Глава 2
От лица Яны
До дома добираюсь за полчаса, и когда захожу в прихожую, вижу, что дома есть кто-то чужой. Где-то рядом с тумбой стоят мужские ботинки, которые я раньше никогда не видела. Если бы это был Егор, мой старший брат, он уже бы выскочил сюда и встретил меня. На душе как-то неспокойно. Но я решаюсь зайти в другую комнату.
Проходя на кухню, я вижу, как мама мельтешит по разным сторонам и что-то лепечет. А рядом за кухонным столом, спиной ко мне, сидит какой-то мужчина.
— Мам, я дома! — громко произношу, чем привлекаю их внимание.
Карие глаза женщины испуганно смотрят на меня, от чего я ещё сильнее впадаю в панику. Что тут происходит? И кто этот человек?
Мужчина, сидящий спиной ко мне, разворачивается и смотрит на меня. Его глаза иступленно исследуют меня, отчего становится как-то некомфортно.
— Дочь, ты уже дома... — поспешно отвечает мама.
— Здравствуй, Яна, — встав со стула, произносит незнакомец.
Я оглядываю его: со стороны ему лет сорок не меньше. Черты лица грубые, прямой нос, морщинки возле губ и на лбу. Но первое, на что я обращаю внимание — это его глаза, ярко-голубого цвета, похожие на небо. Они так бросаются в глаза, что на несколько секунд я утопаю в них, даже забыв о том, что происходит.
— А вы? Мы, кажется, не знакомы? — прочищаю горло и отвожу взгляд на маму. Она всё так же стоит у плиты и нервно покусывает губу.
— Я Пётр Афанасьевич Дружин, друг твоей мамы, — робко произносит он.
— А, хорошо. Приятно познакомиться. —отстранённо отвечаю я. — Ладно, я пойду в комнату.
Мама кивает, а Пётр Афанасьевич вновь скользит по мне взглядом, будто оценивая. На его губах появляется странная улыбка, от которой я ещё сильнее начинаю паниковать внутри.
— Яна, посиди с нами. Давай познакомимся, — голос мужчины стал более настойчивым.
— Извините, но мне нужно отдохнуть перед репетитором. Как-нибудь в другой раз, — откликаюсь я и бросаю на маму спасительные взгляды.
Она сразу же понимает это и, откашливаясь, говорит:
— Петь, давай лучше чай попьём. А Яне правда нужно отдохнуть.
Я не остаюсь там ни на минуту, быстро перемещаюсь в свою комнату. Когда двери за спиной закрываются, делаю глубокий вдох.
— Какой-то он странный... — произношу я сама себе.
Скидываю рюкзак на стул, а сама иду к кровати. Прямо в уличной одежде, падаю на постель и выдыхаю:
— Вот бы поспать...
Но когда до мозга доходит смысл слов, резко поднимаюсь. Понимаю, что если лягу спать, то просплю репетитора и так ничего не сделаю для подготовки к экзаменам. Но и ещё я точно знаю, что когда попаду в царство Морфея, сразу же начну видеть кошмары. Там будет папа... Будут счастливые моменты с ним... А потом будет пропасть, и его уже не будет рядом... Проживать это каждый раз невыносимо.
Поэтому, встав с кровати, решаюсь переодеться в пижаму и сажусь за рабочий стол. Ноутбук передо мной, тетради с конспектами тоже. И вот уже мысли о учёбе: профильная математика не желает отпускать, вытягивая все силы на решение пробников. Но это даже лучше — не будет времени для собственных мыслей. Не будет места для того, чтобы осмыслить то, что произошло в школе с Глебом Александровичем. И не буду размышлять о том, кто же всё-таки такой этот Пётр Афанасьевич Дружин.
☆☆☆
Понедельник. Утро не задалось. Когда гладила рубашку, то прожгла её.
— Мам, у тебя не будет белой рубашки? — громко кричу из своей комнаты, чтобы мама услышала.
