Поехали в Питер?
Зима в Москве в этом году выдалась необычайно теплой. По крайней мере, так показалось Жене, оказавшемуся по выходе из терминала на ухоженной территории, прилежащей к аэропорту, где морозец обдал его лицо легким покалыванием и заставил щеки залиться слабым румянцем. Отгулы в преддверии Нового года Семененко брал уже неоднократно: на это время он предпочитал улетать в жаркие страны, чтобы перевести дух от обыденности и напитаться энергией палящего южного солнца, чтобы во всероссийские выходные посвятить себя семье и встретить с ними всеми любимые зимние праздники. Однако в этот раз парень изменил своим традициям и, напев Лане про неотложную конференцию по современным методам артроскопии, отправился в столицу, чтобы навестить одного важного человека, с которым в последние несколько недель связь по неизвестным причинам потерялась.
Прошло два месяца с тех пор, как Щербакова внезапно появилась в его жизни и также бесследно исчезла. Женя, конечно, не ждал, что она приедет вновь уже после сделанного КТ-исследования, чтобы обновить рекомендации и, возможно, согласиться лечь под нож в случае необходимости, но ему хотелось знать, что у неё все в порядке, что ей есть, на кого положиться в случае чего, и что она не проигнорировала его наставления, занявшись своим здоровьем. Но он не мог позвонить, так как номер её телефона наверняка поменялся за эти годы, да и неловкость в их общении никуда не делась, поэтому, настойчиво уверяя себя в положительном исходе, Семененко попытался выбросить лишние переживания из головы и насладиться своим отдыхом в гордом одиночестве.
Машина такси доставила молодого человека по нужному адресу, и он, выходя из обогревающегося салона, поежился от налетевшего ветра, поднимающего запорошенный снег и бросающего его в лица прохожих. Район был Жене знаком: его друг так и не поменял место жительства, хотя всякий раз, напиваясь до чертиков, уверял Семененко, что уже подобрал новое жилище, где ничего не напомнит ему о прошлом, больном и отягощающем. Но на утро, когда алкоголь полностью выводился из его организма, резкость высказываний куда-то пропадала, и парень продолжал жить в своей квартире на Кутузовском, изредка выбираясь в свет для посещения собственных выставок или иных мероприятий, где его присутствие являлось необходимостью.
Петербуржец, забежав в подъезд одновременно с выходящей оттуда бабушкой, с помощью лифта быстро поднялся на пятнадцатый этаж и, остановившись около нужной квартиры, забарабанил в дверь, предчувствуя, что одиночный звонок вряд ли сможет заставить этого затворника впустить его внутрь. Так и получилось; лишь спустя некоторое время послышался звук открывающегося замка, и перед Женей оказалось лишь подобие человека, которого он ожидал увидеть.
— Ты бьешь собственные рекорды – Семененко усмехнулся, окидывая парня напротив оценивающим взглядом, – Маркуш, я понимаю, творческий кризис и все такое, но не забывай, что печень у тебя одна, и, по всей видимости, она уже не вывозит.
— Жень, ты только пришел, а уже нотации читаешь, – москвич схватился за гудящую голову и прижался к стене, пропуская гостя в квартиру, – проходи.
Кондратюк оставался единственным человеком из мира спорта, с которым Женя поддерживал общение. Их дружба всегда была крепкой, основанной на взаимоуважении и понимании, поэтому, когда оба приняли решение отстраниться от фигурного катания, ни один не предпринял попытку отговаривать друг друга, внушая ошибочность суждений. И, наверное, это тоже являлось одной из причин, почему их связь до сих пор имела место на существование: оба закончили рано, оба предпочли изолироваться от прошлого, но если у Жени это отчасти получилось, то Марк продолжал сталкиваться с людьми, которых хотел забыть как можно скорее, от чего всякий раз количество пустых бутылок в коридоре увеличивалось в геометрической прогрессии.
— Что на этот раз стряслось? – петербуржец прошел в гостиную, где царствовал беспорядок, и, обойдя валявшийся посередине испорченный черной краской холст, приземлился на диван, где из-за открытых тюбиков акрила образовались бесформенные пятна, которые даже ацетоном стереть уже не выйдет.
