12-13
Глава 4
В чайхане было сумрачно и грязно. Под потолком, вокруг слабых лампочек в загаженных абажурах, кружили с жужжанием жирные мухи. Мы сидели на засаленных и пестрых не то подушках, не то маленьких матрасиках вокруг низенького, сантиметров пятнадцать от пола, стола. Самого обычного стола, только с укороченными ножками. На столе была скатерть — яркая, но тоже грязная.
В России такое кафе мгновенно бы закрыли. В Европе посадили бы владельца в тюрьму. В США собственнику влепили бы немыслимого размера штраф. А где-нибудь в Японии хозяин подобного заведения от стыда сам сделал бы себе сеппуку.
Но таких вкусных запахов, как в этой маленькой, совершенно не туристической чайхане, я нигде не слышал!
Оторвавшись от преследования, мы разделились. Темный ушел искать своих и докладывать о происшедшем. Валентина Ильинична и Нодир отправились собирать Светлых, состоящих в резерве Дозора, отзваниваться в Ташкент, просить подкрепление. А мы с Алишером и Афанди поймали такси и добрались до этой чайханы на окраине Самарканда, рядом с небольшим базаром. У меня зародилось подозрение, что базаров в Самарканде больше десятка и уж точно больше, чем музеев и кинотеатров вместе взятых.
По пути я наложил на себя заклинание личины и стал двойником Тимура. Молодые маги почему-то считают дурной приметой принимать внешность покойника. Поверья с этим связаны самые разные, от «скоро умрешь» и до «чужих привычек нахватаешься». Можно подумать, что привычки — это блохи, которые после смерти хозяина разбегаются по сторонам в поисках кого-то максимально похожего… Я никогда не был суеверным, так что принял внешность Тимура без колебаний. Все равно надо было замаскироваться под местного. Приезжий с европейской внешностью и в этой чайхане выглядел бы так же нелепо, как папуас на сенокосе в русской деревне.
— Здесь очень вкусно кормят, — объяснил Алишер вполголоса, сделав заказ. Я, не понимая по-узбекски ни слова, в присутствии молодого парнишки-официанта молчал. Афанди, к счастью, тоже: только временами крякал, потирал залысину и гордо поглядывал на меня. Видимо, взгляд подразумевал: «Как мы этого дэва, а?» Я послушно кивал в ответ.
— Верю, — ответил я. У стены стояла здоровенная китайская магнитола с огромными хрипящими динамиками и мигающими разноцветными лампочками. Играла кассета с чем-то национальным, исходно интересным, но безнадежно испорченным переделкой в ритмы поп-музыки и качеством магнитолы. Но зато громкость звука была достаточной, чтобы спокойно говорить по-русски, не рискуя вызвать удивленные взгляды соседей. — Пахнет вкусно. Только, извини, грязновато тут.
— Это не грязь, — ответил Алишер. — Точнее, не та грязь. Знаешь, когда в Россию приезжают из Западной Европы, тоже морщатся: мол, грязно у вас везде. А ведь грязно не оттого, что не убирают! В России почвы другие, больше эрозия земли, в воздухе от этого пыль и она повсюду оседает. Вымыл тротуар с мылом, так в Европе он три дня останется чистым, разве что клочок бумаги ветром принесет. А в России хоть языком вылизывай, пыль через час снова осядет. В Азии пыли еще больше, поэтому и европейцы, и русские говорят: «Грязь, бескультурье, дикость!» Неправда это! Просто местность такая! В Азии если пахнет хорошо — это не грязь. В Азии надо верить не глазам, а носу!
— Любопытно, — сказал я. — Никогда не задумывался об этом. Наверное, поэтому на Востоке глаза у людей узкие, зато носы большие?
Алишер мрачно посмотрел на меня. Потом вымученно рассмеялся:
— Ладно, уел. Смешно. Но я и вправду так думаю, Антон. На Востоке все иначе.
— Даже Иные, — кивнул я. — Алишер, а я ведь не поверил в дэва. Извини.
— Знаешь, по твоему описанию — это был не тот, что меня преследовал, — серьезно сказал Алишер. — Тот пониже ростом, но очень юркий. С ногами. Похож скорее на обезьяну с рогами.
— Тьфу на них, отрыжка мироздания, творение безответственных магов! — подхватил Афанди. — Мы с Антоном победили этого безнравственного, развратного дэва! Если бы ты видел этот бой, Алишер! Хотя не стоит юноше смотреть порнографию…
— Дедушка Афанди… — начал я. — Умоляю!
— Зови меня просто — бобо! — велел Афанди.
— Что это значит? — спросил я с подозрением.
— Это значит «дедушка». — Старик похлопал меня по плечу. — Мы с тобой победили этих дэвов, ты мне теперь как внук родной!
— Афанди-бобо, — попросил я. — Пожалуйста, не вспоминайте этот бой. Мне очень неловко, я не сразу смог поразить дэва.
— Дэвов! — твердо повторил Афанди.
— Дэва? — наивно предложил я.
— Дэвов! Их там было два! Большой сжимал маленького в руке и размахивал им налево-направо, направо-налево!
Афанди привстал и очень красочно изобразил поведение «дэвов».
— Хай, великий воин Афанди, — быстро сказал Алишер. — Их было два. Антон не заметил второго от страха. Сядьте, нам несут чай.
Минут десять мы пили чай со сладостями. Я опознал халву, рахат-лукум и что-то вроде пахлавы. Все остальные сладкие кондитерские чудеса Востока были мне незнакомы. Но получить удовольствие от вкуса это не помешало. Тут были разноцветные кристаллы сахара (я предпочел не размышлять, чем именно их подкрашивали), мотки тонких, очень сладких нитей, что-то похожее на халву, но белое, сухофрукты. Все очень вкусное. И все очень сладкое, что для нас было особенно важно. После потери Силы всегда тянет на сладкое. Пусть мы оперируем чужой Силой, всего лишь перераспределяя ее в пространстве, но и это непросто. Глюкоза в крови падает так, что легко свалиться в гипогликемической коме. Если это случится в Сумраке, то спасет лишь чудо.
— Потом будет шурпа и плов, — сказал Алишер, наливая себе уже пятую пиалу зеленого чая. — Здесь простая еда. Но настоящая.
Он замолчал. И я понял, о чем он думает.
— Они погибли в бою. Как положено дозорным, — сказал я.
— Это был наш бой, — негромко произнес Алишер.
— Общий бой. Даже для Темных. Мы должны найти Рустама, и никто нам в этом не помешает. Вот Мурата жалко… и людей положил, и сам жить не смог.
— Я бы смог, — мрачно сказал Алишер.
— И я тоже, — признался я. Мы обменялись понимающими взглядами.
— Люди против Иных. — Алишер вздохнул. — Поверить не могу! Как в кошмарном сне! Их всех зачаровали, это работа для Высшего!
— Как минимум трое Высших, — сказал я. — Темный, Светлый и Инквизитор. Вампир, целитель и боевой маг.
— Настал конец времен. — Афанди покачал головой. — Никогда не думал, что сойдутся вместе Свет, Тьма и Страх…
Я быстро посмотрел на него — и успел поймать краткий миг перед тем, как глуповатое выражение вернулось на лицо Афанди.
— А ты ведь не так глуп, как притворяешься, Афанди, — сказал я негромко. — Зачем ты ведешь себя будто выживший из ума старик?
Несколько секунд Афанди улыбался. Потом посерьезнел:
— Слабому лучше выглядеть дурачком, Антон. Только сильный может позволить себе быть умным.
— Ты не так уж и слаб, Афанди. Ты вошел на второй слой и пять минут пробыл там. Хитрость какую знаешь?
— У Рустама было много секретов, Антон.
Я долго смотрел на Афанди, но лицо старика оставалось невозмутимым. Потом перевел взгляд на Алишера. Тот выглядел задумчивым.
