Последний Дозор

Глава 3

Туристы — это самая ужасная порода людей. Иногда возникает смутное подозрение, что любой народ за пределы страны старается отправить самых неприятных своих представителей — самых шумных, самых невоспитанных, самых бестолковых. Но, наверное, все проще. Наверное, в голове у каждого человека срабатывает секретный переключатель «работа-отдых» и отключает процентов восемьдесят мозгов.
Впрочем, на отдыхе и оставшихся двадцати более чем достаточно.
Я шел в толпе, которая медленно продвигалась к замку на холме. Нет, я не собирался сейчас изучать суровое обиталище гордых шотландских королей. Хотелось почувствовать атмосферу города.
Атмосфера мне нравилась. Как и в любом туристическом месте, веселье было отчасти наигранным, горячечным, подстегнутым алкоголем. И все-таки люди вокруг радовались жизни, улыбались друг другу и на время отринули свои заботы.
Машины сюда заезжали редко, большей частью такси. В основном люди шли пешком — текущие к замку и обратно потоки смешивались, вращались тихими омутами вокруг выступающих посреди улицы артистов, тонкими ручейками втекали в пабы, просачивались в двери магазинов. Бесконечная человеческая река.
Прекрасное место для Светлого Иного. Хотя и утомительное.
Свернув в переулок, я неторопливо спустился вниз, к разделяющему город на старую и новую части оврагу. Тут тоже попадались и пабы, и сувенирные лавки. Но туристов было меньше, ритм безудержного карнавала стих. Я сверился с картой — это было проще, чем использовать магию, — и двинулся к мосту через широченный овраг, когда-то бывший озером Лох-Нор. Теперь озеро-овраг прошло последний этап эволюции и превратилось в парк, место прогулок горожан и тех туристов, кому надоели шум и суета.
На мосту снова клубились туристы. Оккупировали двухэтажные экскурсионные автобусы, наблюдали за уличными артистами, ели мороженое, задумчиво разглядывая старый замок на холме.
А на лужайке плясали, размахивая саблями, казаки.
Повинуясь тому стыдливому любопытству, с которым праздношатающийся турист смотрит за рубежом на работающих соотечественников, я подошел ближе.
Ярко-красные рубахи. Широченные шаровары. Сабли из титанового сплава — чтобы красиво искрили при фехтовании и размахивать было легче. Застывшие улыбки.
Четверо мужиков отплясывали вприсядку.
И разговаривали — хоть и с украинским акцентом, но на исконно русском языке. Можно даже сказать — на секретном языке. В более цензурном варианте это звучало бы так.
— Мать твою! — цедил сквозь зубы бодро приплясывающий бутафорский казак. — Шевелись, тля! Ритм держи, презерватив рваный!
— Пошел ты! — не переставая улыбаться, отвечал ему второй ряженый. — Не тренди, маши руками, бабло уходит!
— Танька, сука! — подхватывал третий. — Выходи!
Девушка в цветастом платье принялась плясать, давая «казакам» короткую передышку. Но все-таки успела ответить достойно и без матюков:
— Козлы, я вся взмокла, а вы яйца чешете!
Я стал выбираться из жужжащей камерами и щелкающей фотоаппаратами толпы. Рядом со мной какая-то девушка отчетливо спросила по-русски своего спутника:
— Кошмар какой… они всегда так матерятся, как ты думаешь?
Да, интересный вопрос. Всегда? Или только за рубежом? Все? Или только наши? В той наивной и странной вере, что вне России никто не знает русского?
Лучше я буду думать, что так общаются все уличные артисты.
Автобусы.
Туристы.
Пабы.
Магазины.
В сквере блуждает мим, ощупывая несуществующие стены, — грустный человек в невидимом лабиринте.
Играет на саксофоне невозмутимый негр в килте.
Я понимал, почему не спешу в «Подземелья Шотландии». Я должен вдохнуть в себя этот город. Почувствовать его — кожей, телом… кровью в венах.
Я поброжу в толпе еще немного. А потом куплю билет и пойду в комнату страха.
Аттракцион не работал. На каменных опорах моста осталась огромная зазывная вывеска. Стилизованная под «вход в древнее подземелье» двустворчатая дверь была открыта, но проем на уровне груди перетянут веревочкой. На ней висела табличка, вежливо извещающая, что аттракцион закрыт по техническим причинам.
Честно говоря, я был удивлен. Виктор погиб пять дней назад. Достаточный срок, чтобы провести любое полицейское расследование. Ночной Дозор Эдинбурга осмотрел бы все, что требуется, вообще не оповещая людей.
Но — закрыто…

Пожав плечами, я приподнял веревочку, нырнул под нее, стал спускаться по узкой темной лестнице. Металлические решетчатые ступени гулко отдавали под ногами. На пару пролетов вниз обнаружились туалеты, потом узкий коридорчик с закрытыми кассами. Горели редкие лампы, но, вероятно, не те, которые создают мрачную атмосферу для посетителей. Обычные тусклые энергосберегающие лампы.
— Есть кто живой? — позвал я по-английски и сам поразился двусмысленности своих слов. — Эй… есть кто… Иной?
Тишина.
Я прошел несколько комнат. На стенах висели портреты людей со зверскими рожами, душевно порадовавшие бы Ломброзо. Тексты в рамочках повествовали о преступниках, маньяках, людоедах, чернокнижниках. В шкафчиках — грубые муляжи отрубленных рук и ног, колбы с темными жидкостями, орудия пыток. Из интереса я посмотрел на них сквозь Сумрак. Новодел — ими никого не пытали, ни малейших остаточных следов страдания.
Я зевнул.
Над головой были натянуты веревки, долженствующие изображать паутину, на них болтались тряпки, еще выше угадывался металлический потолок с неромантичными заклепками размером с блюдце. Под аттракцион приспособили сугубо утилитарное, техническое помещение.
Что-то меня тревожило…
— Есть тут кто? Кто живой, кто мертвый, все отзывайтесь! — снова позвал я. Снова не дождался ответа. Нет, что же все-таки меня смутило? Только что… какая-то неправильность… вот когда я через Сумрак смотрел…
Я снова огляделся, используя сумеречное зрение.
Все верно! Вот она, несуразность!
Вокруг не было синего мха — безобидного, но неприятного паразита. Он растет на первом слое Сумрака, единственный постоянный обитатель этой серой изнанки мироздания. Здесь, где люди постоянно испытывали страх, пусть даже и несерьезный, ярмарочный, синий мох должен был разрастись вовсю. Свисать с потолка мохнатыми сталактитами, устилать пол отвратительным шевелящимся ковром, разукрасить стены.
А мха нет.
Кто-то регулярно чистит помещение? Выжигает — если Светлый, или замораживает — если Темный?
Что ж, если среди сотрудников есть Иной — это мне поможет.
Словно в ответ на мои мысли послышались шаги. Торопливые — словно кто-то услышал мои крики и спешил издалека, через лабиринт гипсокартонных перегородок. Прошло еще несколько секунд, выкрашенная в черный цвет дверь, ведущая из этой комнаты в следующую, открылась.
И вошел вампир.
Ненастоящий, конечно. Обычная человеческая аура.
Ряженый.
Черный плащ, резиновые клыки во рту, бледный грим на лице. Грим качественный. Вот только с рыжими кудрявыми волосами это все сочетается плохо. Наверное, во время работы ему приходится надевать черный парик. Еще выпадала из картины пластиковая бутылочка минералки, из которой гость как раз собирался отхлебнуть.
Увидев меня, парень нахмурился. Добродушное лицо стало не то чтобы злым, но строгим, наставительным. Он потянул руку ко рту, на секунду отвернулся. Когда снова посмотрел на меня — клыков уже не было.
— Мистер?
— Вы здесь работаете? — спросил я. Мне не хотелось применять магию и ломать его волю. Всегда можно договориться просто так. По-человечески.
— Да, но аттракцион закрыт. Временно.
— Это из-за убийства? — спросил я.
Парень нахмурился. Теперь уж он точно не был настроен дружелюбно.
— Мистер, не знаю, как вас там… Это частная территория. Она закрыта для посетителей. Прошу вас, пройдемте к выходу.
Он сделал шаг ко мне и даже протянул руку, всем своим видом выражая готовность вывести меня силой.
— Вы присутствовали здесь, когда убили Виктора Прохорова? — спросил я.
— Кто вы такой, собственно говоря? — Парень насторожился.
— Я его друг. Сегодня прилетел из России.
Парень изменился в лице. Начал пятиться, пока не уперся в дверь, из которой пришел. Толкнул ее — но дверь не открылась. Каюсь, в этом была моя вина.
Теперь уже парень пребывал в полнейшей панике.
— Мистер… я ни в чем не виноват! Мы все скорбим от гибели Виктора! Мистер… товарищ!
Последнее слово он произнес по-русски. Из какого старого боевика он его запомнил?
— Да что с вами? — Теперь уже растерялся я. Подошел к нему ближе. Неужели мне повезло, и я с ходу наткнулся на человека, который что-то знает, который причастен к убийству? А иначе — с чего такая паника?
— Не убивайте меня, я ни в чем не виновен! — выпалил парень. Кожа его теперь была белее грима. — Товарищ! Спутник, водка, перестройка! Горбачев!
— Вот за последнее слово в России точно могут убить, — пробормотал я и полез в карман за сигаретами.
Очень неудачная оказалась фраза. Да и движение не лучше. Глаза у парня закатились, и он рухнул на пол. Бутылка с минералкой упала рядом.
