Пир теней

Холодное туманное утро. Такое же ненавистное, как и всё вокруг. Это место пропитано кровью. Мрачное, оскверненное и неподвластное даже лучам солнца. Опустошенное и лишенное светлых душ, оно уже четырнадцать лет держало в своем плену Соно. Ему было девять, когда он попал сюда. Когда обрек себя чувством долга, доверился не тем людям и избрал свой грязный, низкий, недостойный путь.

Привычка утренней пробежки, выработанная режимом, не позволяла Соно пропустить её. Протоптанная тропа, начинающаяся у леса на опушке скалы, тянулась к раскинувшейся у подножья гор давно заброшенной деревушке. Соно уже успел встретить рассвет на берегу океана, сидя на одном из небольших причалов. Вместе с первыми лучами он встретил первый корабль Зачистки. Следующие дни будут тянуться долго, так же, как и оставшиеся три парусника, плывущие к ним из других дальних стран. Ранний влажный холод липкой змеёй окутывал пальцы, нос, уши и неприкрытую шею. Горный воздух отрезвлял его. Будил и бодрил. Мысли прояснились, всё вставало на свои места. Сегодня Соно позволил себе пойти против правил. Он пропустил общую тренировку по рукопашному бою, понимая, что придется понести наказание, но прилив гордости не позволял чувствовать вину за содеянное. Учитель точно бы им гордился.

Этой ночью жители клана «Или'» встречали новое семилетие. Громко празднуя напивались, распевая песни, которые уносились эхом вглубь гор. Вчера все они, накрытые воспоминаниями, переносились в свою старую жизнь и, словно обычные люди, требовали свободы, алкоголя и распутства. Но было то, что отличало этих людей от городских простаков. Они не боялись легенд о призраке ночи, они не боялись Сэтила. Их грешные души уже нашли своё пристанище. На главной улице, по которой шел Соно. В этих заброшенных полусгнивших домах. В этих горах.

Каждый раз, ловя на себе косые надменные взгляды, Соно замедлял шаг и, словно наслаждаясь, смотрел в ответ. Изучал лица, читал эмоции, копался в мыслях, предугадывая действия. Он знал тут всё наизусть. Помнил, что надо оставаться начеку. Все эти наемники готовы в любую секунду перерезать друг-другу глотки, их останавливает лишь страх перед хозяином.

– Самое гнилое место с самыми гнилыми людьми, – мысли Соно вырвались изо рта еле слышным шепотом.

Он шел по каменной, устланной песком дороге, рассматривая лица возвращавшихся после занятий людей.

– Ты пропустил тренировку, поганый арасиец. – хриплый мерзкий голос нарушил мысли сосредоточенного ниджая.

Соно медленно остановился и со спокойным лицом развернулся к говорящему. Он уже видел его. Часто встречал на утренних тренировках.

– Нельзя нарушать правила, ниджай. Перед законом все равны. Для чего, по-твоему, их придумали, малец? Наверное, думаешь, что раз ты приближенный, можешь пренебрегать режимом? Может мне тебе напомнить правила? – усмехаясь говорил наемник, но Соно слышал натянутые и вибрирующие, словно струны, ноты страха, спрятанные внутри.

В воздухе повисло напряжение. Все мимо проходящие останавливались и, смотря на них, охотно ожидали очередную потасовку. Медленно сгущаясь в один большой круг, все начали переговариваться, делая ставки. Кислый пот, давно не стиранное белье и гнилой перегар окутали Соно. Гудящий шум не умолкал, а лишь усиливался, провоцируя наемника, который от нетерпения начал переваливаться с ноги на ногу.

– Дружкам своим напомни. А то вы забыли самое главное из них, – без интереса отчеканил Соно и, развернувшись, двинулся вперед.

– Вот же ублюдок!

Крепкая рука схватила ниджая за плечо, резко развернув высокое жилистое тело, которое без усилий поддалось. Наемник замахнулся для удара, верно прицелившись прямо в нос, но, выбросив кулак, промазал. Словно невесомый призрак, Соно, слившись с порывом ветра, уклонился и отпорхнул в сторону, давая чужому напряженному телу податься вперед. Тот, еле устояв на ногах, опешил и, быстро заморгав, нахмурился.