Интересно, мы с ним пришли к одной и той же мысли?
Скорее всего да.
Афанди — он и есть Рустам? Глуповатый старик, который десятилетиями безропотно прибирал офис провинциального Дозора, — один из старейших в мире магов?
Все может быть. Все что угодно. Говорят, что с годами каждый Иной меняет характер, упрощается: на первый план выходит какая-то одна, доминирующая черта личности. Хитроумному Гесеру хотелось интриг, так он и интригует до сих пор. Фома Лермонт, который мечтал о спокойной и уютной жизни, теперь ухаживает за своим садиком и работает антрепренером. А Рустам, если в его характере преобладала скрытность, вполне мог дожить до полной паранойи и скрываться в обличье слабого и недалекого старика…
Но если так — он не раскроется, даже выскажи я свою догадку. Рассмеется в лицо, начнет старую песенку про своего учителя… А ведь он вовсе не сказал, что Рустам инициировал его! Он рассказал эту историю от третьего лица: Рустам, глупый старик, инициация. Это мы сами поместили Афанди на место глупого старика!
Я снова посмотрел на Афанди. Теперь мое воспаленное воображение готово было найти в его взгляде и лукавство, и болезненную скрытность, и даже ехидство.
— Афанди, я должен говорить с Рустамом, — сказал я, аккуратно выбирая слова. — Это очень важно. Гесер послал меня в Самарканд, просил разыскать Рустама и в память о старой дружбе попросить у него совета. Только совета!
— Хорошая вещь — старая дружба, — кивнул Афанди. — Очень хорошая! Когда она есть. Но я слышал, что Рустам и Гэсэр рассорились. Так сильно рассорились, что Рустам плюнул вслед Гэсэру и сказал, что не желает видеть его на узбекской земле. А Гэсэр рассмеялся и ответил, что тогда Рустаму надо выколоть себе глаза. На дне бутылки хорошего старого вина может выпасть горький осадок, и чем старее вино, тем сильнее осадок горчит. Так и старая дружба может породить очень, очень большую обиду!
— Ты прав, Афанди, — сказал я. — Ты во всем прав. Но Гесер сказал еще одну вещь. Ему довелось спасать жизнь Рустама. Семь раз. И Рустаму довелось спасать его жизнь. Шесть раз.
Нам принесли шурпу, и мы замолчали. Но Афанди и после того, как паренек удалился, сидел с плотно сжатыми губами. И с таким выражением лица, будто что-то считал в уме.
Наши с Алишером взгляды встретились. Алишер едва заметно кивнул.
— Скажи, Антон, — произнес наконец Афанди. — Если твой друг расстроился, когда его любимая женщина ушла от него… так расстроился, что решил покинуть этот мир… а ты пришел к нему и месяц жил у него, с утра до вечера пил вино, заставлял ходить в гости и рассказывал, как много вокруг других красивых женщин… это считается спасением жизни?
— Я думаю, зависит от того, действительно ли друг готов был расстаться с жизнью от любви, — осторожно сказал я. — Каждому мужчине, который пережил подобное, казалось, что незачем жить. Но очень, очень редко они кончали с собой. Ну, разве что были глупыми безусыми юнцами.
Афанди снова замолчал.
А у меня, будто дождавшись паузы, звякнул телефон.
Я достал трубку в полной уверенности, что звонит либо Гесер, которому доложили о случившемся, либо Светлана, почувствовавшая неладное. Но никакого номера или имени на дисплее не было. Он просто светился ровным серым светом.
— Да? — произнес я.
— Антон? — спросил голос. Знакомый голос с легким прибалтийским акцентом.
— Эдгар? — обрадованно воскликнул я. Нормальный Иной звонку Инквизитора радоваться не станет. Тем более если этот Инквизитор — бывший Темный маг. Но сейчас была слишком нестандартная ситуация. Лучше уж Эдгар, чем незнакомый ревнитель равновесия, увешанный амулетами с ног до головы и подозревающий в преступлениях всех и вся.
— Антон, ты в Самарканде. — Эдгар, конечно, не спрашивал, а утверждал. — Что там творится? Наши провешивают портал от Амстердама до Ташкента!
— А почему до Ташкента? — не понял я.
— Проще. Этой трассой хоть раз пользовались, — пояснил Эдгар. — Так что там у вас?
— Про Эдинбург знаешь?
Эдгар только насмешливо фыркнул. Да уж, задал я вопрос. В Инквизиции вряд ли остались даже стажеры, не слыхавшие про попытку похитить артефакт Мерлина. Что уж говорить об опытных сотрудниках.
— Судя по всему, та же команда. Только там они пользовались услугами наемников. А здесь задурили головы местным военным и полицейским. Все в амулетах и чарах, пули заговорены…
— Понятно, отпуск у меня накрылся, — безнадежно сказал Эдгар. — Хоть бы ты туда не совался! Меня с пляжа выдернули! Потому что я имел опыт работы с тобой!
— Ценю такое внимание, — ехидно сказал я.
— Все очень серьезно? — помедлив, спросил Эдгар.
— Сотня человек, натравленных на оба местных Дозора. При отходе погибли двое Светлых. А потом нас атаковал дэв. Перекусил пополам Темного. Я его три минуты трамбовал!
Эдгар выругался. Спросил:
— Чем трамбовал?
— Прахом. Хорошо хоть знал случайно…
— Восхитительно! — с сарказмом произнес Эдгар. — Молодой московский маг случайно помнит заклинание против големов, которое не применялось лет сто!
— Уже статью шьешь? — усмехнулся я в ответ. — Приезжай, тебе понравится. Кстати, заклинания против големов подучи, тут, по слухам, еще один ошивается.
— Это какой-то кошмар… — пробормотал Эдгар. — Я на Крите. В плавках стою на пляже. Мне жена спину мажет солнцезащитным кремом. А мне велят через три часа быть в Амстердаме и немедленно отправляться в Узбекистан! Это как называется?
— Глобализация, сэр, — сообщил я.
Эдгар застонал в трубку. Потом сказал:
— Меня жена убьет. У нас медовый месяц. Она, между прочим, ведьма! А меня вызывают в какой-то там Узбекистан!
— Эдгар, тебе не идет говорить «какой-то там», — снова не удержался я от ехидства. — Как-никак в одном государстве раньше жили. Считай это своим отсроченным патриотическим долгом.
Но Эдгар явно не был расположен ни к сарказму, ни к пикировке. Тяжело вздохнул, потом спросил:
— Как мне тебя найти?
— Звони, — просто ответил я. И прервал связь.
— Инквизиция, — понимающе кивнул Алишер. — Спохватились. Им тут работка найдется.
— Для начала бы свои ряды почистили, — сказал я. — Ведь кто-то орудует у них в конторе.
— Не обязательно, — попытался вступиться за Инквизицию Алишер. — Это может быть Инквизитор в отставке.
— Да? И откуда тогда люди узнали, что Гесер направил нас в Самарканд? Он сообщил только Инквизиции!
— Среди предателей есть и Светлый целитель, — напомнил мне Алишер.
— Ты хочешь сказать — Высший Светлый из нашего Ночного Дозора? Целитель? И он работает на врага?
— Да хоть бы и так! — упрямо сказал Алишер.
— У нас в Дозоре был только один Светлый целитель высшего уровня, — спокойно напомнил я. — Только одна, точнее. Моя жена.
Алишер осекся. Замотал головой:
— Прошу прощения, Антон! Я не имел в виду ничего подобного!
— Ай, хватит ссориться! — прежним дурашливым голосом сказал Афанди. — Шурпа остыла! Что хуже остывшей шурпы? Только горячая водка!
Он воровато огляделся и провел рукой над пиалами с шурпой. От остывшего бульона снова пошел пар.
— Афанди, как нам поговорить с Рустамом? — повторил я.
— Шурпу ешь, — буркнул старик. И подал нам пример.
