VII
Небеса наливались свинцом, темнея на глазах. С каждой секундой света становилось все меньше, а суеты – больше. Поговаривали о том, что в деревню должен наведаться какой-то «большой» человек. Срочное поручение. Безотлагательные дела.
Он стоял на площади, где вырастал каждое утро с первыми рассветными лучами. Юноша на сей раз не кричал свои речи, хотя толпа собралась достойная. На сей раз он находился среди зрителей. Но что-то неясное, тревожное терзало его изнутри. «Точно кошки скребутся», - пронеслось в голове Радимира.
Толпа гудела, охала и ахала, и среди этого шума едва ли возможно было различить голоса «больших» людей. От такой суеты и внутренних волнений он чувствовал себя точно вареным – перед глазами стояла пелена, а в ушах звенело. Казалось, он вот-вот потеряет сознание – так сильно его терзало это чувство. Тревога.
По толпе прокатилась волна. Спустя минуту – еще одна. Он слышал только одно слово, которое повторялось сотнями голосов. Ведьма. Ведьма. Ведьма. Радимир не заметил, как толпа двинулась – он двинулся вместе с ней. Образовывалось кольцо. Он не чувствовал больше ничего, только необъяснимую тягу. Расталкивая зевак, он двинулся ближе к центру. Гул усиливался, дополнялся шумом ветра и попеременными раскатами грома. Женщины взвизгивали, пугались, а мужчины бранились на них крепкими словами.
Ведьма. Ведьма. Ведьма.
Радимир слышал это со всех сторон и не верил. «Нет. Этого не может быть», - шептал он, продолжая продираться сквозь толпу. Его несколько раз сильно ударили, его без конца бранили и пытались удержать. Он был уже совсем близко.
Как только Радимир оказался в первом ряду, вспыхнула первая молния, за которой последовал оглушительный раскат грома. «Нет», - лихорадочно зашептал юноша, пытаясь рассмотреть происходящее перед ним лучше.
Нет, нет, нет, нет, нет. Только не это. Этого не может быть.
Агния увидела его сразу же – ее место было очень удобным для обзора. Холм из бревен, веток и прочего сора, на который ее возводили, назывался костром. Ей не было страшно, не было больно, хотя тащили ее грубо, периодически толкая в спину. Ей было все равно, ведь так происходило раз за разом.
Ее проклинали, ее ловили, ее сжигали.
Эта схема была проста, как мир, но в этот раз... что-то было не так. Чего-то не хватало. Она поняла это только тогда, когда ее привязали к стволу ловпу[1]. Под корой это дерево было красным, отчего легко ассоциировалось с кровью. «Интересно, как дерево души превратилось в дерево убийц?» - ее мысли текли своим чередом, вот только одно выбивало ее из колеи.
Этот взгляд. В его глазах, подобно небесам, сверкали молнии, способные, казалось, сокрушить все. Она видела его, знала, что это он. Чувствовала.
Приговор читали нарочито медленно, и она осознавала , чего именно не хватало. Возгласов. Гневных выкриков, оскорблений, проклятий. Но куда все это делось? Неужели недоело? Неужели иссякли запасы?
- Приговаривается к сожжению на костре, - прозвучала последняя строка приговора, который она заучила наизусть.
И, абсолютно неожиданно для себя, Агния вдруг рассмеялась. Громко, раскатисто, и смех этот был сравни грому - он прокатился поверх утихшей толпы. Сверкнула еще одна молния. Ее взгляд вспыхнул огнем, когда один из «больших» бросил в костер факел. Сотни, тысячи искр плясали в ее очах дьявольский танец, а она не отводила взгляда.
Радимир. Она запомнила.
То, что случилось дальше, поразило их обоих. Радимир даже не понял, кто отдал сигнал, но толпа внезапно зашевелилась. Под устрашающие раскаты грома, вспышки молний и бьющий наотмашь ливень, люди вдруг засуетились. «Большие» так и не поняли, что случилось. Когда вокруг них образовалось кольцо из мужиков, вооруженных топорами, ножами и вилами, тогда они и поняли – бунт. Заговор. Возможно, колдовство. Массовое колдовство. И они бы, возможно, когда-нибудь придумали объяснение случившемуся, но им не предоставили возможности.
Мужики по-свойски разобрались с «большими» людьми, вытирая широкие мозолистые ладони о рубахи, о бороды, оставляя на всем кроваво-красные следы.
Радимир не знал, что случилось, но почувствовал – нужно идти. И он пошел. Спотыкаясь, расталкивая беснующуюся толпу, он летел к занимающемуся пламенем костру, не отводя глаз от ведьмы. Костер, казалось, охватывал все вокруг – он полыхал в его теле, полыхал у ее ног, полыхал в ее глазах. Костер полыхал в душах каждого, кто был свидетелем этого события.
Он не проронил ни слова, когда добрался до ведьмы, как можно скорее развязывая путы на ее руках, так грубо стягивающие бархатную кожу.
Она повернулась к нему лицом, зная, что что-то невероятное вершится прямо сейчас. Толпа вокруг них начинала затихать, и Хранительница хотела окинуть их всех взглядом. Она отчаянно желала увидеть, желала понять.
Но все, что она могла – неотрывно смотреть в глаза этого мужчины. Она не знала как, но чувствовала – он спас ее жизнь. И эта суматоха – его рук дело. Она хотела сказать многое, но слова сами сорвались с ее уст.
- Агния. Рожденная из огня.
Примечания
[1] Деревом ловпу коми называли ольху. Это дерево считалось деревом души, способным рассказать об убийстве человека.