— Ничего, просто мне для выставки нужно тринадцать новых работ создать, а вдохновения нет, – Кондратюк, зевнув, остановился в дверном проеме, опираясь о косяк. Его вид, конечно, оставлял желать лучшего: взъерошенные волосы, черные круги под глазами, отеки – все это никак не сочеталось с выражением лица обычного человека, а запах перегара, перебивавший диффузор с ароматом морского бриза, свидетельствовал об одном – кто-то снова ушел в запой.
— Так у тебя же недавно выставка была, – Семененко нахмурился, уставившись на друга, – а следующая обычно через месяца три-четыре случается...
— Ну а в этот раз решили организовать раньше, – Марк пожал плечами и, подойдя к аквариуму, который уже давно пустовал из-за умерших от голода рыбок, жадно выпил оттуда, заставив петербуржца скривиться и прикрыть лицо ладонью, – Женек, можешь пятихатку подкинуть до гонорара? Я просто не подрассчитал немного, и....
— Ты опять её увидел? – прервав тираду москвича, Женя поднял на него суровый взгляд. Кондратюк замер на месте и нервно усмехнулся, из чего Семененко понял, что попал в точку.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, – Кондратюк покачал головой, с неким напряжением наблюдая, как его друг, заметив знакомые черты на лежащем рядом полотне, взял его и внимательно разглядывал, пытаясь узнать лицо под исполосившими его черными мазками.
— Все ты понимаешь, мой дорогой, – парень развернул холст к Марку, заставив того раздраженно выдохнуть и отвернуться, – если бы вы не встретились, то ты не стал снова рисовать её.... Где на этот раз?
Женя знал, чем закончились отношения Марка и Саши Трусовой, помнил, как тяжело было видеть упадническое настроение друга и понимать, что ничего для него сделать не можешь. Он ушел из её жизни, хотя продолжал любить; подобное решение казалось необходимым, потому что Кондратюк ввиду молодости и присущего всем в таком возрасте легкомыслия не хотел связывать себя узами брака, а уж рождение ребенка, о котором девушка начала грезить после их совместного проживания, так вообще не входило в его планы на ближайшие лет пять точно. Как итог, молодые люди расстались, и, как известно Семененко, Саша пыталась все вернуть, но Марк твердо решил, что все кончено, и отверг Трусову. А потом сошел с ума, когда узнал о её замужестве с Макаром, и напивался до белки, натыкаясь в ленте социальных сетей на счастливые посты молодых родителей об очередном прибавлении в их уже довольно большом семействе.
— Я просто шел по улице, – тихо отозвался Марк, глупо усмехаясь, – смотрю, знакомые черты.... А это она, со своими красными волосами, идет, по телефону разговаривает. Наверное, с Макаром.... И сына за руку ведет.
Семененко тяжело вздохнул и, убрав испорченный портрет за диван, встал на ноги. Его привлекла открытая и выпитая наполовину бутылка коньяка; подойдя ближе, парень взял её и, разлив алкоголь по стаканам, протянул один другу, который, стоя до этого неподвижно, разом опорожнил свой сосуд, зажмурившись, и Женя заметил, как в его глазах застыли непрошенные слезинки.
— А я стоял и смотрел, и не мог сделать шаг, чтобы поздороваться, поболтать просто.... Самый настоящий придурок! – Кондратюк быстро утер соленую жидкость рукавом своей растянутой кофты и, поставив бокал на стол, опустил взгляд в пол. – Видимо, это моя карма – всю жизнь маяться из-за этой ошибки.
— Ну сколько можно уже страдать, Господи? – Семененко ободряюще похлопал его по плечу, старательно подбирая слова поддержки в своей голове. – Забудь ты её уже и начни жить по-нормальному! Неужели вокруг нет достойных твоего внимания девушек? Ты приглядись, и будешь еще счастливее всех вместе взятых!
— А сам то давно забыл? – с неким укором произнес Кондратюк, и уже Женя почувствовал себя на месте недалекого друга, который не может выбраться из пучины собственных воспоминаний. – до сих пор по Щербаковой сохнешь, а, между прочим, это она тебя тогда бросила!
