012

Тишина в заброшенной хижине была гнетущей, нарушаемой лишь редкими каплями воды, падавшими с паутины на потолке, и их собственным прерывистым дыханием. Двенадцатая сидела, поджав колени к груди, наблюдая за танцем пламени. Усталость валила с ног, но холод отталкивал её.

— Одиннадцать... — прошептала она, больше для себя, глядя сквозь пустоту. — Найдёт... нас... — Вера в сестру была единственной прочной нитью, связывающей н с реальностью.

— А как? — спросил он тихо, боясь спугнуть хрупкое спокойствие. — Как она нас найдет здесь?

Двенадцатая слегка улыбнулась уголком губ. Гордость за сестру смешивалась с тоской.

— У неё... есть сила... — начала она.

— Ух ты! — глаза Уилла расширились от восторга. Он забыл о страхе на мгновение. — И какая? Она может... что? Летать? Стрелять лазерами?

Двенадцатая покачала головой, её улыбка стала чуть шире.

— Она может... повлиять на вещи... — попыталась объяснить она.

— Силой мысли?! — перебил Уилл, не в силах сдержать восхищения. — Вот это круто! Как в комиксах! — Он замолчал, изучая её лицо. — А у тебя... какая? Тоже сила мысли? Ты можешь читать мои мысли? — Он инстинктивно прикрыл виски руками, но в его глазах светилось скорее любопытство, чем страх.

Двенадцатая глубоко вдохнула. Признаваться в своей силе всегда было опасно. Но они были в этом аду вместе.

— Огонь, — выдохнула она, поднимая ладонь. Маленькое, послушное пламя вспыхнуло у неё на кончиках пальцев, затанцевало и погасло. Не демонстрация силы, а просто подтверждение.

Уилл ахнул, завороженно глядя на её руку.

— Стихия?! — прошептал он. — Вот это да... — Он потер замерзшие руки. — А ты... можешь разжечь костер? Тут... — он обвел рукой промозглое пространство хижины, — ...очень холодно.

Двенадцатая нахмурилась. Желание согреться боролось с инстинктом самосохранения.

— Я могу... — сказала она медленно, — ...но это опасно... — Она посмотрела на затянутый паутиной вход. — ОНИ почувствуют... Тогда... — Она не стала договаривать, но жест, которым она провела рукой по горлу, был красноречивее слов.

Лицо Уилла помрачнело. Он кивнул, поняв.

— Ладно, понял, — сказал он, поникнув. — Не надо рисковать. Просто... очень хотелось согреться.

Молчание повисло вновь. Двенадцатая смотрела на его съежившуюся от холода фигурку. Она была сильнее. Она должна была о нем заботиться. Идея пришла внезапно.

— Но... — она встала, отряхиваясь от прилипшей грязи. — ...я пойду поищу... сухих палок... больше. Так ОНИ не узнают. — Она сделала шаг к выходу.

— Стой! — Уилл вскочил. — Ты пойдешь туда одна? В этот... лес? — Его глаза снова округлились от страха.

Двенадцатая замерла. Она боялась. Боялась темноты за дверью, боялась каждого шороха, боялась встретить Его или его тварей. Но признаться в этом было невозможно. Она должна была быть сильной.

— Да, — ответила она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Я же... умею силы... и не боюсь... — Последние слова прозвучали чуть тише.

Уилл прищурился. Он был мал, но не глуп. Он видел тень страха в её глазах, скрытую за напускной храбростью.

— Ты боишься, — мягко сказал он, не обвиняя, а констатируя факт. Он подошел к ней. — Я пойду с тобой. Нас двое — не так страшно. И я знаю эти места чуть лучше. Немного.

Облегчение, теплое и неожиданное, разлилось по груди Двенадцатой. Она не стала спорить, лишь быстро кивнула. Вместе действительно было не так страшно.