— Что, дочь? — заходя ко мне, спрашивает она.
Мама сегодня выглядит так, будто собралась на праздник. На ней её любимое чёрное платье, которое подчёркивает хорошую фигуру. Волосы она решила собрать в пучок, но некоторые рыжие пряди всё же свободно спадают на лицо. Она всегда выглядит красиво, но именно сегодня это ощущается как-то непривычно.
— Мам, а что за праздник? — неуверенно спрашиваю я.
Она смотрит на меня несколько долгих секунд, а потом сдаётся:
— Я сейчас иду на собеседование в одну компанию. Нужно было одеться приличнее. Тебе не нравится? — её голос звучит глухо. — Это любимое платье Вадима... Было любимым.
Глаза мамы наполняются слезами, и в ту же секунду она выбегает из моей комнаты, что-то шепча:
— Яночка, прости...
Я не понимаю, почему она извиняется. Из-за того что заплакала? Или из-за того, что упомянула папу?
У меня у самой сердце сжалось от её реакции только на его имя. Но плакать при маме не собираюсь. Глухо выдыхаю и стираю ладонью слезу, которая предательски скатывается по щеке.
В спешке нахожу другую рубашку и сразу натягиваю её, даже не глажу. Пусть будет так.
Когда захожу на кухню, вижу, что мама до сих пор плачет.
— Мамуль, ты как? — подходя к ней, прошептала я.
Она невольно вытирает слёзы, не скрывая их.
— Всё хорошо, доченька. — её голос дрожит.
Я обнимаю её. Она льнет ко мне, прижимая крепче к себе. В эти минуты нет никого роднее, чем мы. Никто не может понять наше горе. Уход папы из жизни подкосил всех: меня, брата, но больше всего маму. Она будто перестала жить, существовала лишь для того, чтобы нас вырастить. Работала, работала и ещё раз работала. Она так погрузилась в мир, где нет папы, что и забыла, что когда-то была любима. И в такие минуты, когда мама хоть как-то показывает свои чувства, я понимаю, что она так и не отпустила его. Как и мы с Егором.
Проходят считанные минуты, когда мама отступает. Я сажусь на стул и вытираю глаза, которые были красными от слёз.
— Мне его тоже не хватает,— шепчу я, то ли для себя, то ли для мамы.
Она молчит и лишь смотрит в окно.
— Он был всем для меня, Яна,— шепотом отвечает мама. Она так тихо это говорит, будто хочет, чтобы я не слышала этого.
Я киваю. А что я ещё скажу? Мы много раз говорили, что лучше не упоминать папу каждый день, чтобы боль начала заглушаться, но это не работает так. Каждый из нас проживает своё, неся свои тревоги в душе.
И никто не скажет, глядя на меня, что я каждый раз натягиваю улыбку на лице и кажусь жизнерадостной. А внутри бушуют бури из боли и страданий.
— Ладно, я пойду в школу уже,— встав со стула, говорю я.
— Сегодня вечером будем отмечать моё новое место работы, думаю, меня туда возьмут. Вечером всё подробнее расскажу,— мама вдруг оживает.
— Да, конечно. Егор приедет? — наигранно спрашиваю я.
— Да, ещё приедет Пётр Афанасьевич.
После этих слов меня передёргивает. А он зачем? Мы же семейный ужин будем устраивать, а не встречаться с друзьями. Но свои мысли вслух я не озвучиваю:
— Хорошо, до вечера.
Мама не отвечает, а я выхожу в прихожую и накидываю чёрный бомбер. Быстро натягиваю кроссовки и выбегаю из квартиры.
Меняя родной дом, где душат стены, на ещё одно место, где ни чуть не легче.
Да начнётся ад. Но с улыбкой на лице.
☆☆☆
В школе на удивление тихо. Уроки проходят нормально, без всяких проблем. Но самое странное, что за весь день я не встретила его. Глеба не было в школе? А может, он прячется от меня из-за того случая, который произошёл в пятницу? Да нет, это же глупо.