— Марк, давай не будем об этом? – петербуржец выпил алкоголь в своем бокале и, не поморщившись, уставился на парня. – что было, то было, и я...не держу на неё зла.
— Ну конечно, это же Анечка, ангел во плоти! – кажется, упреки в адрес москвича возымели обратный эффект, и он, разозлившись, не прекращал нападки, обращенные к другу. – Но только спешу напомнить, что после вашего расставания она сразу замуж за Глейха выскочила, пока ты мучился со своей любовью!
— Прекрати! – прикрикнул Женя, и Кондратюк замолчал, тяжело вздыхая. Оба поняли, что зашли слишком далеко, поэтому логическое завершение разговора считалось спасением от незапланированной ссоры. – Если так получилось, значит, на то были свои причины. Сейчас у неё своя жизнь, у меня своя, и параллельные прямые больше не пересекутся.
— Ладно, проехали, – москвич подошел к Семененко и протянул ему руку, которую петербуржец тут же пожал в знак примирения, – прости, друг – я чего-то нервный стал в последнее время, надо валерьянки попить, что ли.... Пошли, хоть чаем тебя напою! А то стоим, ругаемся – не по-дружески как-то!
***
Вечером заметно похолодало. Порывистый ветер развевал ветви берез по аллее, по которой Женя, кутаясь носом в шарф, шагал в надежде попасть на Красную площадь, чтобы, потягивая горячий кофе, обновить воспоминания о главной достопримечательности столицы. Посиделки с Марком ограничились чаем, хотя москвич так и норовился открыть свой коллекционный виски. Семененко остановил его, сказав, что не хотел бы употреблять перед самолетом, который унесет его обратно в Петербург. Задерживаться в Москве не было смысла – беспокойство по поводу Кондратюка являлось единственной причиной, которая заставила парня приехать, поэтому он заранее купил билет на последний рейс в северную столицу, где его уже заждалась Лана, оборвавшая своими звонками его телефон.
Решив скоротать время прогулкой по центру города, Женя потаенными тропами, о которых ему рассказал Марк, оказался на площади, украшенной в преддверии праздников яркими гирляндами. Именно по их блеску парень понял, что двигается в нужном направлении. Вокруг было оживленно; Семененко окружали счастливые семьи, смеющиеся дети и удовлетворенные их состоянием родители. Он и сам не мог сдержать улыбки, когда маленькие карапузы, повиснув на крепких руках своих отцов и матерей, звонко хохотали, радуясь упавшей на их нос снежинке или получившемуся маневру на коньках. Ему бы тоже хотелось так весело проводить время с семьей, однако у него такой возможности не было, и это обстоятельство омрачало восторг наблюдаемой картины.
Очередь за кофе оказалась довольно длинной, но сильное желание согреться вынудило Женю отстоять её, чтобы, получив бумажный стаканчик с любимым американо, насладиться вкусным напитком и почувствовать, как тепло разливается по его телу, устраняя последствия долгого нахождения на холоде. Парень размеренно вышагивал по выделенной для прогулки дорожке, отмечая красивую обстановку и веяние праздничного настроения, и небольшими глотками потягивал кофе. Однако его одинокое времяпрепровождение оказалось непродолжительным.
— Женя? Ты что ли? – девушка, проходя мимо петербуржца, остановилась, внимательно разглядывая случайного прохожего. – Женька! Узнаешь? Это ж я, Сашка!
— Тебя сложно не узнать, Саш, – Семененко улыбнулся и приобнял Игнатову, накинувшуюся на него с распростертыми объятиями, – ты все такая же неповторимая и завораживающая.
— Да ну тебя, – Саша засмущалась и легонько ударила парня в плечо, на что тот тихо усмехнулся, – как там Питер? Не смыло вас еще?
— Питер стоит, и не шелохнется! – ответил Женя, обхватывая ладонями уже остывший кофе в безуспешных попытках согреть руки. – А ты чего здесь, отдыхаешь?