Они осторожно высунулись из хижины. Сине-серый свет измерения был тусклым, но достаточным, чтобы разглядеть ближайшие деревья. Ни души. Ни движения. Двенадцатая жестами показала Уиллу: Ты — в ту сторону, я — в эту. Они начали собирать всё, что могло гореть: сухие ветки, упавшие с мертвых деревьев, обломки чего-то похожего на старую мебель, затянутую слизью. Работали быстро и молча, настороженно прислушиваясь. Через несколько минут у каждого была охапка относительно сухого хвороста. Они вернулись в хижину.

Уилл порылся в углу и вытащил из-под груды мусора старый, грязный, но крепкий ботинок.

— Вот, — сказал он, отрывая шнурок. — Поможет связать.

Они аккуратно сложили ветки в более плотную кучу и перевязали шнурком. Двенадцатая села поудобнее перед этим импровизированным очагом. Закрыла глаза, стараясь отгородиться от страха, от холода, от этого мира. Она сконцентрировалась на знакомом ощущении тепла внутри, на крошечной искре жизни, которую она носила в себе. Провела рукой над кончиками собранных веток, не касаясь их. Сначала — легкое покалывание в пальцах. Потом — тонкая струйка теплого воздуха. И наконец — мягкий пых! Сухие кончики веток вспыхнули оранжевым пламенем, которое быстро охватило всю связку. Костер запылал ярче, сильнее, отгоняя мрак и холод хижины.

В свете живого огня Двенадцатая наконец смогла по-настоящему разглядеть лицо Уилла, сидевшего напротив. Его глаза, отражавшие пламя, светились теплым, почти золотисто-зеленым светом, полным благодарности и детского восторга. Но когда он наклонял голову, тени падали иначе, и глаза становились глубокими, серьезными, почти карими. Мокрые пряди темно-каштановых волос прилипли ко лбу и вискам. А его губы были растянуты в широкой, довольной улыбке — первой настоящей улыбке, которую Двенадцатая видела в этом аду. Это зрелище согрело её сильнее любого костра.

Она протянула руки к огню, наслаждаясь приятным теплом, разливавшимся по телу, прогоняющим леденящую сырость мира. Она вздрогнула от контраста ощущений и подняла взгляд на Уилла. Он тоже грел руки, его лицо было обращено к пламени, а улыбка стала спокойнее, мирнее.

И в этот миг хрупкого покоя его разорвал звук. Не рык издалека. Быстрое, лихорадочное, множественное шуршание. Как будто десятки ног скользили по мокрым листьям и грязи. Совсем близко. Со всех сторон.

Двенадцатая мгновенно вскинула голову. Её глаза, только что расслабленные, расширились от ужаса. Она взглянула на Уилла. Его довольное выражение сменилось чистым, первобытным страхом. Одним резким движением руки, словно сметая невидимую преграду, Двенадцатая потушила костер. Тьма поглотила хижину, густая и внезапная. Они вжались в холодные, покрытые слизью стены, стараясь слиться с тенями. Двенадцатая чувствовала, как сердце бешено колотится о ребра. Она сжала кулаки, пытаясь собрать внутри остатки энергии, накопить жар для удара. Придется драться.

Pov Уилл

Темнота после яркого пламени была абсолютной. Я ослеп. Сердце колотилось так, что казалось, его стук слышно на всю Изнанку. Шуршание усиливалось. Оно было вокруг хижины. Множественное. Цепкое. Приближающееся. Я вжался в липкую стену, пытаясь сделать себя меньше, невидимым. Мозг кричал: "Беги! Дерись! Спрячься!" Но тело отказалось повиноваться. Оно стало ватным, тяжелым, прикованным к месту страхом. Понимаете это чувство, когда ужас настолько велик, что парализует? Лишает воли? Я называл это "Леденящий шок". Я не мог пошевелиться. Пальцы судорожно впились в холодный, скользкий земляной пол. Единственной защитой, единственным светом в этой мгле была Двенадцатая.

