Раскат грома над маковым полем

Один из служивых в черной форме полиции смачно сплюнул, что-то сказал своему сослуживцу, и оба разразились поистине таким смехом, которому бы позавидовали бы гиены. Макс сощурил глаза, наблюдая за парнями в форме, насчитывая лишь двенадцать у главного фасада центральной больницы. «Значит, — прикидывал в уме он, — по всему периметру разбросано в целом человек сорок. А ещё внутри все напичкано, блять... Надеюсь, у малого не возникнут проблемы.» 

 Громский сильнее сжал руль пальцами и раздраженно откинулся на спинку сидения. Его чёрный мустанг примостился в тени деревьев, теряясь в общей массе припаркованных дорогих автомобилей. Апрельская погода пока что сулила солнечным днем, но уже издалека, где-то на горизонте виднелись черные тучи, грядущие очередной грозой. Мужчина вспоминал, как девчонка тряслась от грома и жалась к нему, словно он служил единственной защитой от природной стихии. А теперь он, Максимилиан Громский, терся около здания больницы, стараясь вынюхать хоть что-то об Ярославе.

Беспокойную и напряженную фигуру Николая он приметил уже давно, и все ожидал, что же господин Белов предпримет. Его, как успел понять Максим, совершенно не пропускала охрана в здание, несмотря ни на что. Поэтому Белов бесполезно крутился рядом со входом, то и дело вступая в скандал с кем-то из офицеров. Громский прекрасно понимал, что пару припаркованных черных рендж роверов принадлежали людям Николая, когда же сам мужчина был здесь один. Не считая Ромы, находившегося в разведке. 

 Максу не очень-то хотелось светить своим узнаваемым в не лучших кругах лицом перед стражами закона, но и сидеть в машине уже несколько часов бесцельно, ему тоже надоело. К тому же, каждый раз, когда он выцеливал взглядом силуэт Николая, то мужчину буквально окутывала ярость. Раны от подлости Белова были свежи, как в памяти, так и на коже, поэтому кулаки самовольно сжимались на руле. Никто не спорил, Максим и сам понимал, что так глупо купился на уловку, когда Ярослава выбрала отца, а сам Белов назвал ложные координаты припрятанной контрабанды оружия. Там его самого и его людей ждал весьма неприятный сюрприз в виде непредвиденной перестрелки, а затем и громогласного взрыва, в котором погибло трое его подчиненных. Девчонка так вскружила ему голову, а затем оскорбила своим выбором, что Громский слепо повелся и зацепился на крючок, который с силой дернул Белов. 

Теперь же мысль о владении Ярославой заставляла его нетерпеливо ерзать на месте и покусывать губы, а, смотря на Николая, представлять того на коленях, истекающего кровью и молящего о пощаде. 

«Кирпичик за кирпичиком», — так часто говорил отец перед тем, как уничтожить кого-нибудь до мокрого пятна, стерев из истории навсегда. Наверное, большую часть жестокости и кровожадности Макс перенял именно от отца, но и на то были свои причины. 

 Выудив из бардачка новую пачку сигарет, Макс вылез из машины, давая затекшим ногам, наконец, выпрямиться. Прикуривая на ходу, он направился прямо к Белову. Выпуская клубистый сигаретный дым, Макс краем глаза подметил, что охрана Белова уже засекла его. Подмигнув одному из здоровяков, Громский поднял руки, когда на него нацелилось несколько дул пистолетов. Белов осклабился издалека, но Максим прекрасно знал, что стрельбы не будет: не на глазах у полиции и не перед зданием больницы. 

 Громский остановился в шагах тридцати, приподнимая брови и, как бы, говоря так: «Я могу здесь хоть до утра простоять.» Наконец, спустя несколько минут напряженной игры в гляделки, Николай подал знак своим людям, и те опустили оружие, позволяя Максу приблизиться. Белов смерил его презрительным взглядом, а затем снова вернул внимание к окнам третьего этажа. Громский тоже поднял туда глаза, и сразу же представил образ девчонки в больничной койке. Он быстро отогнал видение, чтобы кинуть едкое, приправленное сладкой злобой: 

 — Здравствуй, Николай.

Белов нервно дернул плечом, но так и не повернулся к нему. Макса это ничуть не смутило, он встал рядом с мужчиной, продолжая источать запах никотина. 

 — Дай угадаю: твою мерзкую физиономию не пускают даже на порог? — если Макс и рисковал получить пулю, то в этот раз он был готов: надежный броник плотно стягивал его ребра под пиджаком. 

