Цель сокола: мозг и сердце

Когда накал переживаний достиг своего апогея, Юля решила отыскать Аню собственными силами. И было в ее силах важное преимущество: Пчелкина знала, что, если Соколова ни на работе, ни дома и ни у майора, значит она там, где ее никто не станет трогать. Потому что не найдет.

Кроме нее.

Быстро поднявшись по лестнице на третий этаж старой пятиэтажки, Пчелкина остановилась перед черной обшарпанной дверью.

«Кажется эта», — предположила девушка, неспеша дернув за ручку.

И как только дверь со скрипом поддалась, облегченно выдохнула:

«Нашла»

Юля прошла внутрь и, захлопнув за собой дверь, осмотрелась. Квартира была все в том же очевидно заброшенном состоянии как тогда, когда она в первый раз узнала об Аниной привычке прятаться ото всех в своем маленьком мирке размером в сорок квадратных метров. Внутри было душно, а нос неприятно щекотала поднявшаяся в воздух пыль.

— Ты ведь осознаешь, что это незаконно? — не без иронии бросила Пчелкина в пустоту, после направившись туда, откуда сочился тусклый рассеянный свет.

Соколова сидела на полу посреди небольшой гостиной и с поджатыми к груди коленями медленно качалась взад-вперед, удерживая ладони в волосах, а взгляд на доске, что висела перед ней на голой обшарпанной стене. Вокруг были разложены схемы этажей какого-то неизвестного журналистке здания, копии документов, несколько фотороботов. На доске страшные снимки с места преступления и фотография жертвы до дня страшного убийства... фотография белобрысого счастливого мальчика.

— Зачем ты соглашаешься работать с такими делами? — Юля встала перед доской, настырно упершись руками в бока. — Они ведь изводят тебя.
— Это работа полиции, — сипло ответила Аня, вытянув из кармана растянутой кофты полупустую пачку сигарет. — Почему не я? — она вытянула одну и раскусила капсулу внутри фильтра.
— Что-то мне подсказывает, это, — Пчелкина постучала по доске костяшками пальцев, — не первопричина твоей внезапной меланхолии.

Соколова приоткрыла рот настолько, что сигарета держалась лишь за влажную губу. Так и норовила выпасть. Но девушка не позволила бы своей ценности пропасть даром. Капитан в следующую же секунду перехватила ее двумя тонкими пальцами, крепче зажимая.

Смотрела на журналистку почти сосредоточенно, но через мгновение абсолютно безразлично. Не проронив и слова, чмокнула губами, закуривая. И этот вьющийся густой дым одним своим видом принес ей долгожданное чувство эйфории. Будто все проблемы в один момент уебались восвояси, оставив только ощущение призрачного умиротворения.

Но когда Юля нарушила ее минутный покой сухим кашлем, спровоцированным горьким ядовитым дымом, ощерилась и злобно посмотрела из-под густых ресниц, словно потревоженный зверь.

— Оставь меня.
— Ты за целый день ни разу телефон не подняла, — продолжила упрямо ворчать журналистка, кажется и не собираясь двигаться с места.
— Я была занята, — бесстрастно оборвала Аня, делая новую затяжку.
— Мы переживали, — укоризненно парировала Пчелкина, намеренно выделив местоимение.

И уловка сработала. Соколова подняла взгляд на девушку, наконец создавая впечатление хоть какого-то внимания.

— Позвони Игорю, — объяснила Юля, догадываясь, что капитан ждала объяснения подобного акцента. — Он рвет и мечет.

Но не найдя это достаточной причиной, Аня опустила глаза обратно, в, казалось, зачитанный до дыр протокол допроса единственного свидетеля.

— Я не хочу никому звонить, — апатично бросила Соколова, снова поднося сигарету ко рту.
— Тогда я дам ему адрес, — уверенно заявила журналистка.

Однако и на эту провокацию Аня не повелась. Она все так же целенаправленно отравляла свой организм табаком, заодно пытаясь собрать воедино картину произошедшего убийства.

Пчелкина же, вновь стараясь заполучить внимание капитана, села прямо перед ней и с пару минут терроризировала свою несговорчивую собеседницу самым настойчивым взглядом.