– Я не собираюсь с тобой играть, сопляк. Покажи, на что способен, – его грудь надувалась, выдавая участившиеся удары сердца.

Гул усиливался. Все говорили на разных языках, но Соно отчетливо понимал каждое слово. Он знал, что его презирают, слышал слова унижения, но чувствовал исходящий от них страх. Его боялись тучные рокрейнцы из северных земель, боялись ловкие арасийцы и строптивые эверчани из западной столицы. Толпа напрягалась, росло недовольство и все понемногу начинали терять контроль. Кроме него. Бегло изучив тело соперника, Соно выработал тактику и уже скучающе ждал когда закончится бой, в котором он одержит победу.

– Давай, Ковэр, я поставил на тебя десять юн и пятьдесят кван. Заставь этого выскочку слизывать с песка свою кровь, – недовольный голос из толпы заставил вздрогнуть наемника.

– Ковэр значит, – обжигающие слова Соно заставили утихнуть толпу.

Он держал дистанцию для лавирования, медленно обходя соперника, оставляя четкие следы на песке, словно чертежный циркуль. Руки, висевшие вдоль туловища, были расслаблены. Глаза смотрели в глаза соперника, спокойно и одновременно пугающе. Он следил за каждой новой эмоцией.

И без того смердящий бандит, смахнул капли пота со лба и, оскалившись, кинулся на парня. Но тот снова так быстро уклонился, что удар пришелся в воздух. Теряя силы, запал и соперника из виду, Ковэр растерянно замер на месте.

Оказавшись за грузной спиной, Соно сжал кулак и быстро, сильно и сконцентрировано ударил ему по затылку. Тот от неожиданности и мгновенной парализующей боли завыл и, обхватив голову руками, начал тереть ноющее место. Толпа опять недовольно взревела, окутывая Соно очередной волной перегара.

– Ащ...Паршивец! Я вырву твою печень!

Кулак Ковэра полетел чуть ниже ребер, целясь прямо туда, куда он и заявил. Но опять промахнувшись, ненадолго потерял равновесие и, получив второй удар в затылок, словно срубленное дерево, упал лицом вниз.

Тишина окутала площадку, затянув ее пеленой мглы, спускающейся с гор.

– Чего?! Как это... – шепот из толпы коснулся слуха Соно.

– Падают не от силы удары, а от удара, которого не видят, – спокойно ответил тот и с таким же скучающим видом, присел рядом с телом, которое только что повалил.

Осматривая его, словно трофей, он схватил Ковэра за волосы и потянув, поднял лицо с песка. От глухого удара он сломал нос, из которого ручьем лилась кровь, теперь заливающая не песок, а еле открытый рот.

– Счастливчик. Сегодня тебя убью не я.

Разжав пальцы, он отпустил голову, которая опять упала на мокрый песок, окропив его новой багровой волной. Поднявшись, Соно прошел сквозь расступающуюся толпу, которая так и осталась стоять молча, пока не потеряла силуэт победителя из виду.

Это место было концентрацией зла и грешности. Воры, насильники и убийцы осквернили эти горы. Устроившись в грязных, когда-то заброшенных древних бараках, они забрали даже свежий воздух и успокаивающую тишину. Запах мочи и помоев, летевших из окон, крики и гул, драки и оценивающие взгляды ждали каждого, кто проходил по этой тропе. Тут жили мёртвые души, неисправимые. Они не нуждались в помощи и понимании. Ведомые, отчаянные и бесстрашные, они нашли хозяина, за которым следуют, которому верят. В этих домах царил хаос, но, контролировался он лишь общим режимом и острием катаны, режущей горло каждому нарушителю.