 — Что ты здесь забыл, щенок? — огрызнулся в ответ Белов, скрещивая руки на груди. 

 — Пришел позлорадствовать, что же еще? — Громский хмыкнул, гоняя сигарету во рту туда-сюда. — И да, Коленька, я совсем не держу на тебя зла за то, что ты наебал меня, из-за чего погибло всего-то пару человек. Ничуть. 

 Повисла тяжелая, как сам свинец, тишина. Максим готов был поклясться, что слышал, как напрягается каждая мышца в теле Белова, как он сжимает челюсти, как его мысли лихорадочно мечутся в слегка седой голове. Конечно, Громский наслаждался подобным, буквально вдыхал сладкий запах гнева и негодования со стороны противника. 

 «Ты думал, что отправил меня на смерть, мразь. А я же здесь, стою рядом с тобой и созерцаю твое будущее падение.» 

 — Повторюсь, — Николай терял терпение, и от этого у Максима стремительно повышалось настроение. — Какого хрена ты здесь забыл, щенок? 

 — Это правда? Старик мертв? — менять маски было легко, поэтому Макса никогда не затрудняло измениться в лице, став серьезнее или, наоборот, расслабление. 

 — Да.

Громский затянулся в последний раз и выкинул сигарету. Та тлеющим светлячком упала на асфальт, заискрившись ярко-красными огоньками, а затем резко угасла. Что случилось в том треклятом доме? Ярослава точно не могла приложить к этому руку. Она, вспоминал мужчина, цеплялась за вонючую зверюшку, хотя та не стоила и пальчика на её ножке. А тут жизнь человека, несмотря на качество трухлявого старика, но, тем не менее, целая жизнь. 

 — Что бы там не случилось, это твоя вина, Коля, — Макс засунул руки в карманы, готовясь к очевидной реакции Белова. 

 Тот не заставил себя долго ждать, метнулся к нахальному мальчишке, который, как думал, если влез в дорогой костюм и пару раз держал в руках пистолет, уже думал, что познал жизнь. Схватив Громского за грудки, Николай как следует встряхнул наглеца. Ярость, которая ждала выхода с того момента, как до Белова дошли новости по поводу дочери, наконец, выплеснулась. Сейчас он походил на дикого, буквально загнанного в угол вепря. 

 Макс на секунду прикрыл веки, стиснул челюсти, но не дернулся. Он позволил Николаю творить такое, хотя, будь они в другой ситуации, Громский бы за подобное переломал бы все пальцы мужчине. 

 «Терпение, сынок, — часто говорил ему отец, когда будучи еще совсем юнцом, Максим рвался на дело раньше времени, — залог всех побед.»

И сейчас Максим всецело готов был отдаться этому занятию, которое он, честно говоря, ненавидел — терпеть. Он по своей натуре был нетерпелив, всегда стремился как можно скорее добиться результата, взлететь к вершине, опередить само время, вжимая педаль газа в пол. Но в такие моменты, наблюдая, как капилляры в глазах Белова лопаются от злости, Громский мог отдаться ожиданию. Ведь он знал, что потом, с Ярославой или нет, ему воздастся.

 — Не смей раскрывать свой поганый рот, ясно тебе? — слюна брызнула на щеку Максима, но он сдержал себя и продолжал невозмутимо смотреть на беснующегося Николая. — Я почти уверен, что ты приложил к этому руку, ублюдок! Гнилое отродье, ты планировал это с самого начала, ведь так?! 

 Брови Макса поползли вверх, и он с удивленной улыбкой осведомился: 

 — Спланировал что конкретно, Коля? Убийство старика с помощью твоей беспомощной дочурки? Прости, конечно, меня, я гениален, но не настолько! 

Николай отпустил Громского, слегка оттолкнув его от себя, на что тот даже не покачнулся, не высунув рук из карманов. Максим прекрасно видел, как люди Белова были напряжены и наблюдали за ними, не убирая рук от оружия. И видел то, как было плевать охране около больницы, как молодые парни, видимо, новобранцы, буквально считали мух от скуки. 

 — Ярослава не могла сделать этого сама, — слегка остыв, уже спокойнее процедил Николай, поправляя свой пиджак. — Я не знаю всей ситуации, но Андрей съехал с катушек после смерти Володи. Насколько мне известно, она до сих пор не пришла в себя, и к ней никого, кроме врачей, не пускают. 

 — А где выродок? — Макс не удивился смене настроя и откровенности Белова. При таком раскладе помощь можно было принять от кого угодно, а его целью было именно помочь. 

