Глава 3
*Маленькое примечание. Свои воспоминания Ёнджун не рассказывает Тэхёну, он просто вспоминает.
- ...То, что я не знаю, я пришел узнать.
- Узнать? - неожиданно спокойно повторяет Ёнджун. - Хотите узнать, док, является ли причиной того, что я стал убийцей, мое детство?
- Да, - правдиво отвечаю я, и, кажется, Ёнджун ценит это, потому что он никак не отреагировал на мои слова, лишь продолжал внимательно смотреть. - Вещи, выпущенные с конвейера, иногда ломаются от неправильного использования, но иногда они получаются уже неправильными, бракованными. Вот я и хочу понять, был ли ты бракованным с самого начала или неисправности появились со временем.
- Я не вещь.
- Если хочешь, могу сравнить тебя с Ламборгини или Бугатти. Как тебе такая мысль?
У Ёнджуна вырывается смешок, гремят наручники, когда он поднимает руки и двумя пальцами чешет бровь, при этом на его лице улыбка.
- Боже, док, ты такой странный! Тебе определенно надо к врачу.
- Уговорил, - улыбаюсь я в ответ, складывая руки на столе и пододвигаясь вперед. - Обязательно схожу к нему, как только поговорю с тобой, и нас откроют.
Брови Ёнджуна удивленно ползут на лоб. На какую-то долю секунды он прищуривается, а затем садится точно так же, как и я. Расстояние между нашими лицами не больше полуметра.
- Ты меня что, совсем не боишься? - быстро облизнув губы, спросил он.
- А ты хочешь меня убить?
Ёнджун приоткрывает губы, и я вижу, как он играется своим языком, то сворачивая его трубочкой, то прикусывая зубами. Его глаза блуждают по моему лицу, пытаясь что-то найти там или понять.
- Незачем, - вдруг звучит ответ. - Еще неизвестно, на сколько мы здесь застряли. Не хочу провести несколько часов в компании трупа. Живой ты мне больше нравишься.
Я начинаю тихо смеяться.
- Сочту это за комплимент.
Ёнджун кивает, словно разрешает мне это делать.
В комнате становится тихо, и от этого особенно отчетливо слышны голоса за дверью и приказы как можно скорей ее открыть, и кто-то угрожает Ёнджуну, говоря, что если он со мной что-то сделает, то так просто от этого не отделается. Слышно, как над столом тихо трещит старая лампа. Она иногда начинает мигать на какие-то секунды, освещая комнату полностью, но затем вновь тускнеет, погружая ее в полумрак. Я понимаю, что время знакомства закончено. Пора прекращать вести светскую беседу и переходить к делу.
- Расскажи мне о ней, - прошу я, вытаскивая из кучи бумаг, которую приготовил в самом начале, фотографию девушки. Хотя это тогда, семь лет назад, она была девушкой, сейчас же она женщина, что недавно справила свое тридцатидвухлетие. - О Руни Стрик.
На лице Ёнджуна отражается просто гамма эмоций, которых я вовсе не ожидал увидеть, когда он смотрит на фотографию. Это были нежность, отчаяние, тоска, злость, боль. Цепи наручников ударяются о поверхность стола, когда он кончиками пальцев прикасается к краю снимка. На фотографии молодая девушка двадцати двух - двадцати пяти лет с густыми черными волосами, что блестят на солнце. Она стоит на зеленой траве под ветками старого дуба и с нежной улыбкой смотрит в объектив, чуть склонив голову к правому плечу.
- Как она тебя называла? - спрашиваю я. - Ёнджун? Джун?
- Даниэль, - почти неслышно отвечает Ёнджун.
- Даниэль? Это она придумала? - вместо ответа медленное покачивание головы. - Ты сам просил? - все такой же неспешный кивок.
Я удивленно хмыкаю. Мягкое обращение совсем не вяжется с характером Чхве. В то время, когда он встречался с девушкой на снимке - с Руни, он уже убил двух подростков.