Из чистого упрямства я все-таки обошелся без магии. Выручили похлопывания по щекам и глоток воды. А потом — заботливо предложенная сигарета.
— Тебе хорошо смеяться, — мрачно сказал парень, когда мы с ним расположились в бутафорских пыточных креслах. В сиденье была дыра, в дыре угрожающе таился кол на кривошипно-рычажном механизме. — Тебе смешно…
— Я не смеюсь, — кротко заметил я.
— Смеешься, только про себя. — Парень жадно затянулся. Протянул мне руку: — Жан.
— Антон. А я решил, что ты — шотландец.
Жан с некоторой гордостью тряхнул рыжими кудрями.
— Нет… француз. Я из Нанта.
— Учишься здесь?
— Подрабатываю.
— Слушай, а почему на тебе этот идиотский костюм? — спросил я. — Посетителей ведь нет.
Жан покраснел — быстро, как могут только рыжие и альбиносы.
— Шеф назначил сегодня дежурить, пока аттракцион не открылся. Жду… вдруг снова полиция что-то захочет проверить. Одному тут неуютно. В костюме… спокойней.
— Я чуть в штаны не наложил, — пожаловался я парню. Нет ничего лучше для снятия стресса, чем такой вот низкий стиль. — А ты-то чего испугался?
Жан покосился на меня. Пожал плечами:
— Кто его знает? Парня убили у нас. Вроде как мы в чем-то виноваты… хотя в чем, в чем? А он же русский! Мало ли… все помнят, чем это кончается… Мы тут стали обсуждать, вначале в шутку… Потом как-то серьезнее. Вдруг приедет отец, брат или друг… ну и поубивает всех.
— Вот ты о чем, — сообразил я. — Ну… могу уверить, в России кровная месть не слишком распространена. У шотландцев, между прочим, она тоже существует.
— А я о чем говорю? — непоследовательно согласился Жан. — Варварство какое-то. Дикарство! Двадцать первый век, цивилизованный мир…
— И перерезанное горло, — поддакнул я. — Что все-таки случилось с Виктором?
Парень покосился на меня. Затянулся сигаретой, покачал головой:
— Мне кажется, ты врешь. Ты не друг Виктора. Ты из русского КГБ. Тебя послали расследовать убийство. Так?
Он что, действительно пересмотрел боевиков? Мне стало смешно.
— Ты же понимаешь, Жан, — вполголоса сказал я, — что ответить на твой вопрос я не вправе.
Француз очень серьезно закивал. Потом тщательно загасил сигарету о пол.
— Пошли, русский. Я тебе покажу то место. Только больше не кури, здесь все из тряпок и картона, полыхнет как порох — ух!
Он толкнул дверь — и та, конечно же, легко открылась. Жан задумчиво осмотрел ее и пожал плечами. Мы миновали еще несколько комнат.
— Вот он, этот дерьмовый вампирский замок, — мрачно сказал Жан. Пошарил по стене, щелкнул выключателем — свет стал гораздо ярче.
Да, темнота тут была бы уместнее. Без нее аттракцион выглядел просто нелепо. «Кровавая река», по которой предстояло плыть к вампирам, представляла собой длинный металлический желоб шириной метра в три. Желоб был заполнен водой.
Неглубоко.
По колено примерно.
Металлическая баржа, конечно же, не плыла по воде. Я покачал борт ногой и понял, что лодка стоит на дне на каких-то роликах. Под водой виднелся и трос, который буксировал лодку от одного «причала» к другому. Общая длина желоба не превышала пятнадцати метров. На середине пути железное корыто заползало в отгороженную тяжелыми занавесками (сейчас отдернутыми) комнату. Под потолком комнаты виднелся внушительных размеров вентилятор. На одной стене был грубо нарисован мрачный замок, стоящий на скале.
Пройдя на нос баржи, я заглянул в темную комнатку. Да, идиотское место, чтобы расстаться с жизнью. Так… за пять дней следы могли и исчезнуть, но все-таки попробую.
Взгляд сквозь Сумрак не помог. Я отметил слабые следы Иных — Светлых и Темных, но это изучали место убийства эксперты Дозоров. Никаких признаков «вампирской тропы» не было. А вот эманации смерти чувствовались. И настолько явные — будто не пять дней прошло, а час-другой от силы. Ох нехорошо умирал парень…
— А кто озвучивает? — спросил я. — Наверняка ведь слышны всякие охи-вздохи, страшные завывания? Не в тишине же туристов возят?
— Запись, — грустно сказал Жан. — Вон там динамики и еще там…
— И никто здесь не присматривает за туристами? — спросил я. — А если кому-то станет плохо?
— Присматриваем, — неохотно признался Жан. — Видите, слева дырка в стене? Там обязательно кто-то стоит и смотрит.
— В темноте?
— С помощью прибора ночного видения… — Жан смутился. — Обычная видеокамера с режимом ночной съемки. Стоишь, глядишь на экран…
— Ага… — Я кивнул. — И что ты видел, когда убивали Виктора?
То ли он немного успокоился, то ли смирился, но отрицать ничего не стал. Только спросил:
— Почему вы решили, что там был я?
— Потому что ты в костюме вампира. Вдруг кто-то из посетителей тоже снимает на камеру с ночным режимом? Для этого и гримируют, так? Я думаю, у вас тут у каждого своя роль, значит, ты и во время представления носил этот костюм и был поблизости.
Жан кивнул:
— Да, верно. Там был я. Вот только ничего не увидел, поверьте. Все сидели как сидели. Никто на них не нападал, никто не приближался.
Я не стал говорить, что голодного вампира (а он должен был быть очень голодным, чтобы так нагло охотиться) на ночной режим не снять — такая съемка идет в инфракрасных лучах. А голодный вампир не теплее окружающей среды. Может быть, легкие следы на пленке…
— Запись велась?
— Нет, конечно. Зачем зря пленку тратить.
Присев на корточки, я помотал рукой в воде. Вода была холодная и затхлая. Похоже, никто не удосужился ее сменить… впрочем, если расследование не закончено, то это естественно…
— Что-то увидели? — с любопытством спросил Жан.
Я не отвечал. Я смотрел на воду сквозь закрытые веки. Смотрел сумеречным взглядом, проникающим сквозь реальность в суть вещей.
Желоб заполнился мутным хрусталем. Сквозь хрусталь проступили багровые прожилки. На дне желоба клубилась оранжевая взвесь.
В воде была человеческая кровь.
Много крови.
Литра четыре.
Вот откуда, наверное, такие сильные эманации смерти. Кровь хранит память дольше всего на свете.
Если бы в полиции догадались сделать хороший анализ воды — они бы поняли, что всю кровь Виктора попросту слили в канаву. Что никакие вампиры в преступлении не замешаны.
Впрочем, полиция вампиров и не искала. И анализ, возможно, провели. А если нет — то лишь потому, что не сомневались в результатах. По горлу — чик-чик, кровь за борт — буль-буль… Только Иным могла прийти в голову такая идиотская мысль, как искать вампира в аттракционе!
— Ларчик просто открывался, — пробормотал я, вставая с колен. — Блин…
Да, жестокое убийство. И черного юмора убийце не занимать. Вот только это уже не наше дело. Пусть полиция Эдинбурга ведет свое расследование.
Так за что же убили парня? Увы, вопрос дурацкий. Для смерти существует куда больше причин, чем для жизни. Парень молодой, горячий. Отец — бизнесмен и политикан. Мог пострадать и по своей вине, и из-за отцовских дел, и вообще без причины.
Да, Гесер и Завулон сели в лужу одновременно. Увидели опасность там, где ее нет и не было.
— Спасибо за помощь, — сказал я Жану. — Я пойду.
— Все-таки ты русский полицейский, — с удовлетворением произнес Жан. — Ты что-то заметил?
Многозначительно улыбаясь, я покачал головой.
Жан вздохнул:
— Я тебя провожу, Антон.
Неподалеку от «Подземелий» нашелся симпатичный паб под названием «Коростель и флажок». Три маленьких сообщающихся зала, темные стены и потолок, старые лампы, пивные кружки, картинки, безделушки на стенах. Барная стойка с десятком кранов и батареей бутылок — одного виски было сортов пятьдесят. Все, что приходит в голову при слове «шотландский паб», имелось — к удовольствию разноязыких туристов.
Вспомнив слова Семена, я заказал хаггис и суп дня. Взял у барменши — крупной, с руками, накачанными от непрерывной работы с рычагом пивного насоса, — кружку «Гиннесса». Прошел в дальний зал — самый маленький, где нашелся свободный столик. За соседним обедала компания японцев. Еще за одним столиком у окна пил пиво усатый, полный, пожилой господин, похоже — местный. Вид у него был унылый, как у москвича, которого сдуру занесло на Красную площадь. Откуда-то доносилась музыка, к счастью — негромкая и мелодичная.
Суп оказался простым бульоном с яйцом и сухариками, хаггис — всего-навсего шотландским вариантом ливерной колбасы. Но я съел и суп, и хаггис, и прилагающуюся к нему картошку фри, после чего счел обязательную туристическую программу исполненной.
Больше всего мне понравилось пиво. Допивая бокал, я позвонил домой. Коротко поговорил со Светланой, сообщил, что долго задерживаться не придется — все разрешилось очень быстро.
Перед тем, как звонить начальнику эдинбургского Ночного Дозора, я взял себе еще кружку пива. Нашел в телефонной книжке номер Фомы Лермонта, набрал.
— Слушаю вас, — вежливо ответили мне через пару гудков. Что характерно — ответили на русском.