Отломив кусок лепешки, я принялся за шурпу. Что поделать, Восток есть Восток. Прямо отвечать здесь не любят. Наверное, лучшие в мире дипломаты — восточные. «Да» и «нет» не говорят, но это вовсе не значит, что они воздерживаются…
Только когда и я, и Алишер доели шурпу, Афанди со вздохом произнес:
— Наверное, Гэсэр сказал правду. Наверное, он может потребовать от Рустама ответа. Одного ответа на один вопрос.
Что ж, это уже маленькая победа!
— Сейчас. — Я кивнул. Вопрос, конечно же, надо было задать правильно и так, чтобы не оставить возможности двусмысленного ответа. — Минутку…
— Зачем ты спешишь? — удивился Афанди. — Минутку, час, день… Думай.
— Я в принципе готов, — сказал я.
— И что? Кого ты будешь спрашивать, Антон Городецкий? — Афанди усмехнулся. — Тут нет Рустама. Мы поедем к нему, и ты задашь свой вопрос.
— Тут нет Рустама? — Я едва не потерял дар речи.
— Нет, — твердо ответил Афанди. — Прости, если какие-то мои слова ввели тебя в заблуждение. Но нам придется поехать на плато демонов.
Я подумал, что начинаю понимать Гесера, разругавшегося с Рустамом. И что Мерлин, несмотря на все свои злодеяния, был все-таки добрейшей души и великого терпения Иной. Потому что Афанди — это Рустам. К гадалке не ходи!
— На одну минуточку я… — Афанди поднялся и двинулся к дверке в углу чайханы. На двери был нанесен трафаретом понятный без перевода мужской силуэт. Что интересно — двери с женским силуэтом не наблюдалось. Видимо, проводить время в чайхане женщины Самарканда не привыкли.
— Ну и фрукт Рустам, — пробормотал я, пользуясь возможностью. — Сухофрукт. Урюк упрямый.
— Антон, а ведь Афанди — не Рустам, — сказал Алишер.
— Ты что, поверил?
— Антон, десять лет назад Рустама узнал мой отец. Я тогда не придал этому особого значения… ну, жив древний Высший, ну и что с того? Много их отошло от дел, живут себе незаметно среди людей…
— Ну?
— Отец знал Афанди. Лет пятьдесят, наверное, знал.
Я задумался.
— А как именно отец тебе рассказал про Рустама?
Алишер наморщил лоб. Потом очень четко, будто читая с листа, произнес:
— Сегодня я видел Великого, которого семьдесят лет никто и нигде не встречал. Великого Рустама. Друга, а потом врага Гесера. Я прошел мимо. Мы узнали друг друга, но сделали вид, что не видим. Хорошо, что такой маленький Иной, как я, никогда с ним не ссорился.
— Ну и что? — Настал мой черед спорить. — Твой отец мог наконец-то узнать Рустама, замаскировавшегося под Афанди. Об этом и сказать.
Алишер задумался и признал, что да, могло быть и так. Но он все же считает, что отец говорил не об Афанди.
— Все равно нам это ничего не дает. — Я махнул рукой. — Ты же видишь, какой он упрямый. Нам придется идти с ним на плато демонов… кстати, что это такое? Только не говори мне, что на Востоке есть демоны, которые живут на каком-то плато!
Алишер усмехнулся:
— Демон — это сумеречная форма Темных магов высокого уровня, чья человеческая природа искажена Силой, Сумраком и Тьмой. На первом занятии учат. Нет, плато демонов — человеческое название. Это горная местность, где стоят валуны причудливой формы — будто окаменевшие демоны. Люди туда не любят заходить. Ну, только туристы…
— Туристы — не люди, — согласился я. — Значит, обычные суеверия?
— Нет, не суеверия. — Алишер посерьезнел. — Там была битва. Большая битва Темных и Светлых, почти две тысячи лет назад. Темных было больше, они побеждали… и тогда Великий Светлый маг Рустам применил ужасное заклинание… никто и никогда больше не применял в бою Белое Морево. Темные окаменели. И не рассосались в Сумраке, а так и вывалились в обычный мир — каменными демонами. Люди говорят правду, хоть и не знают об этом.
У меня вдруг сжало сердце. Холодным, скользким, отвратительным воспоминанием. Я стою перед Костей Саушкиным. И далекий голос Гесера шепчет в голове… [10]
— Белое Марево, — сказал я. — Заклинание называется «Белое Марево». Доступно лишь Высшим магам, требует максимального сосредоточения и полной прокачки Силы в радиусе трех километров…
Слова Алишера будто сорвали какой-то замок в моей памяти. И открылась скрипучая дверца шкафа, в котором затаился древний скелет, оскалившийся в костяной ухмылке…
Гесер дал мне не просто голое знание. Он передал целый кусок своей памяти. Щедрый подарок… почти такой же, какой получился у данайских плотников.
…Камень жжет ноги сквозь мягкие кожаные туфли, потому что камень раскален докрасна, и даже наложенные на одежду чары теряют свою силу. А впереди дымится чье-то тело, наполовину ушедшее в размягчившийся камень. Не у всех соратников чары выдержали Молот Судьбы.
— Гесер! — кричит мне в ухо рослый широкоплечий мужчина. Его черная бородка курчавится от жара, бело-красные одежды припорошены черным пеплом. Сверху падают, рассыпаясь порошком, кружевные черно-серые хлопья. — Гесер, надо решиться!
Я молчу. Я смотрю на дымящееся тело и пытаюсь узнать убитого. Но тут его защита сдается окончательно, и труп мгновенно вспыхивает, превращаясь в столб жирного пепла, уходящий в небо. Потоки рассеивающейся Силы колышут пепел, и тот на мгновение складывается в призрачную человеческую фигуру. Я понимаю, что именно падает на нас сверху, и к горлу подступает ком.
— Гесер, они хотят поднять Тень Владык! — В голосе мага в бело-красных одеждах панический ужас. — Гесер!
— Я готов, Рустам, — говорю я. Протягиваю ему руку. Маги нечасто творят заклинания вдвоем, но мы многое пережили вместе. И еще — вдвоем легче. Легче решиться. Потому что впереди — сотня Темных и десять тысяч людей.
А за нами — всего лишь сотня доверившихся нам людей и десяток магов-учеников.
Очень трудно убедить себя, что десять и сто дороже, чем сто и десять тысяч.
Но я смотрю на черно-серый пепел, и мне вдруг становится легче. Я говорю себе то, что всегда будут говорить себе сильные и добрые в такой ситуации. Через сто, через тысячу, через две тысячи лет.
Впереди — не люди!
Впереди — взбесившиеся звери!
Сила течет сквозь меня, Сила пузырящейся жижей наполняет жилы, Сила проступает на коже кровавым потом. Вокруг много, очень много Силы — истекающей из убитых Иных, рассеивающейся из произнесенных заклинаний, рвущейся из бегущих в атаку людей. Темные не зря привели с собой целое войско. Иным не страшно человеческое оружие, но машущие саблями руки, оскаленные в крике рты и жаждущие смерти глаза принадлежат живым бурдюкам, наполненным Силой. И чем больше ненавидит и боится это грязное человеческое отребье, согнанное под знамена Тьмы жестокими правителями или жаждой наживы, — тем сильнее идущие среди них Темные маги.
Но у нас в запасе есть заклинание, которое никогда еще не звучало под этим солнцем. Привезенное Рустамом с далекого северного острова, придуманное хитроумным Светлым по имени Мерлин, но ужаснувшее даже его, стоящего опасно близко к Тьме…
Белое Марево.
Рустам произносит чужие, грубо звучащие слова. Я повторяю вслед за ним, даже не пытаясь постичь смысл. Слова важны, но они лишь руки гончара, придающие форму глине; глиняная форма, в которую вольют расплавленный металл; бронзовые оковы, не дающие лишней свободы рукам. Слова все начинают и все заканчивают, в словах форма и направление, но решает все Сила.