Убийство - это не просто отнятие чьей-то жизни. Это насильственное отнятие. Высшая точка доминирования. Человек, который способен на убийство, хочет, чтобы другие ему подчинялись, он хочет властвовать, командовать, хочет признания для себя как человека более высшего, чем остальные. И такой человек не потерпел бы, если к нему обращались ласково, как к ребенку.
Очередная нестыковка в характере Ёнджуна.
Восхитительно!
- Расскажи, почему ты ее не убил тогда, во время своего первого побега?
Ёнджун поднимает на меня свои карие глаза.
- Потому что я ее любил...
*Руни была намного старше меня, но ни ее, ни меня разница в возрасте не смущала. Мы только познакомились, но уже почувствовали, что являемся родственными душами. Мы могли болтать полночи напролет о какой-нибудь чепухе и чувствовать себя при этом совершенно счастливыми. Я еще ни с кем такого не испытывал.
Но все это исчезло в тот день, когда мое лицо впервые показали по телевизору, когда полицейские наконец-то вычислили убийцу, и когда Руни позвонила им и сообщила, где меня можно найти...
Она сдала меня... Предала... Я бы должен был ее ненавидеть, но не мог. Особенно после того, как она пришла навестить меня в тюрьме. Я был счастлив, потому что девушка, которой было бы наплевать на меня, ни за что бы не пришла ко мне и не стала бы в приступе ярости проклинать меня, и тем более плакать. Нет, я был небезразличен ей, и это дало мне стимул к тому, чтобы выбраться из заточения, выбраться на волю, где мы с ней могли начать все с начала.
На побег ушло больше времени, чем я рассчитывал, но я все же это сделал. Правда, мне почти сразу пришлось столкнуться с препятствием на моем пути. Руни переехала, и куда, я не знал. Пришлось поухаживать за молоденькой девчонкой из почтового отделения, чтобы она смогла сказать новый адрес. Она была очень доброй и красивой, пускай и немного глуповатой. Но мне все равно было жаль убивать ее, но я ничего не мог поделать, в тот момент, когда адрес оказался у меня в руках, по гребанному телевизору, что висел в самом дальнем углу, шли новости и мою фотографию показали на весь экран. Глупенькая Нэнси взглянула на него и моментально узнала меня. До сих пор помню, как неверие в ее глазах смешалось с ужасом...
Именно такой же взгляд был у Руни, когда она открыла мне дверь, и я пересек порог ее нового дома. Она хотела сбежать от меня, она хотела позвонить в полицию, она хотела застрелить меня при помощи пистолета, что хранила в комоде, но я простил ей все это. Так же как и простил предательство. Правда, на ночь мне все же приходилось ее связывать, но это только для того, чтобы она вновь привыкла ко мне. Может, у нас все бы и получилось, если бы не чертовы соседи, которые постоянно звонили в дверь, и то, что Руни надо было выходить на работу. Пришлось в срочном порядке уезжать оттуда и искать новое место обитания.
Одинокий, полуразвалившийся домик в лесу, как ничто другое подходил для этого. Непривычная, тяжелая среда обитания отлично сплачивает людей, а именно сплоченности не хватало моим отношениям с девушкой. Но ее почему-то не устраивал наш новый дом! Она стала плакать. Я с самого детства был слаб перед женскими слезами. Я терялся, пугался, совсем не представлял, что делать, и мне моментально хотелось защитить плачущую от всего мира, именно поэтому все подростки, которых я убил, были исключительно парнями. Тогда я тоже не смог себя сдержать и моментально обнял дрожащую девушку, крепко прижимая к себе и целуя ее волосы.
- Ну-ну, успокойся, моя Руру. Не волнуйся, все будет хорошо. Я знаю, сделал тебе больно и разочаровал тебя, но и ты причинила мне ужасную боль, но я не в обиде на тебя, слышишь? Я все тебе прощаю, и ты мне прости мои грехи. Я люблю тебя. Очень сильно. Я хочу быть только с тобой. Я понимаю, что тебе надо время подумать, но со временем же ты ведь снова сможешь меня полюбить. Хотя бы чуть-чуть.