— Добрый день, Томас, — сказал я, решив все-таки не использовать русское имя Фома. — Меня зовут Антон Городецкий, я ваш коллега из Москвы. Гесер просил передать вам большой привет.
Все это прозвучало ужасно похоже на плохую шпионскую историю. Я даже поморщился.
— Здравствуйте, Антон, — непринужденно ответили мне. — А я как раз ждал вашего звонка. Как долетели?
— Прекрасно. Поселился в симпатичной гостинице, немного темная, но зато в центре. Погулял по городу и немного под городом. — Меня уже несло. Говорить эзоповым языком оказалось неожиданно забавно. — Мы могли бы встретиться?
— Конечно, Антон. Я сейчас к вам подойду, — пообещал мой собеседник. — Хотя… может быть, вы ко мне переберетесь? У меня уютнее место.
Я поднял глаза и посмотрел на пожилого господина, сидящего у окна. Высокий лоб, густые брови, острый подбородок, умные ироничные глаза. Господин спрятал в карман мобильник и жестом указал на свободный стул.
Да, у них с Гесером много общего. Не во внешности, конечно, а в манере общения. Пожалуй, господин Томас Лермонт не хуже Бориса Игнатьевича умеет сбить спесь с подчиненных.
Подхватив кружку, я пересел за столик главы эдинбургского Ночного Дозора.
— Зови меня Фома, — заговорил он первым. — Мне будет приятно вспоминать Гесера.
— Вы давно знакомы?
— Давно. У Гесера есть и более давние друзья, у меня — нет… Я много слышал о тебе, Антон.
Я промолчал. Ответить мне было нечем, до вчерашнего дня я и не слышал о главе эдинбургского Ночного Дозора.
— Ты говорил с Брюсом. Как тебе наш Мастер вампиров?
Помедлив, я сформулировал свои впечатления:
— Злой, несчастный, ироничный. Но они все злы, несчастны и ироничны. Не убивал Виктора, конечно же.
— Ты на него надавил, — не спросил, а констатировал Фома.
— Да. Так получилось. Он ничего не знает.
— Не оправдывайся. — Лермонт отпил пива. — Очень удачно вышло. Самолюбие заставит его смолчать, а информацию мы получили… Хорошо, что ты увидел в «Подземельях Шотландии»?
— Страшилка для детей. Аттракцион закрыт, но мне удалось поговорить с одним из актеров. И осмотреть место происшествия.
— Ну? — оживился Лермонт. — И что ты выяснил, Антон?
Годы общения с Гесером не прошли даром. Теперь я сразу чуял, когда властная начальственная рука собирается макнуть в грязь зарвавшегося молодого мага.
— Эта «Кровавая река», где зарезали Виктора… — Я посмотрел на невозмутимого Лермонта. Поправился: — Где убили Виктора. В воде — кровь. Много человеческой крови. Похоже, что никакой вампир не высасывал из парня кровь. Ему вспороли артерии и держали, пока кровь выливалась в канаву. Но надо сделать анализ воды. Можно привлечь полицию, пусть проведут анализ ДНК…
— Ох уж ваша вера в технологию. — Фома поморщился. — В канаве кровь Виктора. Мы проверили в первый же день. Простейшая магия подобия, достаточно пятого уровня Силы.
Но сдаваться я не собирался. Искусству выкручиваться меня тоже научило общение с Гесером.
— Нам это ни к чему, а вот полиции подсказать идею надо. Пусть тоже узнают, что кровь вылили в канаву. Это им поможет в расследовании, а заодно пресечет все слухи о вампирах.
— У нас хорошая полиция, — спокойно сказал Фома. — Они тоже все проверили и ведут расследование. А пресекать глупые слухи — не в их компетенции. Кому интересны глупые «желтые» газетенки…
Я приободрился. Как бы там ни было, но я быстро и четко произвел правильное дознание.
— Полагаю, что дальше наше вмешательство не требуется, — сказал я. — Убийство — зло, но пусть люди сами борются со своим злом. Парня, конечно, жалко…
Фома покивал и отпил еще пива. Потом сказал:
— Жалко парня, да… Антон, а что же нам делать с укусом?
— Каким еще укусом?
Фома слегка перегнулся через стол и шепотом произнес:
— На шее Виктора не рана, Антон. Без всяких сомнений это следы от клыков вампира. Вот незадача, верно?
Я почувствовал, как у меня вспыхнули уши. Глупо спросил:
— Точно?
— Точно-точно. Ну откуда киллеру знать строение и функции вампирского клыка с такой точностью? Латеральные желобки, крючок-метчик, борозда Дракулы, винтовой разворот при прокалывании…
Теперь у меня полыхало все лицо. Я словно наяву увидел класс, в котором когда-то учился, Полину Васильевну с указкой и здоровенный резиновый муляж на столе: что-то острое, вывернутое, закрученное штопором, с белой табличкой из оргстекла, на которой черными буквами написано: «Правый глазной (рабочий) зуб вампира. Муляж. 25/1 нат. вел.». Когда-то муляж был движущимся, при нажатии на кнопку он удлинялся и начинал вращаться. Но моторчик давным-давно перегорел, починить его никто не удосужился, и клык навсегда застыл в положении, среднем между маскировочным и рабочим.
— Я поспешил с выводами, — признался я. — Моя вина, господин Лермонт.
— Вины никакой нет, тебе просто хотелось, чтобы Иные были ни при чем, — великодушно сказал Фома. — Стал бы знакомиться с результатами вскрытия — понял бы, что версия ошибочна. Ну так что скажешь?
— Если вампир был очень голоден и высосал человека досуха, — я поморщился, — то он мог потом и сблевать. Но не всю же кровь… Следы анестезирующей сыворотки в воде были?
— Не было. — Фома одобрительно кивнул. — Впрочем, это ни о чем не говорит, вампир мог спешить и обойтись без обезболивания.
— Мог, — согласился я. — Значит, либо его стошнило, либо укусил и держал, пока парень истекал кровью. Но зачем?
— Чтобы ввести всех в заблуждение и запутать дознание.
— Никакого смысла в этом нет. — Я помотал головой. — Зачем запутывать? Зачем одновременно оставлять следы вампирьего укуса и выливать кровь? Они к ней относятся бережно, попусту не льют. У наших вампиров даже присказка такая есть, для новичков: «Кровь на землю пролил — мать ударил».
— Смысл всегда можно найти, — наставительно произнес Фома. — К примеру — убийце-вампиру нужно было навести подозрения на молодого и голодного вампира. Поэтому он укусил парня, но пить не стал, вылил кровь, понадеявшись, что ее не обнаружат. Или же вампир был голоден, укусил, но тут же опомнился и предпочел вылить кровь, чтобы создать видимость фальсификации данных…
Я замахал руками, совершенно увлекшись и чувствуя себя так, будто разговаривал с Гесером:
— Да бросьте, Бо… Фома! Версий можно много придумать, но я еще не встречал голодного вампира, который, вонзив клыки, отказался бы от крови. Это непродуктивный спор. Куда важнее — почему убили парня. Случайная жертва? Тогда и впрямь надо искать гастролера или неофита. Или кому-то было важно убить именно Виктора?
— Вампир может убить человека одним ударом, — сказал Фома. — И даже без прикосновения. Зачем ему оставлять следы? Виктор мог умереть от разрыва сердца — никто не заподозрил бы неладного.
— Согласен. — Я кивнул. — Тогда… тогда ваш Мастер прав. Это какой-то гастролер, а парень попался ему случайно. Укусил, выпил, перепугался, вытошнил кровь…
— Похоже на то, — согласился Фома. — Но что-то меня тревожит, Антон.
В молчании мы допили пиво.
— Вы не пробовали снять следы с тела? — спросил я.
Уточнять, что имелся в виду отпечаток ауры, не было нужды.
— С мертвого — мертвечину? — Фома скептически покачал головой. — Никогда это не удавалось толком. Но мы пробовали, да. Следов не нашли… Скажи, дозорный, а что еще необычного ты увидел в «Подземельях»?
— Там работают Иные, — сказал я. — Синего мха нет совсем, а место-то эмоциями накачано. Кто-то регулярно чистит.
— Иные там не работают, — буркнул Фома. — Не растет там синий мох.
Я недоверчиво посмотрел на Фому.
— Ради интереса пытались со стороны принести. Сохнет и распадается в течение часа. Вот такая природная аномалия.
— Ну… бывает, вероятно, — сказал я, мысленно отметив, что надо порыться в архивах.
— Бывает, — признал Фома. — Антон, я бы попросил тебя не устраняться пока от расследования. Что-то меня тревожит. Попробуй поговорить с подругой Виктора.
— Девушка еще тут?
— Конечно. Полиция попросила ее пока не покидать город. Отель «Апекс-Сити», здесь неподалеку. Полагаю, тебе будет проще установить с ней контакт.
— Вы ее в чем-то подозреваете?
Фома покачал головой:
— Обычный человек… Нет, дело в другом. Она тяжело переживает гибель любовника, охотно сотрудничает с полицией. Мой сотрудник тоже с ней пообщался… под видом следователя. Но, возможно, соотечественнику будет проще наладить с ней контакт. Вдруг она еще что-то вспомнит? Жест, взгляд, слово — любую мелочь. Мне очень не хочется закрывать это дело и оставлять все на усмотрение полиции, Антон.
— Хорошо бы еще встретиться с хозяином «Подземелий Шотландии», — сказал я.
— Это тебе ничего не даст, — отмахнулся Фома.
— Почему же?
— Да потому что эти дурацкие «Подземелья» принадлежат мне! — с отвращением сказал Фома.
