Тёмные тропы

Минхо въехал на парковку недалеко от храма Хвагеса, когда небо над горами стало чернильным полотном без единой прорези для света. Уличные фонари слабо освещали дорогу, ведущую к воротам храмового комплекса, и тишину нарушал только стрёкот ночных цикад.

Он остановил машину в стороне и перевёл дыхание, прежде чем посмотрел на Сонджу, сидевшую рядом в полутёмном салоне. Она подалась вперёд, коснулась рукавом чогори дверцы, и в отражении бокового зеркала Минхо заметил напряжённость на её лице: похоже, и она была готова ко всем тем неожиданностям, что могли встретиться им в сердце храма.

Сынмок-сыним попросил, чтобы Минхо приехал ночью, когда в храме не останется посетителей, а ещё сказал взять с собой Сонджу, потому что ситуация была крайне непростой. Тело наставника Ёнмуна, изувеченное и без сознания, нашли в храмовом дворе недалеко от сонбанакелья для медитации в храме, и никто толком не понимал, что за злобная сила пробралась в священное место. Минхо повёл плечами, потому что от одной мысли, что они там могут увидеть, бросало в дрожь.

Не говоря ни слова, он вышел наружу, почувствовав, как прохладный ночной воздух обжёг уставшее лицо, и достал с заднего сиденья свой кымганчжо. Сонджу возникла рядом, плавным движением закрыв за собой тихо дверцу машины. Она словно скользила по плотному мраку, и её тонкий аромат сандала, мёда и дикого пиона смешивался с запахом сырости, идущей от лесистых склонов вокруг храма Хвагеса. Тишину нарушал лишь шелест листвы над их головами, и Минхо вдруг ощутил, что вся эта безмятежность — фальшь: в воздухе висело напряжение, предупреждающее, что зло здесь.

У ворот их встретили два молчаливых монаха. Они держали в руках по небольшому фонарю на длинных деревянных рукоятях, от которых исходил медовый свет, дрожащий, словно молитвенные свечи, и от этого света у Минхо почему-то кольнуло в висках.

Он сдержанно поклонился, вслед за ним Сонджу сделала то же самое: медленно, с достоинством. И в этом поклоне, как и в её спокойной, грациозной походке, было что-то такое, что напоминало Минхо: она не простая женщина. Сонджу была мудан, и от неё веяло древней силой.

Один из монахов коротко кивнул, размытое пятно света качнулось, и он негромко сказал:

— Сынмок-сыним ждёт вас. В саду, за центральным залом. Поторопитесь.

Гравий мягко шуршал под ногами. Минхо шёл первым. Ровно, уверенно, но с каждым шагом он всё чаще оборачивался, но не из-за недоверия и не потому, что сомневался, что Сонджу идёт за ним, а потому что не мог не проверить. Этот взгляд через плечо стал уже рефлексом, как у тех, кто привык оборачиваться: на опасность, на родных, на тех, за кого несут вину и ответственность.

И каждый раз, когда он поворачивался, Сонджу поднимала взгляд. Спокойный. Тёплый. Сдержанный.

— Что? — спросила она шёпотом, в очередной раз поймав его взгляд. Она придерживала рукой край чхимы и свою тканевую сумку.

— Ничего, — так же шёпотом ответил он и снова развернулся вперёд. Видимо, это уже была привычка — заботиться о ком-то.

Минхо мотнул головой, отгоняя эту мысль.

Их шаги звучали в унисон с мерным постукиванием деревянных чёток в руках одного из сопровождающих, и ни один из монахов не произнёс ни слова за весь путь.

Когда они добрались до внутреннего дворика, Минхо увидел в свете фонарей, подвешенных под скатами крыш Сынмока-сынима. Он стоял у входа в боковую пристройку, молчаливо вытянувшись в своей тёмной накидке, сцепив руки за спиной, и его силуэт казался продолжением стены. Когда он заметил приближающихся Минхо и Сонджу, то чуть наклонил голову в знак приветствия.