Черные, прогнившие деревянные крыши были покрыты мхом словно сама природа пыталась хоть как-то скрыть и украсить это оскверненное место. Вырубленные на колоннах драконы, до сих пор сохранившиеся в своем первозданном обличье, охраняли входы на главную улицу. Соно знал, что духи, раньше обитающие в этих тотемах, уже покинули их. Это место никто не защищал. Оно было пустым, и даже до сих пор не утихающий с праздной ночи гул не мог спасти его. Закончив тренировки, взрослые торопились на завтрак, а подростки, которых Соно помнил еще детьми, строем шли в учебный дом.

Сегодня вечером они соберутся по воле своего Бога и будут приносить ему дары. Ниджай знал, что сегодня прольется кровь.

Это праздник смерти, а не начала новой жизни.

Шум и зловония сменились освежающей прохладой. Оставляя за спиной бараки, Соно вышел на тропинку, ведущую его к отдельно стоящему деревянному домику. Для приближенных слуг и элитных ниджаев господин выделил небольшой участок в глубине леса. Такую роскошь надо было заслужить. Пройти испытание временем, пролить чужую кровь и дать насытиться своей. Доказать свою уникальность, особенность и необходимость. Убедить и заинтересовать. Но все эти жертвы стоили того. Всех приближенных ждало одиночество и тишина. Мыло и вода. Мягкая кровать и еда, за которую не нужно было бороться в общей столовой.

Влажный воздух осел на легкие, словно отбирая возможность дышать. Колючий холод окутал руки, кусая уже онемевшие кончики пальцев. Широкими шагами Соно ступал по втоптанным, заросшим травой камням. Деревья, словно продолжение тропинки, тянулись вверх, переплетаясь ветками и сильно нагруженные мокрой листвой медленно покачивались из стороны в сторону. Словно играя с порывами ветра, они не давали солнечным лучам попасть в их заросшую мхом обитель. Туман, который, казалось, никогда не покидал это место, провожал ниджая, как верный спутник и защитник. Оберегая от зла и скрывая от лишних глаз, он вел его к дому.

Домики были разбросаны по лесу и стояли друг от друга на расстоянии, позволяющем оставить всё тайное там, где ему и место. Проходя мимо самого первого, утопающего в зелени, маленького здания, Соно заглянул внутрь окна, но, никого не увидев, начал гадать о том, где же может находиться его владелец. Здесь жил один из советников господина и в его распорядок дня не входила утренняя тренировка. Он куда-то торопился. Его выдали грязные тарелки, небрежно раскиданные по ступенькам. Соно часто замечал его прячущимся за мшистыми стволами деревьев. Он явно не был обучен мастерству маскировки, но это не мешало ему подслушивать и наблюдать за каждым из приближенных. А позже докладывать всё в мельчайших подробностях любому заинтересовавшемуся.

Наконец показался его светлый, очищенный от мха домик, рядом с которым стояло небольшое дерево, закрывающее крышу и одну из стен, своими ветками. Каждый из листиков скрывал в себе дорогие для Соно воспоминания, которые тот всё никак не мог забыть. Они приносили ему боль, но вместе с этим и напоминание о том, что он всё ещё живой.

Оттолкнув ротанговую дверь в сторону и освобождая себе путь внутрь, он запустил все еще прохладный утренний воздух в согретую до этого комнату. Ловко разбинтовывая руки, он швырнул грязную, потную ткань в высокое деревянное ведро. Взяв чугунный чайник, ниджай вышел во двор и свернул за угол на протоптанную им же дорожку. Она вела к ручью, который отбился от горной реки. Там он пополнял запасы воды и, часто, сидя на влажных булыжниках, обтекающих водой, медитировал. Опуская руку с чайником в холодный поток, он игрался с мягкой, нежно растворяющейся от прикосновения, пеной. Вода бежала, шумно разбиваясь о камни, спускалась вниз по горе, обтекая большие деревья и сбиваясь в кучу, выплескивалась за края. Соно нравилось, что только он может смотреть на это. Фантазии мучили ниджая. Каждый раз ему хотелось пройти вдоль ручья и наконец увидеть, куда же он так спешит.