— А… — Я осекся. — Ну… но тогда…
— Что тогда? У меня небольшой холдинг, «Scottish colours», занимающийся туристическим бизнесом. Наш Ночной Дозор — акционер холдинга, прибыль идет на финансирование оперативной деятельности. Организуем музыкальные и цирковые выступления, есть доля в нескольких гостиницах, четыре паба, «Подземелья Шотландии», три экскурсионных автобуса и агентство, которое возит туристов на озера. А на чем еще прикажешь зарабатывать деньги? — Он усмехнулся. — Весь Эдинбург живет за счет туристов. Если тебя занесет в Глазго и ты окажешься на окраине — не пугайся. Ты увидишь разваливающиеся здания, заколоченные гостиницы, стоящие заводы. Промышленность умирает. В Европе невыгодно производить товары, в Европе выгодно производить услуги. Что еще оставалось делать старому барду, кроме как организовывать концерты и аттракционы?
— Я понимаю, просто это неожиданно…
— Не работают там Иные, — повторил Фома. — Место странное… синий мох не растет… потому и купил когда-то землю. Но ничего необычного не оказалось.
— Тогда возможно, что убийство — удар, направленный на вас? — спросил я. — На вас лично и на Ночной Дозор Эдинбурга? Кто-то хочет скомпрометировать Светлых?
Фома улыбнулся и поднялся со стула.
— Вот для этого ты мне и нужен, Антон. Чтобы в расследовании участвовал сильный маг со стороны. Поговори с Валерией, хорошо? И не откладывая.
Но встречу с Валерией все-таки пришлось отложить.
Уже подходя к отелю, я увидел очередную толпу туристов, сомкнувшихся кольцом вокруг выступающего артиста. Над головами людей радугой взлетали вверх крошечные цветные шарики — и я почему-то сразу понял, кого увижу. Хоть Егор и назвался иллюзионистом, а не жонглером.
На самом деле артистов там оказалось пятеро. Трое молодых парней в ярких «цирковых» одеждах сейчас отдыхали. Молодая девушка в развевающемся полупрозрачном платье обходила зрителей с подносом — монетки и купюры клали довольно охотно.
Сейчас выступал один Егор. Он был в черном костюме, белой рубашке, с галстуком-бабочкой — подтянутый и подчеркнуто отстраненный от яркой, по-летнему одетой толпы.
Егор жонглировал цветными шариками. Нет, не просто жонглировал… Его правая кисть будто выстреливала в воздух красные, синие, зеленые мячики размером не больше вишни. Открытая кисть разворачивалась нарочито медленно, демонстрируя, что в ладони ничего нет. Потом пальцы смыкались, кисть делала резкий взмах — и вверх взмывал очередной шарик. Левая рука подхватывала падающие шарики, комкала, прятала в кулак, обрывала радугу и тут же раскрывалась — пустая.
Мячики брались ниоткуда и исчезали в никуда. Их становилось все больше — будто Егор не успевал вынуть из воздуха все, что подбрасывал. Цветная парабола становилась все ярче, плотнее, превращалась в сверкающий переливчатый жгут. В глазах рябило. Движения пальцев ускорились настолько, что уже вышли за пределы доступного самому ловкому престидижитатору. Зрители затаили дыхание. Уличный шум подкатывался к замершей кольцом толпе — и стихал, будто рокот далекого моря. Цветной шнур бился в руках Егора.
Напряжение нарастало. Девушка прекратила сбор денег — на нее все равно уже никто не смотрел, развернулась к Егору — и уставилась на него влюбленными восторженными глазами.
Егор резко рванул руками — и в его руках оказалась трепещущая разноцветная лента.
Зрители зааплодировали, будто очнувшись ото сна.
Мне вспомнился старый-престарый анекдот о фокуснике, который пришел наниматься в цирк: «Я выхожу на сцену и жонглирую разноцветными рыбками, представляете? А потом они взлетают к самому куполу — и исчезают. Вот только, как это сделать, я еще не придумал…»
Бедный глупый фокусник. Чтобы это сделать, надо быть Иным. Пусть даже неинициированным.
На самом деле даже без инициации, без первого входа в Сумрак, Иной способен куда на большее, чем простой человек. А с Егором все еще сложнее. В детстве он входил в Сумрак. Он даже прорвался на второй слой — пускай и на подпитке чужой Силой, его собственные способности минимальны.
Но окончательной инициации он избежал. И остался тем, кем он есть, — неопределившимся Иным, не умеющим сознательно контролировать свои способности, не обратившимся ни к Свету, ни к Тьме. Его Книгу Судьбы переписали, вернули к исходному состоянию, дали возможность снова выбирать — но он отказался от выбора.
И решил, что он обычный человек.
Егор ведь и сам не понимает, как делает свой номер. Он уверен, что очень ловко жонглирует шариками, незаметно перекидывая их из руки в руку, прежде чем вновь запустить вверх. А потом очень ловко подменяет шарики какой-то специальной лентой, видимо, утяжеленной в нескольких местах для удобства.
На самом деле такой фокус невозможен.
Но Егор уверен, что делает номер без всякой магии. Как обычный ловкий человек.
Зрители рукоплескали. На лицах был живой, неподдельный восторг, какой в цирке случается видеть разве что у детей. Мир для них на мгновение стал волшебным и удивительным.
Они не знают, что он такой и есть — наш мир…
Егор раскланялся и быстро пошел по кругу — не собирая деньги, хотя ему и протягивали купюры, а просто вглядываясь в лица зрителей.
Он же подпитывается! Не понимая того — подпитывается эмоциями зрителей!
Я начал торопливо выбираться из толпы. Но сзади подпирали зрители, у ног подпрыгивали дети, в ухо жарко дышала полуголая девица с проколотыми пирсингом губами. Я не успел — Егор меня заметил. И остановился.
Мне ничего не оставалось, кроме как развести руками.
Егор секунду помедлил, потом что-то шепнул идущей следом девушке с подносом. И ввинтился в толпу. Люди расступались, но при этом одобрительно похлопывали его по плечам, что-то восхищенно говорили на разных языках.
— Извини, я здесь случайно, — виновато сказал я. — Никак не ожидал тебя увидеть.
Он секунду смотрел на меня, потом кивнул:
— Верю.
Ну да, он же сейчас на пике Силы. Интуитивно чувствует ложь.
— Пойду, — сказал я. — Ты здорово выступал, я засмотрелся.
— Погоди, мне надо горло промочить. — Егор двинулся рядом. — С меня семь потов сошло…
Какой-то любопытный мальчишка требовательно схватил его за рукав. Егор вежливо остановился, расстегнул манжеты рубашки, продемонстрировал, что там ничего нет. Потом достал из воздуха легкий серебристый шарик и вручил недоверчивому зрителю. Пацан взвизгнул от восторга и бросился к стоящим неподалеку родителям.
— Очень здорово, — похвалил я. — Ты в Москве выступаешь? Я бы дочку сводил в цирк.
— В Москве — нет. — Егор поморщился. — Знаешь, как у нас в цирке трудно молодежи пробиться?
— Догадываюсь.
— Если ты не из цирковой семьи, если не прыгал с пяти лет по манежу и связями не обзавелся… А если предлагают выступать за рубежом… — Егор поморщился. — Ну их! Я в следующем году буду выступать во французском цирке, сейчас договариваюсь о контракте, пусть потом локти кусают…
Мы присели за открытый столик у ближайшего кафе. Егор заказал стакан сока, я — двойной эспрессо. Меня опять клонило в сон.
— Так ты из-за меня здесь или нет? — резко спросил Егор.
— Да я и не предполагал, что ты летишь в Эдинбург! У меня командировка совсем по другому делу!
Егор подозрительно смотрел на меня. Потом вздохнул и расслабился:
— Тогда извини. Я в самолете чего-то вспылил. Не люблю я твою контору… не за что мне ее любить.
— Все нормально. — Я протестующе выставил вперед ладони. — Никаких обид. Нашу контору любить не надо, она этого не заслуживает.
— Угу. — Егор задумчиво смотрел в стакан с апельсиновым соком. — Как там у вас? По-прежнему Гесер, да?
— Конечно. Был, есть и будет.
— А как Тигренок с Медведем? — Егор улыбнулся, будто вспомнив что-то хорошее. — Они поженились?
— Тигренок погибла, Егор. [3] — Я даже вздрогнул, сообразив, что он про это не знает. — У нас была очень нехорошая история… всем досталось.
— Погибла, — задумчиво сказал Егор. — Жалко. Она мне очень нравилась. Она такая сильная была, оборотень…
— Маг-перевертыш, — поправил я. — Да, сильная, но очень эмоциональная. Кинулась на Зеркало.
— На зеркало?
— Ну… это такой тип мага. Очень необычный. Иногда, если какой-то Дозор начинает побеждать, другому на помощь приходит маг-Зеркало. Говорят, что его порождает сам Сумрак, но точно никто не знает. Зеркального мага нельзя победить в обычном бою, он принимает Силу противника и отражает любой удар. Нам тогда досталось… и Тигренок погибла.
— А Зеркало? Вы его убили?
— Виталий Рогоза, так его звали… Он развоплотился. Сам собой, это их судьба. Зеркалом становится слабый неопределившийся маг, который теряет память, приезжает в то место, где одна Сила получает резкое преимущество над другой, и встает на сторону проигрывающего. А потом Зеркало исчезает, растворяется в Сумраке.
Я говорил уже совершенно автоматически. Думая о другом.
В груди рос болезненный холодный ком.
Значит, слабый неопределившийся маг?