— Спасибо, что приехали, — проговорил он тихо.

Минхо поклонился в знак уважения:

— Как Ёнмун-сыним?

Монах тяжело вздохнул:

— В реанимации. Врачи говорят, шансы есть, но раны... К сожалению, он до сих пор в беспамятстве. Сонджу-щи, ты чувствуешь что-то? — сказал он, повернувшись к шаманке.

Сонджу прикрыла веки на мгновение, будто прислушиваясь. Она нахмурилась и дёрнулась в сторону, резко открыв глаза и посмотрев в небо. Минхо тоже инстинктивно поднял голову, но ничего не увидел, кроме тьмы, в которой медленно колыхались верхушки деревьев.

— В воздухе витает беспокойство, — произнесла Сонджу, и голос её стал ниже. — Аура священного места была разорвана. Дух с нечеловеческой силой прошёл здесь.

— Наставник, покажите нам место, где нашли Ёнмуна-сынима, — попросил Минхо, когда перевёл взгляд на него.

Монах коротко кивнул и повёл их по тропе, что шла вдоль храма. Каменная крошка скрипела под ногами, но шаги отдавались глухо в ночи. По обе стороны дорожки тянулись стены строений, и тёмные линии крыши из-за редких фонарей, чьё тусклое свечение было не способно прогнать мрак, сливались воедино с окружающим пейзажем.

Освещение здесь было не таким хорошим, как у главного зала, поэтому Минхо достал фонарик из кармана, и яркий, холодный луч пронзил пространство. Сынмок-сыним остановился, когда они вышли к участку с плотной кладкой каменных плит, и свет фонарика в руке Минхо заскользил по ним, выхватывая тёмные пятна, будто въевшиеся в поры серого камня. Резкий запах крови ударил в нос.

Сынмок-сыним присел на корточки и провёл рукой по поверхности одной из разбитых плит:

— Мы пытались отмыть. Но... видите?

Минхо прикрыл на миг глаза, собираясь с мыслями, и попытался представить, насколько сильным должен был быть удар, чтобы разбить толстый камень, который лежал здесь много лет.

— Словно когти хищника, — пробормотал он, когда присел и, посветив фонариком, увидел глубокие борозды.

Проведя пальцем по краю царапины, Минхо нахмурился: сущность, что могла оставить такое, не являлась рядовым призраком.

Сонджу, стоявшая всё это время позади Минхо, вышла вперёд и тоже посмотрела на следы, а потом прошлась вокруг, прислушиваясь. Шелест подола её чхимы заставил Минхо посмотреть на неё.

— Защита храма не допустила бы проникновение обычного духа без призыва, — Сонджу перевела настороженный взгляд на Минхо. — И вряд ли Ёнмун-сыним занимался вызовом кого-то настолько сильного...

Минхо кивнул, соглашаясь. Холодный озноб пробежал по спине.

— Ты можешь как-то узнать или посмотреть, что произошло? — тихо попросил он, глядя, как Сонджу достала из сумки маленький пучок обугленной полыни, складной ножик, свечу и стопку бумажных прямоугольников с написанными на них иероглифами.

— Я попробую.

Сонджу опустилась на колени возле самого большого пятна, видимо, там и лежал наставник, и развернула бумагу с символами. Она разложила бумажные амулеты в форме круга, с севера на юг, с востока на запад, и прижала ладони к земле. Тихие слова молитвы зазвучали в тишине, а воздух всколыхнулся от резкого запаха зажжённой полыни, когда Сонджу прикоснулась ею к фитилю маленькой свечки. Дым медленно пополз по земле, обволакивая её, и Сынмок-сыним чуть отступил, а Минхо остался рядом, затаив дыхание и держа наготове кымганчжо.

На плите стали мелькать бледные огоньки, будто призрачные искры, когда Сонджу прикрыла глаза и громко произнесла заклинание, призывая свидетеля событий. Монахи, стоявшие в стороне, напряглись, их тени задрожали на стене. Минхо бросил на них взгляд и посмотрел на Сонджу, когда ткань её ханбока внезапно хлопнула, будто от порыва ветра. Но было одно «но»: на улице стояла безветренная погода.

