"Звезда не падает случайно"

Вид из комнаты Рино выходил на частную территорию дома. Белая беседка с узорными арочными окнами, в которой Рино любил прятаться и проводить время наедине с собой, стояла посередине сада. Вдали, под определённым углом, создавалось впечатление, что беседка находится прямо под Альпами. На самом деле Рино далеко не интроверт и совсем не меланхолик, а наоборот – задорный, непоседливый, полный энергии. Когда он укрывается в беседке от этого шумного мира, он обычно пытается найти душевный баланс и расставить всё в своей голове по полочкам.

На широком подоконнике Рино организовал себе уютное местечко. Поставил небольшую лампу, которая светила тёплым жёлтым светом, пару декоративных подушек он стащил из библиотеки, и, чтобы его никто не беспокоил, он закрывал свой уголок шторами и сидел там, занимаясь учёбой. В этот раз по наставлению папы он изучал толстый учебник немецкого языка. Рино как робот. Заряд жизненных сил у него, видимо, не заканчивается никогда. Ему нередко приходилось слышать, в большей степени от Оливера, что он – марионетка, выполняющая неосуществившиеся планы родителей. Но самому верить в это не хотелось, он хотел верить в то, что у родителей поднимается настроение не потому, что Рино получит высокую оценку, а просто потому, что Рино существует и он их сынок, и никакие оценки не способны повлиять на родительскую любовь.

Рино сонно зевнул. Под вечер ужасно разболелся лоб. Он чувствовал, что, если не пополнит уровень глюкозы в организме, получать информацию из учебника будет бесполезно.

В сентябре ещё темнело не рано, поэтому можно было вдоволь полюбоваться закатным солнцем. На линии горизонта был виден красивый градиент, состоящий из всех возможных оттенков оранжевого и плавно переходящий в закат. На деревьях ни один листочек не шелохнулся. Природа готовилась ко сну.

Рино в это время зашёл в столовую. Стол был пуст: ни тарелки, ни приборов, ни солонки, ни перечницы, только лишь скатерть. Тогда Рино отправился на кухню. Никаких намёков на ужин пока он не заметил, из кухни не исходил ни единый аромат, но обычно в такой час все уже сидели и ужинали.

Вот и буфет с прозрачными дверцами – как раз тот, который был нужен Рино. Фрау Хельга, помощница по дому (гораздо чаще она занимала должность повара и готовила еду), перебирала новые купленные хрустальные фужеры. Увидев Рино и его взгляд на буфет, фрау Хельга добродушно ему улыбнулась, вокруг губ появились маленькие морщинки, а Рино улыбнулся ей в ответ. Догадавшись, зачем именно явился Рино, она открыла буфет и достала с верхней полки последнюю порционную баночку апельсинового джема, затем взяла чайную ложечку со столешницы и протянула всё это Рино.

О да! Цитрусы – настоящая слабость и мания Рино, особенно апельсины. Все близкие люди знают об этой невероятной любви к этим фруктам, поэтому апельсиновый сок, апельсиновый шоколад, апельсиновый джем появляются в доме не просто так. Их запах, их вкус действуют вроде успокоительного. Если бы позволяла возможность, он бы ел всё, что связано с апельсинами, вечно, но, к сожалению, дерматит не дремлет.

Рино снял крышку и, облизываясь, зачерпнул ложкой содержимое баночки и с удовольствием положил в рот. В этот момент он ощутил себя самым счастливым человеком на планете. Какое наслаждение он испытывал! Не приторный, в меру сладкий, с приятной кислинкой джем обволакивал горло.

– Только не перебей себе аппетит, – сказала фрау Хельга.

– Угу, – согласился Рино, наслаждаясь заключительной ложкой.

– Как у тебя дела с музыкой? Разбираешь новое произведение или подтягиваешь грамоту? – фрау Хельга работала в семье Вэйлоров давно и хорошо была знакома с каждым членом семьи. Рино вдруг подавился. Этот вопрос заставил его прийти в недоумение. Он напрочь забыл, что должен выучить половину «La Campanella» Паганини.

Господин Вэйлор всегда тщательно вслушивался в мелодию, наблюдал за пальцами Рино, за ритмом, так как сам разбирался в музыкальной грамоте не хуже, будучи учившимся в музыкальной школе и хотевшим поступить в Бернскую консерваторию, чтобы стать участником оркестра, но личные обстоятельства и трудности, неожиданно свалившиеся на него, повергли эту мечту в крах.