 — Заперся в особняке, но... — Николай нахмурился, уперев тяжелый взгляд куда-то в окна больницы. — Он не собирается отдавать ее ни мне, ни полиции. Хочет совершить свое правосудие, как только она очнется. Если очнется. 

Громский лишь вздохнул и покачал головой. «Яра-Яра, я же тебя предупреждал, глупая ты девчонка.» Боль Николая по поводу состояния дочери отражалась в каждом его движении и слове, как бы он не старался это скрыть. Хотя бы тот факт, что он торчал под окнами больницы больше четырех часов, уже говорило о многом, но никак не могло изменить случившегося. 

 Несомненно, размышлял Макс, у Белова и мыслей не было, что все обернется таким образом. Он просто думал, что самое страшное, что случится с Ярославой — это секс с Андреем, замужество с ним, возможно, не тяжёлые побои первое время из-за сопротивления. Кто бы мог подумать... 

 — И все же, мое предложение в силе. 

 — Вот что ты задумал, стервятник? — Белов, наконец, повернулся и сощурился, как шакал, нацелившись на жертву. — Припёрся сюда и всё ещё надеешься ставить мне условия? Думаешь, ей это поможет сейчас? Она ушла от тебя, Громский, выбрала отца в последний момент! 

 — Отца, который продал ее в логово голодных гиен, — развел руками Максим, ухмыляясь. — Знаешь, почему я здесь, Коля? Помощи Ярослава просила у меня.

Макс вспоминал тот вечер, когда Крис без всякого приглашения ворвалась в его кабинет. До этого девушка беспокоила его многочисленными звонками и сообщениями, которые он спокойно игнорировал. Тогда его задетое самолюбие и обиду залечивала одна из наложниц, работающая под видом секретарши в офисе. Смышлёная девочка, которую жалко было просто оставлять без дела в поместье. А так, всегда рядом, когда ему нужно было. 

 Кристина заставила выпроводить способную блондинку, и, честно, он чуть не прибил нахалку, но стоило ей выкрикнуть одно единственное имя, как мужчина остановился. Он позволил Крис рассказать о том, что встретила в магазине Ярославу, об ее просьбе о помощи, о том, что она в конечном итоге обожглась, доверившись отцу. И, что самым сладким было в мольбе о спасении, так это отчаянное: «Согласна на все.» Теперь он мог сделать её своей наложницей, спасти девчонку, заставить чувствовать благодарность и безопасность, а затем... Кирпичик за кирпичиком. 

 Николай осекся, явно вновь намереваясь выкрикнуть что-то злобное и бесполезное. Макс же упивался выражением его лица. 

 «Да, Коля, дочурка побежала ко мне, а не к тебе. Она предпочла меня, а не тебя, старый пёс.»

Телефон у Белова требовательно зазвонил и, глянув на дисплей, ему пришлось ответить. Однако взгляд, который он кинул на Громского перед этим, так и говорил: «Мы ещё не закончили.» Макс на это пожал плечами и достал пачку сигарет, снова закуривая. Внимательным взглядом он прошёлся по фасаду больницы, всматриваясь в окна, пытаясь уловить хоть капли какой-то информации. Сколько вооруженных людей внутри? В палате кроме нее есть кто-то ещё? Как часто меняются охранники? Все это он не мог выведать, поэтому надеялся на Рому. 

 Закончив разговор на повышенных тонах, Белов стремительно вернулся к Максу. 

 — Каким образом она могла хоть о чем-то тебя просить, лживое ты существо? Ее не оставляли одну, насколько мне известно, — Белов уже не был уверен в своих словах, когда волчьи глаза Громского довольно прошлись по нему, как бы говоря: «Да что ты говоришь...» 

 — Какая разница? Факт остаётся фактом: Яра просила забрать ее. Понимаешь ли, Коля, ей понравилось у меня в гостях, — осклабился в хищной улыбке Громский, выпуская дым через ноздри.

Белов ничего на это не ответил, хотя Максим видел, что сказать он хотел многое. Мужчина лишь снова нервно одернул рукава пиджака, кинул взгляд на больницу и повернулся к своим людям. Те уже были готовы ехать, и Николай подошёл к одному из автомобилей. Но перед тем, как сесть на заднее сидение, бросил через плечо: 

 — Она не будет твоей, Громский. 

 Задняя дверь громко хлопнула, когда Николай исчез в салоне. Двигатели заурчали, и два рендж ровера покинули площадку перед больницей, оставляя после себя запах жженой резины. 

 — Она уже моя, — провожая взглядом автомобили, констатировал Максим. 