В центре круга, который Сонджу выложила амулетами, возникло неясное очертание. Искажённая фигура, словно скорчившаяся в конвульсиях, заколебалась в дыму, издав низкий рык.

— Ирон ирын ханырэ ттыщирода!Это воля небес, Сонджу произнесла эту фразу на среднекорейском языке, который использовался в X — XVI века (включая династию Корё и раннюю Чосон)
— воскликнула Сонджу, ударив ладонью по плите. — Говори, кто напал на Ёнмуна-сынима!

Минхо напрягся, сжав рукоять меча, готовый в любой момент вмешаться, потому что атмосфера вдруг наполнилась злобной энергетикой. Фигура скривилась, издала скрежещущий звук, будто кто-то провёл железом по стеклу, и прошипела:

— Тот, кто давно хотел разрушить врата. Ты знаешь, шаманка, о ком я говорю.

— Не знаю. Говори! — Сонджу вытащила амулет, написанный чем-то красным, и Минхо предположил, что это была кровь лошади.

Фигура в центре круга взвизгнула и вытянулась вверх.

— Токкэби! — захрипела тень трескуче и подняла руки, будто пыталась схватиться за воздух.

Внезапно дым полыни дёрнулся и устремился к Сонджу, точно эта сущность пыталась прорваться к ней. Сонджу резко дёрнула рукой, схватив ножик, лежавший рядом, и полоснула по пальцу, приложив его к амулету на земле. Но что-то пошло не так: сгусток тёмной энергии бросился к ней, окатив Минхо волной холода.

— Назад! — рявкнул он и бросился между Сонджу и духом.

Лезвие кымганчжо вспыхнуло в тусклом свете серебристой полосой. Минхо взмахнул мечом и, резко опустившись на одно колено, ударил по каменной плите, отчего воздух завибрировал, а затем хлопнул себя по груди. Он следил за движением духа и, когда тот, поддался призыву, замахнулся и рассёк его надвое. Кымганчжо вспыхнул на мгновение и погас.

Сущность жалобно взвыла, зашипев словно от боли, а потом рассыпалась на клочки, как обугленная бумага, растворяясь дымом полыни в воздухе вместе с удушливым запахом гнили. Сонджу рухнула на бок, тяжело дыша, и Минхо метнулся к ней, придержав за плечи:

— Сонджу! Ты в порядке?

Она глухо закашлялась, прижав руку к груди:

— Да... — Её голос звучал тихо, но она всё же выдавила: — Он сказал, Токкэби.

Минхо понимал, что это подтверждает худшие опасения: Унмёнэ Пакви, действительно, пришло в движение, и это существо начало охоту. Сынмок-сыним, стоявший сзади и тихо бормотавший молитву, выдавил:

— Значит, Токкэби здесь? Но кто его призвал? Как?

Сонджу дёрнулась в попытке встать, и Минхо помог ей подняться, всё ещё придерживая за плечо. Он чувствовал, как Сонджу дрожала даже через слои одежды. И в этот момент она показалась Минхо такой хрупкой.

— Для того, чтобы он смог прорваться в наш мир, ему нужна «кровь проводника». — В этот момент взгляд Сонджу остановился на Минхо. — Где Хара? С ней всё в порядке?

Сердце у него в этот момент пропустило удар. Его будто вырвали и бросили, как камень, вниз с отвесной скалы. Секунда, две, три. Минхо смотрел на Сонджу.

— Я уходил, она была дома. — Он достал телефон и набрал сестру. Спустя пару длинных гудков она ответила. — Хара, всё нормально? Где ты?

Из трубки донеслось тихое шмыганье носом, а потом её приглушённое:

— Дома... всё нормально.

Он нахмурился, чувствуя внутри закипающую тревогу:

— Что с твоим голосом? Ты плакала?

Последовала короткая заминка.

— Д-да, — Хара запнулась, — просто с парнем немного повздорили. Всё хорошо.

