Эрнесто Гевара. Дневник мотоциклиста

Куско со всех четырех сторон окружен холмами. Они были не столько защитой, сколько угрозой для его обитателей, кото­рые, чтобы защитить себя, построили гро­мадину Саксауамана. По крайней мере та­кова версия, бытующая среди не самой об­разованной публики, версия, с которой я не могу не согласиться по причинам вполне очевидным. Однако, может быть, крепость составляла изначальное ядро великого го­рода. В эпоху, непосредственно последовав­шую за прекращением кочевого образа жиз­ни, когда племя инков еще только начало проявлять свои амбиции, а защита от чис­ленно превосходящих сил противника на­стоятельно требовала создания компактно­го укрепленного пункта в самой сердцеви­не растущего города, стены Саксауамана служили идеальной защитой для его оби­тателей, и эта двойная функция города- крепости проливает свет на причину соору­жения некоторых построек, чье назначение неясно, если не признать, что целью их стро­ителей было не только сдерживание напа­дающего противника, не говоря уже о том, что Куско оставался в равной степени без­защитным во всех остальных точках.

Хотя достойно упоминания и то, что со­оружение было воздвигнуто таким образом, что позволяло контролировать два ведущих к городу ущелья. Зубчатая форма стен поз­воляла атаковать врага с трех флангов од­новременно, а если он преодолевал оборо­нительные порядки, то наталкивался на стену того же типа, а потом и на третью, что всегда предоставляет защитникам свободу маневра и дает возможность соединиться для ответного наступления. Все это, равно как и последующее великолепие города, за­ставляет предположить, что воины-кечуа отбивали из-за стен своей крепости все вра­жеские нападки, однако, поскольку укрепле­ния были созданы народом в высшей степе­ни изобретательным и сведущим в точных математических расчетах, с моей точки зре­ния, они принадлежат еще доинкскому пе­риоду цивилизации — эпохе, когда люди еще не привыкли к материальным удобст­вам, так как хотя и не добились внешнего блеска в своем аскетически строгом городе, зато оставили интересные произведения в области архитектуры и ремесел.

Постоянные военные успехи всякий раз позволяли изгнать враждебные племена из окрестностей Куско, и тогда, выйдя из-за прикрытия крепостных стен, слишком тес­ных для растущего населения, инки рассе­лились по соседней долине у подножия во­допада. Осознав свое тогдашнее величие, они обратились к прошлому в поисках объ­яснения своего превосходства и, чтобы вос­славить память о боге, чье всемогущество позволило им превратиться в доминирую­щую расу, воздвигли храмы и учредили жре­ческую касту; так, запечатлевая свое вели­чие в камне, в долине рос и ширился вели­кий Куско эпохи испанского завоевания.

Даже сегодня, когда звериная ярость по­бедившего плебса просматривается в каж­дом из деяний, какими он хотел бы увеко­вечить свое завоевание, а инки уже давно утратили свое могущество, каменные гро­мады являют свою загадочную мощь, не­подвластную времени. Когда войска бледно­лицых начали грабить уже павший город, они яростно нападали на его храмы, приме­шивая жажду золота — ведь именно золото украшало их стены точным символом бога Солнца, — к какому-то садистскому удо­вольствию заменить скорбящим идолом жизнерадостного народа светлый живо­творный символ народа печального. Храмы Инти либо были разрушены до самого осно­вания, либо их стены послужили фундамен­том для церквей, проповедовавших новую религию: собор был воздвигнут на останках великого дворца, а на обломках стен храма Солнца поднялась церковь Св. Доминика — еще одно оскорбление, брошенное инкам заносчивыми конкистадорами. Однако серд­це Америки, трепещущее от негодования, время от времени передает нервную дрожь хрупкому хребту Анд, и страшной силы толч­ки сотрясают поверхность земли; вот уже три раза горделивый купол Св. Доминика рушил­ся под хруст ломающихся костей, и поблек­шие стены церкви также пали, но основание, на котором покоится церковь, фундамент храма Солнца, преисполнен каменного без­различия, так что, несмотря на размеры, ни­какое бедствие, обрушивающееся на его по­бедительницу, не может сдвинуть с места скалы, которые его образуют.

Но месть Кона1 несравнима с нанесенным оскорблением. Серые камни устали умолять об уничтожении докучливой расы завоева­телей, взывая к своим богам-покровителям, и теперь лишь свидетельствуют об устало­сти неодушевленного материала, годные только на то, чтобы вызвать восхищенное восклицание у какого-нибудь туриста. Что могут противопоставить терпеливые индей­цы, которые возвели дворец Инка Рока, ис­кусно стачивая каменные изломы, бурному натиску бледнолицых конкистадоров, кото­рые были знакомы с кирпичом и искусством сооружать купольные своды и стрельчатые арки?