— Давай поговорим.
— У меня нет информации для тебя. Никакого эксклюзива, — мрачно усмехнулась Соколова, не поднимая глаз.
— Прекрати, — строго одернула ее Пчелкина. — Ты знаешь, что я о другом.
— Ты знаешь, что я могу послать тебя прямо сейчас? — девушка едва ли надменно хмыкнула, все-таки посмотрев на журналистку.

Аня не понимала, чего добивалась эта компактная, но пробивная малолитражка. Покой и одиночество — все, что надо было ее поехавшему движку.

Соколова так думала.

— Не сомневаюсь, мысленно ты сделала это уже сто раз... но ты ведь знаешь, что мне срать, — хмыкнула Юля совсем подобно капитану: неприступно, горделиво, будто все вокруг недостойно того участия, что приходилось из себя выдавливать.
— Да, знаю, — выдохнула Аня вместе с дымом, — тебе всегда срать. На всех и каждого, кроме своего канала.
— Будь это так, — вдруг сердито процедила красноволосая, — я бы наплевала, когда мне позвонил твой майор.
— Он не мой, — сухо отрезала Соколова, стряхивая пепел на белый лист бумаги.

Пачкая его, оскверняя бесящую чистоту, что действовала на нервы своей безукоризненностью.

— Правда? — истерично брякнула Пчелкина, поражаясь упрямству капитана. — Я его заберу в таком случае?

Соколова тут же гневно глянула на нее исподлобья.

Чего и следовало ожидать.

— Дура ты, Аня, — покачала головой журналистка. — Если уж разрушила тупые никчемные границы, что выстроил когда-то разбитый одинокий подросток, то не ставь ты их заново, иначе, — Юля осеклась, предаваясь неприятным воспоминаниям, — ...опять сломаешься, — закончила она, следя за реакцией капитана.

Но и в этот раз не получив в ответ хоть толику внимания, тяжело вздохнула, поднимаясь. Ей так сильно хотелось треснуть сидящую рядом девушку по лбу, но... не стала. Бесполезно: кулаками спесь с Соколовой не сбить. Только словами. Только надавливая.

— Можешь и дальше пытаться обмануть саму себя. Можешь и дальше отталкивать всех, но помни: я всегда подниму трубку, если ты наберешь мой номер.

Соколова громко усмехнулась, находя забавным столь проникновенные обещания самого непроникновенного человека. Хотя нет, с проникновениями у Пчелкиной все в поряде. Издержки профессии, так сказать. Что в личную жизнь, что в грязь, что в сердце — везде влезет, даже в тыл к врагу, но только не в голову. Не в Анину. Иначе испугалась бы того, о чем думала капитан, и какое направление движения она задавала своей назойливой недоподруге. Или уже снова подруге... Аня не решила. Некогда было. Или слишком тошно.

— Зацикливаясь на тех, кто ушел, ты забываешь о тех, кто остался, — добавила Юля совсем тихо, вырывая девушку из размышлений. — С призраками жить — дело мутное, — она хмуро обвела глазами полупустую квартиру, стены которой еще помнили голоса Аниных родителей и их с братом звонкий смех. — Сама им станешь, — Пчелкина вернула взгляд на капитана и, вновь присев возле нее на корточки, дотронулась пальцем до рыжей маленькой птицы — единственной цветной части громоздкой татуировки, что тянулась от плеча до шеи. — Разве этого они хотели? — журналистка осторожно скользнула к изображению ощерившегося волка и после задела длинным ногтем крыло пролетающего рядом сокола.
— Не лечи мне мозги, — холодно проговорила Аня, отталкивая ее руку. — Мы обе знаем, что хорошего не выйдет.
— А вокруг вообще есть... хорошее?.. Для тебя, — уточнила Пчелкина, испытывающе склонив голову на бок. — Бегаешь вечно как подорванная, козлов ловишь без продыху. Спешишь куда-то. А остановиться? А осмотреться?.. Ах, ну что это я, — театрально отмахнулась девушка, — бесстрашная Соколова, не боящаяся ни ран, ни пуль, боится, остановившись, увидеть то, во что превратилась ее жизнь.

Аня смотрела неотрывно. На Юлю, но будто сквозь.