Скрипнув зубами, Минхо замер. Ему сейчас дико хотелось найти этого Чонина, а он был уверен, что Хара говорила именно о нём, и оторвать голову, но он сдержался и глухо ответил, глубоко вдохнув:

— Ясно. Ладно, будь дома и никуда не выходи. Я скоро вернусь.

Он отключил звонок и бросил быстрый взгляд на Сонджу.

— Значит, с ней всё в порядке? — задала она вопрос.

Минхо нервно повёл плечами:

— Да, она так же дома. И я не заметил ран на её руках или других открытых участках тела, когда она пришла сегодня. Плюс, мне кажется, что Токкэби в погоне за кровью Пэкхвы не отпустил бы Хару живой, если бы поймал.

Сонджу медленно кивнула и, пошатнувшись, прошла по вокруг места призыва. Она смотрела вниз и жевала губу, обдумывая что-то:

— Если не Хара, то... — она внезапно остановилась и перевела взгляд на Минхо. — Ты же ходил в пещеру на горе Пугаксан?

— Да, — выдохнул Минхо, сжав кулаки так, что костяшки побелели, а ногти врезались в ладони. Не самое приятное его приключение. — Но почему ты спрашиваешь?

Сонджу молчала с секунду, глядя на него из-под тёмных ресниц, в глазах её отражался свет храмового фонаря и что-то ещё. Сострадание? Тревога? Казалось, эти эмоции были тонко смешаны в её взгляде, как травы в благовониях, и когда она заговорила, голос её не был обвиняющим.

— Расскажи, что произошло.

Он закрыл глаза на миг, снова видя каменные плиты, языки пламени, чёрный плащ, из которого будто струилась тень, и тот скользкий, обманчиво-гипнотический голос мужчины, обещавший свободу. Минхо коротко поведал о том дне и потёр лоб.

— Это был Токкэби, — Сонджу цокнула, — нужно было поехать с тобой, но я не думала, что он провернёт такое. Видимо, твоей крови хватило, чтобы он смог пробраться в наш мир. Но он не обладает всей своей силой.

— С чего ты взяла? — Минхо прикрыл глаза, чувствуя резкий укол вины. Чёрт, значит, и он, а не только Хара, виновен в том, что древний демон пробудился.

— Мы ещё живы, — мрачно ответила Сонджу.

Мы ещё живы... Эти слова, брошенные Сонджу, эхом прокатились внутри него, застряв в груди. Почему-то сейчас, в этой вязкой, пропитанной дымом и тревогой тишине, Минхо подумалось, что жизнь отныне просто отсрочка того, что неизбежно. И в этом виноват был он. Только он.

Минхо отвёл взгляд и стиснул челюсть, почувствовав, как в нём поднимается пепел ярости, болезненный, обжигающий, тот, что остался, когда внутри уже всё сгорело.

— Нужно что-то делать, — произнёс он, когда гнев на самого себя опалил сердце. Боль, бессилие и вина смешались в один коктейль и прозвучали в его голове решимостью. — Найдём этого Токкэби и уничтожим!

Но Сонджу не ответила, только медленно начала поднимать с земли свои вещи: нож, полынь, амулеты — всё, что ещё хранило на себе след обряда. И в этом молчании была её сила: она не гасила огонь в Минхо — она ждала, пока он сам прогорит.

— Поосторожнее с эмоциями, — тихо предупредила Сонджу. Она наградила Минхо тяжёлым взглядом, и его злость моментально потухла, как спичка, на которую дунули, оставив после себя только запах обугленного дерева и тишину. — Всё не так просто.

— Но если моей крови хватило, чтобы он выбрался из заточения, то должно хватить и для того, чтобы вернуть его обратно, верно?

Но взгляд Сонджу был весьма красноречив. Минхо понял, надежды не было.

— Мы поставим дополнительную защиту на храмы, — негромко сказал Сынмок-сыним.