Повесив мокрый чугунный чайник на металлический крючок, свисающий с потолка в центре комнаты, ниджай начал накидывать под него деревяшки и трут. Трость медленно раскачивалась от тяжелого груза. Чиркнув спичкой по отсыревшему коробку, на котором красовалась корона императора Арасы, он кинул ее в углубление, обложенное камнями. Огонь вспыхнул и осветил комнату ярким светом.

Наконец расслабившись, Соно начал развязывать опоясывающую ленту, распуская запаханную рубаху. Шершавая льняная ткань скатилась по спине, огибая каждую мышцу, оголяя верхнюю часть тела. Нежное прикосновение горячего воздуха пустило по спине мурашки, которые, перекинувшись на плечи, быстро убежали по шее к затылку. Встряхнув еще хранящую его тепло ткань, он кинул её в деревянную бочку и, распустив тугой пучок длинных волос, двинулся к ступенькам. Забрав бамбуковую тарелку с едой, он закрыл дверь и, сев на пол перед очагом, приступил к следующему пункту в общем распорядке дня. Завтраку.

Свою минку Соно получил в наследство от учителя, который прослужил господину больше тридцати лет. Тепло и уют окутывали каждый угол этого деревянного домика. Прибитые когда-то полочки из срубленных бревен, хранили на себе глиняные стаканы, за крышками которых, скрывались высушенные травы. Рядом лежали аккуратно перевязанные лоскутами тканей свитки с рецептами. Хикаро, учитель Соно, обучил его искусству заживления ран. В этих горах тебе никто не поможет, никто не зашьет кровавый порез, не приложит холодный камень из реки к ушибу и не сделает чай из трав для крепкого сна. Тут каждый сам за себя. Соно часто ходил в лес и пополнял свои припасы. Высушивал траву, толок цветы, и делал ягодные настойки, которые умело прятал за одной из досок в полу.

За бамбуковой ширмой, разрезающей половину и без того маленькой комнаты, пряталась часть кровати с аккуратно заправленным одеялом. Каркас, сделанный из темного дуба, почти касался пола. Лишь широкий, твердый на вид матрас создавал ощущение, что спит Соно все таки не на полу. На противоположной стороне стоял небольшой шкаф с облупленной красной краской и резными, плотно закрытыми дверцами. Там ниджай хранил бинты, две пары штанов, рубахи и свое хаори, которое позволял надевать себе только в особенных случаях. На дне шкафа стояла небольшая стопка книг, при взгляде на которую, совесть невольно начинала колоть холодными иглами где-то в желудке, перекатывая возникшее чувство стыда к горлу. Он обещал учителю прочитать их, но каждый раз находил дела поважнее, или, ловко уворачиваясь, менял тему, сбивая старика с мысли.

История Великих Святых переходила из уст в уста. Каждый знал и чтил ее. Выбирал своего Олхи, молился на алтарях и раз в семь лет приносил дары. Шло время, легенды обрастали новыми выдуманными деталями, каждый пытался приукрасить заслуги своего Святого. Кто-то оправдывал Сэтила, осуждая его братьев и сестру. Кто-то выдумывал запретные, порочные связи между ними и родившихся детей, их потомков. Но истинная, первородная история хранилась в библиотеках только у властителей трех стран.

Хикаро когда-то служил императору Арасы, Комей Ку, и перед изгнанием тайно переписал несколько фолиантов на свитки, которые унес с собой. Сейчас, они, сшитые в один большой талмуд, хранятся под пыльным слоем в закрытом шкафу. Почему учитель так рисковал, зачем хранил эти книги, почему был изгнан и почему нашел пристанище тут, в этом жалком грешном клане, Соно не знал. Не хотел. А может просто боялся разочароваться.

Слишком многое напоминало в этом домике о Хикаро. Каждый скрип половиц словно путешествие в прошлое. Каждый вой ветра сквозь щели в стенах, словно старый рассказчик, затягивал песню об одиночестве и грусти. Соно любил этот вой. Любил треск бревен в костре, над которым, поскрипывая, качался чайник. Ему нравилось тепло, которое накрывало его немного обжигающей волной. Он слушал и чувствовал. Как говорил старик: «Сначала ты, потом весь мир. Нет прошлого, нет будущего. Есть сейчас.». Соно сегодня выбрал себя. Он нарушил правила и знал, что его ждёт наказание, но ему было всё равно. В мыслях только слова учителя и терзающее до боли желание сбежать и наконец научиться жить. Ему здесь не место.