Впавшие в уныние индейцы ожидали ужасной мести своих богов, но вместо этого увидели, как кругом воздвигается тьма-тьму­щая церквей, подавивших даже саму память о славном прошлом. Семь метров стены двор­ца Инка Рока, которую конкистадоры посчи­тали пригодной в качестве фундамента для колониальных дворцов, хранят в своей иде­альной каменной кладке сдавленные рыда­ния побежденного воина.

Но народ, который создал Ольянтай, оста­вил нечто большее, чем конгломерат Кус­ко, как воспоминание о былом величии: по всей длине реки Вильканото, или Урубамба, на протяжении ста километров, уступами растянулись былые владения инков. Самые важные укрепления всегда расположены на вершинах холмов, делая таким образом кре­пость неприступной и препятствуя внезап­ному нападению врагов. После долгих часов карабканья по заросшей кустами тропинке мы достигли вершины Писак; но этой же вершины, и много раньше нас, достиг меч испанского воина, уничтоживший защит­ников крепости, их оборонительные соору­жения и храм. В беспорядочно разметанных камнях угадывается план укреплений, места пребывания Интиватаны, где Солнце бро­сало свой якорь в полдень и размещались жилища жрецов. Да, мало что от этого оста­лось! Следуя руслу Вильканоты и оставив в стороне несколько мест, мы добрались до Ольянтайтамбо, большой крепости, которая сопротивлялась войскам Писарро, когда Манко II с оружием в руках восстал против конкистадоров, основав младшую динас­тию из четырех правителей, которые мир­но сосуществовали с испанскими завоева­телями, пока ее последний, утративший все признаки мужественности, представитель не был казнен на главной площади Куско по приказу вице-короля Толедо.

Скалистый холм, высотой не менее ста ме­тров, нависает над Вильканотой; там-то и была воздвигнута крепость, чье единствен­ное уязвимое место, соединяющее ее с со­седними холмами узкими тропами, зорко охранялось эшелонированными оборони­тельными порядками, препятствовавшими легкому проникновению любого недруга, если он только значительно не превосходил обороняющихся числом. Нижняя часть со­оружения несла исключительно оборони­тельную функцию, причем защитники рас­полагались двадцатью рядами на наименее крутой части холма — так им было проще обороняться, к тому же нападающие подвер­гались постоянной угрозе фланговых атак. В верхней части находятся помещения для воинов, а венчает крепость храм, где, по всей вероятности, было сосредоточено все вели­колепие империи в виде предметов из дра­гоценных металлов, но от них не осталось да­же воспоминания, поскольку огромные ка­менные плиты, из которых он был сложен, выворочены со своих мест.

На обратном пути, неподалеку от Саксау- амана, находится эспланада типичной для инков постройки, которая, по словам нашего проводника, была предназначена для омо­вений, что кажется мне несколько стран­ным, учитывая расстояние, отделяющее ее от Куско, если только она не была построе­на для ритуальных омовений монарха. Кро­ме того, надо признать, что кожа древних императоров (если, конечно, справедлива версия относительно места для омовений) была куда менее нежная, чем у их потомков, поскольку вода, превосходная на вкус, чрез­вычайно холодна. Эспланада, увенчанная тремя трапециевидными нишами (чье на­значение неясно), называется Тамбомачай и расположена у входа в так называемую Долину Инков.