И она двинулась. Резко, решительно. Она встала во весь рост в темноте и шагнула к выходу из хижины. Инстинкт заставил меня поползти за ней, как щенок за матерью. Я не мог остаться один в этой темной ловушке.

Когда я выбрался наружу, серый свет ударил в глаза. И то, что я увидел, заставило кровь стынуть в жилах. Мы были окружены. Твари. Не такие огромные и страшные, как Тот, что взял меня, но от этого не менее ужасные. Похожие на помесь бледных, лысых собак и насекомых, с цветочными головами и с множеством острых зубов внутри. Их было штук пять, может, шесть. Они стояли полукругом, шипя, слюнявясь, их безглазые морды были направлены на нас. Я попытался отступить, сделать хоть шаг назад, к хижине, но ноги словно вросли в липкую грязь. "Леденящий шок" держало меня в своих ледяных тисках. Единственное, что я мог — это вцепиться взглядом в спину Двенадцатой. Она была моим щитом.

Двенадцатая не отступила ни на шаг. Она начала говорить. Вернее, шипеть. Звуки были странными, гортанными, будто язык змей или шипение пара. Совсем не похожими на человеческую речь.

— Ассс асааа... — прошипела она, звук вибрировал в ее горле.

К моему изумлению, одна из тварей впереди, чуть крупнее других, выдвинулась вперед. Её пасть приоткрылась, и она ответила таким же шипящим, булькающим звуком:

— Сааа асааа хааа. Хааа сссахааа. — Казалось, она говорила от имени стаи.

Лицо Двенадцатой исказилось от гнева и напряжения. Она выпрямилась, тусклые огоньки на её ладонях вспыхнули ярче.

— САААС САААХААА ШАААС АХАСАА!!! — её шипение стало громче, агрессивнее, как вызов.

Тварь слегка отпрянула, но не сдавалась. Она ответила протяжнее, с каким-то отвратительным шипящим смешком:

— Ха хасааах хас... ашаа сааа хасааа ашааа...

После этих слов наступила тяжелая, давящая тишина. Твари не двигались, Двенадцатая стояла как изваяние, лишь огоньки на ее руках нервно пульсировали. Воздух звенел от напряжения. Я боялся пошевелиться, боялся даже дышать.

Pov Двенадцатая

Переговоры провалились. Холодная ярость и отчаяние закипели во мне. Я стояла перед стаей этих тварей, чувствуя их голод и злобу. Я попыталась напомнить им о договоре с их Хозяином, о том, что я нашла мальчика и мы уйдем.

— Я нашла его. Мы уйдём, — прошипела я на их мерзком языке, стараясь звучать твердо.

Вожак стаи, тот, что говорил, лишь оскалил больше зубов.

— Ты нарушаешь договор. Час давно прошёл. Он наш. — Его "голос" звучал как скрежет по стеклу.

Я чувствовала, как по спине бегут ледяные мурашки. Я попыталась встать на защиту:

— Я нашла его раньше! До того, как час истек в моем отсчете! Мы уйдём!

— Нет, — шипение вожака было окончательным. — Мы договорились на час. Ты не успела. Вы оба наши.

Настала та самая неловкая, смертельная тишина. Я понимала — слова кончились. Они ждали только команды, чтобы броситься. Я пыталась придумать хоть что-то, хоть слово, чтобы выиграть секунды, но ум был пуст. Страх сковывал мысли. Я стояла неподвижно, чувствуя, как Уилл дрожит где-то сзади.

Нужно действовать. Сейчас.

Я медленно, очень медленно, чтобы не спровоцировать атаку, начала разворачиваться к Уиллу. Мои глаза встретились с его, полными безграничного ужаса.

— Бежим... — выдохнула я резко, негромко, но с такой силой команды, что он вздрогнул.

Я не ждала. Рванула к нему, схватила за ледяную, дрожащую руку и дернула за собой, развернувшись в ту сторону, где круг этих травей казался чуть слабее — там стояли две поменьше.