— Туда ему и дорога, — мстительно сказал Егор. — Жаль Тигренка… Я ее вспоминал часто. Еще тебя иногда.
— Правда? — спросил я. — Надеюсь, не злился?
Честно говоря, мне было сейчас все равно, кого и как вспоминал Егор.
Слабый неопределившийся маг.
Приезжает в то место, где…
Растворяется в Сумраке…
— Злился немного, — признался Егор. — Но не сильно. Ты в общем-то не виноват. У тебя работа такая… гнусная. Но я обижался, конечно. Мне даже приснилось однажды, что ты на самом деле — мой отец. И что я назло тебе становлюсь Темным магом и работаю в Дневном Дозоре.[4]
Но ведь он же не потерял память! Нельзя так однозначно проводить параллели между Рогозой и Егором.
— Смешной сон, — сказал я. — Говорят, некоторые сны — это другие реальности, прорывающиеся в наше сознание. Может быть, где-то когда-то так и было. Зря, конечно, к Темным пошел…
Егор помолчал, потом фыркнул:
— Нет уж. Чума на оба ваших дома. Не люблю Темных, не люблю Светлых. А ты заходи, Антон! Я тут рядом остановился. В «Апекс-Сити». С нашими познакомлю, вот такие ребята!
Он положил на стол несколько монеток и встал.
— Пойду работать. Мой номер — гвоздь программы, без меня ребята мало что заработают.
К соку он едва притронулся.
— Егор! — окликнул я его. — А ты как в Эдинбург приехал? Сам по себе?
Юноша с удивлением посмотрел на меня.
— Нет, не сам. Фирма пригласила, «Scottish colour». Шотландский колорит. Ну, мы ее зовем «Скотские краски». Тебе-то зачем?
— Думал помочь, если что, — без колебаний соврал я. — Найти антрепренера.
— Спасибо, — сказал Егор с такой теплотой в голосе, что я готов был провалиться сквозь землю от стыда. — Не надо, но все равно спасибо, Антон.
Я сидел, глядя в осадок на дне чашки. Мне все еще мало совпадений? Погадаем по кофейной гуще?
— Скотские краски, — пробормотал я.
В груди было так холодно, что больше уже не болело.

Глава 4

Нет ничего более нелепого, чем, приехав в незнакомый город, сидеть в гостиничном номере. Ладно бы — в раскаленное пекло испанской сиесты. Ладно бы — новобрачным в свадебном путешествии, когда размер кровати волнует куда больше вида за окном…
Впрочем, Валерия попала в безвыходное положение. Покинуть город ей не разрешала полиция. А выходить — в веселящуюся толпу, в круговерть туристов — ей было совсем невмоготу.
Дверь она открыла сразу, будто ждала у порога. Хотя, конечно, никто ее предупредить не мог — мимо портье я прошел в Круге Невнимания.
На девушке были только шорты и лифчик. Да… жарковато, конечно. Кондиционеров здесь нет даже в хороших отелях, не тот климат. Жарковато — особенно когда выпьешь.
— Да? — с пьяным вызовом произнесла Лера.
Черные волосы уложены в каре, симпатичная, худенькая, довольно высокая.
Одной рукой она держалась за приоткрытую дверь в ванную комнату. Мой визит застал ее на пути в туалет.
— Здравствуйте, Лера, — вежливо произнес я. Вид у меня был не слишком представительный, шорты да футболка, но я все-таки избрал тон «представитель органов». — Вы позволите войти?
— Почему нет? — удивилась Лера. — Про… — она икнула, — проходите. Только я… сейчас.
Она скрылась в дверях ванной, не потрудившись даже запереть за собой дверь. Покачав головой, я прошел мимо разобранной постели, сел в кресло у окна. Номер небольшой, по-казенному уютный. На журнальном столике обнаружилась бутылка виски «Гленливет» — больше чем наполовину опустошенная. Посмотрев на дверь ванной, я послал в сторону Леры несложное заклинание.
Из ванной комнаты послышались кашляющие звуки.
— Вам помочь, Лера? — наливая себе на два пальца виски, спросил я.
Лера не отвечала. Ее тошнило.
В мини-баре нашлась холодная минералка. Я сполоснул стакан Леры — от него пахло вискарем. Налил туда чуть-чуть воды и выплеснул прямо на ковер. Налил еще воды.
— Извините… — Из ванной комнаты девушка вышла полусогнутая, но ощутимо более живая. — Я… извините.
— Выпейте воды, Лера. — Я протянул ей стакан.
Симпатичная девчонка. Молодая совсем. И с очень несчастными глазами.
— Вы кто? — Она жадно осушила стакан. — Блин… затылок раскалывается.
Усевшись в свободное кресло, она тяжело обхватила голову руками.
Да, так у нас разговора не выйдет…
— Помочь?
— У вас найдется аспирин? Что-нибудь от головы…
— Древний китайский массаж, — сказал я, вставая и подходя к ней сзади. — Сейчас боль пройдет.
— Ой, да не верю я в массаж, мужики все втирают, будто массажом владеют, лишь бы полапать… — начала Лера. И замолчала, едва прикосновение моих рук стало убирать боль.
Конечно, массажом я не владею. Зато могу замаскировать под него лечебную магию.
— Как хорошо… вы волшебник… — пробормотала Лера.
— Волшебник, — согласился я. — Дипломированный Светлый маг.
Так… снять спазм сосудов… вывести алкоголь из крови… куда бы его… ладно, пропустим через почки… нейтрализовать метаболиты… серотонин и адреналин к норме… кислотный баланс крови… ладно, заодно и в желудке уменьшим выработку соляной кислоты…
Конечно, мне далеко до Светланы. Она все это проделала бы одним прикосновением. Я честно пыхтел минуты три — Сила есть, а мастерства не хватает.
— Таких чудес не бывает, — нервно сказала Валерия. Повернулась, посмотрела на меня.
— Бывает-бывает, — сказал я. — Вам сейчас захочется в туалет. Не смущайтесь и не терпите, писать будете каждые четверть часа. Пока не выведете из организма всю гадость… Стоп. Подождите немного…
Я всмотрелся внимательнее. Да, и впрямь…
— Больше не пейте, — велел я. — Совсем.
И прошел в ванную — вымыть руки. Бегущая вода унесла из пальцев усталость и слепок искаженной страданием ауры. Можно было почиститься и Силой, но народные средства — они самые надежные.
— Что это вы мне указываете? — мрачно сказала Лера, когда я вернулся. — Спасибо, массаж у вас хороший… я сейчас!
Я дождался, пока она вернулась из туалета, явно ошарашенная быстротой и результативностью начавшегося очищения организма. И когда она уже села, пояснил:
— Вы беременны. Не стоит вам сейчас пить.
— У меня месячные завтра должны начаться, — выпалила Лера так яростно, что я понял — она чувствовала. Женской интуицией, без всякой задержки, поняла, что беременна. Поняла, отвергла саму мысль — и ушла в запой.
— Не начнутся.
Она не спорила. Даже не интересовалась, как я это узнал. Наверное, списала на чудеса восточной медицины. Спросила:
— Зачем мне ребенок без мужа?
— Это вы сами должны решить, — сказал я. — Я не собираюсь вас в чем-то убеждать.
— Кто вы? — спросила Лера наконец-то.
— Городецкий. Антон Городецкий. Я из Москвы. Мне… мне поручено выяснить обстоятельства гибели Виктора.
Лера вздохнула. Горько произнесла:
— Тряхнул Витькин папа связями… А смысл… теперь-то…
— Узнать правду.
— Правду… — Девушка налила себе воды, осушила стакан. Ее организм сейчас в бешеном темпе гонял кровь через почки, убирая алкоголь и продукты обмена. — Виктора убил вампир.
— Вампиров нет, Лера.
— Знаю. Но если парень говорит: «Кто-то пьет мою кровь», а потом его находят с прокушенной шеей и обескровленного?
В ее голосе зазвенели тонкие истерические нотки.
— Канаву, по которой плыла лодка, проверили, — сказал я. — Там кровь. Много крови. Успокойтесь, Лера. Никаких вампиров не существует. Кто-то убил вашего друга. Он истек кровью. Это страшно, это жестоко, но вампиров не существует.
Она с минуту молчала. Потом спросила:
— Почему полиция мне этого не сказала?
— У них свои резоны. Они боятся утечки информации. Возможно, даже подозревают в чем-то вас.
Это ее ничуть не испугало, скорее — разозлило.
— Сволочи. Я уснуть не могу, виски накачиваюсь к вечеру, вчера чуть не затащила в постель какого-то парня… Мне страшно одной, понимаете? Страшно. А они молчат… Извините, я на минуту.
Я дождался, пока она вернулась из туалета. Сказал:
— Наверное, я немного переусердствовал с массажом. Но я не профессионал, так… нахватался приемов.
— Чему только вас не учат, — сказала Лера, и я понял, что в моей работе на КГБ она не сомневается точно так же, как молодой француз из «Подземелий». Все мы дети массовой культуры. Все мы верим в ее штампы. Даже документов не требуется, если ты ведешь себя будто секретный агент в боевике.
— Лера, я попрошу вас напрячься и вспомнить все обстоятельства гибели Виктора, — сказал я. — Понимаю, вы все рассказывали уже много раз. Но все-таки постарайтесь.
— Мы сели в эту дурацкую лодку, — начала Лера. — Я еще чуть не упала, там очень неудобно спускаться, дно глубоко, и в темноте этого не видно.
— Расскажите все с самого начала. Вот как встали утром — с этого момента и рассказывайте. И подробно.
В глазах Леры появился хулиганский огонек.
