Лекарство

Слова Риэлма, тяжелые, как камни, обрушиваются на меня. Его тайна намного больше, чем я предполагала. Риэлма вылечили. Когда это произошло? Что еще он не рассказал мне?
Риэлм изучает выражение моего лица.

- Что ты думаешь об этом, Слоан? Как тебе нравится то, что я помню свое прошлое, но не рассказывал тебе об этом?

- Думаю, ты козел.

Но я в таком шоке, что не знаю, что и думать. Его сестра говорила, что он приберегал таблетку, пока не выйдет из Программы, но он уже тогда был здоров. Он и ее тоже обманывал.
Риэлм улыбается, но в улыбке нет смеха.

- Жаль, что ты не ненавидишь меня по-настоящему, - говорит он. - Но я знаю, что это не так. Пока что.

Мы сидим на кровати, и он трогает меня за руку. Это слишком интимный жест, и я отодвигаюсь от него. Риэлм открывает рот, чтобы что-то сказать, но закрывает его и смотрит на дверь. У меня колотится сердце, я думаю, что это Джеймс, но вместо него я вижу доктора Притчарда.

- Можно поговорить с вами, мисс Барслоу? - спрашивает он. Я в ужасе смотрю на Риэлма. Он потирает лицо ладонями, потом встречается со мной взглядом.

- Я буду неподалеку, ладно? - тихо говорит он. - С тобой ничего не случится.

- Ты собираешься оставить меня с ним наедине? - сердито шепчу я. Я пытаюсь собраться с духом, но это нелегко, если позади стоит доктор. Он знает либо то, что мне дали таблетку, либо то, что Риэлм принимал ее. А это значит, что Риэлм не долен оставлять меня наедине с врачом из Программы! Я не такая, как он или Джеймс - я просто не умею притворяться и обманывать.

- С тобой все будет хорошо, - шепчет Риэлм, делая большие глаза, как будто дает понять, времени на то, чтобы переварить все это, но давайте притворимся, что я ничего не знаю. Я столько всего держу в секрете, что начинаю запутываться.

Риэлм встает, коснувшись моего плеча, и, как только он уходит, доктор садится на кровать рядом со мной. Я чувствую на себе его взгляд и медленно поднимаю голову, в ужасе ожидая того, что он скажет. Но, вместо того, чтобы и дальше просить меня о помощи, он вытаскивает бумажник и достает из него фотографию. Когда он протягивает мне ее, я вижу слезы в его глазах.

- Мне жаль, что все это произошло с вами, Слоан, - он замолкает. - Могу я называть вас Слоан?

Я пожимаю плечами, ни соглашаясь с ним, ни протестуя, и смотрю на фотографию.

- Думаю, пора вам узнать, почему, - продолжает он. - Почему все это происходит. Я хочу, чтобы вы знали, почему я создал Программу.

Эти слова так меня шокируют, что я даже не могу ничего понять. Как будто передо мной явился Господь, чтобы поведать мне о смысле жизни - только это не Господь. Это безумный ученый, который украл мою суть. И теперь он расскажет мне, почему.

Артур Притчард постукивает пальцем по снимку, который я держу.

- Ей было семь лет, когда была сделана фотография, - говорит он, едва заметно улыбаясь. - Моей дочери, Вирджинии.

В первый раз я внимательно смотрю на снимок. На маленькой девочке надета корона принцессы, вокруг шеи повязан боа из перьев. Она плачет или улыбается, не совсем понятно. Фотография вызывает в душе и нежность, и печаль, и странное чувство одиночества. Доктор забирает ее у меня.

-В тот день, когда я пришел с работы пораньше, ей как раз исполнилось пятнадцать, - говорит он. - Я увидел, что она свисает с деревянной балки на чердаке. Веревка была плохо привязана. Я думаю, она довольно долго боролась за жизнь.

Я быстро моргаю, чтобы перед глазами не стояла страдающая девочка. Я чувствую ее отчаяние, ее одиночество и с изумлением думаю, что и я когда-то могла страдать, могла быть одна, может, хотела покончить с собой. Сейчас я жива. Может, в последний момент я передумала? А мой брат? А Виирджиния?

- Она оставила записку, - продолжает доктор Притчард. - Страничку, где был написан какой-то вздор. Ее мать скончалась, когда она была еще ребенком, так что довольно долго мы были только вдвоем. Моя дочь стала одной из первых жертв эпидемии.