Мой рывок был сигналом. Стая взревела, а точнее, издала оглушительный шипящий вопль и бросилась вперед. Они посчитали моё движение к Уиллу началом атаки. Но я была быстрее на долю секунды.

Пока ближайшие твари делали первый прыжок, я высвободила руку Уилла, взмахнула обеими руками в сторону преграждавших путь двух тварей. Огненные шары, тусклые, но раскаленные, вырвались из моих ладоней и впились им в грудь. Одновременно я резко дернула руки вверх. Тела тварей, охваченные пламенем, взметнулись в воздух, отброшенные невидимым толчком силы, смешанной с жаром. Они завизжали, извиваясь в огне, и рухнули в сторону, поджигая липкую паутину на деревьях. Путь был расчищен.

— Вперед! — крикнула я Уиллу, снова хватая его за руку, и мы помчались в образовавшийся проход, огибая горящие тела.

За спиной раздались яростные вопли и топот множества лап. Они ринулись в погоню. Мы ныряли между искривленных стволов, спотыкались о корни, скользили по грязи. С каждым шагом я чувствовала, как силы покидают меня. Черные прожилки на шее выступили снова, пульсируя жгучей болью. Дыхание стало рваным, в глазах замелькали черные точки. Я была на пределе. Но мы продолжали бежать, гонимые ужасом.

— Давай в эту сторону! — Уилл выкрикнул сквозь прерывистое дыхание, указывая налево, в более густую, но знакомую ему часть леса. — Я знаю дорогу! К дому!

Я кивнула, не в силах говорить, и свернула за ним. Две твари, мчавшиеся прямо за нами, не успели сманеврировать и с грохотом врезались в толстый, скрюченный ствол. Раздался треск костей и злобное шипение. Мы вырвались из леса на какую-то заросшую, но всё ещё узнаваемую дорогу.

— Я... больше... не... могу... — выдохнула я, спотыкаясь, едва не падая. Ноги подкашивались, легкие горели. Истощение било волнами.

— Мы почти... пришли! — Уилл пытался подбодрить, сам еле держась на ногах. Его лицо было серым от усталости. — Ещё чуть-чуть! Пошли! — Он дернул мою руку.

Мы снова побежали, последним усилием воли. По дороге, мимо страшных, но знакомых Уиллу ориентиров. И вот, впереди, за полуразрушенным забором, показался дом. Небольшой, узнаваемый. Только здесь он выглядел заброшенным склепом: стены покрыты толстым слоем той же мерзкой паутины и слизи с лианами, окна заросли чем-то черным и живым, крыша просела. Но это был дом. Убежище.

— Там! — простонал Уилл.

Мы доползли до покосившейся калитки, ввалились во двор и, не раздумывая, бросились к черному ходу. Дверь была приоткрыта, завешена лохмотьями паутины. Мы проскользнули внутрь. Темнота, холод и запах плесени. Но погони пока не было слышно.

— Пошли в мою комнату, — прошептал Уилл, ведя меня по страшному коридору. — Там... можно спрятаться.

Мы поднялись по скрипучей лестнице. Он открыл дверь. Комната. Его комната. В реальности она, наверное, была уютной, полной плакатов, игрушек, книг. Здесь... это была пещера кошмаров. Всё было затянуто толстыми слоями серой, липкой паутины, как саваном. Игрушки выглядели как жуткие мумии. Холод стоял леденящий, пронизывающий до костей. Но были шкафы, пространство под кроватью, темные углы – места, где можно было затаиться.

— Вот, — Уилл указал на высокий, массивный шкаф, почти не тронутый паутиной. — Ты спрячешься тут, — он толкнул дверцу. Внутри было темно и пусто. — А я... — он огляделся, — ...там. Под кроватью. Или за ней. Быстрее!