По Рино пробежала третья за день волна страха. Учитывая, что папа на нервах и сегодняшнюю эпопею с мадам Глюк, он его точно уничтожит за неподготовленность, и, кажется, месяц домашнего ареста не будет выглядеть несбыточной ситуацией. Пока ещё есть надежда на спасение: можно успеть пробежаться по нотам и кое-как сыграть. Апельсины с немецким уже были далеко-далеко. Хорошо, что Рино умеет расставлять приоритеты.

Он мигом рванул в библиотеку. Впопыхах начал рыть в сборниках «La Campanella». Нашёл. Теперь остаётся успокоиться и постараться что-то сделать. Быстро и без ошибок читать с листа произведения у Рино получалось не слишком успешно, он ещё по уровню не дотягивал до такого. Руки как будто онемели, картинка перед глазами плыла, лоб так и не прошёл, он раскалывался ещё сильнее, только не от усталости, а от тревоги. Первые две строчки были уже разобраны, а до половины ещё много.

Ключ в скважине входной двери громко повернулся. Дверь открылась, и холодный ветер попал в холл. Рино удалось разобрать нежный голос мамы. Улыбка с ямочками на щеках не сходила с её лица ни на секунду. После прихода с работы она первым делом без стука заходила в кабинет господина Вэйлора и смотрела на него своими глубокими глазами янтарного цвета, которые унаследовал Рино, а затем обнимала за плечи, не произнося ни слова.

Янтарные глаза Александры и Рино вспыхивали самым настоящим янтарём при свете солнечных лучей и блестели, словно яркие звёздочки во Вселенной.

Рино безумно нуждался в том, чтобы окончание дня прошло спокойно, чтобы папа забыл об этой чёртовой «La Campanella», и она осталась незамеченной. Как бы странно это ни звучало, но за две недели учёбы он весь выдохся, к тому же и погода ужасная, а Рино ещё тот метеопат.

Ужин проходил как обычно. По традиции госпожа Вэйлор спрашивала всех по очереди, как у кого дела и что у кого нового. Оливер врал, не стесняясь, о том, как же продуктивно он провёл все пары в главном Бернском университете и как усердно готовится к зимней сессии. У Венди, младшенькой из детей, всегда всё в порядке. Она занимает позицию всеобщей любимицы, родители ей ни в чём не отказывают, да и она не доставляет им лишних хлопот и во всём слушается. Венди просто не понимает, почему у многих в подростковом возрасте самоутверждение идёт через хамство, нигилизм, вседозволенность, и не считает нужным самоутверждаться этим путём. И, конечно, главную роль играет то, что она единственная девочка в семье. Рино, наливший себе стакан апельсинового сока, с предвкушением ждал вопроса; на душе было непонятно что, да ещё и всё тот же больной лоб. Господин Вэйлор ел молча, а Рино пристально наблюдал за его выражением лица и пытался угадать, когда же папа спросит или не спросит про музыку. Фрау Хельга разливала чай в белые чашки с узором, нарисованным вручную. Дым, исходящий от чая, начал потихоньку убаюкивать и расслаблять Рино. Он медленно вдыхал запах свежего жасмина и прикрывал веки.

– Рино, – обращение господина Вэйлора спустило Рино с облаков и подействовало как лезвие по его ушам.

– Да, папа?

– Что насчёт нашего разговора? Я просил тебя запомнить.

– Какого?

— Так вот для будущего зачета, мадам Глюк сказала выбрать пьесу. Помнишь? Ты совершенно уверенно говорил, что «La Campanella» подойдёт лучше всего.

– А, это!

– Процесс, я надеюсь, пошел?

– Отчасти, да! Но... – Рино не успел договорить. Его фразу оборвал господин Вэйлор.

– Ну, раз «да», значит я буду ждать тебя в библиотеке. Не рассиживайся долго. Быстро ешь и приходи, – господин Вэйлор вышел из-за стола, пожелав всем спокойной ночи, кроме Рино.

«Всё».

– Я конкретно пропал. – Ему показалось, что и мама собиралась что-то сказать, но то ли не нашла подходящего момента, то ли не могла правильно сформулировать.