Сила и Воля.
Я больше не могу сдержать ту мощь, что бьется во мне, с каждым ударом сердца готовая разорвать жалкое человеческое тело. Я открываю рот одновременно с Рустамом. Я кричу, но кричу уже без слов.
Время слов кончилось.
Белый туман вылетает из наших ртов, вздымается мутной волной — и накатывается на приближающуюся армию, на круг Темных магов, что плетут паутину своего заклинания… не менее ужасающего, но более медленного… чуть более медленного. Серые тени, уже начинающие подниматься из камня, сдувает белым туманом.
А потом Белое Марево настигает и Иных, и человеческих воинов.
Мир перед нами теряет краски, но не так, как это происходит в Сумраке. Мир становится белым, но это белизна смерти, а не жизни, это смешение красок, которое так же бесплодно, как их отсутствие. Сумрак вздрагивает, сминается — слой за слоем слипаются меж собой, протягивая меж ледяных жерновов кричащих от боли людей и онемевших от страха Иных.
И мир застывает.
Белая мгла рассеивается. Остается валящий с неба пепел. Остается раскаленная земля под ногами. И остаются окаменевшие фигуры Иных — причудливые, очень часто совсем не похожие на человеческие тела, превратившиеся в гранит и песчаник, огрубленные и исковерканные. Перекидывающийся в тигра оборотень, припавший к земле вампир, воздевшие руки в тщетной попытке защититься маги…
От людей не остается вообще ничего. Сумрак поглотил их, переварил и обратил в ничто.
Нас с Рустамом трясет. Мы распороли ногтями кожу друг другу до крови. Что ж, мы давно собирались побрататься.
— Мерлин говорил, что Иных выбросит на седьмой, последний слой Сумрака… — тихо произносит Рустам. — Он ошибся. Но так тоже вышло… неплохо… Эта битва… будет жить в веках. Это славная битва.
— Посмотри, — говорю я ему. — Посмотри… брат.
Рустам всматривается — не глазами, а так, как умеем мы, Иные. И бледнеет.
Эта битва не будет жить в веках. Мы никогда не станем ею хвалиться.
Убить врага — доблесть. Обречь его на муки — подлость. Обречь на вечные муки — вечная подлость.
Они все всё еще живы. Обращены в камень, лишены движения и Силы, осязания, зрения, слуха, всех отпущенных людям и Иным чувств.
Но они живы и будут жить — пока камень не обратится в песок, а может быть, и дольше.
Мы видим их трепещущие живые ауры. Видим их удивление, страх, гнев.
Мы не станем гордиться этой битвой.
Не станем о ней говорить.
И никогда больше не произнесем чужих колючих слов, вызывающих Белое Марево…
Почему я смотрю на Алишера снизу вверх? И с какой стати за его головой потолок?
— Очнулся, Антон?
Я привстал на локтях. Огляделся.
Восток — дело тонкое. Восток умеет быть деликатным. Все в чайхане сделали вид, что не заметили моего обморока. Предоставили Алишеру самому приводить меня в чувство.
— Белое Марево, — повторил я.
— Понял, понял, — кивнул Алишер. Он был не на шутку встревожен: — Ну ошибся я, не морево, а марево. Извини. В обморок-то чего падать?
— Рустам применял Белое Марево вместе с Гесером, — сказал я. — Три года назад… в общем, Гесер научил меня этому заклинанию. Серьезно так научил. Воспоминаниями поделился. В общем… я теперь помню, как все это было.
— Действительно так мрачно? — спросил Алишер.
— Очень. Не хочется мне туда ехать.
— Ну, это ведь было давно, — успокоительно произнес Алишер. — Все уже кончилось, все давным-давно прошло, кануло в Лету…
— Если бы, — ответил я, но уточнять не стал. Если Алишеру не повезет, то он сам все увидит и поймет. Потому что ехать на плато демонов нам все-таки придется. Рустам из моих заимствованных воспоминаний ничего общего с Афанди не имел.
Как раз в этот момент вернулся из туалета Афанди. Сел на подушки, посмотрел на меня, добродушно спросил:
— Отдохнуть решил, да? Отдыхать рано, после плова будем отдыхать.
— Не уверен, — пробормотал я, садясь.
— Ах какая хорошая вещь — цивилизация! — продолжал Афанди, будто не слыша меня. — Вы молодые, вы не знаете, сколько блага принесла цивилизация миру.
— Неужели там горела лампочка? — пробормотал я. — Алишер, поторопи официанта с пловом, ладно?
Алишер нахмурился.
— И впрямь…
Он встал, но как раз в этот момент появился молодой мужчина с большим блюдом. Разумеется, одна тарелка на всех, как положено… красноватый рассыпчатый рис, оранжевая морковь, изрядное количество мяса, цельная головка чеснока сверху.
— Я же говорил, здесь хорошо готовят, — с удовольствием произнес Алишер.
А я смотрел на мужчину, который принес плов. Интересно, куда делся тот молодой паренек? И почему новый официант так нервничает?
Я взял рукой пригоршню плова, поднес к лицу. Посмотрел на официанта. Тот закивал и начал вымученно улыбаться.
— Баранина под чесночным соусом, — сказал я.
— Каким еще соусом? — удивился Алишер.
— Это я так… вспоминаю мудрого Холмса и наивного Ватсона, — ответил я, больше не беспокоясь о том, что мой русский язык выглядит неуместно. — Чеснок — чтобы отбить запах мышьяка. Сам же говорил — на Востоке надо верить носу, а не глазам… Дорогой, откушай-ка с нами плова!
Официант замотал головой, медленно отступая. Из любопытства я посмотрел на него сквозь Сумрак — в ауре преобладали желтые и зеленые оттенки. Страх. Профессиональным убийцей он не был. И отравленный плов потащил сам, вместо младшего брата, потому что боялся за того. Удивительно, какие мерзости способен совершить человек из-за любви к ближним своим и заботы о них.
Вообще все это было чистой воды импровизацией. В чайхане нашлась какая-то гадость с мышьяком, какой-то крысиный яд. И кто-то приказал накормить нас пловом с отравой. Убить сильного Иного таким образом невозможно, но ослабить, отвлечь нас можно было запросто.
— Сейчас я из тебя самого лагман сделаю, — пообещал я официанту. — И накормлю им твоего брательника. За чайханой следят?
— Не… не знаю… — Официант сразу понял, что, несмотря на мою внешность, надо говорить по-русски. — Я не знаю, мне велели!
— Пшел вон! — велел я, вставая. — Чаевых не будет.
Официант бросился к двери на кухню. А посетители тем временем принялись покидать чайхану, по такому случаю решив обойтись без платы. Что их так напугало — мои слова или интонации?
— Антон, штаны себе не прожги, — сказал Алишер.
Я опустил глаза — в моей правой ладони с шипением крутился файербол. Я разозлился настолько, что заклинание «с кончика пальцев» вышло на пусковую стадию.
— Спалить бы этот гадючник… в назидание, — процедил я сквозь зубы.
Алишер молчал. То неловко улыбался, то морщился. Я прекрасно понимал, что он хочет сказать. Что эти люди не виноваты. Им велели, и они не могли воспротивиться. Что эта небогатая чайхана — все, что у них есть. Что с нее кормится две-три большие семьи с детишками и стариками. Но он молчал, потому что в данном случае я был вправе устроить маленький пожар. Человек, пытающийся отравить трех Светлых магов, заслуживает воспитательных мер. В назидание и себе, и другим. Мы Светлые, а не святые…
— Шурпа хорошая была, — тихо сказал Алишер.
— Пошли сквозь Сумрак, — сказал я, превращая файербол в струйку жидкого пламени и выливая ее на блюдо с пловом. Рис и мясо превратились в головешки вместе с мышьяком. — Не хочется мне что-то мелькать в дверях. Слишком быстро работают, твари.