— Да, решили своих оболтусов вывести на свежий воздух, на коньках покататься, – девушка кивнула на каток, где Макар, на котором повисли три разновозрастных мальчугана, пытался сдвинуться с места без возможных падений. Однако ему это не удалось, и все участники сего действия повалились на лед, отбивая друг другу ладошки и со смехом наблюдая за разлегшимся на спине отцом. Саша, погрозив сыновьям кулаком, вновь повернулась к Жене, умилявшемуся от данного зрелища, – а ты чего в Москве? Аню приезжал навестить?
— С чего бы мне её навещать? – парень непонимающе изогнул бровь, уставившись на девушку, которая, кажется, поняла, что взболтнула лишнего, и поджала губы, боясь сказать еще чего-нибудь неуместного.
— Ну, у неё же с ногой что-то серьезно, – Игнатова пожала плечами, растерявшись под пристальным взглядом своего собеседника, – мало ли, ты, как доктор, переживал за её состояние, приехал проведать.
— У неё муж есть, пусть он за нее и переживает, – Семененко усмехнулся; он не знал, что трио Трусова-Щербакова-Косторная все еще поддерживают общение, но приятно удивился, когда по речам Саши понял, что это действительно так.
— А ты ничего не знаешь что ли? – девушка нахмурилась, и парень, уговаривавший себя забыть события двухмесячной давности, вновь не сдержал данное себе обещание и испытующе уставился на неё.
— А о чем я должен знать?
***
Женя торопился и нервно отбивал ногой дробь, чем привлекал внимание озиравшегося на него водителя. После услышанного от Саши он не мог представить, как Ане удалось так искусно скрыть от него свои проблемы, которые раньше тот видел, как на ладони. Парень упрекал себя в недостаточной внимательности к девушке, хотя прекрасно понимал, что его вины в этом нет. А может быть, есть? Может, если бы Семененко проявил настойчивость тогда, то все сложилось совершенно иначе? Она осталась бы с ним, со временем они бы поженились и создали замечательную семью....
— Мы приехали, – мужчина остановился напротив одного из небоскребов Москвы-сити, где, по словам Игнатовой, располагалась совместная с Глейхенгаузом квартира Щербаковой, и Женя, не попрощавшись, пулей вылетел из машины, бегом направляясь к входу.
Парень не помнил, как поднялся на нужный этаж, как начал долбить в дверь, из-за которой доносились громкие звуки музыки и телевизионные голоса. Никто не открывал, но Семененко не сдавался и продолжал колотить кулаком по металлической поверхности, пока ключ в замке не повернулся и перед ним не предстала Аня, а точнее, то, что от неё осталось.
— Я же уже вам сказала – идите нахер! – девушка с бутылкой виски в руках еле стояла на ногах и, чтобы не упасть, оперлась о дверной косяк. – Мне плевать, что у вас дети спят. У меня вечеринка!
— Ань, это я, – сказать, что Женя был ошеломлен представшей перед ним картиной, равно промолчать. Еще ни разу он не видел людей в таком убитом состоянии, хотя к нему и приходили подавленные горем пациенты, но парню показалось, что даже обреченный на ампутацию выглядел живее, чем Щербакова сейчас, – это Женя.
— Да хоть Пушкин! – Аня отпила из горла и, оттолкнувшись от стены, пошла вглубь квартиры. – Заходи! Только закрыться не забудь!
Парень аккуратно зашел внутрь и, послушно запирая за собой дверь, огляделся вокруг. Ремонт, конечно, соответствовал месту проживания девушки, но в квартире все равно царил хаос. Повсюду были разбросаны вещи, начиная от шубы и заканчивая нижним бельем, вперемешку с какими-то документами, на столе вместе с остатками заказанной из доставки еды валялись пустые бутылки из-под элитного алкоголя. Женя, повесив свое пальто на вешалку, которая кое-как держалась от наваленной на неё кипы платьев, осторожно, смотря под ноги, прошел в комнату, где, прищурено разглядывая экран телевизора, Щербакова не отрываясь заливалась янтарным виски.