Библиотека была наполнена множеством книг. Самым милым предметом здесь, который всегда первый бросался в глаза при входе в неё, был отдельно стоявший шкафчик с нотами и сборниками. На одной из полок было вырезано имя «Nashorn» на немецком языке. Немецкая форма имени Рино – Нашорн, поэтому в семье уменьшительно-ласкательное прозвище Рино – Шорни.

Господин Вэйлор сидел на диване, положив ногу на ногу и смотря в никуда. Рино неуверенно отодвинул специальную табуретку для пианистов и расположился на ней.

– Итак! Первая часть! – скомандовал господин Вэйлор.

– Я...я выучил чуть меньше. Это же ничего страшного?

Господин Вэйлор, видимо от ярости, выдвинул переднюю челюсть и подался вперёд:

– Что непонятного было в словах «выбрать» и «разобрать»? Ты должен выполнять свои обязанности, а не по-разгильдяйски от них отмахиваться! Мы, кажется уже возвращались к этой теме. Ты забыл чем все закончилось?

– Опять я «должен». – Рино произнес с жалостью. – Ты же сам мне всегда напоминаешь, что музыка — дело добровольное. – Иногда он наводил себя на мысли, что такие необдуманные, выскочившие из папы слова показывают истинное отношение к нему – отношение не как к сыну, а как к прислужнику.

Господин Вэйлор осекся. Он не любил общаться со своими детьми в приказном тоне и уж тем более приказывать, но, как бы глупо ни было, у него это получалось, в особенности с Рино. Он выдохнул и поправил домашний костюм:

— Первая часть, Рино — это самый минимум. Я и так снизил тебе нагрузку и укоротил уроки латыни, которую ты тоже изучаешь «на отвяжись» Верно надо было мне укоротить твой длинный язык и высечь хорошенько пару раз, для профилактики.

– Я, не успел пройтись полностью по всей части...

Господин Вэйлор недовольно поджал губу:

– Тогда играй, что успел, – демонстративно показывая своё разочарование.

Рино начал исполнять «La Campanella». Первая ошибка. Вторая ошибка. Пальцы путались, так как их расстановку он не запомнил. Третья ошибка.

– Стоп! Я даже отсюда слышу, как ты играешь не соль, а фа. Заново.

Заново так заново. Одна строчка есть. И снова та же ошибка. Большой палец соскользнул, опять из-за неправильной расстановки, и весь аккорд превратился в кашу. На языке у Рино от волнения появилась неприятная горечь.

– Чудовищная аппликатура! Ты с закрытыми глазами играешь? Даже самый простой аккорд звучит фальшиво! – Из-за замечания Рино отвлекся и сделал ещё одну ошибку. Играть дальше было невозможно: он просто не знал, что идёт затем. Мелодия резко оборвалась.

— Что ещё за остановка?

– На этом пока всё...– еле слышно проговорил Рино.

– Что?!

– Я сказал, что не знаю дальше, – повторил Рино.

Господин Вэйлор быстро подошёл к фортепиано.

– Покажи сию же секунду, какими ты пальцами играешь!

Рино начал метаться по клавишам.

– Какого черта ты играешь трезвучие третьим пальцем? Объясни мне! Здесь чётко написано – четвёртым! Поэтому ты и не можешь плавно перейти на квартсекстаккорд! – Господин Вэйлор насильно расставил пальцы в нужной расстановке. Рино уже в который раз начал играть. Запястья от напряжения неприятно ныли. Увидев пропуск в большом аккорде, господин Вэйлор растянул как можно шире его ладонь, даже не видя того, что Рино играть этот аккорд сложно и больно.

– Я сам, мне неприятно, – захныкал Рино.

– Неприятно? Неприятно будет тогда, когда ты будешь запертым в комнате!

Рино принялся с трудом играть, но по-прежнему фальшиво.

– Опять фа играешь! Ну-ка дай немедленно руку! – Господин Вэйлор положил свои руки на руки Рино и, как бы управляя ими, стал играть... нет, не играть, а со всей силой бить по клавишам так, что на подушечках пальцев начали образовываться мозоли.

– Мне же правда больно и неприятно! Папа, ну пожалуйста!