Алишер с благодарностью кивнул, встал, для верности растоптал угольки на блюде ногами и опрокинул туда два чайника.
— Зеленый чай тоже был хорош, — согласился я. — Слушай, ведь чай вроде как простецкий. Гадкий чай, если честно. А очень вкусный!
— Тут главное — правильно заварить, — с облегчением подхватил разговор Алишер. — Когда чайнику пятьдесят лет и его ни разу не мыли… — Он запнулся, но, не обнаружив на моем лице ярко выраженного отвращения, продолжал: — В этом-то и вся хитрость! На стенках изнутри образуется такая хитрая корочка из танинов, эфирных масел и флавоноидов…
— А разве в чае содержатся флавоноиды? — удивился я. Снова повесил сумку на плечо. Едва не забыл. Белье — ладно, но в сумке комплект боевых амулетов от самого Гесера и пять толстых пачек баксов!
— Ну, может, я и путаю… — согласился Алишер. — Но дело именно в этой корочке, она позволяет заваривать чай словно в скорлупе из чая…
Уже привычно подхватив Афанди под руки, мы вошли в Сумрак. Хитрый старик не спорил, даже наоборот, поджал ноги и повис между нами, гнусно хихикая и покрикивая: «Но! Но!» Я подумал, что если все-таки вопреки воспоминаниям Гесера Афанди и есть Рустам — не посмотрю на возраст. Обложу таким русским народным, что у него уши в трубочку свернутся.
Глава 5
Честно говоря, я бы предпочел «уазик» или «ниву». Не из патриотических соображений, а потому что джип «тойота» не самая распространенная в Узбекистане машина. А маскировать ее при помощи магии — все равно что размахивать над головой флагом и вопить: «Мы здесь! Кто на новенького?»
Но Афанди очень уверенно сказал, что дорога нас ждет плохая. Совсем плохая. Единственная «нива», на которую мы наткнулись поблизости от чайханы, была в таком ужасающем состоянии, что подвергать старушку издевательствам было и стыдно, и неразумно.
А «тойота» была новенькая, укомплектованная по полной программе, как это принято в Азии — если уж можешь себе позволить купить дорогую машину, то пусть в ней будет все! И спортивный глушитель, и стойка для велосипедов (на которые толстопузый хозяин с детства не забирался), и сиди-чейнджер, и форкоп, и накладки на порожки — в общем, вся та красиво блестящая фигня, которую придумывают производители, чтобы задрать цены в полтора раза от номинальной.
Хозяин машины был, похоже, и хозяином местного рынка. Выглядел он обычным узбекским баем, как их рисовали в старых мультиках и карикатурах, то есть с тем же правдоподобием, что толстый капиталист с неизменной сигарой в зубах. Наверное, ирония судьбы заключалась в том, что все представления о внешнем виде богатого человека этот немолодой мужчина почерпнул из детских мультфильмов и модных европейских журналов. Он был толстый. В тюбетейке, расшитой золотыми нитями. В дорогущем и явно тесном ему костюме. В не менее дорогом галстуке, который, вне всякого сомнения, несколько раз заляпали жирной пищей, а потом, не мудрствуя лукаво, постирали в машинке. В начищенных туфлях, совершенно неуместных на пыльной улице. В золотых перстнях со здоровенными синтетическими камнями, «дурмалинами», как их ехидно называют торговцы ювелирными украшениями. Тюбетейка долженствовала символизировать его близость к народу, а все остальное — европейский лоск. В руке он сжимал мобильник — дорогой, но приличествующий скорее богатому молодому остолопу, а не солидному бизнесмену.
— Пойдет нам эта машина? — спросил я Афанди.
— Хорошая машина, — согласился Афанди.
Я еще раз огляделся — Иных поблизости не наблюдалось. Ни враждебно настроенных, ни союзников, ни обычных, живущих среди людей. Ну и замечательно.
Выйдя из Сумрака, я всмотрелся в лицо владельца внедорожника. Потом легонько коснулся его Силой. Подождал, пока он повернулся ко мне, недоуменно морща густые брови. Улыбнулся и послал в его сторону два заклинания, чьи точные названия были слишком вычурны. В быту их называют «сколько лет, сколько зим» и «не разлей вода».
Лицо современного бая расплылось в ответной улыбке.
Двое сопровождавших его парней — то ли охранников, то ли дальних родственников, а скорее всего и то, и другое вместе, настороженно уставились на меня. В Сумраке с меня смыло небрежно наложенную личину Тимура. И незнакомый русский, который, раскинув руки, шел навстречу их начальнику, вызывал естественное подозрение.
— А! Сколько лет, сколько зим! — закричал я. — Старый друг моего отца!
К сожалению, он был старше меня лет на двадцать. Иначе прошла бы версия однокашника или «помнишь, как служили вместе, брат!». Впрочем, «служили вместе» в последнее время очень часто не срабатывает. Человека клинит в попытке честно вспомнить, как он служил с тобой вместе и как это вообще могло случиться, если он честно откупился от армии за стопку зеленых бумажек американского производства. Некоторые зарабатывают серьезный невроз на этой почве.
— Сын моего старого друга! — завопил мужчина, открывая мне объятия. — Где ты был так долго?
Тут главное — дать человеку чуть-чуть информации. Дальше он все придумает сам.
— Я? Я жил в Мариуполе у бабушки! — сообщил я. — Ох как же я рад тебя видеть! Ты стал таким большим человеком!
Мы обнялись. От мужчины вкусно пахло шашлыком и хорошим одеколоном. Вот только одеколона было чересчур много.
— И какая у тебя прекрасная машина! — добавил я, окидывая джип одобрительным взглядом. — Это ее ты хотел мне продать?
В глазах у мужчины появилась тоска, но «не разлей вода» не оставляла ему выбора. Ничего, пусть скажет спасибо, что Гесер так щедро снабдил нас перед дорогой. Иначе я попросил бы подарить «тойоту».
— Да… ее… — печально подтвердил он.
— Держи! — Я открыл сумку, достал четыре пачки долларов и сунул ему в руку. — Ключи, если можно. Я очень, очень спешу!
— Она… она дороже стоит… — несчастным голосом произнес мужчина.
— Ну так я же подержанную беру! — пояснил я. — Верно?
— Верно… — вымученно признал он.
— Дядя Фархад! — растерянно воскликнул один из молодых людей.
Фархад окинул его строгим взглядом, и юноша замолчал.
— Не мешай, когда старшие разговаривают, не позорь меня перед сыном моего старого друга! — рявкнул Фархад. — Что подумает сын моего старого друга?
Молодые люди были в панике. Но молчали.
А я, взяв из рук мужчины ключи, сел на сиденье водителя. Вдохнул запах свежей кожаной обивки и подозрительно посмотрел на спидометр. Н-да… подержанная. Если верить приборам, машина проехала всего триста километров.
Я помахал оставшейся без транспорта, но с сорока тысячами долларов, троице рукой. Вырулил на дорогу. И сказал:
— Всем выйти из Сумрака!
На пустом заднем сиденье возникли Алишер и Афанди.
— Я бы на него еще немножко счастья наложил, — сказал Алишер. — Пусть не переживает потом. Человек вроде как не очень хороший, злой человек. Но все-таки.
— Лишние заклинания — лишний повод с катушек съехать. — Я покачал головой. — Ничего. Я с ним, можно сказать, расплатился. Переживет.
— Будем ждать Эдгара? — спросил Алишер. — Или искать Светлых?
Но я уже обдумал и отверг эти варианты.
— Нет, не стоит. Давай-ка сразу рванем в горы. Чем дальше от людей, тем спокойнее.