— Ну… мы проснулись в десять, на завтрак уже опоздали. Поэтому занялись сексом. Потом пошли в душ. Ну а в душе расшалились…
Я с доброжелательной улыбкой кивал, выслушивая ее рассказ — действительно подробный. И когда девушка разрыдалась, молча ждал несколько минут. Слезы стихли, Лера тряхнула головой. Посмотрела мне в глаза:
— Мы зашли в паб… «Дуб и ленточка»… поели. Выпили по кружке пива. Было жарко, а тут мы увидели вывеску этого проклятого аттракциона. Виктор решил, что это интересно. Ну… в любом случае там будет прохладно. И мы туда пошли.
Ничего. Никаких зацепок. Я понимал, что и до меня Леру расспрашивали профессионалы, выматывали, заставляли вспоминать, по десять раз переспрашивали и задавали вопросы. Что она может вспомнить неожиданного?
Она начала снова описывать лодку, неудобный спуск в нее, когда я поднял руку.
— Стоп, Лера. А вот зеркальный лабиринт… вы сказали, что это было самым интересным. Там тоже ничего любопытного не произошло?
Не знаю, почему я это спросил. Может быть, потому что думал о Егоре. Может быть, вновь вспомнив старую и лживую байку о вампирах, которые не отражаются в зеркалах.
— В зеркальном зале… — Лера нахмурилась. — А! Было. Витя начал кому-то махать рукой. Вроде как увидел знакомого. Потом сказал, что ему почудилось.
— А вы, Лера? Увидели кого-нибудь знакомого?
Она покачала головой.
— Нет. Там же все вокруг зеркальное. В лицах, в людях на самом деле теряешься. И это раздражает немного… я старалась не всматриваться.
— Хотя бы предположить… кого он увидел?
— Это может быть важно? — серьезно спросила Лера.
— Да, — ответил я без колебаний.
Это было очень важно. Это был отчетливый след. Если в «Подземельях» присутствовал вампир, отводящий окружающим глаза, в зеркальной комнате его можно было увидеть. И Виктор мало того что увидел — узнал.
Что было опасного в этом узнавании? Ну, зашел человек в «Подземелья», что с того? Почему вампир запаниковал и убил не заподозрившего дурного студента?
Не знаю. Пока не знаю.
— Думаю, Виктору показалось, что он увидел своего знакомого… и не местного, — сказала Лера, подумав. — Потому что он удивился довольно сильно. Если бы заметил кого-то из университета, то помахал бы ему, крикнул бы «привет». А тут он махал рукой, но не звал. Знаете, так бывает, когда не уверен до конца, знакомого ты встретил или обознался. И потом, когда он никого не нашел, то как-то даже растерялся. И сказал, что это все ерунда. Ну… как бы убедил себя, что этого не может быть. Антон, Витя увидел убийцу?
— Боюсь, что да. — Я кивнул. — Возможно, что поэтому его и убили. Спасибо. Вы очень помогли.
— Мне рассказать это полиции? — спросила Лера.
Я подумал и пожал плечами:
— Почему бы и нет? Если можно, не упоминайте про мой визит, хорошо? А вот то, что вспомнили, можно и рассказать.
— Вы мне расскажете, если найдете убийцу?
— Обязательно.
— Врете. — Лера покачала головой. — Врете вы… ничего не расскажете.
— Я пришлю вам открытку, — сказал я, помолчав. — С видом Эдинбурга. Если вы получите открытку, значит, Виктор отомщен.
Она кивнула. И ее вопрос застал меня уже у дверей:
— Антон, если я… что мне делать с ребенком?
— Это решать вам. Поймите, что никто никогда ничего не решит за вас. Ни президент, ни начальник, ни добрый волшебник.
— Мне девятнадцать, — тихо сказала Лера. — Я Витьку любила. Но его уже нет. В двадцать лет с ребенком и без мужа…
— Решать вам. Но вы все равно не пейте, — попросил я.
И закрыл за собой дверь.
Наступил вечер, а позади уже была бессонная ночь, поделенная между аэропортами и самолетами. Я опять выпил кофе, с сожалением поглядывая на пивные краны: мне сейчас хватит пинты, чтобы совсем осоловеть. Позвонив Гесеру, коротко пересказал все, что узнал за день.
— Искать вампира среди московского окружения Виктора, — задумчиво произнес Гесер. — Спасибо, Антон, но его московские контакты уже проверяли… Хорошо, поищем тщательнее. Будем копать, начиная с детского сада. Что собираешься делать?
— Пойду отсыпаться, — сказал я.
— Какие-то предварительные выводы?
— Тут что-то затевается, Гесер. Не знаю, что именно, но что-то крупное.
— Тебе нужна помощь?
Я хотел было отказаться — и вспомнил Семена.
— Борис Игнатьевич, если Семен не слишком занят…
— Соскучился по Шотландии? — хмыкнул Гесер. — Хорошо, я пришлю. Если не будет копаться — утром встретитесь. Отдыхай.
Про Егора я ничего говорить не стал. Спрятал мобильник, мельком глянув на индикатор зарядки. Ну надо же, батарея совсем полная. В Москве у меня телефон садится за сутки, хоть и не слишком много говорю. За рубежом — неделю спокойно работает. Вышки чаще натыканы, что ли?
Теперь еще одно дело. Неприятное.
Я достал фигурку волка, водрузил на стол.
Связь, совет, защита?
Сжав фигурку в руках, я прикрыл глаза. Мысленно позвал: «Завулон!»
Тишина. Никакого отклика. Может быть, не так работает?
«Завулон!»
Мне показалось, или я почувствовал на себе чей-то взгляд?
Как мне помнится, Завулон никогда не откликался сразу. Даже когда его звала любовница.
«Завулон!»
«Чего орешь, Городецкий?»
Я открыл глаза. Рядом никого не было, конечно.
«Мне нужен совет, Темный».
«Спрашивай».
Хорошо, что в таком разговоре почти не передаются эмоции. Завулон наверняка ухмыляется. Светлый обратился за помощью!
«Завулон, когда к вам пришел зеркальный маг — вы его звали?»
Он явно не ждал такого вопроса.
«Зеркало? Виталий Рогоза?»
«Да».
Пауза. Нет, он знает, что ответить. Он решает, сказать правду или соврать.
«Зеркало нельзя призвать, Светлый. Их порождает Сумрак».
«Тогда что должно произойти, чтобы появился зеркальный маг?»
«Значительный перевес одной Силы над другой. И при этом — перевес резкий, полученный слишком быстро. Зеркало пришло, потому что Гесер слишком быстро поднимал уровень Светланы, вновь ввел в противостояние Ольгу и… и переписал судьбу твоей будущей дочери, сделав ее Величайшей из Великих».
«Можно предвидеть, кто станет следующим зеркальным магом?»
«Можно. Это Иной, чья изначальная Сила минимальна. Он не должен быть инициирован. Он должен питать нелюбовь как к Свету, так и к Тьме. Или, наоборот, любить и Свет, и Тьму. И человек, и Иной, стоящий на распутье, не делающий разницы между силами Света и Тьмы. Такие встречаются, пускай и редко. В Москве их двое — отец Виктора и… твой маленький друг Егор. Впрочем, он уже вырос, верно?»
«Почему же Рогоза приехал с Украины?»
«Да потому, что не мы решаем, кто станет Зеркалом. У меня были надежды на его приход, но заранее никто ничего не знает. Зеркальный маг может прийти — может не прийти. Он может появиться сразу, а может добираться к месту, где нарушилось равновесие, дни и даже месяцы. Я удовлетворил твое любопытство?»
«Да».
«Тогда я жду ответной любезности. Кто убил Виктора? И при чем тут зеркальные маги?»
«Вас не порадует информация, Завулон. Я полагаю, что Виктора убили с целью дискредитировать шотландский Ночной Дозор. Аттракцион принадлежит им. А что касается Зеркала… боюсь, что ситуация здесь может дестабилизироваться. Настолько, что придет зеркальный маг. В Эдинбурге есть кандидаты на эту роль?»
Он поверил. Кажется, поверил. Ответил задумчиво:
«Не знаю. Никогда не интересовался».
«Тогда пока все. Если выясните — проинформируйте, будьте добры».
Я не стал дожидаться ответного смешка — разжал ладонь и прервал связь. Фигурка блестела от пота и от этого казалась почти живой.
Все, пора в гостиницу. В уютный номер люкс для Светлых, в царство бело-розо-бежевого, к кружевным занавескам и шелковому белью.
Призывно затренькал телефон.
— Да? — Я прижал телефон к уху, поймал взгляд официанта и поводил пальцем по открытой ладони — будто выписываю чек. Официант вымученно улыбнулся, глянув на единственную чашечку передо мной, и черканул на бумажке «2».
— Энтони, друг мой, — произнес Лермонт. И это «Энтони» сразу же сказало мне — рядом есть кто-то, кому не стоит знать, что я русский. — Когда ты покидал «Подземелья», как себя чувствовал мой сотрудник?
— Нормально.
— Он убит, Энтони. Ты не мог бы приехать?
Я прошипел что-то нецензурное, выгребая из кармана мелочь. Так… замок там, а овраг и мост там…
— Если сразу поймаю такси, то буду через пять минут.
— Поторопись, — велел Лермонт.
Свободное такси нашлось сразу — не пришлось прибегать к магии, чтобы освобождать занятую машину. В Эдинбурге вообще было на редкость хорошо с такси. Я сел, достал сигарету и закурил. Водитель посмотрел с легким неодобрением — но ничего не сказал. Я до конца опустил стекло со своей стороны. Действительно, сядут после меня некурящие…
Но мне хотелось курить.