 Ему понадобилось несколько секунд, чтобы совладать с собой и, наконец, взять себя в руки. Мужчина, сплюнув, двинулся к западному крылу больницы, где, по данным, было на данный момент меньше всего охраны. Приблизившись к густо растущим кустарникам, Максим заметил лишь двух курящих полицаев. Те что-то обсуждали, явно не уделяя должного внимания наблюдению за периметром. Громский, стиснув челюсти, снова затаился в укрытии, поджидая нужного момента. А ждать он, как выяснилось, не любил.

Наконец, один из охранников встал в выгодную позу: повернулся к Максу спиной, тем самым закрыв вид для своего коллеги. Громский стремительно двинулся к целям, отточенным движением заехал по макушке одному полицаю, и, пока не успел опомниться второй, вырубил того прицельным ударом в голову. Двое парней в чёрной форме свалились к его ногам, и, оглянувшись по сторонам, Максим оперативно затащил их в заросли кустарников. К тому моменту на втором этаже распахнулось окно, и оттуда выскользнул Рома. Сверившись с временем на наручных часах, Максим спокойно выдохнул: все шло по плану. 

 — Ну? — нетерпеливо поинтересовался Громский, испытывая огромное желание вновь закурить. 

 — Хреново, — буркнул Рома, снимая с рук перчатки. — У палаты двое дежурят, меняются каждые четыре часа, и один постоянно рядом у койки сидит. Пускают только врачей, но она, судя по всему, еще даже не просыпалась. Вторая — скончалась. 

 — Наложница? — уточнил Макс, вспоминая про данные, где сообщалось о том, что Андрей часто срывал злость на девушках из гарема, а те, в свою очередь, часто не переживали подобного. 

 — Ага.

Они становились у мустанга, и Громский оглянулся на больницу. Через считанные секунды поднимут тревогу, обнаружив двоих охранников без сознания, а, значит, им нужно было скорее покинуть территорию. 

 — Значит, Ярославе придется умереть, — пожал плечами Максим, открывая водительскую дверь. — Собери команду, что делать — ты знаешь. Держи меня в курсе, больше никому не сообщай подробности. 

 Рома лишь кивнул. Когда требовала ситуация, он мог быть собранным и серьезным, поэтому как никто другой заслуживал личного доверия Громского. Подходящего телосложения: длинноватый, но худой и жилистый, с тонкими руками и легкими ногами, Роман отлично подходил для разведки на чужой территории. Он, как тень или призрак, проникал в здания, просачивался в окна и двери, скользил по проходам и коридорам, подобно сквозняку. Макс еще не знал такого места, куда бы не мог пролезть этот парнишка. 

 — Так точно, — шутливо отозвался Рома, усаживаясь на переднее сиденье. 

 Макс не отреагировал, продолжая взглядом сверлить окна больницы. Где-то там, в тех холодных стенах, под постоянным надзором, находилась она. И он жаждал наконец заполучить ее.

***

Ощущение желчи подкралось слишком неожиданно, обожгло глотку, заставив резко сократиться мышцы живота. Я даже не до конца поняла, что пришла в себя, пока очередной рвотный позыв не застал меня врасплох, заставив инстинктивно перевернуться на бок и свеситься с края койки. Мутная жидкость полилась на пол из моего рта, а болезненные спазмы сковывали ребра и желудок. Слабость обуяла все туловище, я осознавала, что у меня нет сил, поэтому ощущала, что вот-вот соскользну на пол. Сквозь белый шум и пелену во взгляде я услышала чей-то голос и кое-как разглядела человеческий силуэт. Этот кто-то схватил мои волосы, убирая их от лица, а затем и подхватил меня за плечи, укладывая обратно на подушку. Горький привкус во рту заставлял меня морщиться, а тупая боль в каждом сантиметре тела буквально убивала, била набатом, отправляя импульсы в голову. Я успела захватить момент, когда мне оттерли рот, что-то говорили, кажется, вкололи, но затем я смогла вновь погрузиться в беспокойное беспамятство. 

 Я плохо помнила произошедшее и то, что было после. Я то просыпалась, то вновь отключалась, и те обрывки из недолгого бодрствования практически не задерживались в памяти. Мне казалось, что перед взором мелькало слишком много знакомых и незнакомых лиц, тряска, словно меня переносили с места на место или везли в транспорте, кто-то гладил по голове, перебирая локоны волос... Призрачные отголоски чьих-то разговоров, ругани и очень громких вспышек, напоминающих выстрелы... 

