Один год о нас

Риз

«Пальцы Кори, длинные и изящные, погружаются в меня глубже и глубже, пока не находят простату. Другой рукой он бережно обхватывает мои яйца, удерживая их в своей ладони, пока его горячий рот поглощает мой член целиком. Он жадно принимает меня, а его лукавые голубые глаза всё это время сияют сапфирами снизу с тем самым понимающим взглядом, который я целый месяц безуспешно пытаюсь выбросить из головы».
Я моргнул, прогоняя из головы эту фантазию, и опершись о стену душевой, выплеснулся яростным оргазмом на белую плитку. Продолжая дрочить себе до болезненной чувствительности, я сделал еще один последний рывок, а затем смыл с пальцев, члена и плитки следы своей разрядки.
Прошло уже около пяти недель с той ночи в отеле. Он вернулся в Нью-Йорк, побывал в Далласе или в каких-то других городах, куда загнала его работа, а я по-прежнему оставался в Лос-Анджелесе. Но почти каждую ночь, когда я закрывал глаза и брал член в руку, он был рядом так же осязаемо, как и в ту ночь, когда мы встретились. Единственное, о чем я старательно избегал думать – это о его тонких намёках на то, что я мог бы оставаться доминантом, но при этом всё же стоя перед ним на коленях.
Я не хотел вставать на колени. Не хотел подчиняться. Но воспоминание о его голосе в тот момент, когда он назвал меня своим хорошим мальчиком, навсегда отпечаталось в моем мозгу, его голос шептал мне эти слова в ухо каждый раз, когда я дрочил и думал о нем. Я сделал все, что мог, чтобы избавиться от этого наваждения, включая походы в клубы - и не раз – в поисках кого-то, с кем можно было бы поиграть.
После той ночи в отеле — после Кори — когда я ушел еще до рассвета, я боялся, что какая-то часть во мне сломалась, что мне больше не будет нравиться то , что нравилось ДО него. Но, к счастью, всё оказалось по-прежнему. Мое тело и мозг послушно откликались на мужчин, стоящих передо мной на коленях. Когда я брал в руки кожаные наручники и плётку, мои руки по-прежнему знали, что делать. Я по-прежнему умело доводил партнеров до оргазма, кончал сам - всё шло своим чередом... но невозможно было игнорировать гложущее чувство погони за чем-то бОльшим, которое неизменно накрывало меня в конце каждой ночи.
Оно всегда было во мне? Я начал задумываться, не подавлял ли я его просто потому, что мысль о смене ролей казалась мне совершенно невозможной. Но по мере того, как дни шли, а опыт с Кори становился всё более далеким, я начал сомневаться: может всё дело именно в Кори, а не в самом подчинении.
Я снова мог закопаться в эти мысли с головой – загнать себя в угол уже в который раз, поэтому выключил душ и занялся подготовкой к рабочей смене.
Прошли выходные после Дня святого Валентина, и моя квартира все еще хранила следы «романтической атаки» Морган, потому что, когда у нас обоих не было отношений – мы становились практически неразлучны. Конечно, вечером 14-го числа, после работы, мы провели время вместе: сидя на диване, поедая сахарные сердечки и рассказывая друг другу истории о тех, кого мы упустили.
- Ты знаешь его имя, — напомнила она мне, разрывая упаковку с конфетти в виде сердечек и щедро осыпая меня ими. - Ты можешь его найти.
- Ну уж нет, это будет сталкерство.
- Сталкерство — это сексуально, — она рассмеялась и снова осыпала меня горсткой сердечек.
- Ты слишком много читаешь, — сказал я ей, но мысль о том, чтобы разыскать Кори, крутилась у меня в голове даже спустя неделю.
Я натянул рваные черные джинсы и старую черную футболку с логотипом какой-то группы, купленную уже не помню когда. Зашнуровал свои конверсы, схватил вещи и бутылку воды, запер дверь и направился к машине.
Рабочая рутина была мне в радость, особенно после неожиданного выходного. Обычно я работал каждую ночь все уикенды напролет, но после того, как отпахал очень длинную смену на День святого Валентина, я получил нежданный выходной в следующую после праздника пятницу. Я не особо воспользовался этим свободным временем, просто просидел дома, и когда наступила суббота, я был готов вернуться к работе с новыми силами. Мне нравилось общение с клиентами, а еще больше нравились их чаевые.

Ночная смена начиналась медленно, лениво, как это обычно бывает по субботам. Но к десяти бар был забит под завязку, и у меня даже не было секунды, чтобы глотнуть воды. Я застрял на одном конце барной стойки, а моя напарница Хизер держала оборону на другом. В какой-то момент она помахала мне, привлекая внимание, и я пересекся с ней в центре бара, не прекращая взбалтывать мартини до идеального состояния.
- Что такое? — спросил я.
Она обиженно оттопырила нижнюю губу и фыркнула, сдувая со лба свою ярко-розовую челку.
- Какой-то тип на другом конце бара говорит, что наш виски — говно.
- Так и есть, — легко согласился я, поворачивая шейкер, чтобы, наконец, перелить готовый коктейль в бокал.
- Он сказал, что был здесь в прошлом месяце, и ты налил ему что-то приличное, но он не знает, какая это была марка. Попросил меня спросить.
Кажется, воздух застыл в моих легких. Мой взгляд тут же метнулся к другому концу стойки, выискивая блеск Ролекса или самодовольный пиджак с монограммами на карманах.
- Что? — выдавил я. Вопрос был совершенно идиотским, но моя кожа покрылась мурашками, а способность говорить просто... испарилась.
- Еще он передал, что не приемлет отказа, — сообщила она.
Я фыркнул, машинально прокалывая две оливки для мартини, который я только что сделал. Передал бокал Хизер и вытер руки о полотенце, торчащее из моего кармана.
- Да уж. Могу сказать, что меня это совершенно не удивляет.