Идиот. Какой я идиот! Встревожился за Егора, позаботился о Валерии… А вот подумать головой, для этого и предназначенной, — не удосужился. Мой визит в «Подземелья» был замечен, кого-то насторожил. И бедолага Жан, нервный французский студент, уже никогда не вернется в свой Нант…
Моя вина.
Но Лермонт-то — сам хорош! Аттракцион прикрыл и отрядил дежурить одного человека. Не Иного, не боевого мага, способного схватиться с вампиром на равных, — а перепуганного пацана в гриме и карнавальном наряде.
Я представил себе рыжего парня с бледным, но теперь уже не от грима, а от потери крови лицом, лежащего среди жутковатых пыточных орудий. «Одному тут неуютно». И начал отчаянно, хоть и вполголоса, материться.
Дурак я, дурак…
Лермонт ждал меня у входа в «Подземелья». Был он мрачен и зол так, как только может быть зол Светлый.
— Пошли. — Он не оглядываясь затопал впереди. Мы быстро прошли череду пустых комнат и вышли к «Кровавой реке». Опять здесь?
Но Фома молча полез в лодку. Я — за ним. Фома взмахнул рукой, заскрежетал механизм, и лодка двинулась вперед.
— Вы еще не вызвали полицию? — спросил я.
— Пока нет. Только своих… и наблюдателя от Темных.
— Где они?
— Я попросил их подождать несколькими комнатами дальше. Сказал, что хочу пригласить для осмотра трупа независимого эксперта. Обычного человека. Нечего тебе пока светиться…
Лодка проползла короткий затемненный участок и пришвартовалась ко второму причалу.
— Вот, — мрачно сказал Фома.
Я выбрался из лодки и вслед за Фомой прошел в соседнюю комнату. Тут размещалась экспозиция орудий казни. С потолка свисал манекен в петле, а вот на гильотине… на гильотине был не манекен. Убийца опять продемонстрировал свое чувство юмора.
Отрубить человеку голову тупым бутафорским ножом макета гильотины — для этого надо обладать нечеловеческой силой. К примеру — быть вампиром.
Белое пластиковое ведро под гильотиной было наполовину заполнено кровью. Отсеченная голова лежала рядом.
Я сел на корточки, осторожно взял голову в руки. И мне захотелось закричать — от бессилия и осознания своей глупости.
— Знать бы, какая сволочь… — сказал Фома. — Человек у меня работал семнадцать лет…
— Сволочь — молодой рыжеволосый парень, — сказал я. — Представляется французом, говорит с легким акцентом. На вид — лет двадцать. Имеет склонность к театральным эффектам. Очень находчив. Замечательный актер.
Я бережно положил отрубленную голову на пол. Посмотрел на ошарашенного Лермонта и пояснил:
— Меня провели как ребенка. Я разговаривал с убийцей, находясь в двух шагах от трупа. И ничего не заподозрил. Ничего!
Голова убитого сторожа — черноволосая, с редкой сединой, как и положено человеку в возрасте после пятидесяти, — слепо смотрела на нас с пола.
— Замаскировать свою природу можно лишь от слабейшего. — Лермонт буравил меня недоверчивым взглядом. — Это аксиома. Попробуй определить мою ауру.
Странный разговор над телом человека с отрубленной головой. Странное место, странные преступления, странные разговоры…
Аура Лермонта — полыхающие желто-зеленые разряды, колючий ежик Силы, — потускнела. Иглы разрядов втянулись, померкли. Несколько секунд — и Лермонта окружала гладенькая многослойная аура, характерная для человека.
Четкий признак Иного — рваная, незакрытая аура. Она может топорщиться иглами и шипами, втягиваться воронками, зиять прорехами. Все это признаки открытого энергетического контура, способности не только отдавать энергию, как люди, но и принимать ее. Принимать, перерабатывать — и творить чудеса.
Человеческая аура гладкая, многослойная, цельная. Люди только отдают Силу, не принимают. И ровная пленка ауры — их попытка защититься, прекратить медленный и неумолимый отток жизни.
Да, теперь Лермонт выглядел человеком.
Почти человеком…
Я всмотрелся чуть пристальнее — и увидел бледные иглы ауры. Фома замаскировался очень хорошо. Но я пробил защиту.
— Вижу, — сказал я. — Но в того парня я так пристально не всматривался. Он мог прикрыться.
— Значит, твой рыжий собеседник — Высший вампир. Или Высший маг, притворяющийся вампиром. — Фома удовлетворенно кивнул. — Причем он не мог наложить на себя маску, одновременно маскируя свою ауру. Уже хорошо, Антон. Уже хорошо! Мы знаем его физический облик: молодой, рыжеволосый… не так уж и много в мире Высших Иных.
— Плащ он, вероятно, взял где-то здесь, — сказал я. — И накладные клыки. Услышал, что я приближаюсь, и вместо бегства спокойно вышел мне навстречу… мгновенно сочинив правдоподобную легенду.
— Я даже догадываюсь, зачем ему понадобился плащ, — мрачно сказал Фома, глядя на забрызганный кровью пол. — Он не мог не измазаться… Дай мне его образ, Антон.
Прикрыв глаза, я попытался как можно лучше вспомнить француза. Потом мысленно бросил картинку Лермонту.
— Ага, — сказал шотландец. — Прекрасно. Я проверю по нашим картотекам.
— Возможно, стоит сообщить Инквизиции? — спросил я.
Лермонт покачал головой.
— Нет. Пока не надо. События не выходят за рамки обычного преступления одиночного Темного. Дневной Дозор Эдинбурга протестов не заявляет. Обойдемся без Инквизиторов, Антон. Пока можем.
Я не спорил. Небольшое это удовольствие — звать Инквизиторов на помощь.
— Моя помощь еще требуется?
— Нет. Иди отсыпайся, — велел Лермонт. — Полицию мы уведомлять не станем, это уже полностью наше расследование. Мои ребята попробуют поискать следы, а я займусь проверкой Высших.
Он с кряхтеньем склонился над отрубленной головой, будто надеялся увидеть какие-то улики, оставленные неосторожным преступником. Брюшко Лермонту надо бы сгонять…
— Фома, — негромко позвал я. — Фома, что находится в «Подземельях Шотландии»?
— А? — Он даже не обернулся.
— Что тут ищут Темные?
— Это аттракцион, господин Городецкий, — сухо сказал Фома. — Аттракцион и более ничего.
— Ну-ну, — сказал я, прежде чем уйти.
Никакой необходимости возвращаться для убийцы не было. Если бы он оставил улики, их бы уже нашли — и обычные, и магические.
Но он вернулся и снова убил. Чтобы еще больше позлить Ночной Дозор? Ерунда. Чтобы подставить под удар Лермонта? Тем более чушь.
Значит, в первый раз он не смог, не успел чего-то сделать. И был вынужден прийти снова.
Что может прятать Лермонт? Место не такое уж и простое. Тут, к примеру, не растет синий мох. А это уже изрядная аномалия. Структура Сумрака неоднородна. Есть, к примеру, места, где в него войти труднее, а есть и такие, где проще. Слыхал я и про зоны, где вход в Сумрак вообще невозможен. Но синий мох — паразит повсеместный…
Отойдя от моста метров на сто, я посмотрел сквозь Сумрак.
Ага.
Там, где я стоял, мох рос вволю. У пабов и кафе — целыми гирляндами. У жилых домов больше, у офисов и магазинов — меньше. На перекрестках, где водители нервничают, мха тоже больше.
Обычное дело.
А по направлению к мосту, к входу в «Подземелья», синего мха становилось все больше и больше! Его туда тянуло, и неудивительно. Мха все больше, больше… и вдруг метров за десять от дверей он начинает засыхать, будто наткнувшись на невидимую границу.
Странно. Если бы там был какой-то вредный для мха фактор, то его количество уменьшалось бы постепенно. Тут скорее дело в другом…
Я протянул руку к ближайшей колонии мха — пушистому синему пятну на асфальте. И приказал:
— Гори!
Сила потекла через меня, вот только я сдерживал ее напор. И мох не сгорел сразу. Вспучился, разрастаясь и пытаясь переработать дармовую энергию. Но Сила нарастала, и мох не справлялся. Начал сереть, сохнуть… и наконец загорелся.
Вот теперь я видел. Когда знаешь, что именно искать, все становится предельно ясно.
Рассеянная в пространстве Сила, излучаемая людьми жизненная энергия, уходила в Сумрак неравномерно. Да, она непрерывно сочилась сквозь ткань мироздания: на первый слой, на второй, на третий… Но где-то в районе «Подземелий» зияла дыра — и туда хлестал непрерывный поток Силы. Будто в ткани, сквозь которую медленно течет, фильтруется вода, прорезали дырку…
Слишком много пищи для безмозглого паразита. Мох сползался к аттракциону, привлеченный и потоком Силы, и теми эмоциями, что порождали испугавшиеся посетители. Сползался — и засыхал.
Кажется, я понял, почему Фома Лермонт именно здесь открыл аттракцион. Стекающуюся в одно место энергию надо было замаскировать от рядовых Иных. А здесь избыток дармовой Силы списывали на подвыпивших туристов, на испуганных детишек, на бесконечный эдинбургский карнавал…
Не удивлюсь, если Фома приложил изрядно усилий к популяризации Эдинбурга с одной-единственной целью: чтобы замаскировать это место.
Ничего не поделаешь. Даже Светлые иногда играют втемную.