Бурлящая вода вытянула Соно из омута мыслей и вернула в реальность. Стирка. Медленно вздохнув, ниджай поднялся с пола и взяв тряпку, накинул на ручку чайника. Налив немного воды в деревянное ведро, он поставил раскалённый чугун на подоконник, чтобы позже принять ванну самому.

Мелкие шаги по насыпным камням около его минки сразу выдали гостя, который явно торопился. Соно выскочил из теплой воды и, метнувшись к кровати, быстро стянул покрывало накидывая его на себя. Дверь в эту же секунду отодвинулась. Без стука. Нагло и самоуверенно.

– Соно, мы собираемся сегодня раньше обычного. После отбора господин будет ждать у себя. Что-то случилось. Сбор на Великой горе через час.

Узкие черные глаза быстро осмотрели комнату. Недоеденный, уже немного подсохший рис и размазанные по тарелке стручки сои. Мокрая рубаха, висевшая под потолком, сушилась рядом с серыми клочьями ткани. Мокрые следы от ног на деревянном полу и прилипшие к лицу черные длиные влажные волосы.

– Если ты пропустил тренировку из-за этого, то хвала тебе ниджай. Я бы тоже не прочь понежиться в горячей воде, наслаждаясь завтраком. Или есть другая причина?

– Вон. – коротко кинул Соно.

– Весь в Хикаро. Никаких манер.

С хорошо скрытой ухмылкой низкорослый мужчина развернулся и скрылся за дверью, оставляя Соно наедине со своими мыслями.

Это тот самый советник из первого домика. Ин Лик тоже был коренным жителем Арасы и видимо считал, что им с Соно нужно держаться вместе, поэтому был к нему добр. Эта земля и эти горы принадлежали Святому Ару, но в этом клане Олхи был един. И больше всего он ненавидел арасиейцев.

Несколько столетий назад это место было обычной провинцией. Эти горы раскинулись на самом краю материка, отрезая любые пути к большим городам и столице Ньюри. Высокие скалистые титаны выстроились в ряд, не давая обойти себя. К ним сложно было подступиться. Громадные деревья, громкие водопады, острые скалы и глубокие непролазные леса, позволяли проникнуть внутрь только со стороны Черного океана. Люди смогли расположиться на берегу. Они возвели дома, выстраивая их вдоль одной общей улицы. Обустроили причал для лодок и кораблей, нашли место для рынка, лазарета и дома смотрителей. Дворец, который жители воздвигли на самой большой поляне на сколе, вычурно блистал расписными стенами, тотемами и крышей с уголками, которые изгибаясь тянулись вверх к великим Олхи.

Несмотря на столь жестокие и неудобные условия, они облагородили каждую свою постройку. Но частые ураганы и наводнения того времени медленно смещали арасийцев всё выше и выше. Люди начали строить навесные лестницы и мосты, обживаясь на скальных опушках и в глубине леса. Чтобы выжить местные строители начали копать проходы сквозь скалы, оставляя за собой неестественно появившиеся пещеры. Они считали, что так смогут дойти до другого конца горы и проложить путь к столице, от которой так долго были отрезаны.

Сейчас самая большая и широкая пещера, которая находилась почти на самом верху, служила новым жителям ареной. Здесь их клан собирался для важных объявлений, устраивал праздники и кулачные бои. Это место напоминало Соно луну. Большое, круглое и дырявое. Приглушенный свет просачивался через потолок, освещая большую часть. От холодных камней отражались голоса, бумерангом проносясь по кругу, и рикошетом бились об стены возвращаясь туда, откуда начинали свой путь. Словно пьедестал, в одной из скалистых стен, располагалась возвышенность, обозначая середину.