– Ничего, как говорится в Английской пословице: «Пожалеешь палку — испортишь дитя» А теперь третья строчка! Вперёд! – Рино не шевельнулся. – Третья строчка, скрипичный и басовый ключ! – закричал господин Вэйлор и стукнул кулаком по фортепиано, что всё затряслось. Рино боялся вымолвить, что он не знает; он весь сжался и выглядел беспомощным. – Ты что, в рот воды набрал? Мне, как попугаю по сто раз повторять? Третья строчка, я говорю!

– Я не могу! У меня не получается! — Рино захныкал громче. Спину и ладони покрыл липкий холодный пот. Сердце бешено заколотилось. Он закрыл лицо руками, будто надеясь спрятаться и сбежать от всех бед.

– Получится!

– Но я не знаю больше!

– Это уже твоя вина! Такое впечатление, что ты даже и не садился за инструмент. Ты путаешь просто все! Для кого, черт возьми, написано «Allegretto»? О каком зачете вообще идёт речь, если ты так и не научился различать большое трезвучие от малого? – Господин Вэйлор ткнул в сборник. – Читай с листа!

Рино замотал головой. Обида давала жгучее ощущение не только в душе, она отзывалась во всех частях тела.

– Если ты не начнешь хоть что-то делать...

– То что? – в Рино тоже закипала злость.

– Читай с листа!

– Скажи сначала спокойным тоном! Иначе я ни на миллиметр не сдвинусь с места.

Господин Вэйлор сжал кулаки.

– Подай мне сборник!

Рино было сложно ослушаться. Внутри всё замерло. Видеть папу в таком состоянии означало, что можно ждать от него чего угодно. Сборник нот был тоненький, складывалось впечатление, что всё его содержание занимала одна «La Campanella». Господин Вэйлор выхватил сборник и грозно уставился на Рино. Дыхание Рино участилось. Неужели он его ударит? Неужели посмеет прибегнуть к насилию? Не успев додумать, Рино зажмурился, ощутив, как сборник впечатался в его правую щеку и оставил красный след. Следом за правой щекой последовала левая, и тоже стала красной. От такого унижения Рино еле сдерживал горькие слёзы.

– За что...? – по его раскрасневшимся щекам скатывались тихие слёзы.

– В следующий раз будешь усерднее готовиться! – Это была последняя фраза господина Вэйлора. В дверях стояла Александра, ошарашенная происходящим.

– Эрнест! Ты в своем уме?! – Александра подбежала к Рино и крепко прижала к себе. Рино уткнулся лицом ей в рубашку, всхлипывая и пытаясь заглушить рыдания. Александра целовала его в макушку. – Рино...Ну-ну...Я с тобой.

— Ты жалей его! Жалей, только потом не удивляйся тому, кем он вырастет. Кто вырастет из этого... – Эрнест запнулся, подбирая слова – ...негодного, непослушного, безответственного мальчишки!

– Он вырастет прекрасным и достойным человеком, Эрнест. Я в это верю. И ты, я надеюсь разделяешь моё мнение? Куда делось твое терпение? Я смотрю злость и эгоизм всё-таки взяли над тобой верх.

— Терпение лопнуло! Из-за этого паршивца! – Эрнест в два шага оказался рядом с Александрой. Молчание между ними нарушали частые, судорожные всхлипы Рино.

— Иди к себе, мой родной, – прошептала Александра Рино, нежно проведя рукой по его волосам.

Внутри нее бушевала ярость, смешанная с желанием защитить своего ребенка и отомстить за него.

– А с тобой, Эрнест, у меня будет очень серьезный разговор.

– О, Господи... – Эрнест устало потер лицо руками и опустился на диван.

– На Рино написано – «громоотвод»? Он ребенок, Эрнест, просто ребенок! Чувствительный и беззащитный. Он не может дать сдачи, не может ответить тебе грубостью. Он боится тебя!

— Ну что за глупости?

— Это не глупости! С Оливером ты никогда не позволяешь себе такого. Никогда! Ты хоть раз задумывался, почему?

— Мы сейчас говорим о Рино, а не об Оливере!