Я хочу сказать ему, что мне жаль, но это не так. Я не знаю, как сказать человеку, который разрушил нашу жизнь, что я сожалею о его потере, при том, что сама я даже не могу вспомнить о том, что потеряла.

Доктор Притчард кладет фотографию обратно в бмажник и поглаживает пальцем по поластику, там, где цвет стал тускнеть.

- Я раньше сотрудничал с фармацевтическими компаниями, - говорит он. - Я выписывал лекарства от депрессии. Но после смерти Вирджинии, и после того, как пошли слухи, что именно антидепрессанты всему виной, я все свои силы бросил на то, чтобы найти лечение. За одну неделю я потерял шесть пациентов. Не смог сохранить им жизнь.

-Что стало причиной эпидемии? - спрашиваю я. Я в предвкушении того, что я наконец узнаю ответ, у меня бегут мурашки по коже.

- Сочетание различных факторов, - коротко отвечает он. - Побочные эффекты лекарств, освещение в новостях, заражающее поведение. Правительство хочет провести закон, который бы запрещал рассказывать в новостях про самоубийства. Они заявляют, что это способствует распространению самоубийств - через подражателей. Мы никогда не узнаем точно, как это началось, Слоан. Можно только догадываться. Но мы все равно старались найти способ лечения. Я собрал комитет из тех, кто был настолько напуган, чтобы согласиться подвергнуть испытаниям своих собственных детей. Мы ставили эксперименты, сочетая консультирование и медикаментозную терапию, интенсивную психотерапию. Одному из них мы даже сделали лоботомию по настоянию его отца. Мы перепробовали все. Но потом мы обнаружили, что если убрать поведенческие симптомы - ту часть, которая является заразительной, пациенты смогут сохранить большую часть личности. Теперь перед нами встала задача - вычленить такие симптомы.

Чтобы создать Программу, собрались лучшие умы нашего времени. Я был тем, кто создал черную таблетку, которая окончательно блокирует воспоминания - последнюю таблетку, которую ты приняла. Конечно, за этим должна было последовать продолжительная терапия, направленная на построение мира пациента заново и медленную интеграцию в общество. Но через несколько месяцев мы все еще не достигали стопроцентного успеха, а комитет дал понять, что конечной целью было совершенство. Они начали усиливать давление - ввели должность обработчиков, кого-то внедрили. Чтобы получить нужные им результаты, они не остановятся ни перед чем - даже за счет ваших жизней. Даже если вы сейчас примете Лекарство, вы уже не сможете стать прежней, Слоан. Слишком много всего изменилось. Вы же это понимаете?

- Может, я не хочу стать прежней, - говорю я, а в моих словах слышится знакомая тоска. - Я просто хочу, чтобы Программа оставила меня в покое.

- Да, думаю, это правда. Но это не так легко. В Программе есть много недостатков, и один из них, о котором они только начинают догадываться - сами возвращенцы. Мозг человека намного умнее, чем любое лечение. Травмирующие события, а также переизбыток стимулов вызывают реабилитацию. Для такого человека, как вы - человека, находящегося в сильном стрессе - повторное лечение неизбежно. Это - единственный способ сохранить вам рассудок.

У меня появляется нехорошее чувство в животе.

- Вы говорите, что мои воспоминания вернутся к мне?

- Нет, - качает он головой. - Не все. Обрывки, клочки, разрозненные, иногда искаженные. Это происходит только при сильном стрессе: трагедии, горе или, скажем, присоединению к мятежникам. Из-за этого на гладкой поверхности, созданной Программой, начинают появляться трещины. Мне представляется, что появление этих незнакомых воспоминаний может быть очень травматично. Люди сходили с ума от них.

Он делает паузу, чтобы оглядеть меня.

- Вы столкнулись с этой проблемой, Слоан? - спрашивает он.

Нет, - лгу я. Это произошло, когда я вспомнила Миллера. Я видела, что это сделало с Лейси. Доктор Притчард не обманывает насчет этого. Может, он не обманывает и насчет всего остального?

- Это хорошо, - говорит доктор и улыбается. - Это значит, что еще не слишком поздно. Если бы у меня была таблетка, я мог бы рассеять туман и вылечить реальную проблему. Программа отключила ваши воспоминания, например, о брате, чтобы вы не покончили с собой. То, что я предлагаю - чтобы они позволили пациентам сохранить болезненые воспоминания - и нет, они не станут жить обычной счастливой жизнью. Но, с другой стороны, никто из вас не был счастлив, даже после трансформации. Иначе вы бы не присоединились к мятежникам.