- Не смогу, - раздается сквозь рыдания. - Не смогу... Не смогу! - Руни начинает вырываться из моих рук...
Я сидел на улице, на здоровом пне и точил топор, когда из погреба, вход в который был с улицы, стал доноситься испуганный голос Руни.
- Прости меня, Даниэль! Я смогу тебя полюбить! Смогу! Только выпусти меня отсюда! Пожалуйста! И мы снова заживем как раньше! Прошу тебя, Даниэль, выпусти меня! Я обещаю, что буду любить тебя!...
Топор наполовину входит в ствол ближайшего дерева, когда я с силой швыряю его. Но в тот момент мне кажется, что он вошел не в дерево, а мне в сердце...*
Я пристально смотрю на Ёнджуна, пытаясь переварить его слова, но тут же одергиваю себя. Он такой же человек, как и я и другие, конечно, он мог кого-то любить. У всех есть чувства и эмоции. Одновременно с этим в мой мозг заползает догадка...
- Быть не может... - тихо шепчу я. Ёнджун фокусирует на мне свой взгляд, который до этого, казалось, смотрел куда-то сквозь меня. - Это ты!.. Ты позвонил в полицию и сообщил, где находится девушка!
- Ничего подобного, - поспешно отвечает Ёнджун, но я его не слушаю. Я лохмачу свои волосы, откидываясь на жесткую спинку стула и пытаясь сдержать свой восторг, который пока что проявляется в виде безумной улыбки и тяжелого дыхания.
- А я все понять не мог, как же они ее нашли! Ведь никто не знал, куда она подевалась! Боже... - качаю я головой. - Немыслимо... А мистер Рирева? Почему ты не убил его?
- Кто? - непонимающе хмурится Ёнджун.
Я быстро начинаю перебирать стопку фотографий. Через пару секунд перед Ёнджуном оказывается фотография избитого мужчины, которую я позаимствовал у полицейских. На его лице нет живого места. Сломанный нос, заплывшие глаза, правая сторона лица представляет собой один большой кровоподтек, а на левой в нескольких местах содрана кожа. Тело мужчины так же украшали многочисленные ссадины и синяки.
- Он, - указываю я на снимок. - Почему ты его не убил?
Ёнджун как-то беззаботно пожимает плечами и отводит глаза.
- Он не знал, кто я. Просто посчитал, что я заглядываюсь на его дочь, хотя она мне даром была не нужна. Девушки младше меня на десять лет меня никогда не интересовали.
- Миссис Элизабет Бейли?
Перед Ёнджуном оказывается еще одна фотография. Теперь уже пожилой женщины. На ее лбу виднелась довольно заметная шишка.
- Ты читал Достоевского, док? «Преступление и наказание»? - я, не задумываясь, киваю. - Так вот, я не Раскольников, чтобы убивать старушек-процентщиц или просто старушек.
- Ха, - выдыхаю я.
Я заблуждался. Чхве Ёнджун был не просто рождественским подарком. Он был тем самым подарком, о котором вы грезите весь год и о котором начинаете говорить своим родным людям еще за месяц до Рождества, рассказывая, чем же он так хорош, что заслужил ваше внимание. Вы готовы выпрашивать его, умолять о нем хоть целые сутки. Это такой подарок, который появляется во снах, заставляя прыгать от восторга.
И я бы обязательно запрыгал, если бы не был так поражен своим открытием.
У Ёнджуна был когнитивный диссонанс. Он убивал всех вокруг, не задумываясь, не разделяя никого на какие-то группы, но затем мог пожалеть кого-то, оставив в живых. Тем самым он как бы говорил сам себе и остальным: «Да, я плохой, но смотрите, я могу быть и хорошим».
О, Боже мой, как же это прекрасно! Как он прекрасен! Восхитителен, неподражаем, изумителен!
Я еще никогда не чувствовал такого экстаза.
Хотелось запрокинуть голову назад и громко расхохотаться, хлопая в ладоши.
Чхве Ёнджун - настоящий долгожданный рождественский подарок. И он мой! Мой! Только мой! Пускай хоть на пару часов! Но мой и больше ничей!