Заложники любви

Яна.

Семь дней. Столько я провела в кровати, вставая лишь для того, чтобы сходить в туалет, на кухню или взять тетради и методички. Травма есть, но учебу и экзамены никто не отменял. По сути, мне остается только решать пробники по профильной математике, обществознанию и русскому. Репетиторы жалеют меня, и это бесит.

Мама так сблизилась со своим Петром, что не хочет меня слушать. Каждый ее приход в мою комнату перерастает в ссору. То я опять не так разговариваю, то ей надоело, что я валяюсь дома. Она не слышит меня. Когда приходил Борисов, он неуверенно протянул ей пакет с апельсинами и прошел ко мне. Я думала, что он будет юлить эту тему, но как же я ошиблась. Да, он много раз извинился, но потом начал рассказывать о себе: как переехал с родителями сюда, как стал играть в волейбол. Мне правда было с ним интересно, и за долгое время я не думала о Глебе. Жданов не звонил, не писал и не приезжал.

Жду ли я этого? Спорный вопрос. С одной стороны, мне не хватает его: его улыбки, шуток и объятий. Но в то же время я понимаю, что это правильный поступок с его стороны. Он закончил то, что могло привести к большим разрушениям. А сейчас только моё разбитое и никому не нужное сердце мучается. И в придачу колено вызывает боль.

Думаю, что со временем станет легче. Выйду в школу, постараюсь вновь стать тенью, которую никто не замечает.

Юля поддерживает меня как может, навещает. Хочу поделиться с ней своими чувствами к Глебу, но как только открываю рот, возникает какой-то барьер, и я замолкаю. Это не недоверие к подруге, просто стыдно быть уязвимой.

Люблю ли я его? Да. Но, похоже, это всё напрасно.

Я старалась быть ближе к нему, хотела его внимания, но он не переходил черту. Если бы не тот танец, возможно, мы бы не сблизились. Если бы...

На днях мне приснился кошмар.

Я была в белом пышном платье, невеста одним словом. А знаете, кто был женихом? Конечно же, Глеб Александрович Жданов. Он был в том же классическом костюме, что и в тот вечер бала. Мы сказали друг другу "да", потом целовались, как сумасшедшие. А потом всё исчезло в один момент. Я оказалась в тёмном помещении, совершенно одна, звала Глеба, маму, Егора, но никто не отзывался. Сквозь сон я чувствовала, как меня трясёт. Ещё хуже стало, когда из темноты вышел... папа. Его фигура стояла в нескольких метрах от меня.

— Папа...

Мужчина улыбался, как будто живой. Он смотрел на меня своими голубыми глазами, такими родными и незабытыми.

Он раскрыл руки и позвал меня в свои объятия. Как в детстве, я с разбегу прыгнула к нему. Папа сжал меня, и вырвалось признание:

– Моя самая лучшая девочка. Доченька моя.

Его голос. Все тот же, что я помню. Когда я слышала его в последний раз? В день трагедии, когда его убили.

– Папочка, папочка, – крепче обхватываю его за шею, плача навзрыд. – Пусть это будет не сон…

Иллюзия. Папы нет.

– Это сон, правда, – отвечает мужчина и опускает меня на пол.

Папа поглаживает мою щеку, и по его щеке скатывается слеза. Он отступает.

– Папуль, не уходи… Останься.

– Не могу, Яночка.

Сглатываю слезы, мотая головой.

– Я молю тебя, не оставляй меня. Ты бросил, мама тоже… Нашла себе Петра… У Егора своя жизнь… Глеб… Все бросают… Я ничтожество, которое никому не нужно, – шепчу я.

Верните мне мою жизнь. Верните папу. Верните счастье и покой.

– Я тебя не бросал. Мама пускай живёт. Лиза заслуживает быть счастливой, незачем ей всю жизнь по мне убиваться. А этот Глеб, он тебя любит, я вижу. Но, Яночка, ты сама должна выбрать для себя, что лучше, – произносит он серьёзным голосом. – После моей смерти ты перестала жить. Я знаю, больно, сложно, но ты должна быть сильной. Ты же моя дочь. А мы, Смирновы, никогда не сдаемся, помнишь?

Слёзы, вой. Я трясусь и стираю их руками. Папа прав, но что я могу делать, если не получается? Как Глеб может меня любить?

– Это сложно, – бормочу.

Но передо мной опять пустота. Папа исчез так же незаметно, как и появился.

А я проснулась в поту, с бешено колотящимся сердцем, вся в слезах. Я не обдумывала его слова, старалась сохранить его образ. Лицо, силуэт. Он был рядом.