— О, моя любимая песня! – услышав знакомую мелодию, Аня прибавила громкость на максимум, из-за чего парень невольно заткнул уши, и начала танцевать, периодически отпивая из бутылки в своих руках. Виляя бедрами, она мотала головой в разные стороны и совершенно не обращала внимания на находившегося рядом Женю. Тот же, казалось, не до конца осознавал, что все происходит на самом деле, что Анна Щербакова, олимпийская чемпионка, сейчас больше походила на последнюю алкашку, что, закинув ногу на дизайнерский, по всей видимости, абажур, хлестала виски, продолжая двигать плечами в такт музыке.
— Кажется, меня сейчас стошнит, – резко выпрямившись, девушка поставила бутылку на журнальный столик и, прикрывая рот рукой, побежала в ванную. Семененко, убавив громкость оглушающих его битов, последовал за ней. Упав на колени перед унитазом, Аня успела поднять крышку, прежде чем содержимое её желудка с характерным звуком вылезло наружу. «Вот оно, отравляющее действие алкоголя!» – подумал Женя, остановившись в дверном проеме. Её вид вызывал у него жалость, и он не мог безучастно наблюдать за её страданиями. Подойдя ближе, петербуржец собрал распущенные волосы на затылке, чтобы те не лезли в лицо, и присел на корточки, аккуратно поглаживая её по спине.
— А ведь он со мной сегодня развелся, – шумно сглотнув, проговорила Щербакова, выдавливая из себя подобие улыбки. Женя, оторвав пластинку бумажного полотенца, наклонился к ней, чтобы вытереть губы от остатков рвотных масс.
— Я знаю, – спокойно ответил Семененко, выбрасывая использованную бумагу в мусорное ведро. Аня, пропуская его слова мимо ушей, всхлипнула и, подпирая голову рукой, уставилась вдаль.
— Он забрал у меня все – квартиру, машину, сбережения.... У меня больше ничего нет! – девушка заплакала, прикрывая лицо ладонью, и прижалась к парню, утыкаясь ему в плечо. – Я эти десять лет для него все делала, все! Он только благодаря мне взлетел, благодаря папиным связям! А в итоге у разбитого корыта осталась я! Я, безмозглая пьянь, которую никто не любит!
— Не говори так про себя, – растерявшись, Семененко не сразу приобнял Щербакову в ответ, но заколотившееся сердце не могло ответить иначе на подобный порыв с её стороны, – тебе этот Глейхенгауз в подметки не годится – ты красивая, образованная, интеллигентная, и все тебя любят.... Да у тебя еще столько таких будет! Что же, по каждому так убиваться?
— Нет, только по нему, – вяло произнесла Аня, кажется, засыпая от явного переизбытка алкоголя в крови, – по нему и.... И по тебе.
Женя замер, не смея пошевелиться. Её последняя реплика заставила его на минуту задуматься, но на дальнейшее размышление о прошлом у него абсолютно не было сил. Увиденное зрелище высосало их полностью, поэтому он, убаюкивая девушку, молча смотрел на неё, все еще потряхивающуюся от долгих рыданий.
Подождав немного, пока Щербакова не уснет крепче, парень аккуратно встал на ноги и, подняв девушку, направился в спальню, маневрируя между набросанными вещами и пустыми бутылками. Аня мирно сопела у него на руках, сильнее прижимаясь к мужскому телу. Ну как такую можно обидеть, предать, растоптать? Кулаки чесались от дикого желания набить морду этому несчастному отродью, назвать которого «мужчиной» у Жени не поворачивался язык. За её слезы он был готов разорвать в клочья любого как тогда, так и сейчас.
Оказавшись в комнате, Семененко осторожно положил девушку на край кровати и накрыл её своим пиджаком. Взглянув на неё снова, он уже не смог сдержаться, и тяжелый вздох сорвался с его уст. Щербакова страдала по человеку, который уже давно перестал интересоваться ею, но почему-то боль пронзила его грудь, и скупая мужская слеза покатилась по его щеке, когда он увидел её разбитой и несчастной. Не это ли та самая любовь?... Голова шла кругом, и единственное, что хотелось парню в этот момент, – закрыть глаза и забыть все то, что пришлось сегодня лицезреть, как страшный сон.
— Что же ты творишь, маленькая моя? – парень прилег рядом с Аней и, уткнувшись лбом куда-то ей между лопаток, прикрыл глаза, со временем погружаясь в царство Морфея.
