и не слышал приказов, просьб. Марк лишь бессильно мог смотреть на своего лучшего бойца, пускай и раненого. Сам он не в лучшем состоянии: после сотрясения, какой-то непонятной лихорадки, едва не отправившей на тот свет и пары ранений…от стрел. От стрел, чёртова матерь! К такому жизнь его не готовила… От этого чувствовал себя бесполезным: хилер, друг этой вредной и своенравной Рид (которая давно уже Стоун-Рид), заручившись поддержкой Мартена, настоятельно рекомендовал отдохнуть, насладиться местной природой и найти контакты с аборигенами. О том, как ненавидящий Церковь месье Бэр почти сдружился с…Баретти на эту самую Церковь и работающего, история умалчивает. Такая смешная, странная и запутанная: Марк сто раз путался кто, когда и кому задницу спасал.
Отдохнул. Насладился. И услышал: песню. Голос…как раз в момент драки, у кого-то была запись школьного урока: не всё в этих поселениях было средневековым, кое-что просачивалось, но считалось безумной роскошью и недопустимым для владения лишь одним человеком…всё найденное делили на всех, а что нельзя разделить — в общем пользовании, так можно пользоваться солнечными батареями, они строго охраняемы и их было всего по одной на каждое селение, там же компьютеры, смартфоны. Поэтому люди и выбрали средневековый образ жизни, изредка дополняя его технологичными изобретениями, вернулись к лукам и стрелам, но с вай-фаем, оптикой и изредка лазерным прицелом; лазеры штука крайне дорогая, многие просто наловчились цеплять какие-то странные зеркала;
—…ышал твой голос, песни и спросил, а кто это?
Отпустило. Рация прошипела голосом Мартена, мол взят и его засранцы тоже.
— И тебе даже голову не открутили?
Фарук уставился, поднимаясь и принимая кружку с жидкостью.
— Конечно не открутили, — внезапно вставила девочка, будто разговаривала всю жизнь, — у него тот же говор, что у тебя, мама…
— Милая, Катарина, ты разговариваешь?
По двуцветному лицу Катарины Жонсьер текли кровавые слёзы, она кивнула.
— Слушайте, а как она вообще выжила, ну, с эмпатией? — спросил Фарук, опять морщась, но уже от крепости напитка. — Совсем ж маленькая, эмоции чужие…ну, и дрянь вы пьёте!..
Летиция вытащила плащ: глубокого тёмно-синего цвета (похожего на ночное грозовое небо; и взаправду по краям разводы, как всполохи молний, разрядов). — Это…
Внешний блокатор. Материал сткала одна старушка, знающая и понимающая природу псиоников, из него сшито большинство первой одежды и пелёнок, а потом оно (кусками) вшивалось в другую одежду; перчатки, занавески, ширмы.
Проснулся и мальчик, Катарина тепло улыбнулась ему.
— Как спалось, Яннис?
~~~