Я подошла к шкафу. Заглянула в черный зев. Теснота. Темнота. Запах старого дерева и пыли, смешанный с тошнотворной сыростью мира. И вдруг... память ударила с невероятной силой.

Flashback

Белый свет. Холодные стены. Монотонный гул вентиляции. Нам принесли игрушки, но не для игры, а для испытаний. Маленькие деревянные домики, аккуратно крашеные.

— Номер Одиннадцать, — голос был безликим. – Твоя задача – сломать его. Концентрация. Только мыслью. Номер Двенадцать. Твой дом должен сгореть дотла. Контролируй пламя. Только внутри.

Мы старались. Изо всех сил. Одиннадцать хмурилась до головной боли, я сжимала кулаки, чувствуя жар в ладонях. Но не всегда получалось. Иногда домик лишь трескался, а не разлетался на щепки. Иногда пламя вырывалось наружу, лизало стол, оставляя черные подпалины.

— Неудовлетворительно! — звучал вердикт. И тогда нас хватали под руки. — Изолятор.

Маленькая комната. Совсем маленькая. Гладкие, звукопоглощающие стены, окрашенные в грязно-серый цвет. Ни окон. Ни мебели. Только гладкий пол и тяжелая, глухая дверь с глазком. Её захлопывали. Замок щелкал с ужасающей окончательностью. Свет гас. Совершенная темнота. Совершенная тишина. Только твое собственное дыхание, стук сердца, нарастающий в ушах до гула. И чувство, что стены сжимаются. Что воздух заканчивается. Что ты заживо погребен. Часы тянулись как дни. Дни – как вечность. Без еды. Без воды. Без сна – страх и гул в ушах не давали уснуть. Мы кричали, били в стены, но звук поглощался, а руки лишь больно отскакивали от гладкой поверхности. Мы со всех сил старались в следующий раз, но страх ошибки парализовал. И снова – изолятор. Холодная, темная, воздухонепроницаемая могила для живых. Именно там, в этой немой, давящей темноте, и родился этот ужас. Не просто боязнь темноты. Боязнь заточения. Боязнь маленьких, тесных пространств, из которых нет выхода. Где ты один на один с собственной паникой.

End of Flashback

Я стояла перед открытым шкафом, и волна тошноты и леденящего страха накрыла с головой. Сердце колотилось, как птица в клетке. Дыхание перехватило. Те самые гладкие стены изолятора будто сомкнулись вокруг меня здесь, в комнате Уилла. Я неосознанно отшатнулась, резко придержав дверцу шкафа, чтобы она не захлопнулась.

— Что? — Уилл обернулся, увидев мой испуганный взгляд и бледное лицо. — Ты не хочешь? Там же... безопасно?

Я с трудом сглотнула ком в горле. Я не могла объяснить. Не сейчас.

— Давай будем... прятаться... — прошептала я, отводя взгляд от черного провала шкафа, — ...тогда когда... услышим ИХ. Сейчас тихо... — Я оглядела комнату, ища любой другой угол, любое место, где было бы больше воздуха, больше пространства. Под кроватью было так же тесно. За кроватью – чуть лучше, но не скроешься. — ...прятаться... не надо.

Уилл посмотрел на меня, потом на шкаф, потом снова на меня. Он видел настоящий, неконтролируемый страх в моих глазах. Не страх перед тварями, а страх перед этим. Перед западней.

— Ну... хорошо, — сказал он мягко, без упрека. Он сам был слишком напуган, чтобы настаивать. — Как хочешь. Я тоже... — он взглянул на зияющее пространство под своей кроватью, покрытое паутиной, и содрогнулся, — Не хочу прятаться. Лучше... лучше будем вместе.

Он подошел и сел на пол рядом со мной, спиной к стене, подальше от страшного шкафа и кровати. Мы сидели плечом к плечу в его кошмарной детской, слушая мертвую тишину, зная, что погоня может возобновиться в любой момент. Но пока мы были вместе. И не в западне.