Я медленно двинулся вверх, по одной из улиц, ведущих к «Королевской миле». Улица не самая туристическая, темная, свет падает только из окон, все лавки на ней закрыты, но должна вывести прямо к гостинице. Спать хотелось ужасно. Может, все-таки такси поймать? Но тут хода — десять минут…
Свернув в проулок между домами, я оказался не то на маленькой площади, не то в большом дворе. Вышел к крошечному, метр от мостовой, монументу. На каменной чаше, откуда била маленькая струйка — то ли все-таки уличный фонтан-недомерок, то ли питьевой фонтанчик, — сидел бронзовый попугай. Ниже виднелась табличка. Подсветив зажигалкой, я узнал, что этот фонтанчик был установлен жителем города в память о любимом попугае, скончавшемся в преклонном возрасте от пневмонии…
Что-то щелкнуло за спиной, и меня сильно толкнуло в плечо. Так сильно, что я сделал несколько шагов, чтобы не упасть лицом в чашу с водой.
По спине побежала горячая струйка.
Это… это что такое?
Щелкнуло снова. Звонко отрикошетило от бронзовой птицы. Чтобы окончательно убедить меня, что я едва не погиб у памятника попугаю, горячая пуля с шипением упала в чашу фонтана.
Да по мне же стреляют!
По мне, Иному!
Высшему магу!
Способному мановением руки рушить дворцы и возводить города!
Ну ладно, про города приврал… ломать всегда проще, чем строить.
Скорчившись за фонтаном, я всматривался в тьму. Никого. Так… а сквозь Сумрак?
Результат меня ошарашил.
Стреляли явно из переулка, соседнего с тем, по которому я вышел на площадь. Но я никого не видел! Ни Иного, ни человека!
Хорошо хоть ранение было легким. Пуля прошла сквозь мягкие ткани навылет. Кровь я остановил рефлекторно, в первую же секунду. Сейчас вспомню парочку хороших лечебных заклинаний, чтобы зарастить пробитые мышцы…
Еще один выстрел — пуля прошла над макушкой, мне даже волосы взъерошило горячей волной. Судя по тихому звуку — оружие с глушителем. Судя по тому, что меня еще не убили, — стреляют либо из пистолета, и стреляют хорошо, либо из снайперской винтовки — и тогда из рук вон плохо.
Но почему я не вижу стрелка?
Взмахнув рукой, я накрыл весь переулок пятиминутным Морфеем. А потом, поколебавшись секунду, прошелся и по окнам, и по крыше здания, и по соседним переулкам. Людям кратковременный сон не повредит. Морфей — заклинание мягкое, у человека есть секунд пять, прежде чем его сморит окончательно, стоящие успеют присесть, матери, держащие младенцев, — опустить их, водители — сбросить скорость. Жертв не будет. Скорее всего.
Тишина.
Я попал?
Приподнявшись, я снова посмотрел сквозь Сумрак. Ну же, ну… кто бы ты ни был, но если ты уснул — маскировка с тебя спадет…
Щелчок. Едва заметная вспышка в переулке. И в мое несчастное правое плечо вошла вторая пуля! В то же самое место!
Нет, можно тешить себя мыслью, что там и без того была рана. Но больно-то как! Почему так больно, там ведь уже дырка!
Я присел на корточки, так, чтобы фонтанчик прикрывал меня от стрелка. Теперь уже сомнений не было ничуть, палят действительно из переулка.
Что же мне делать? Палить в темноту файерболами, надеясь хоть так зацепить замаскировавшегося стрелка? Выжечь все вокруг Белым Маревом? Навесить на себя Щит Мага и выйти в открытый бой… но если я не вижу врага, то мне противостоит маг, превосходящий меня по Силе!
Или звать на помощь, звонить в полицию, призывать Гесера и Фому?
Стоп.
Можно и не Гесера с Фомой.
Что там говорил Завулон? Связь, совет, помощь?
Помощь бы мне не помешала.
Достав из кармана фигурку, я поставил ее на булыжную мостовую. Чуть-чуть коснулся Силой. И крикнул:
— Мне! Нужна! Помощь!
Все произошло в доли секунды. Воздух ударил в лицо так сильно, что в первый миг я подумал, будто неведомый стрелок перешел на гранаты. Но это трансформировалась фигурка — разбухала, размягчалась, превращаясь в черную мохнатую тень. Сверкнули в темноте белые зубы, блеснули желтые волчьи глаза — и оборотень прыжком перемахнул через фонтан. Тут же прыгнул вправо. Щелкнул выстрел, но явно впустую. Прыгая из стороны в сторону, так грамотно, как может бежать лишь существо, уже становившееся объектом ружейной охоты, зверь метнулся в переулок. Я услышал рычание, потом что-то загремело, металлически звякнуло. Щелчки выстрелов раздавались по-прежнему, равномерно, с интервалом в секунду-две, но что-то подсказывало — пули уходят в молоко, стрелок уже не опасен.
Я вскочил, побежал вслед за волком, на всякий случай прикрыв себя Щитом. И наконец-то догадался сделать то, что не помешало бы с самого начала: создал свет. Простейшее заклинание, доступное любому Светлому магу. Призыв изначальной Силы — и надо мной закачался в воздухе яркий белый огонек.
И я сразу же увидел того, кто меня едва не убил. Того, кто не был виден в Сумраке.
Ажурная металлическая тренога, напоминающая профессиональный штатив для видеокамеры. На треноге, на вращающемся диске, поблескивающий линзами цилиндр. На цилиндре, в пружинном амортизирующем зажиме, закреплена короткая винтовка с круглым, как на старом советском ППШ, барабаном и длинным рифленым глушителем на стволе. Кольчатый бронированный кабель подходит к спусковому крючку и кончается скобой на тросике, обхватывающей крючок.
Робот еще функционировал. Цилиндр с тихим жужжанием моторов подергивался, скоба нажимала на спуск — и задранная вверх винтовка палила в небо. Я наклонился, чувствуя, как стекает по плечу кровь. Прижал здоровой рукой цилиндр. Сбоку нашелся маленький лючок, на котором китайскими иероглифами была выгравирована надпись: «Стрелок И». Дальше шел номер: «285590607». Под иероглифами была несколькими линиями нарисована улыбающаяся круглолицая детская рожица.
Юмористы…
Я подцепил лючок ногтем, открыл и перекинул тумблер питания на «выключено».
«Стрелок И» тихонько заурчал сервомоторами и затих.
— Привет из Поднебесной, — сказал я и уселся рядом с роботом. Посмотрел на короткий прутик антенны, торчащий из цилиндра. Да, настоящий стрелок мог быть где угодно. Я воевал с роботом.
И мне очень повезло, что прицел был немного сбит.
— Это ж надо, — разглядывая робота, сказал я. — Нет, ну куда это годится? Теперь придумывать заклинания против техники?
Из темноты вышел волк. Сел напротив, стал зализывать лапу. Раны я не видел, наверное, оборотень обжегся о горячий ствол, когда сбил треножник на землю.
— Если бы у марсианских треножников были блохи, они выглядели бы так же, — сказал я волку. — Ты читал «Войну миров»?
Вначале мне казалось, что он не ответит. Да и не все оборотни способны говорить, перекинувшись в зверя. Но волк поднял на меня тяжелый взгляд и пролаял:
— Толь-ко ки-но.
— Ну, тогда ты меня понял, — сказал я. — Спасибо.
— Ра-ну за-ли-жи.
— Я тебе не перевертыш, раны зализывать… — Прижав ладонь к правому плечу, я сосредоточился. Меня мутило, в руке пульсировала боль. Неприятная это штука — огнестрельное ранение. Даже для мага. Вот Света — она бы меня исцелила за пару минут…
— Кому на хвост нас-ту-пил? — Теперь слова давались оборотню лучше. — Эй-фе-ле-вой баш-не?
Я даже не сразу понял, что он так шутит. Покачал головой:
— Да ты у нас, я гляжу, остроумен, как Петросян. Спасибо за помощь. Не пострадал?
— Лапа, — невнятно пробормотал волк, снова принимаясь зализываться. — Афтомат жжот.
— Перекидывайся в человека, подлечу. — Я поднялся. Кровь у меня уже не текла. Набросив на выключенный треножник маскировочное заклятие (теперь каждый увидит вместо него что-то банальное, на свой вкус), я подхватил его под левую руку. Тяжелый. Сильно пахнет горячим металлом, кислой пороховой гарью и чем-то масляным. Но придется тащить, не оставлять же оружие посреди города.
— По-том, — уклончиво протявкал волк. — В бе-зо-пас-ном мес-те. Ты где жи-вешь?
— В гостинице. Тебе понравится, пошли. Только все время иди у моей ноги и постарайся выглядеть как хорошая собачка.
Волк зарычал, но тут же спрятал клыки. В общем-то зверюга не крупный, в темноте должен сойти за овчарку.
Честно говоря, я не рассчитывал, что на этом сегодняшние неприятности кончились. Но до гостиницы мы дошли благополучно. За стойкой скучал новый портье, однако вопросов не задавал, видимо, получил насчет меня указания и ориентировку. На оборотня он посмотрел с любопытством, но тоже смолчал. Я сам подошел к стойке и попросил:
— Ключ от темного люкса наверху.
Портье не спорил. Выдал ключ, но поинтересовался:
— А в одном номере вы не могли бы переночевать?
— У меня аллергия на шерсть, — ответил я.
Из ресторана доносились голоса, звон бокалов. Постояльцы отдыхали. Но у меня не было особого желания присоединяться к гулянке, где коктейль «Кровавая Мэри» являлся самым распространенным, а название его понималось буквально.