Напротив находились каменные трибуны, возведенные уже новыми слугами этого места. Широкие ступени тянулись вверх и, огибая половину пещеры, позволяли сидеть на них детям и подросткам, которых обучали ниджайскому искусству. Ступени прерывались в самом конце, будто не закончив путь, но жирной точкой завершали его своим маленьким таким же каменным десяти ступенчатым обрывком. Это место для приближённых. На другом конце полукругом всегда толпились наемники - воры и убийцы. Те грешные души, которые обустроились в бараках. Их сдерживали смотрители, повзрослевшие подростки, которым выпадала честь блюсти порядок и наказывать всех нарушителей.

Соно сел на свое место, рыская взглядом по лицам всех присутствующих. Он ищет её. Знает, что она может не прийти. Боится. Она должна сидеть рядом с ним, ведь они команда. Работают вместе, выполняют заказы, убивают людей. Точнее он убивает. Не дает, не позволяет пачкать ей руки. Взгляд находит несколько женских фигур, но даже на секунду не задержавшись на них, отправляется на поиски дальше. Тошнотворное чувство, застывшее где-то в груди, словно веревка окутывает его и крепко связывает, впиваясь в кожу. Он начинает переживать и, быстро вспоминая прошлую встречу с ней, пытается найти хоть малейшую подсказку и намек на то, почему ее до сих пор нет на этом поганом месте. Мысли прерываются фантазиями о тех последствиях, которые понесут они оба. Он за то, что не пришел утром на тренировку, она за то, что не явилась на «истинный праздник».

– Эта зачистка прошла куда хуже, чем семь лет назад. Они похитили очень мало детей. Не уж то все опять испугались легенды об изгнанном Олхи? Прячутся по домам ночью и думают, что это спасет их грешные души от кары Сэтила. – голос Ин-Лика, советника господина, окатил ниджая новой волной страха и тех воспоминаний, которые оставили большие раны на сердце и душе.

– Мда, не повезло. Старая партия детей взрослеет, а эти бродяги и безнадёжные пьяницы, нам не к чему. Этого расходного материала много. Мрут один за другим на заданиях, но меньше их почему-то не становится.

Надменные голоса стариков стихли. Все словно затаили дыхание. От напряжения завибрировал воздух. Соно поднял взгляд на пьедестал и остановился на высокой фигуре, окруженной личными смотрителями. Ренрис Бад. Его господин. Хозяин грешных душ. Их новый Олхи.

– Приветствую вас и поздравляю с завершением праздника седьмой луны. С Началом новой жизни! – раскинув руки, словно распростертые объятия, он спрятал широкую улыбку за густой бородой.

На нем была одежда, которую носили благородные жители западных земель. Рубашка, прилегающая к телу, коричневый кожаный, застегнутый на все пуговицы жилет и прямые брюки, спадающие на темные зашнурованные ботинки. Строго и пугающе не к месту.

– Это семилетие далось нам не легко. Мы несли тяжелое бремя, но нас спасало единство. Нами двигала общая цель. Нами двигал долг. Мы должны соблюдать равновесие! Чаши весов не должны перевешивать. Мы судьи, мы кара. Помните, что мы сильнее других. Мы истина. Мы те, кто очищает этот мир.

Все вокруг затопали и одобрительно загоготали, но резко остановились и притихли. Жест. Один жест Ренриса Бада остановил толпу. Всего лишь невысоко поднятая рука и раскрытая ладонь заставила всех замолчать, оставляя за собой лишь затихающее эхо.

– За эти семь лет мы потеряли слишком много людей. Но они были слабы, недостойны. Они позволили себе бояться, выбрали животные инстинкты и погибли, как трусливые псы. Проваливая вылазки, не выполняя задания, они разочаровали меня. Такие не достойны находиться здесь. Но... – протягивая руку вперед он указал на вход.

Толпа людей, раньше тут не бывавших, медленно и неуверенно шла, оглядываясь по сторонам. Взрослые толкали детей, огрызались друг на друга и пытались прятать страх в глазах. Новый набор после ночной Зачистки. Те, кто не успел спрятаться в домах. Те, кто не верил в легенду об изгнанном Олхи столкнулись лицом к лицу с настоящим злом.