Алишер сменил меня за рулем, когда начало темнеть. Мы ехали от Самарканда на юг, к афганской границе, уже три часа. Как раз к началу сумерек ужасная асфальтированная дорога перешла в кошмарную грунтовую. Я перебрался на заднее сиденье, где спокойно похрапывал Афанди, и решил последовать примеру старика. Но, прежде чем задремать, достал из сумки несколько боевых амулетов.
Новички очень любят всякого рода магические жезлы, кристаллы, ножи — как сделанные самостоятельно, так и заряженные более сильным магом. Впрочем, даже слабый неопытный маг, несколько дней любовно изготавливающий артефакт и накачивающий его Силой, может добиться потрясающего эффекта. Беда в том, что это именно эффект — мощный, продолжительный, выверенный. Но — одиночный. Два различных заклинания к одному предмету не привяжешь. Магический жезл, предназначенный для того, чтобы извергать пламя, великолепно справится со своей задачей даже в руках слабенького Иного. Но если его противник успеет сообразить, в чем дело, и поставит защиту от огня, жезл со всеми своими огненными чудесами станет бесполезным. Он не сможет замораживать, иссушать или переворачивать вверх ногами. Либо используй запасенный огонь, либо молоти жезлом, как дубинкой. Недаром слабые маги, которые взаимодействуют с людьми (а вмешиваться в дела людей или вмешивать их в свои дела предпочитают именно слабые маги), всегда использовали магический посох — гибрид обычного жезла и длинной дубинки. Некоторые, скажем честно, владели дубинкой куда лучше, чем магией. Помню, как мы всем Дозором пошли в кинотеатр «Пушкинский» на премьеру «Властелина Колец». И все было замечательно, пока Светлый Гэндальф и Темный Саруман не принялись драться при помощи боевых посохов. Вот тут два ряда, заполненных Иными, разразились гомерическим хохотом. Особенно практиканты, которым каждый день вдалбливают в головы: маг, полагающийся на артефакты, — это стремящийся к эффектности, а не эффективности лентяй. Сила мага — в умелом использовании Сумрака и заклинаний.
Но, разумеется, из каждого правила есть исключения. Если опытный маг сумел предугадать будущее, все равно как — путем грамотного анализа линий вероятности или просто исходя из своего опыта, то заряженный артефакт незаменим. Уверен, что твой противник — оборотень, не способный манипулировать Силой напрямую, полагающийся на физическую силу и быстроту? Один ускоряющий амулет, одна подвеска со срабатывающим на приближение Щитом, один простенький жезл (многие предпочитают зачаровывать обычный карандаш, дерево и графит — прекрасная форма для накопления Силы) с заклинанием заморозки. Все! На охоту за Высшим оборотнем можно смело отправлять мага седьмого уровня. Щит отразит атаку, амулет придаст движениям мага немыслимую скорость, а Фриз, темпоральная заморозка, превратит врага в неподвижный комок шерсти и ярости. Вызывайте перевозку, враг готов к транспортировке на суд Инквизиции.
Артефакты, которые хранились в моей сумке, были куда дороже валявшихся рядом с ними денег. И готовил их лично Гесер… ну, может быть, не готовил, но по крайней мере отбирал из спецхрана оружейной комнаты. Можно было рассчитывать не только на их мощь, но и на то, что они будут полезны. Мне вдруг вспомнился старый-престарый, в детстве еще увиденный австралийский мультфильм «Вокруг света за восемьдесят дней». Хладнокровный английский джентльмен Филеас Фогг, вознамерившийся совершить кругосветное путешествие за рекордный для тех времен срок, в мультфильме выглядел этаким хитрым предсказателем, четко знающим, что ему понадобится в ближайшие часы. Если он поутру брал с собой гаечный ключ, чучело опоссума и связку бананов, то уже к вечеру чучелом затыкали течь в борту лодки, гаечным ключом подпирали дверь, в которую ломились враги, а бананы получала обезьянка, отдавая взамен билеты на пароход. В общем, все это напоминало компьютерную игрушку в жанре «квест», где каждому предмету надо найти нетривиальное применение.
Артефакты от Гесера могли использоваться и по прямому назначению, и совершенно неожиданным образом. Но в любом случае применение для них обычно находилось.
Вот и сейчас я разложил на сиденье между собой и похрапывающим Афанди двенадцать предметов и внимательно осмотрел. Стоило сделать это раньше, но дома я не доставал их, чтобы не заинтересовать Надюшку, в самолете возиться с магическими артефактами не хотелось, потом просто не было времени. Вот будет обидно, если среди амулетов — оружие против големов!
Два портативных боевых жезла, не длиннее десяти сантиметров каждый. Первый из древесины черного дерева — огонь. Второй из моржового клыка — лед. Ну, это одновременно банально и полезно. Пока справлялись без них, но все может случиться.
Четыре серебряных кольца с защитными чарами. Вот это очень странный комплект! Обычный Щит Мага защищает от всего, надо лишь подпитывать его энергию. Защитные кольца Иному требуются редко. А тут — целевые защиты от огня, льда, кислоты… и вакуума. Я даже не сразу поверил в то, что увидел сквозь Сумрак. Изучил кольцо повнимательнее. Нет, все верно! При резком падении давления кольцо начинало работать и удерживало вокруг своего обладателя воздух.
Странная штука. Есть, конечно, несколько боевых заклинаний, удушающих противника, в том числе и путем удаления вокруг него воздуха. За тысячелетия войны чего только ни придумано! Но в бою эти капризные и медленные заклинания никто не применяет.
Четыре браслета. А вот с ними как раз все ясно! Четыре различных заклинания, заставляющих человека или Иного говорить правду: Пьяный Язык, Вагонный Разговор, Последняя Исповедь и Как-на-духу. Все амулеты накачаны под завязку. Тут никакой Рустам не устоит — выложит все, что знает. Хорошая вещь.
Я подумал и надел все браслеты на левую руку, связав их общим спусковым заклинанием. Если Рустам заупрямится — мне достаточно произнести «Скажи мне правду», чтобы на древнего мага обрушился чудовищной силы удар. Откровенность, откровенность и ничего, кроме откровенности.
Осталось еще два амулета, менее банальные как по форме, так и по содержанию, явно изготовленные самим Гесером специально для этой нашей миссии. Во-первых — сим-карта для мобильного в пластиковой коробочке. Обычная карта, но изрядно накачанная магией. Я некоторое время изучал ее, но так ничего понять и не смог. Тогда решился на эксперимент — вытащил из телефона свою карту, вставил обработанную магией.
Ничего не понимаю! Это была копия моей же сим-карты! Но зачем? Чтобы я не тратил деньги на звонки в Москву? Чушь собачья…
Некоторое время я размышлял, потом попросил Алишера набрать мой номер. Мобильный тут, как ни странно, еще работал.
Мой телефон зазвонил. Все в порядке, это действительно копия моей симки, но зачем-то обработанная магией… Я пожал плечами и решил оставить в телефоне эту карту. Может быть, какое-то хитрое магическое шифрование разговора? Но я никогда не слышал о такой магии.
Последний амулет представлял собой обкатанный морем камешек с дыркой, «куриный бог», по человеческим суевериям приносящий удачу. В дырку была продета тонкая серебряная цепочка хитрого плетения, похожая на толстую крученую нитку.
Сам по себе, конечно, «куриный бог» никакой удачи не приносит, что не мешает детям увлеченно искать его на берегу и таскать потом на груди, продев веревочку в дырку. Но на этот камень было наложено сложное заклинание, похожее отчасти на Доминанту. Тоже для разговора с Рустамом? Я подумал-подумал, да и надел цепочку на шею. Вреда не причинит…
Оставалось распределить кольца и жезлы. Тут я тоже долго не думал. Растолкав Афанди, попросил его надеть кольца. Афанди восхищенно сказал: «Ах!», нацепил кольца на левую руку, полюбовался ими — и снова задремал.