— Мы сейчас говорим о тебе, Эрнест! Чудовищная аппликатура? Так сядь и напиши другую! Подходящую для его рук! Отложи свои дела, свои офисы, возьми карандаш и напиши! Тебя раздражает, что нет результата, а я скажу тебе, почему его нет. Потому что ты, как отец, с ним не занимаешься! Я ни разу не видела, чтобы ты сел рядом и помог ему. Без ругани, без крика, без упреков! Надеюсь, ты меня понял. Спокойной ночи.

Александра вышла из библиотеки, оставив Эрнеста в полном одиночестве. Наедине с его внутренней и непонятной мешаниной.
Господин Вэйлор же откинулся на спинку дивана, пытаясь хоть чуть-чуть расслабиться таким образом. В его глазах мелькали ненависть и безысходность. Виновник всему этому только один — подготовка к той самой главной и масштабной презентации нового проекта, от которого зависит дальнейшая судьба банка и финансовое положение его владельца.

Рино ушёл к себе в комнату полностью расстроенный и напуганный. Он был не в силах аккуратно повесить свою одежду: он снял её и бросил на пол, а потом накрылся одеялом почти с головой. Несправедливость, которая обжигала каждую частичку его сердца, по-настоящему душила. Он ненавидел всех и вся. «Как до такого могло докатиться?» – думал Рино. Любые ссоры с родителями он переживал очень тяжело: Рино в буквальном смысле ни жив ни мёртв после них.

Немного придя в себя, он постарался заснуть, но вдруг услышал, как кто-то медленно двигается в его сторону. Это была мама. Александра присела на край кровати и начала ласково гладит Рино по спине.

– Перестань. Ты все равно не понимаешь.

– Понимаю. Ты у меня под самым сердцем был. А материнское сердце ещё как все понимает...

– Почему он... так... – Рино не смог договорить. Он глубоко вдохнул и начал снова: – Он ведь даже не знает... что я его боюсь. Что я учусь, стараюсь... все делаю, чтобы он был доволен, чтобы мне не досталось.

– Не надо так, Рино.

– А как надо? Молчать?

– Надо попробовать поговорить с папой. Открыться ему. Рассказать о том, что чувствуешь.

– Ему? Он не станет слушать. Ему никогда ничего не докажешь. Такой он человек...

– Как это не станет? Просто ты сам ещё до конца не осознаешь, насколько ты важен папе. Поверь, он очень любит тебя и гордиться тобой.

– Гордится и любит? Тем, что я единственный, кто пляшет под его дудку? Да и вообще... он слишком упрямый и горделивый.

– А ты? Ты совсем значит не упрямый? – Александра внимательно посмотрела на Рино.

– Я... я знаю, когда нужно показывать свое упрямство. А он — нет, – Рино отвел взгляд, прикусив губу.

Александра выдохнула, чувствуя, как много всего накопилось в душе сына. Как по-настоящему ему тяжело и паршиво.

– На самом деле, я пришла не только для того, чтобы обсудить сегодняшний вечер. Мадам Венланд, ваша деловая и неугомонная классная руководительница, организовывает поездку. В Японию. В Киото, кажется. Я попросила, чтобы тебя включили в список.

– Зачем?

– Рино, ну сколько можно сидеть дома? Ты уже с головы до ног погряз в этой учебе! Ты солнечного света не видишь! Весь мир перед тобой! Ты никуда не ходишь. Живи и радуйся! Пока ты молодой, нужно наполнять жизнь впечатлениями, общаться с людьми. Иначе... потом в старости нечего будет вспомнить.

– Там, наверное, в отеле расселение двухместное. С кем мне тогда жить?

– Я думала, что эта поездка поможет тебе... сблизиться с одноклассниками.

– Ага, – буркнул Рино, закатив глаза. – Я-то не против, а вот они... — печально произнес он.

– Ты говорил про Виктора... Может быть, попробуешь договориться с ним?

– Может быть. Особо нет никаких вариантов.

– Вот и решили. Так что? Согласен? Мне просто нужно внести предоплату.

– Ладно, согласен. Но только...Не нужно думать, что я поменяюсь или мои взгляды на жизнь изменятся.

– Я хочу, чтобы ты нашел себя Рино, и свое место в жизни, принадлежащие тебе по праву. Большинство проблем с человеком, происходят именно потому, что он находиться не там, где должен находиться. Подумай об этом.

Александра поправила волосы Рино, пожелала ему сладких слов и оставила его отдыхать после трудного дня.