– Но... – продолжал господин. – Эта зачистка привела нам новых будущих ниджаев с еще чистой незапятнанной душой. И грешников, которых я спасу. Добро пожаловать в наш клан. Я даю вам кров, еду и свою защиту. Тут за вами никто не охотится, вам не надо скитаться по темным улицам в поиске ночлега, не надо жрать помойных крыс. Тут все едины. Я дарю вам новую цель, новый смысл, в обмен на старую жизнь. Отрекитесь от фамилии, от Олхи. Встаньте на истинный путь, искупите грехи.

Холодный пот окатил спину Соно, ускоряя биение сердца. Он посмотрел на детей, на их лица и глаза, жадно впивающиеся в человека на трибуне. Надежда, смешанная со страхом. Как тогда, четырнадцать лет назад. Он был на их месте и так же доверчиво представлял себе новую жизнь, которая ждала его в этом месте.

– Те, кто отказывается от моего дара, от знака судьбы, от шанса начать всё сначала, прошу оставаться на местах. Других же поздравляю. Добро пожаловать в клан «Или».

Смотрители повели согласившуюся толпу на выход из пещеры, оставляя лишь нескольких неопределившихся человек.

– Им идут ставить клеймо. Вот криков внизу сейчас будет. – смеясь прошептал один из приближенных, сидевших чуть ниже Соно.

Мерзко. Отвратительно. Ниджай поморщился и сильно сжал кулаки, болью отрезвляя себя. Плечо словно обдало кипятком, обжигая, выедая кожу там, где когда-то раскаленный металл оставил свой отпечаток. Захотелось снять хаори и остановить этот зуд, приложившись оголенной спиной к холодным камням. Вдох. Выдох. Ему нельзя терять самообладание.

Все знали, что сейчас произойдет. Все через это проходили и, затаив дыхание, ждали. Кто-то жаждал крови и переминаясь с ноги на ногу начал потирать ладони. Кто-то замер и опустил глаза. Но Соно, гордо подняв голову, смотрел туда, где стояли те, кто отказался от новой жизни.

Смотрители спустились и встали рядом с обреченными силуэтами. Трибуна, где стоял господин, опустела. Сердце Соно пропустило удар. Она тут. Она пришла. Стояла всё это время там, наверху и пряталась за широкими спинами. Почему она с Ренрисом? Что-то точно случилось. Ураган мыслей проносился в голове, оставляя лишь кучу вопросов, так и не найдя на них ответов. Она была напряжена. Опущенная голова и крупная дрожь выдавали страх, таящийся в этом статном, хрупком теле. Грудь вздымалась от глубоких вздохов, губы что-то бормотали, а пальцы рук гладили тыльную сторону ладони, словно успокаивая и отвлекая. Она невольно подскочила на месте, когда господин нарушил тишину громким расстроенным голосом.

– Я огорчен, но принимаю ваш выбор. Вы избрали свой путь.

Секунда и лезвие катан перерезало горло этим, отказавшимся от новой жизни, людям. Обмякшие тела упали на каменный неровный пол. Скрипучие вздохи приглушались булькающей кровью, бьющей фонтаном из горла и вытекающей изо рта. Не дав телам отойти в иной мир, смотрители взяли их за ноги и потащила к выходу. Соно знал, что эти тела скинут с горы, прямо в море. На корм рыбам, которых позже поймают слуги кухни и подадут им на ужин. Он опять невольно посмотрел на девушку. Она плакала, быстро вытирая слезы рукавом. Зачем смотрела? Почему не отвернулась? Глупая, какая же она глупая. Ниджаю хотелось подойти к ней и успокоить, сделать замечание и напомнить, что нельзя давать волю чувствам.

– Я надеюсь, мне не надо напоминать вам, что будет с теми, кто сойдет с нашего пути, кто предаст нашу цель. – Ренрис Бад всё не замолкал, продолжал пугать и угрожать.

– А сейчас поздравляю вас с Новым семилетием. Да прольется кровь нечестивых.

И с томной улыбкой он спустился с трибуны, поманив за собой девушку и оставшихся смотрителей.