— Ян, ты так и не рассказала, что от тебя хотел Жданов, — спрашивает Юлька, когда мы заходим в кабинет информатики.
— Спрашивал про класс в целом. Сегодня он всё сам расскажет, — отмахиваюсь я и занимаю место за партой.
Когда звенит звонок, все мои одноклассники рассаживаются. Взглядом обвожу всех и останавливаюсь на Нике. Она словно ангел. Правда, её волосы такого светлого оттенка, что кажется, будто они не настоящие. А голубые глаза, как стеклышки, такие глубокие. Вот как с такой милой внешностью она может быть такой стервой? Хоть и не показывает это в открытую. И вот сейчас сидит и что-то шепчет своей подружке Аньке, а сама смеётся. Опять кого-то обсуждают.
Выкинув все эти мысли из головы, возвращаю взгляд к себе на парту. Юлька что-то ищет в портфеле. Через весь шорох я слышу, что кто-то ещё зашёл в кабинет. Возможно, Николай Владимирович, информатик.
Всем классом встаём, чтобы поприветствовать его. Но вот когда чья-то фигура проходит мимо меня, я опешиваю.
— Здравствуйте, присаживайтесь, — слышится голос. Глеб Александрович сел за учительский стол и одарил всех улыбкой.
Юлька потянула меня за руку, и я плюхаюсь на стул так шумно, что на меня все обращают внимание.
— Смирнова, ты так рада меня видеть? — язвит Глеб.
Я лишь кидаю на него гневный взгляд, но вновь одергиваю себя. Нельзя же так себя вести с учителем!
— Извините, я просто задумалась, — промямливаю я.
Он кивает.
— У вас сегодня информатики не будет. Решил пообщаться со своим классом. Не против? — его голос такой хриплый, что я вновь чувствую, как в животе пляшут бабочки. Они там никак подохнуть не могут? Или у них всегда будет такая реакция на Глеба?
— Конечно же, нет! — ехидно отзывается Ника, вновь поправляя свои волосы.
— Давайте сразу к делу. Во-первых, что вы приготовили на осенний бал? — пробегая взглядом по классу, он ошарашил всех.
— На осенний бал? Мы забыли... — мой голос звучит вновь как-то чуждо.
— Мы так закрутились с идеями на выпускной, что про это забыли, — поддерживает меня Юля.
Жданов хмурится, а взглядом пожирает меня. Становится неловко. Но он всё так же смотрит на меня. Его губы поджаты, но сам он кажется расслабленным. Как-то странно всё это.
— Тогда думайте сейчас, что будете делать. У вас есть неделя.
Я смотрю на него, а потом на весь класс. Но хоть бы кто-то поднял свои глаза на Глеба. Только Ника так внимательно слушает и внимает каждое его слово.
— Может, танец поставим? — заявляет блондинка.
— Ага, всем классом будете танцевать? — переспрашивает Глеб, сдерживая смех.
— Нееее, я не буду, — вмешивается в разговор Стас.
— А что? — вновь проговаривает она. — Всё равно же хотели танцевать вальс на выпускном.
— Это другое. Мы с парнями согласились только ради Владиславы Сергеевны, — вновь слышится голос Стаса. Он говорит за всех парней в классе.
Я молчу, никак не хочу на это реагировать. Танцевать? Точно нет. А вот насчёт вальса — это тоже не точно. Кто нам будет помогать ставить танец, если наш бывший классный руководитель болеет, а затея была её? Никто из нас не смог ей отказать. Если говорить от себя, то я не хочу танцевать ни при каких условиях.
— А что тогда будем делать? Петь? Лучше тогда поставить какой-нибудь танец. Будет проще, — раздаётся голос Юли, и я сразу же смотрю на неё. Она, не понимая моей реакции, пожимает плечами.