«Неплохо сказано», — с издевкой заметила капитан, неспеша затягиваясь и выдыхая едкий дым на журналистку. Авось задохнется.

— Психологом на полставки заделалась али из образа не вышла? — голос Соколовой был таким тихим, странным и равнодушным, что Пчелкина невольно поморщилась. 

Пробирал донутра.
И выворачивал. 

— Умчись вдаль, красноперая, — еле слышно проронила Аня. 

С ядовитой усмешкой.
С пугающим безразличием.

Порция отравы получена и благополучно перенаправлена на окружающих.

Юля шумно втянула в себя воздух, а затем тягостно выдохнула, словно пытаясь отфильтровать. Получить хоть один чистый глоток. Но квартиру сплошняком затянул табачный дым и теперь Пчеле было суждено либо задохнуться под накрывшим ее стаканом, куда Сокол нещадно напустил удушливого дыма, либо отважно вытерпеть все это и сделать то, ради чего пришла.

И журналистка выберет второе. Она сильная. Справится. Хотя воняло правда дико, а исходящий от Соколовой индифферентизм смердил еще невыносимее. Где-то в глубине Юлиного сознания даже зиждилась мысль о разумности побега, но девушка слишком хорошо знала свою страсть ко всему неразумному и знала... Аню.

— Тот, кому причинили боль, захочет куснуть и тебя, — заключила она, вставая. — Хватит глазами сверкать да когти свои показывать, Соколова. Все и так в курсе, какие они острые.

В то же мгновение на нее был обращен знакомый насмешливо-веселый взгляд. Капитан даже рот снова приоткрыла, ожидая продолжения этой охренительной проповеди вкупе с фееричной проницательностью, ранее почему-то себя не проявившей ни разу. Однако молчание затянулось, и Аня уже подумывала спросить, на какие именно курсы личностного роста потратилась гламурная журналюга, но эта самая журналюга, предугадав фонтан измывательств, ловко заткнула Соколову.

— Лучше бы показала то, что прячешь, — выпалила Пчелкина с явным раздражением. — Или хотя бы от Грома не скрывала.

Секунда и темное тесное пространство сотряс приглушенный напускной смех. Вот и дошли до главного откровения.

— На кой черт? — оскалилась Аня и, отбросив потухшую сигарету на вздувшийся от старости пол, поднялась на ноги.
— Ты его любишь? — спокойно спросила Юля, догадываясь, как сильно изводила эта сдержанность расшатанные нервы капитана.

Она словно дикое животное дразнила. Но Соколова на самом деле не была животным, а это была не игра в дразнилки. Такова тактика. Если один пылал, другой должен был охлаждать. Ну а если тот, кто вечно пылал, вдруг выстраивал стены безразличия... надо было ломать их пока не поздно. И пускай заденет тех, кто рядом, — а значит и допытливую журналистку, — главное для Пчелкиной все исправить. Не повторять прежних ошибок.

И она не повторит.

Аня тоже.

Теперь капитан смотрела на Юлю в упор, беспокойно так, болезненно, но в то же время весьма проницательно. Будто и впрямь испытывая.

— Не задавай провокационных вопросов, — процедила Соколова сквозь зубы, отравляя воздух между ними табачным духом.
— Это да... или нет?

«Упертая сука», — беззвучно фыркнула Аня, отстраняясь.

— Смахивает на допрос. Ордер имеется? Обвинение озвучили? Я прослушала, — виновато провопила Соколова.

Но вины не чувствовала. Ей казалось, что она вообще ничего не чувствовала. Дырка в груди. Пусто.

— Зацикленность на прошлом, — безжалостно оборвала Пчелкина и слова ее прокатились по квартире эхом, звенящей болью отдаваясь в ушах капитана. — Вот тебе и диагноз, и обвинение.

Аня внезапно передернулась и после короткого ступора опустилась на пол, наконец-то ощутив. Ощутив, как быстро заколотилось сердце. И так мучительно больно, так стыдливо перед собственной мнимой стойкостью, что кажется даже глаза заслезились. Опять.

— Ну все, — криво улыбнулась она, бессильно роняя плечи, — звони моему адвокату.

И Юля тут же послушно вытащила свой сотовый, набирая уже хорошо знакомый номер Игоря.