Он заговорил так внезапно, что Минхо вздрогнул, посмотрев на него. Он совершенно забыл, что наставник всё ещё стоял рядом, и виновато потупил взгляд. Монах за это короткое время будто постарел на несколько десятков лет разом.

— И приставим члена ордена охранять наставника Ёнмуна. Токкэби, очевидно, хотел от него добиться информации... — продолжил Сынмок.

— И не известно, смог он получить желаемое или нет, — закончила за него Сонджу.

— Берегите себя, — Сынмок-сыним кивнул, соглашаясь, и подошёл к Минхо, мягко потрепав его по плечу, — и будьте на связи. Грядёт что-то разрушительное. Мы должны быть сильными.

— Вы тоже, наставник, берегите себя, — Сонджу взяла Минхо за руку, — Токкэби, если не получил информацию от Ёнмуна-сынима, может попытаться узнать её у вас.

— Ирон ирын ханырэ ттыщирода, — повторил он слова Сонджу, сказанные ей при обряде призыва. — Об обряде посвящения Минхо и Хары поговорим завтра. А сейчас — отдыхайте.

Сонджу поклонилась Сынмоку-сыниму, и Минхо на автомате повторил за ней. Они вышли из двора храма, и небо над ними оставалось таким же чёрным, лишь луна пробивалась сквозь лёгкие облака, серебряным светом выхватывая силуэты горных хребтов. Сонджу продолжала держать Минхо за руку, пока вела его за собой к машине. И он не спешил одёргивать ладонь.

— У тебя ледяные руки, — бросила она через плечо, но Минхо ничего не ответил.

У него внутри сейчас разлился Северный Ледовитый океан. Тотальный ледяной вакуум, вымораживающий изнутри всё живое: чувство достоинства, веру в себя, надежду, что хоть что-то ещё можно исправить. Он допустил самую большую ошибку в жизни, дав Токкэби возможность воспользоваться им. И Минхо не знал, как смотреть теперь в глаза Харе, Сонджу и наставникам. Что бы о нём подумал отец?

— Давай.

— Что? — Минхо не понял, чего от него ждала Сонджу.

Она стояла, протянув раскрытую ладонь, за ней была припаркована его машина. Минхо нахмурился.

— Ключи, — Сонджу быстро сжала и разжала пальцы. — Я поведу, ты не в состоянии.

Минхо стал ещё смурее.

— Всё нормально, — он уже сделал шаг, чтобы обойти её, но Сонджу быстро обхватила его руками и проворно достала ключ из заднего кармана, толкнув к пассажирской дверце.

— Или ты сядешь сам, или я усажу тебя — выбирай.

Выбор без выбора. Минхо сглотнул под этим взглядом, не терпящим возражений, и, открыв дверцу, занял пассажирское место, пристегнувшись машинально. Мысли его на мгновение пришли в настоящий хаос, когда Сонджу устроилась за рулём и приподняла чхиму ханбока на колени, видимо, чтобы подол не путался под ногами и не мешал давить на педали. Минхо отвернулся.

Сначала он просто смотрел в окно, не думая ни о чём и просто ловя тени и тусклый свет уличных фонарей, расплывающийся на стекле размытыми пятнами. Город постепенно превращался в смазанный безликий пейзаж, и дорога текла через него, как воспоминание, которое не удержать. Он смотрел на ночную улицу, на силуэты зданий и только позже понял, что в голове — пустота. Все мысли в одно мгновение стихли.

Минхо, украдкой, бросил взгляд вбок. Сонджу вела машину спокойно, расслабленно постукивая пальцами по рулю в ритм какой-то мелодии, которую, вероятно, напевала шёпотом себе под нос. И почему-то это не раздражало, а наоборот успокаивало. Он снова отвернулся, чувствуя, что ледяная хватка на сердце немного ослабела.

Полоска света зарделась на горизонте, когда он понял, что машина остановилась возле ворот гаража их с Харой дома.

— Переночую у вас, — ответила Сонджу на вопрос, который Минхо ещё не успел произнести. — Так будет безопаснее. Заодно поговорю с Харой.