— Если все согласны, тогда нужно сегодня начать думать над идеями для танца, — голос Ники противный. Он проникает в мои уши и будто испепеляет изнутри. Бесит.
— Все согласны? Смирнова, ты чего молчишь? — я торопею от его вопроса.
— А, я не знаю... Можно... Или нет... — вновь мямлю я.
— Ты можешь ответить чётко, — повышая голос, Глеб поднялся со стула.
— Смирнова у нас танцевать боится, да? — Ника переводит на меня взгляд.
— Ник, прекрати, — Юля тоже поднялась.
— Ну а что? Она кажется танцами занималась, а потом...
— Заткнись! — грозно чеканю я и покидаю класс.
Меня переполняют эмоции. Злость начинает заполнять всё внутри, но слёзы опять начинают скатываться по щеке.
Я уже не иду, а бегу в сторону женского туалета, стараясь не привлекать к себе внимание. Когда оказываюсь там, то сразу же опускаю руки под струю холодной воды. А потом резко подношу их к лицу, умываясь. Начинаю дрожать: то ли от холода, то ли от паники.
— Успокойся. Она хотела вывести тебя на эмоции, — ною я.
Вода не помогает, а лишь сильнее погружает моё сознание в хаос. Мысли начинают путаться, а тело трясёт. Делаю несколько шагов назад и скатываюсь по стене, будто падаю не на пол, а сразу же в прошлое.
Воспоминания начинают проноситься одно за другим.
Мой первый день на репетиции. Тогда я была так напугана, что хотела сбежать к папе. Он бы меня успокоил.
Потом вспоминаю, как впервые вышла на сцену и там же дебютировала; мне было всего семь лет. После этого я стала жить танцами.
Перед глазами появляются обрывки самых удачных моих выступлений. Но потом сразу вспоминаю, как ошибалась на сцене. После всего этого меня утешал папа и говорил, что я всё равно самая лучшая.
Комок образуется в горле. Дыхание начинает сбиваться. А слёзы новым ручьём полились по щекам.
— Нет, нет... Не думай, не вспоминай.
Прижимаясь к стене спиной, а руками пытаясь зацепиться хоть за что-то. Но всё бессмысленно.
А перед глазами возникают новые обрывки прошлого.
Мой последний номер на сцене. Я волновалась, а потом неожиданно упала. Тогда меня отчитывали все. А я лишь ждала папу, который меня спасёт. Но он не пришёл...
— Пожалуйста, хватит! — шепчу в пустоту.
Меня переполняют эмоции так, что я начинаю бить кулаком об пол. Причиняя физическую боль, надеюсь, что морально станет легче. Один удар, второй... И так происходит, пока кто-то не обхватывает мою руку и крепко её сжимает.
— Ян, тише... — голос был мужским. Он начал обволакивать меня.
А потом кто-то подхватил меня на руки, а вскоре я будто сидела у кого-то на коленях. Всё своё внимание я старалась направить на прикосновения. Кто-то нежно водил по моей спине вверх-вниз и что-то шептал:
— Я рядом.
Прижимаясь к нему, я чувствовала себя в безопасности. Будто меня перенесли в те дни, когда папа был жив. Когда я бежала к нему навстречу, а он нежно подхватывал меня на руки и кружил.
От нежных прикосновений я начинаю приходить в себя. Прошлое отступает и возвращает меня в реальность — в ещё более больное настоящее.
— Ян, ты в порядке? — шёпот доносится до меня, и я отстороняюсь. Но лучше бы я этого не делала.
Ведь я сижу на коленях у Глеба. Это он пришёл мне на помощь и не дал утонуть в том омуте.
— Вы... — я начинаю подниматься с его колен, но его хватка лишь крепчает на моем теле. Одна его рука оказывается на моей талии, а другая ложится на бедро.
— Что произошло? Что это было? — не грубо спрашивает он.