И вот сейчас, сидя на кровати, я кручу в пальцах карандаш. Мыслей тысячи, а поделиться не с кем. Хотела маме рассказать о сне, и только дошла до кухни, как увидела, как они целуются с Петром. Тошно стало, а в голове слова отца:

«Мама пускай живёт. Лиза заслуживает быть счастливой, незачем ей всю жизнь по мне убиваться».

Могла бы и я так думать.

Молчание. Тишина в квартире, и одиночество накрывает меня. Беру блокнот и карандаш и начинаю писать что-то похожее на стих.

В глазах твоих – весь мир мой свет,

С тобой не страшен мне рассвет.

Смех твой, как мелодия весны,

С тобой я чувствую, что я – не одна.

Ты – мой компас, мой тихий маяк,

В объятиях твоих забываю страх.

Каждый миг с тобой – как волшебный сон,

С тобой я дома, с тобой я влюблена.

Пусть будут штормы, пусть будет дождь,

Вместе пройдём мы сквозь бурю и прочь.

Ты – мой герой, мой нежный покой,

С тобой навсегда я буду одной.

В душе знаю, кому я посвятила его. Но признавать не хочу.

Неожиданный звонок прервал все мысли. На экране высветился незнакомый номер.

– Алло, – скомканно отвечаю.

Молчание. Секунда, две.

Уже хочу отклонить звонок, так как думаю, что это чьи-то шутки.

– Здравствуй, Яна, – тихий голос Глеба.

Я замерла, начав гулко дышать.

– Ты здесь? Как ты?

Я сглатываю.

– У меня всё хорошо… А вы как?.. – сжимаю телефон в руке посильнее.

– Я тоже в порядке.

Мы замолкаем, слушая лишь дыхание друг друга.

И опять же всё не так, как я хочу. Думала, что больше никогда не буду с ним разговаривать так, как раньше. Что не буду видеть его ту сторону, которую он скрывает. Бережную и нежную.

– Вы для этого мне позвонили? Даже с нового номера…

– Хочу к тебе. Тебя увидеть.

Нет, ты же опять обманешь меня, Глеб. Побудешь рядом, а потом начнешь говорить, что это ошибка. Я не хочу быть на этих эмоциональных качелях.

Откажи. Скажи, чтобы больше никогда так не говорил. Чтобы забыл номер.

— Тогда приезжайте ко мне. Мама с Петром сегодня в гостях на всю ночь... То есть я имею в виду, что вы можете побыть у нас... — прерываюсь. — Я хочу, чтобы вы были рядом. Мне... Мне страшно.

— Я приеду. Жди, — отвечает он и отключается.

Теперь страх внутри. Что мы опять творим? Зачем?

Мы как два подростка, которые любят причинять боль. Да, он будет рядом, но это не то.

Я мельком оглядываю комнату — кажется, прибрано. Ну не будет же он меня судить за беспорядок?

Звонок в дверь раздается. Я сразу же встаю и, хромая, направляюсь к ней. Минут десять уходит на это, и когда я открываю дверь, то сразу же выдыхаю. Передо мной стоит Глеб. Мы не виделись неделю, а кажется, будто вечность. Он усталый, волосы взъерошены. Я пробегаю по нему взглядом и замечаю, что он уже не в спортивном костюме, а в обычной черной толстовке и таких же джинсах.

Я поднимаю взгляд к его глазам, и лучше бы я этого не делала. Они смотрят на меня с такой нежностью, с которой обычно люди смотрят на любимых. Так папа говорил и сам делал в сторону мамы.

Глеб переступает порог. В его руках пакет, из которого виднеется что-то похожее на еду. Умный, знает, как задобрить.

Я слегка покачиваюсь, и он, видя это, сам захлопывает дверь.

— Я... Я скучала... — вырывается из меня, когда я бросаюсь к нему. Даже боль в колене не останавливает меня.

Парень не мешкает, а обхватывает меня одной рукой, прижимая к себе. Я льну щекой к его груди и слышу, как он шепчет:

— И я.

Мы стоим в прихожей не знаю сколько времени. Но когда я вскрикнула от боли, Глеб сразу же отстраняется.

Мне страшно, что он уйдет. Что опять оставит одну.

— Можно я тебя поцелую? — тихо спрашивает он, боясь, что я откажу.

Будь умной и поступи правильно, но опять поддаваясь чувствам, выдыхаю:

— Да.

Ему не нужно переспрашивать — он сразу же прижимается к моим губам. Так нежно, легко касается. Пакет падает на пол, чуть шумя.

Я запускаю руки в его волосы, оттягивая их. Глеб подхватывает меня на руки, позволяя окольцевать его торс. Левую ногу я согнула в колене наполовину, чтобы не испытывать боли.

Мы целуемся. Я впервые так висну на парне. Да я впервые привожу домой парня. Правильнее сказать — Глеба; он ведь не просто парень, а учитель.

Это звучит мерзко...