Жезлы я отдал Алишеру, он молча спрятал их в нагрудный карман рубашки. Они торчали оттуда словно экзотические авторучки от какого-нибудь «Паркера» или «Монблана», столь же изысканные на вид и почти столь же смертоносные. Почти — потому что от росчерка чьего-то начальственного пера погибло все-таки гораздо больше людей, чем от всех боевых жезлов.
— Я посплю, — сказал я Алишеру.
Алишер некоторое время молчал. Джип медленно пер в гору по каменистой тропе, которую куда чаще форсировали на ишаках, чем на четырех колесах. Свет фар метался слева направо и справа налево, выхватывая то темную пропасть, на дне которой шумела река, то крутой скалистый склон.
— Поспи, — сказал Алишер. — Только линии вероятности глянь. Дорога больно плохая.
— Я вообще не рискну назвать это дорогой, — согласился я. Прикрыл глаза и посмотрел в Сумрак. В ближайшее будущее, куда вели извилистые, переплетающиеся линии вероятности.
Рисунок мне не понравился. Слишком много было резко обрывающихся линий, кончающихся на дне ущелья.
— Алишер, останови. Ты слишком вымотался, чтобы ехать в горах по темноте. Подождем до утра.
Алишер упрямо покачал головой:
— Нет. Чувствую, спешить надо.
Я это тоже чувствовал, поэтому спорить не стал. Предложил:
— Давай я сяду за руль?
— Не думаю, что ты бодрее. Антон, встряхни меня немного.
Я вздохнул. Не люблю я это — с помощью магии прогонять сон и усталость, обострять восприятие. И даже не из-за негативных последствий, нет их, отоспался как следует — и все хорошо. Тут беда другая: очень скоро перестаешь полагаться на обычное восприятие, начинаешь все время ходить с подпиткой магической энергией, все время бодрый и заводной, будто больной МДП в маниакальной фазе. И все-то у тебя в руках спорится, и в любой компании ты желанный гость, весельчак и балагур. Но рано или поздно ты к этому привыкаешь, тебе хочется быть еще активнее, еще остроумнее, еще энергичнее. Ты увеличиваешь поток Силы, стимулирующей твои нервы. И так все длится и длится, пока ты не обнаруживаешь, что всю Силу, которую способен перерабатывать, тратишь на искусственную бодрость. И остановиться уже просто страшно.
Магическая наркомания — она ничем от обычной наркомании не отличается. Только болеют ею одни лишь Иные…
— Встряхни, — попросил Алишер. Остановил машину, поставил на ручник, откинул голову назад, закрыл глаза.
Положив одну ладонь ему на лицо, а другую прижав к коротко стриженной макушке, я сосредоточился. Представил, как поток Силы, идущий через мое тело, начинает просачиваться через ладони, впитывается в голову Алишера, холодным огоньком пробегает по нервам, искрами перепрыгивает по синапсам, встряхивает каждый нейрон… Никаких специальных заклинаний не надо, работа идет на чистой Силе. Тут самое важное — хорошо представлять себе физиологию процесса.
— Хватит, — сказал Алишер посвежевшим голосом. — Хорошо-то как. Пожрать бы только.
— Сейчас. — Я перегнулся через сиденье в багажное отделение. Предчувствия меня не обманули: там стояли два ящика с «колой» в пластиковых бутылках и несколько коробок с шоколадными батончиками. — «Колу» будешь?
— Что? — воскликнул Алишер. — «Кола»? Буду! И батончики буду! Боже, благослови Америку!
— Не слишком ли много за изобретение очень сладкого лимонада и очень калорийных шоколадок?
Вместо ответа Алишер ткнул пальцем в кнопку проигрывателя. Через секунду из динамиков донеслись ритмичные аккорды.
— Тогда еще за рок-н-ролл, — невозмутимо ответил он.
Некоторое время мы ели батончики, запивая «колой». Все Иные — сладкоежки поневоле. Афанди, не прекращая похрапывать, зачмокал губами и протянул руку. Я вложил в украшенные кольцами пальцы батончик, Афанди сжевал его, словно бы даже не просыпаясь, и снова захрапел.
— К трем часам ночи будем на месте, — сообщил Алишер. — Станем дожидаться утра?
— Ночь — наше время, — ответил я. — Разбудим старика Рустама, ничего. Он и так не перерабатывает.
— Странно это, — заметил Алишер. — Необычно. Что ж он там, отшельником живет, в пещере?
— Ну почему… — Я подумал немного. — Может, коз пасет или баранов. Или пасеку в горах держит. Или метеостанцию.
— Или обсерваторию, за звездами наблюдать… Что за странное колечко ты Афанди надел?
— Ты про то, с рубином? Защита от вакуума.
— Экзотично. — Алишер присосался к бутылке. — Я и не припомню случая, чтобы Иной погиб от вакуума.
— А я помню.
Несколько секунд Алишер молчал, потом кивнул и сказал:
— Извини. Не подумал. Ты все еще переживаешь?
— Мы были друзья… почти. Насколько это возможно для Светлого и Темного.
— Не просто Темного. Костя же был вампиром.
— Он не убивал, — просто ответил я. — И не его вина, что он вырос не человеком. Вампиром его сделал Геннадий.
— Кто это?
— Родной отец.
— Вот скотина, — с чувством произнес Алишер.
— Не суди. Мальчику не было и года, когда он загремел в больницу. Двухсторонняя пневмония, аллергия на антибиотики… в общем — родителям сказали, что их сын не жилец. Знаешь, попадаются иногда такие удивительные доктора, которых и в ветеринарию пускать нельзя, коров жалко… «Мальчик ваш умрет, вы к этому готовьтесь, люди вы еще молодые, нового заведете…» Нового бы они, конечно, не завели. Костя был уже посмертным ребенком Геннадия. Вампиры после инициации довольно долго сохраняют способность к зачатию, это такая странная шутка природы. Но ребенок у них может родиться только один. После этого вампир становится стерильным.
— Да, я слышал, — кивнул Алишер.
— Так вот Геннадий поговорил с женой… Она была человеком. Она знала, что ее муж вампир… бывают такие семьи. Но он никого не убивал, был очень законопослушный вампир, она его любила… В общем — он укусил ее. Инициировал. Они планировали, что сына инициирует мать. Но у нее еще шел метаморфоз, а малыш стал умирать. Геннадий укусил и его. Костя поправился. То есть он умер, конечно. Как человек — умер. А от пневмонии поправился. Врач бегала вокруг и квохтала, что это исключительно благодаря ее талантам. Геннадий как-то признался, что едва не вцепился ей в горло — когда она стала намекать, что за чудесное спасение не грех бы ее и отблагодарить.
Некоторое время Алишер молчал. Потом сказал:
— Все равно. Они — вампиры. Лучше было мальчику умереть.
— Так он и умер, — согласился я. Мне вдруг как-то резко стал противен этот разговор. Я хотел объяснить, что Костя был самым обыкновенным ребенком, только ему приходилось раз в неделю пить консервированную кровь. Что он обожал играть в футбол, читать сказки и фантастику, а потом решил поступить на биофак, чтобы изучить природу вампиризма и научить вампиров, как обходиться без человеческой крови.
Но Алишер меня не поймет. Он настоящий дозорный. Он настоящий Светлый. А я пытаюсь понять даже Темных. Даже вампиров. Понять и простить, или хотя бы понять, или хотя бы простить. Последнее — труднее всего. Иногда простить — вообще труднее всего на свете.
Телефон в кармане звякнул. Я достал трубку. Ага. Ровное серое свечение.
— Привет, Эдгар, — сказал я.
После короткой паузы Эдгар спросил:
— У тебя что, мой номер определился?
— Нет, догадался.
— Ты силен, — со странной интонацией ответил Эдгар. — Антон, я уже час в Самарканде. Где вы?
— Кто «мы»?