- Вы уже сказали, что общество не встанет на нашу сторону. Так почему мы должны рисковать и работать с вами? - я понимаю, что хочу, чтобы он дал мне повод работать с ним.

Доктор складывает руки на коленях.

- А каковы у вас альтернативы?

Это не тот ответ, который мне нужно услышать. Он думает, что знает все лучше, и это делает Артура Притчарда похожим на моих родителей. На Программу.

- Я могу сбежать, - говорю я.

Он сжимает зубы, и его тщательно поддерживаемое спокойствие начинает исчезать.

- Не делайте этого, Слоан, - огрызается он. - Не тратьте свою жизнь на то, чтобы убегать. Вы никогда не будете в безопасности. И у вас никогда не будет дома.

С Джеймсом у меня был дом, даже хотя мы были в бегах. Я хочу найти его и извиниться, чтобы все встало на свои места. Мы с Джеймсом можем просто уйти от мятежников и быть только вдвоем - так, как нам и хотелось. Я встаю, чтобы найти Джеймса и спланировать побег, когда доктор касается моей руки.

Слоан, мне нужна эта таблетка, - говорит он. Я не оборачиваюсь, а его пальцы сжимают мое запястье.

- Мы не можем допустить, чтобы она попала в Программу.

У меня приливает кровь к щекам, и я отвечаю не сразу.

- У меня ее нет, - отвечаю я, обернувшись, Программа ищет Лекарство - вот в чем дело. Он все еще работает на них.

- Вы знаете, у кого оно? - спрашивает он.

- Нет.

Он внимательно смотрит на меня, пытается понять, не лгу ли я.

- Слоан, - говорит он, - эта таблетка...

- Я поняла, - прерываю я его. - Это ключ к спасению мира. Но я не могу вам помочь.

Он отпускает мою руку и пару секунд собирается с мыслями.

- Послушайте, - говорит он тише, - я знаю, что вы злитесь, но у нас с вами общие цели. Программа вас ищет. Вы с друзьями - беглецы, и это делает вас моими друзьями. Я рискнул и рассказал вам о своем плане, а теперь вы тоже должны сделать этот шаг, Слоан. Вам больше нечего терять.

- Может, вы и правы, - говорю я, коротко кивнув. Меня одолевает желание найти Джеймса. - Но я все еще жива, Артур. И пока я жива, я не прощу себя за то, что вы с нами сделали.

И потом, до того, как он смог бы остановить меня, я иду к двери, открываю ее и рукой показываю ему, чтобы он уходил.

В коридоре стоит Риэлм. Он бросает взгляд на нас с доктором и встает рядом со мной, на всякий случай. Доктор Притчард тяжело вздыхает и встает. Он выглядит подавленно, но я все еще не доверяю ему. Я не могу доверять человеку, который создал Программу.

- Было приятно наконец встретить вас лично, Слоан, - говорит доктор. - Передайте, пожалуйста, от меня привет Джеймсу.

По мне пробегает дрожь - я вспомнила. В деле Джеймса упоминается, что для консультации был приглашен доктор Притчард. Он знает Джеймса. Он сделал это с Джеймсом. Я резко разворачиваюсь и иду по коридору - я тороплюсь найти Джеймса и предупредить его об Артуре.

- Джеймс! - зову я его, подойдя к ступенькам. Снизу, беспокойно нахмурившись, поднимается Кас.

- Слоан, - начинает он, и его голос встревожен. Я иду мимо него и зову Джеймса.

- Где он?

- Слоан, - снова говорит Кас, и на этот раз я, услышав его голос, понимаю, что что-то не так. Я останавливаюсь на нижней ступеньке и оборачиваюсь. Он беспомощно разводит руками, и мой мир начинает рушиться.

- Слоан, - говорит Кас, - Джеймс уехал. Когда Артур разговаривал с нами, он взял ключи от кадиллака и уехал. Он сказал... - он замолкает и поднимает глаза на Риэлма, который кивком показывает, чтобы тот продолжал. - Он сказал, что больше никому не может верить. И потом уехал.

Я опираюсь на стену, соскользнув с последней ступеньки. Джеймс бросил меня. О, Боже.