Жданов оставляет легкий поцелуй в уголке губ, отпуская меня назад. Я не понимаю, что происходит, но все равно прижимаюсь к его груди.

— Тебе нечего бояться. Я рядом, — проговаривает он мне в макушку.

Я отступаю и приглашаю его в зал.

Он садится на диван и протягивает мне пакет:

— Там шаурма, фрукты, сладости. Я не знал, что ты захочешь, поэтому купил всего понемногу.

Хочу взять пакет у него, но Глеб качает головой.

— Где кухня?

— Там, — показываю в сторону.

Он кивает и удаляется. Идти за ним для меня пытка; так уже находилась за сегодня.

Плюхаюсь на диван и начинаю листать каналы на телевизоре. Через минут десять парень приносит несколько тарелок с едой и садится рядом.

И вновь я льну к нему. Кладу голову на его грудь, а он обнимает меня за талию.

Мне тепло.

— Я хочу сказать только одно, — начинаю. — После всего этого вы не скажете, что всё было ошибкой.

Он целует меня в макушку. Мне приходится приподняться, чтобы заглянуть в его глаза.

— Не молчите.

— Ты командовать вздумала? — с улыбкой парирует он.

— Нет, я просто сказала. Извините, если опять перешла черту... — шепчу.

Глеб поглаживает мои скулы, заправляя прядь волос за ухо. Смущает опять.

— Называй меня Глеб и на "ты", — выдает он.

Я туплю на него взглядом в недоумении.

Нихрена себе поворот.

Я отодвигаюсь от него на другой конец дивана.

Не знаю, почему так реагирую.

— Ты чего? — чуть подвигаясь, спрашивает он.

— Это... Будто неправильно. Конечно, то, что происходит между нами, тоже неправильно. Но называть вас по имени... — рассуждаю.

Он хрипит:

— Ты выдвинула свое условие, я принимаю его. Никаких разговоров об ошибках и так далее. Мы просто проведем этот вечер вместе, а потом я уеду. Это ничего не изменит между нами, хорошо?

Я киваю.

— Но тебе будет комфортнее, если ты будешь просто звать меня "Глеб", а мне не будет так противно от того, что ты видишь во мне какую-то власть. В школе я для тебя учитель, а тут — друг.

Мне нужен дефибриллятор. Помоги мне.

Жданов, кажется, головой ударился.

— Хорошо. Да, ладно, Глеб, — скомканно отвечаю, не веря в это.

Парень тянет руки ко мне, и я поддаюсь.

В тишине мы смотрим какой-то фильм, нежась в объятиях друг друга.

Моя голова покоится на его груди, там же и рука.

Он мирно дышит, и я засыпаю.

Надеюсь, что проснусь, и это не окажется еще одним сном.

Сколько прошло времени — я не знаю, но чувствую, как парень переносит меня на кровать и целует в висок.

— Не уходи. Ты мне нужен, — прошу я.

Он борется сам с собой. Я уже думаю, что он точно не ляжет со мной в одну кровать, даже не помышляя о чем-то пошлом.

Звук того, как он скидывает кофту, а потом майку, начинает меня пугать. Он же не будет полностью раздеваться?

Кровать прогибается, и крупное тело Глеба оказывается рядом со мной. Мы лежим лицом друг к другу, но не касаемся руками.

— Маленькая, ты будешь жалеть об этом потом... Больнее будет потом, — тихо говорит он.

Я сглатываю комок из слез и прижимаюсь носом к его шее. Глеб кладет руку на мою поясницу и гладит вдоль позвоночника.

Так я и засыпаю. Впервые в одной кровати с парнем. Никогда не думала, что это произойдет так быстро.

***

Глеб.

Что вчера на меня нашло?

Нахрена я приехал к Смирновой? Хотел просто позвонить и узнать, как она себя чувствует. Но, черт возьми, мы снова оказались рядом.

На этот раз настолько близко, что она спит на моей груди. Я в её квартире, в её комнате, в её постели. На мне нет футболки, и кто-то со стороны может подумать, что мы с ней переспали. Пусть я падонок, но никогда не буду заниматься сексом с Яной. Это было бы ещё хуже в нашей ситуации. Если мы так не можем друг от друга оторваться, что будет, если произойдет что-то большее?

Мы уже связаны душами.

Хотел бы я остаться с ней, но нужно уходить. Лучше сейчас, а то если она проснётся, я останусь с ней. Навсегда.

Одеваюсь и на миг задерживаю взгляд на ней. Подходя тихо, наклоняюсь и касаюсь лёгким поцелуем её губ.

— Люблю тебя, маленькая. Это и есть мой приговор.

Она не услышит этого и никогда не узнает. Потому что больше мы с ней не увидимся.

Родной город, встречай заблудшего сына.