Но самое важное с археологической и су­губо туристической точки зрения здесь это, безусловно, Мачу-Пикчу, что на языке або­ригенов обозначает «старый холм», — на­звание не совсем подходящее населенному пункту, где нашли себе пристанище остат­ки свободного народа. Как считает Бингхэм, археолог, открывший эти руины, Мачу-Пикчу не столько служил убежищем от захватчиков, сколько родовым гнездом до­минирующей народности кечуа, и являлся священным для них местом; впоследствии, в эпоху испанского завоевания, он также пре­вратился в убежище побежденных войск. На первый взгляд, есть ряд признаков, указы­вающих на правоту упомянутого археолога: так, например, основные защитные соору­жения Ольянтайтамбо обращены в сторону, противоположную Мачу-Пикчу, несмотря на то что другая сторона не так укреплена, чтобы справиться с атаками только за счет своего уклона, что могло бы указывать на то, что с этой стороны защитники имели при­крытие с тыла. Другой признак состоит в том, чтобы всячески оберегать поселение от взглядов чужаков, даже в эпохи, когда вся­ческое сопротивление было подавлено и да­же самый последний инка находился в за­точении вдали от города, где Бингхэм обна­ружил почти одни только женские скелеты, которые, как он считает, принадлежат дев­ственным жрицам храма Солнца—религи­озного ордена, членов которого испанцам так и не удалось никогда найти. Как обыч­но при этом типе построек, город венчает храм Солнца со знаменитым Интиватаной, статуя которого изваяна из скалы, которая одновременно служит ей пьедесталом, и там же находятся выстроенные в ряд, тща­тельно отшлифованные камни, которые ука­зывают на то, что речь идет о важном мес­те. На реку выходят три трапециевидных, по традиции кечуа, окна, назначение кото­рых Бингхэм, на мой взгляд, объясняет не­сколько туманно, считая, что через эти три окна братья Айльюс, персонаж мифологии инков, являлись во внешний мир, дабы ука­зать избранному народу путь в землю обе­тованную. Само собой, подобное утвержде­ние оспорено огромным числом именитых

исследователей, а также послужило источ­ником дискуссии о назначении храма Солн­ца, которому открывший его ученый припи­сывает круглую форму, такую же, какую имеет и храм, посвященный этому бегу в Куско; так или иначе форма и отделка камней указывают на то, что это было главное помещение, и распространено мнение, что под огромной плитой, служащей ему осно­ванием, находится захоронение инков.

Здесь можно в полной мере оценить суще­ствовавшие в городе классовые различия, заставлявшие разные группы селиться в раз­ных местах, более или менее сохранявших свою независимость от остальных. Жаль, что древним была известна только соломенная кровля, поскольку ни одной крыши, даже в самых роскошных постройках, не сохрани­лось, но зодчим, не знавшим купольных сво­дов и арок, было чрезвычайно трудно разре­шить эту строительную проблему. В соору­жениях, предназначенных для воинов, нам показали помещение, в камнях которого были устроены как бы портики с отверсти­ями с обеих сторон, достаточно большими, чтобы в них мог просунуть руку взрослый мужчина; с виду это походило на место для телесных наказаний: жертву заставляли просовывать обе руки в отверстия, а затем тянули назад, ломая кости. Я, не слишком-то убежденный в эффективности подобной экзекуции, просунул руку в отверстие, как положено, и Альберто мед ленно потянул ме­ня: малейшее давление вызывало нестерпи­мую боль, и возникало такое чувство, что, если еще немного надавить на грудь, кости рассыпятся. Но наиболее впечатляюще го­род выглядит с Уайна-Пикчу, «молодого хол­ма», вздымающегося еще на двести метров. Это место, скорее всего, использовали как наблюдательный пункт, так как находящи­еся там сооружения слишком легковесны. Мачу-Пикчу неприступен с двух сторон: с одной его защищает пропасть глубиной ме­тров триста, с другой — узкое ущелье с об­рывистыми краями, соединяющее его с «мо­лодым холмом»; с наиболее уязвимого края его защищали построенные в несколько рядов воины, что чрезвычайно затрудняло штурм с этой стороны, а в южном направле­нии расположены обширные оборонитель­ные сооружения, к тому же естественное сужение холма в этом месте затрудняет про­ход. Если, кроме того, учесть, что холм обте­кает бурная Вильканота, легко увидеть, как тщательно первые поселенцы выбирали ме­сто для своей крепости.

На самом деле не так уж и важно, каково было происхождение города, в любом случае лучше предоставить дискутировать об этом археологам; важно и очевид но другое: то, что мы встречаемся здесь лицом к лицу с чистей­шими проявлениями самой могущественной туземной цивилизации Америки, не испор­ченной контактами с цивилизацией победи­телей и полной бесценных сокровищ памя­ти, хранящихся среди ее мертвых стен, среди построек, погубленных тоской по бытию, окруженных потрясающим пейзажем, кото­рый служит им необходимой рамкой, чтобы привести в восторг мечтателя, бесцельно блуждающего среди этих руин, или преис­полненного практицизма североамерикан­ского туриста, запечатлевающего представи­телей выродившегося племени, которых он видит во время своего путешествия и не по­нимает разделяющего их нравственного рас­стояния, поскольку все это — очень тонкая материя, которую может оценить лишь на­половину туземная душа южноамериканца.

Франсиско Писарро (ок. 1475-1541), испанский конкистадор. В 1513-1535 гг. участвовал в завоевании Панамы и Перу. Разграбил и уничтожил государство инков Ткуантинсуйу, основал города Лима и Трухильо.