Глава 6
Последующие дни для Лилиан смешались. Она вряд ли могла бы сказать точно, когда в ее комнате каменный пол сменился паркетом (скорее всего, тогда же, когда и в библиотеке), а когда на нем появился огромный пушистый ковер цвета сочной зелени, на котором она полюбила валяться, читая или делая записи. Лилиан могла бы с уверенностью сказать, что когда вечером первого дня поднялась в спальню и рухнула на кровать, то потолок находился гораздо ближе и был белее и скучнее. Во всяком случае, она наверняка запомнила бы спускающуюся на толстой цепи медную люстру с изогнутыми рожками, рядом с каждым из которых замерла озорная фигурка фавна. Круглое витражное окно, появившееся под самым потолком на второй день после ее приезда, сначала было совсем маленьким и выглядело каким-то робким. Но проникающий через него солнечный свет окрашивал пол в яркие задорные пятна, и Лилиан провела не один час, осознавая перемены в своей жизни и думая об их последствиях, пока на ее руках, ногах и лице, скользили красные, зеленые и фиолетовые прямоугольники. Это место – подушка на низком широком подоконнике – быстро стало ее любимым, и она часто устраивалась там, смотря на огромный парк Марака. При таком внимании можно было не удивляться, что со временем потолок унесся куда-то в невероятную высь, укрывшись деревянными панелями с широкими уютными балками, а витраж в окне разросся до размеров круглого стола короля Артура. Набор цветных стеклышек в нем менялся, то просто светясь яркими красками, то собираясь в какие-нибудь незатейливые картины, которые, однако, надолго не задерживались.
Стены, прежде безликие, со временем покрылись уютными обоями глубокого синего цвета с едва заметным узором. Кровать опустилась на низкие ножки, но саму ее, вместе с пухленькой прикроватной тумбочкой, приподнимал над полом высокий и просторный подиум, по всей площади укрытый разросшимся кроватным балдахином. Комната старалась стать для Лилиан убежищем, уютным уголком, в который она бы возвращалась с радостью, и девочка платила ей тем же, то и дело поглаживая то стены, то откос у окна, то подоконник. Появившуюся на прикроватном столике лампу со стеклянным зеленым абажуром и медной цепочкой для включения Лилиан восприняла как личный подарок и залог добрых отношений.
Ей приходилось запоминать массу информации, и что-то неминуемо улетучивалось из ее головы. Тиор с обстоятельностью университетского лектора рассказывал о быте хеску, а Лилиан старалась запомнить, в какой-то момент сдавшись и начав делать записи. Она узнала, что хоть все хеску и стараются сохранять нейтралитет, на самом деле все намного сложнее, и кланы опутывает паутина политических интриг, выражающихся в раздорах или заключенных союзах. Тиор также упомянул Игру – сложную систему отношений между Высокими Домами, которую контролирует Совет, но когда Лилиан с интересом подняла на него взгляд, наконец услышав знакомое слово, дед отмахнулся: «О ней потом, это сложно».
Порой Тиор рассказывал более простые для понимания вещи: как хеску, совершающие регулярные «вылазки» в мир людей, перенимали у них некоторые обычаи и культуру, например, привычку записывать свою историю или устраивать балы, часть из которых, отмечающая каждое полугодие, являлась официальным мероприятием под контролем Совета. С легкой усмешкой Тиор признался, что, несмотря на скрытность, люди каким-то образом узнали о существах, умеющих менять человеческий облик на животный, и так появились легенды об оборотнях.
Но больше всего Лилиан удивилась, когда Тиор обмолвился, что Ниру, их домоправительница, долго пугалась автомобилей. Они вновь, как и всегда, сидели в библиотеке, ставшей их постоянной обителью, и потягивали холодную пину, пока свет солнца, падающего на их лица и руки, становился из золотого янтарным. Слушая деда, Лилиан непонимающе нахмурилась на этой фразе, отправив ему скомканный импульс удивления и быстро нацарапав на клочке бумаги, которую всегда держала под рукой: «В смысле?»
- Это было лет сто пятьдесят назад, и Ниру заявила, что она слишком стара для таких нововведений, - Тиор ухмыльнулся, вспоминая категоричность служанки. И наткнулся на ошарашенный взгляд Лилиан, которая замерла с приоткрытым ртом, глядя на деда во все глаза. Ошарашенный вид внучки заставил его коротко хохотнуть, тут же скрыв смех за кашлем. Быстро взяв себя в руки, он пояснил: - Мы живем несколько дольше людей...
Лилиан отчаянно жестикулировала, всем своим видом выражая нетерпение, отразившееся и в ее таэбу, гудящем, словно рой пчел. Тиор как мог непринужденно начал массировать висок.