— Не знаю... — шепчу я и опускаю взгляд на свои руки.
— Это была паническая атака?
Я киваю. Слов нет, ведь если начну говорить, то вновь расплачусь.
— И давно это у тебя? — чуть нежнее шепчет Глеб и вновь проводит по моей спине подушечками пальцев.
— Это не важно...
Он крепче прижимается ко мне, и я чувствую под собой его крепкое тело. Но это все не из интимного, нет. Он будто пытается окутать меня своим теплом, которого так не хватает. Что-то тёплое зарождается в моей груди.
— Я не буду выпытывать что-то из тебя. Давай ты сейчас умоешься и пойдёшь домой. Тебе нужно отдохнуть, хорошо? — шепчет он, и я поднимаю на него взгляд.
Его лицо в нескольких сантиметрах от моего. Его тёплое дыхание щекочет кожу на шее. Он так близко, но в то же время так далёк.
Он первым отдаляется и помогает мне встать с его колен, поднимаясь сам.
— Давай, умойся. — настаивает он.
Я неуверенно подхожу к раковине и включаю воду. Когда опускаю ладони под струю, то казанки на левой руке начинают щипать. Они все разбиты и в крови.
— Ай... — стону я.
Как же я не заметила это? Как не почувствовала?
— Что случилось? — он оказывается за моей спиной и смотрит на мои руки.
— Ничего...
— Твою... Я не заметил. — рычит он сквозь зубы. И это так на него не похоже.
— Глеб Александрович, уже урок скоро закончится... Идите отсюда. — шиплю я, стараясь унять боль в костяшках.
— Да мне похрен. Пусть увидят. — вновь шипит он и дотрагивается до моих рук, выключая воду.
— Это неправильно. Мы в женском туалете... Вы учитель... Люди не так подумают... — спотыкаюсь на каждом слове.
Он поднимает бровь.
— Я сказал, мне наплевать. Лучше думай о себе, хорошо?
— Хорошо. Но лучше вам уйти. Спасибо за то, что помогли, но... Этого достаточно, — отвечаю я и аккуратно вытаскиваю свои руки из его.
Он кивает. Даже не спорит, а лишь уходит.
Когда остаюсь одна, то смотрю в зеркало. Глаза опухшие, губы потрескавшиеся, а волосы растрепались. Картина, конечно, не ахти.
— Нужно сходить к врачу. — прошептываю я и отворачиваюсь от зеркала.
Привожу себя в порядок и выхожу из туалета прямо перед звонком.
Опять всё идёт по одному месту.
Не смогла сдержать эмоции, а паничка случилась в школьном туалете. И опять рядом был Глеб Александрович. Всегда он.
Судьба, ты решила меня добить?
☆☆☆
— Ян, что случилось? — Юля осматривает мою руку, которую уже перевязали в медпункте. Пришлось сказать, что упала нечаянно, а они и поверили.
— Давай не сейчас.
Брюнетка будто борется внутри сама с собой, но соглашается.
Когда мы заходим в класс, все взгляды обращены на меня, но никто даже слова не проронил.
— Ян, мы тут решили, что будем танцевать вальс на осеннем балу, — бросает Ника.
Я киваю.
— Пока тебя не было, мы разбились на пары. Но тебе никто не достался. — шутливо пожимает плечами блондинка и ухмыляется.
Как же я хочу стереть эту улыбку с её лица. Надо было это сделать ещё тогда два года назад. Такой шанс я, конечно, упустила. А сейчас должна терпеть её.
— Тогда получается, я не танцую? — выдаю первое, что пришло в голову.
— Ты можешь одна танцевать. Или вообще нет. — чеканит Ника.
Я прожигаю её взглядом.
— Она со мной в паре будет. — из-за наших спин доносится голос. Его голос.
Я оборачиваюсь и вижу, что Глеб Александрович стоит в дверях.
«Ты там что ли смеёшься, Вселенная?» — проносится в моей голове.