— Ты, Алишер и Афанди. — Инквизитор явно не потерял даром последний час. — Ну и дел вы натворили…
— Мы? — возмутился я.
— Ну, не вы, — пошел Эдгар на попятный. — Хотя и вы тоже. Машину у директора рынка зачем отняли?
— Не отняли, а купили. Согласно пунктам о возможности конфискации транспорта в чрезвычайной ситуации. Тебе зачитать соответствующие параграфы?
— Антон, Антон, не гони, — быстро сказал Эдгар. — Никто вас ни в чем не обвиняет. Но ситуация и впрямь мрачная. Чтобы замаскировать ее, придется провести версию об уничтожении крупной банды террористов. А ты же знаешь, мы очень не любим маскировать свои… свои недоработки под человеческие преступления.
— Эдгар, я тебя понимаю, — сказал я. — Но мы-то здесь при чем? У меня есть личный разговор к одному Иному, не состоящему на службе в Дозорах. Я прилетел неофициально и имею полное право перемещаться по стране.
— В силу чрезвычайной ситуации — с ведома и под контролем сотрудника Дозора, — поправил меня Эдгар.
— Ну так Афанди с нами.
Эдгар вздохнул. Мне показалось, что где-то на заднем плане ему что-то быстро сказали.
— Ладно, Антон. Решай свои личные дела… которыми потом придется заниматься Инквизиции. Только не надо разъезжать ночью по горам, навернетесь в пропасть.
Честно говоря, меня его забота даже тронула.
— Не беспокойся, — сказал я. — Мы до утра отдохнем.
— Ладно, Антон. — Эдгар помолчал, потом как-то неловко пробормотал: — Приятно было с тобой поговорить… несмотря ни на что.
Я спрятал трубку. Сказал Алишеру:
— Странный он, Эдгар. Он и Темным-то был странным. А уж когда в Инквизиторы подался, то совсем изменился.
— Знаешь, я думаю, ты рано или поздно уйдешь в Инквизиторы, — очень буднично произнес Алишер.
Я обдумал его слова и покачал головой:
— Нет. Не выйдет. Жена и дочь — Высшие Светлые. Таких не берут в Инквизиторы.
— Рад этому обстоятельству, — серьезно сказал Алишер. — Ну что, поехали?
И в этот момент горы встряхнуло. Вначале несильно, будто пробуя скалы на прочность. Потом все сильнее и сильнее.
— Землетрясение! — завопил Афанди, мгновенно просыпаясь. — Из машины!
Что ж, когда он хотел, то мог быть очень даже серьезен. Мы выскочили из джипа, поднялись чуть выше по тропе и замерли. Горы тряслись. Сверху с шуршанием посыпались мелкие камни. Мы с Алишером, не сговариваясь, подняли общий защитный купол. Афанди тоже не остался в долгу — приложил ладонь козырьком к глазам и принялся обозревать ночь в поисках неведомой опасности.
И кое-что действительно углядел.
— Глядите туда! — закричал он, подпрыгивая на месте и протягивая руку. — Туда, туда!
Мы повернулись, продолжая держать над головой Щит, от которого с грохотом отскакивали камни. Проследили взгляд Афанди. Усилили ночное зрение (впрочем, Алишер после моей стимуляции в этом не нуждался).
И увидели, как соседняя гора, густо поросшая лесом, превращается в прах.
Выглядело это так, будто могучие удары молотили откуда-то изнутри горного кряжа. Гору потряхивало, она осыпалась водопадами щебня, лавинами валунов, целыми рощами вековых деревьев, быстро заполнявших ущелья. За несколько минут километровой высоты пик превратился в плато перемолотого каменного крошева и обращенных в щепу древесных стволов.
А потом я догадался посмотреть на гору сквозь Сумрак.
И увидел водоворот Силы, кружащий над зоной катаклизма.
То ли воронка проклятия, нанесенная на местность. То ли какое-то специальное заклинание, вызывающее землетрясение. Не знаю. Но сомневаться в том, что катастрофа имела магическую природу, не приходилось.
— Промазали, — сказал Алишер. — Антон… ты с Эдгаром разговаривал?
— Да.
— Уверен, что у Инквизиции нет к тебе претензий?
Я сглотнул вставший в горле комок. Претензии Инквизиции — это очень, очень печально. Не лучшая новость.
— Инквизиция бы не промазала… — начал я. Осекся. Достал мобильный телефон, посмотрел сквозь Сумрак.
В коконе из пластика, металла и кремния пульсировала синим огнем сим-карта. Типичное поведение для работающего амулета.
— Кажется, я знаю, что произошло, — сказал я, набирая номер. — Кажется, Инквизиция здесь ни при чем.
— Слушаю тебя, Антон, — ответил Гесер. Вроде как не разбудил я его. Хотя… в Москве еще вечер.
— Гесер, мне нужно поговорить с кем-то из европейского трибунала. Немедленно.
— С кем-нибудь из магистров? — уточнил Гесер.
— Да уж не с помощником ночного сторожа!
— Подожди минутку, — спокойно сказал Гесер. — И не прерывай потом связь.
Ждать пришлось минуты три. Все это время мы стояли и смотрели на затихающий водоворот Силы. Зрелище и впрямь было феерическое. На это землетрясение скорее всего истратили какой-то древний и мощный амулет. Вроде тех, что есть в спецхранах Инквизиции.
— Меня зовут Эрик, — раздался в трубке уверенный, сильный голос. — Я слушаю вас, Светлый.
— Господин Эрик. — Я не стал уточнять, какой пост он занимает в Инквизиции. Они там очень не любят раскрывать свою иерархию. — Я нахожусь сейчас вблизи города Самарканда в Узбекистане. У нас чрезвычайная ситуация. Не могли бы вы сообщить, направляла ли Инквизиция своего сотрудника Эдгара?
— Эдгара? — задумчиво спросил Эрик. — Какого?
— Честно говоря, никогда не знал его фамилии, — признался я. — Бывший сотрудник московского Дневного Дозора, перешел в Инквизицию после процесса Игоря Теплова в Праге…
— Да, да, да, — оживился Эрик. — Эдгар. Конечно же. Нет, мы его не направляли в Самарканд.
— А кого направили?
— Не знаю, в курсе ли вы, Антон, — с нескрываемой иронией произнес Эрик, — но европейское бюро Инквизиции занимается Европой. И еще Россией в силу двойственности ее географического положения. Брать под свой контроль происшествия в Азии, где расположена страна Узбекистан, у нас нет ни сил, ни желания. Вам надо связаться с азиатским бюро Инквизиции. Сейчас оно расположено в Пекине. Вам подсказать номер?
— Нет, спасибо, — ответил я. — А где сейчас находится Эдгар?
— В отпуске. Уже… — последовала короткая пауза, — месяц. Что-то еще?
— Маленький совет, — не удержался я. — Проверьте, где находился Инквизитор Эдгар во время известных вам эдинбургских событий.
— Подождите, Антон! — Эрик утратил невозмутимость. — Вы хотите сказать…
— Я закончил, — буркнул я в трубку.
И Гесер, который, конечно же, слушал разговор с первого до последнего слова, немедленно отключил Эрика. Сказал:
— Поздравляю, Антон. Одного из трех мы вычислили. Ты вычислил.
— Спасибо за сим-карту, — ответил я. — Если бы она не искажала позиционирование — я был бы уже мертв.
— Вообще-то она должна придавать убедительность твоему голосу при телефонных разговорах с людьми, — сказал Гесер. — А сбой позиционирования — побочный эффект, мне никак не удается от него избавиться. Все, работай! Мы немедленно займемся Эдгаром.
Я задумчиво посмотрел на трубку. Отключил телефон и спрятал в карман. Пошутил Гесер про убедительность или сказал правду?
— Эдгар, — удовлетворенно произнес Алишер. — Все-таки Эдгар! Я знал, что Темным нет веры. Даже Инквизиторам.