***
Аня проснулась от головной боли. Открыв глаза, она не сразу поняла, что находится в собственной спальне. Гул в ушах не стихал, и, попытавшись подняться, девушка откинулась на подушку, страдальчески промычав.
Ей всегда тяжело давалось отходить от очередной пьянки, но сегодня она пребывала в коматозном состоянии. Раньше Щербакова старалась держать себя в рамках, однако со временем эти границы стерлись, и количество алкоголя на каждой последующей вечеринке неминуемо росло. И кульминацией стал вчерашний вечер, который девушка навряд ли запомнит, но точно сделает определенные выводы.
Донесшийся из кухни звук работающей кофемашины заставил Аню напрячься и, собрав остатки сил, принять сидячее положение. Даня вряд ли мог вернуться – после вчерашнего бракоразводного процесса он заявил, что приедет в квартиру только после того, как Щербакова её покинет; родители тоже не могли так нежданно заявиться в гости, и девушка буквально сломала себе и так не работающую голову в догадках, кто варил кофе на её кухне и, судя по укрывающему её пиджаку, относился к представителям сильного пола.
Долго терзаться сомнениями Аня не собиралась. Кое-как поднявшись на ноги, она протерла глаза и, предприняв усилие над собой, направилась на кухню. В квартире был бардак, но девушка совершенно не помнила, когда успела разбросать свои вещи и вывалить на пол все документы, хранящиеся в комоде. В прихожей стояли начищенные мужские ботинки, а на вешалке, заполненной её старыми платьями, привлекало внимание черное вельветовое пальто, которое Щербакова не замечала ни у кого из своих знакомых. А между тем из кухни донесся запах чего-то вкусного, и брюнетка, не употреблявшая ничего съестного за последние двадцать часов, торопливо засеменила на его источник.
— Доброе утро! – расставляя тарелки на столе, Женя заметил остановившуюся в дверном проеме девушку и широко улыбнулся. – Думал, ты проспишь еще долго. Я тебя разбудил?
— Нет, я проснулась сама, – Щербакова непонимающе смотрела на парня, взбивающего пенку на кофе, предназначенной, по всей видимости, именно ей, – а ты что здесь делаешь?
— Да вот, решил навестить свою пациентку, – Семененко поставил чашку с горячим напитком около тарелки с яичницей и присел на стул напротив. – Я тут немного похозяйничал на твоей кухне. Ты не против?
— Вовсе нет, – Аня поджала губы и, ощущая прилив крови к вискам от охватывающего её стыда, что парень невольно стал свидетелем её вчерашней попойки, заняла отведенное себе место, – спасибо за завтрак.
— Да не за что. Кушай на здоровье, – парень подпер голову рукой и с улыбкой на лице стал наблюдать, как девушка, придвинув к себе тарелку, принялась за еду, периодически отпивая кофе из своей чашки, – я тут пока готовил, случайно наткнулся на интересный препарат. Давно на «Промедоле» сидишь?
Женя выложил на центр стола коробку с ампулами сильного анальгетика, пронзительно смотря на брюнетку, и Щербакова поперхнулась, не ожидая, что кто-то, кроме неё, полезет в ящик со специями и обнаружит её тайник.
— Полтора месяца, – Аня старательно делала вид, что все в порядке вещей, и продолжала разрезать зажаренное яйцо, макая в желток слегка подсушенный хлеб.
— Знаешь, что эти уколы вызывают привыкание, и через три-четыре месяца их эффект закончится, а ты уже жить без них не сможешь? – Семененко принял серьезное выражение лица, пробуравливая девушку своим тяжелым взглядом. – Разумеется, компьютерную томографию ты тоже еще не сделала?
— Жень, я....
— Послушай меня, – парень резко взял девичью руку, крепко сжимая её в своих ладонях, – вчера мне довелось увидеть многое, и, если честно, я до сих пор в шоке от этого. Ты рождена не для этого, Аня. Я не хочу, чтобы ты убивала себя. Пожалуйста, если в тебе сохранилась хоть капелька уважения ко мне, то позволь помочь тебе.... Поехали в Питер?