- Для меня это слишком естественно, чтобы обращать внимание, - Он качнул головой, укоряя сам себя за невнимательность. Как всегда в минуты задумчивости, рука его легла на серебряный череп ворона, и трость начала медленно покачиваться туда-сюда, словно метроном, в такт мыслям. – Мы взрослеем как люди, по после двадцати лет наше старение резко затормаживается, и молодость заканчивается где-то в районе ста лет, – Тиор на пару секунд замолчал, взгляд его стал задумчивым, словно мысленно он вернулся в годы собственной юности. – В среднем мы живем лет до трехсот, но бывают и долгожители – все как у людей. Словом, ты вряд ли отличишь тридцатилетнего хеску от пятидесятилетнего. – Он вновь перевел взгляд на внучку, которая так и слушала его, удивленно вскинув брови к самой кромке волос. – Насколько мне известно, полукровки живут примерно так же, если уж наша кровь взяла в них верх. – Лилиан облегченно выдохнула и откинулась на низкую спинку своей скамьи, осознавая предстоящую ей жизнь длиной в три столетия, но тут же подозрительно прищурилась, и Тиор усмехнулся, верно истолковав ее взгляд: - Мне около двухсот пятидесяти. Я не слишком внимательно слежу за датами.
Лилиан много времени проводила в библиотеке, перечитывая сделанные записи и пытаясь принять открывшийся ей удивительный мир. Глядя на облаченного во все черное деда, она легко могла сопоставить его с обликом ворона, но мысль, что ее собственная мать была крылата, никак не укладывалась в голове. Лилиан с любопытством наблюдала за слугами, набранными из Младших семей, надеясь поймать момент, когда кто-то из них примет истинный облик, но пока что этого не происходило. Она легко отучилась от мяса –его употребляли лишь хищные кланы и только у себя дома, вдали от посторонних глаз – и так же легко рассталась с мобильным телефоном, уяснив, что на территории твердынь не работает электроника.
Лилиан была приятно удивлена, узнав, что положение Высокого Дома – не пустые регалии, а настоящий статус, и с некоторым опозданием поняла, что Тиор, ведущий с ней долгие беседы, ее дед, в чьих печальных глазах порой проскальзывала искра веселья – Владыка клана, пользующийся у воронов непререкаемым уважением.
Лилиан с головой окунулась в новую жизнь, которую она, казалось, не столько узнавала, сколько вспоминала. Все в этом новом мире ощущалось правильным, естественным и постепенно становилось привычным. Просыпаясь каждое утро, она кидала взгляд на витраж под потолком, гадая, в какую картину он сложился сегодня. Затем спешила вниз, в библиотеку, скользя рукой по теплым перилам лестницы, где ее уже ждал простой завтрак – кувшин пины и какая-нибудь выпечка, в производстве которой Тоори, кухарка Марака, не знала себе равных. Там, вдыхая тягучий и сладкий аромат пины и хрустя свежей булочкой с невиданной в мире людей начинкой, Лилиан просматривала сделанные накануне записи или искала информацию в старинных фолиантах, стоящих на подворачивающихся нужным боком полках.
Она бродила по комнате, ступая в теплые прямоугольники света – каким-то неведомым образом солнце всегда светило в окно библиотеки, – вдыхала запах старой бумаги и дерева, поглаживала полки и стены.
К середине дня Тиор освобождался от своих дел, и они вместе обедали, совмещая трапезу с очередным уроком. Наколов на вилку печеный перец или помидор, Лилиан что-то торопливо помечала в своих заметках, делающихся все более объемными.
Так протекали дни, и Лилиан уже не могла представить, что когда-то Марак был ей чужим. Темный снаружи, он оказался невероятно уютным внутри – с изменчивой высотой потолков, многочисленными коридорами, изгибающимися под разными углами, и лестницами с широкими ступенями, на которых было так удобно сидеть. Хотя библиотека оставалась любимым местом Лилиан во всем замке, она свободно бродила по всем этажам, подмечая происходящие с твердыней мелкие, но значимые перемены: здесь стену укрыл гобелен, которого не было еще вчера, а тут появились дополнительные светильники, раз она полюбила там читать. Постепенно расширялись окна, пропуская внутрь больше света, и в золотистых лучах танцевали пылинки, а из служебных помещений слышались повеселевшие голоса прислуги.
За обилием информации постепенно притуплялась боль от потери родителей. Вначале Лилиан часто ловила себя на мысли «Надо показать маме», и осознание невозможности сделать это выступало горечью на языке, сдавливало горло. Но молчаливое тепло дома, внимание Тиора и искренняя забота слуг, принявших Лилиан почти с восторгом, делали ее горе не таким невыносимым, притупляя его острые углы. Постепенно, шаг за шагом, день за днём, ужас потери отступал, и зияющая в груди дыра от гибели родителей, заполнялась новыми впечатлениями и людьми.
К тому же, дом сделал Лилиан подарок.
Это произошло вечером того дня, когда у них с Тиором состоялся первый важный разговор. Изнуренная новыми впечатлениями и попытками освоить таэбу, Лилиан заснула у себя в комнате, скинув одежду на стул и рухнув в кровать. Когда она проснулась, за огромным окном сгустились сумерки, и влажный ночной воздух заполнил комнату, проникнув в спальню через приоткрытую створку (какой-нибудь элемент витража оказывался обустроен поворотным механизмом и выполнял функции форточки; оставалось узнать, который это будет сегодня).
Лилиан зевнула, с трудом оторвав от подушки ватную голову, в которой кланы смешались с племенами. Ей казалось, что ещё одно слово от деда - и мозг ее просто треснет. Потянувшись, Лилиан села и обнаружила разложенную на кресле новую одежду - ее собственная исчезла, включая обувь. На полу теперь стояли мягкие вышитые тапочки на тонкой подошве, а на резной спинке стула с закруглёнными подлокотниками была аккуратно повешена тонкая чёрная туника с зауженными укорочёнными рукавами, разрезами по бокам и скромной, но изысканной фиолетово-золотой вышивкой у ворота. На сиденье обнаружились чёрные же узкие штаны чуть ниже колена из какого-то материала, напоминающего шёлк, который приятно холодил кожу. По высокому поясу и боковой части штанин вилась та же вышивка, что и на тунике.
Заворожённая, Лилиан стремительно переоделась и подбежала к высокому платяному шкафу, между дверец которого тускло поблескивало зеркало.
Лилиан едва узнала себя. Она слышала, что одежда меняет людей, но никогда еще у неё не было возможности убедиться в этом самой. Из серебристого прямоугольника на неё смотрела совершенно другая девочка. Да, все те же каштановые волосы, все те же разноцветные глаза - но в этом наряде она не выглядела несмышленым ребёнком, Лилиан Томпсон, учащейся в школе для детей с ограниченными возможностями. Нет, перед ней стоял кто-то сильный, кто-то, принадлежащий удивительному миру двусущных хеску.
Лилиан Томпсон больше не было.
Она сорвалась с места в простом порыве показаться в обновках маме - и тут же споткнулась, замерев, остановившись.
Некому показываться.
Медленно Лилиан осела на ковер, сжалась в комок и разрыдалась, вжавшись лицом в ладони. Не сдерживаясь, не пытаясь взять себя в руки. Она наконец-то была одна и могла позволить себе осознать всю глубину своей утраты. Лилиан плакала и плакала, пока слёзы не утихли сами собой, пока разрывающее внутренности лезвие не превратилось в тупо ноющий синяк на сердце.
Прерывисто выдохнув, Лилиан встала, и побрела в ванную - царство белого мрамора и меди, как она успела убедиться с утра.
На краю стоящей на львиных лапах ванны что-то лежало. Лилиан подошла ближе и протянула руку - книга. Старая, если не сказать старинная - раритетное издание сказок братьев Гримм. Тёмная кожаная обложка, детальный рисунок, похоже, раскрашенный вручную, медные уголки на краях - от красоты книги у Лилиан захватило дух. Взяв ее в руки и присев на край ванны, она начала медленно перелистывать глянцевые желтоватые страницы, пока не добралась до конца. И вздрогнула. На последнем форзаце виднелась сделанная карандашом надпись: «Собственность Джабел Базаард». Шмыгнув носом, Лилиан осторожно коснулась букв кончиками пальцев. Почерк казался подростковым - округлые буквы выведены старательно, да и не станет ни один взрослый человек ставить столько завитушек у имени. Видимо, Джабел тогда уже начала общаться с человеческими детьми (Тиор вкратце изложил Лилиан историю ее появления на свет и любви матери к человеческому миру) и переняла у девочек-ровесниц привычку подписывать книжки.
Вопреки собственным ожиданиям, Лилиан улыбнулась, чувствуя, как болящий внутри комок чуть разжимается под волной тепла. У неё было что-то от мамы - и не от той, которую она знала, Джулии, которая, как Лилиан теперь понимала, была не совсем настоящей собой, а от Джабел, девочки-хеску, такой же, как она сама.
Прижав книгу к груди, Лилиан медленно вышла из ванной, погладив косяк и мысленно прошептав дому «Спасибо».
Когда она наконец спустилась вниз, пожилая служанка при виде неё тихо ахнула, а Тиор удовлетворенно кивнул и чуть улыбнулся: «Выглядишь как настоящая хеску. У нас все дети так одеваются».