Окончательно мне удалось прийти в себя, когда за окном смеркалось. Я не знала, сколько прошло времени, и где я находилась. Комната походила на обычную больничную палату, но только потом, когда взгляд прояснился, я присмотрелась. Первое, что меня смутило, это облезлые стены с осыпавшейся штукатуркой и пятнами сырости, из-за чего создавался и специфический запах. Чем больше я приходила в более осознанное состояние, тем больше понимала, что нахожусь вовсе не в больнице. Здесь явно было не настолько чисто и стерильно, как должно было быть. Лишь трубка катетера из моей вены на правой руке и множественные бинты на моем теле дарили надежду, что мне и правда окажут соответствующую помощь. 

 Очередной рвотный позыв не заставил себя долго ждать. Я не понимала, чем меня рвет или, хотя бы, из-за чего, но мутная желтоватая жидкость продолжала выходить из моего организма в тазик, который кто-то поставил у моей койки. 

 — Как удачно я зашел... — я сама придерживала свои волосы, но сил едва хватало, чтобы держать вес на одной руке на краю кровати, поэтому мне снова кто-то помог. Но я сразу же узнала его по голосу. — Откуда в тебе столько, вот скажи мне? Я думал, половина вылилось на меня еще тогда.

Когда спазмы отпустили меня, Максим помог мне улечься на подушку, и я тут же стыдливо отвела глаза в сторону, стараясь платком быстрее вытереть рот. Я была рада видеть его, но крайне было плохо от того, в каком виде он меня застал. И у меня, конечно же, было миллион вопросов. Громский присел на краю кровати рядом со мной и принялся рассматривать меня, пока я неуклюже пыталась что-то убрать со своего лица. 

 — Как ты? — спросил он, заставляя меня перестать бесполезно ерзать на месте. 

 — Ч-что... произошло? — голос почему-то меня не слушался, и звучал слабым и жалким. 

 — Не думаю, что ты сейчас готова воспринять всю информацию. В лучшем случае, тебя снова вырвет на меня, — усмехнулся он, пожимая плечами. Меня, что... рвало на него?.. — Это долгая история, Яра. Тебе повезло, что ты все время была в отключке. Я думал, что придется усыплять тебя, но, к счастью, ты хотя бы здесь послушалась меня и не открывала глаз. 

 Я думала, что уже более менее оклемалась, но, как выяснилось, воспринимать длинные предложения все еще было сложно. Голова от этого тут же разболелась, и я, прижав ладонь ко лбу, ощутила грубоватую ткань марли. Кажется, я упала тогда... с лестницы. А почему?..

Я подняла вопросительный взгляд на Макса. У меня, как я говорила ранее, было миллион вопросов, но сейчас я была не в состоянии их задать. Они терялись, путались, как рыбацкие сети, а затем ускользали, как рыба. 

 — Да, ублюдок сильно тебя покалечил, — Громский наклонился ко мне, протягивая руку, чтобы убрать локон волос с моего лица. Я замерла, в ожидании, когда мое тело отзовется приятным теплом и легкой дрожью, но... Меня прошиб озноб, я неосознанно дернулась, а к горлу подкатил ком. — Тц, ладно. Отдыхай, Ярослава. 

 Он явно принял мою реакцию на свой счет, поэтому резко поднялся и отошел от меня. Мне хотелось сказать Максиму, что это из-за произошедшего, что мне все еще страшно, и, наверное, я скоро поправлюсь. Но слова застряли в горле вместе с комом, на глаза накатили слезы обиды, и я лишь кивнула.

Громский уже было хотел покинуть палату и оставить меня в своем горе и боли одной, но он замер на пороге. Он словно бы о чем-то вспомнил и повернулся ко мне, окинув задумчивым взглядом. Я украдкой вытерла пару слезинок, а мужчина поднял что-что с пола. У меня тут же захватило дыхание, и губы непроизвольно растянулись в слабой улыбке. Максим поставил клетку с моим кроликом на тумбе рядом с кроватью. Снежок заметался на месте и начал вставать на задние лапки, а его розовый нос смешно дергался. Максим принес мне моего кролика, и это невероятно тронуло меня до глубины души. Как я могла уйти от него?.. Как я могла?.. 

 Громский открыл дверцу и, взяв за шкирку Снежка, вытащил того наружу. Зверек сразу же забеспокоился в его руках, забил задними лапами по воздуху, поэтому мужчина как можно скорее усадил его мне на живот. Глупые слезы радости скатывались с уголков глаз, я улыбалась, как ребенок, которому подарили то, о чем он мечтал всю жизнь. Под подушечками пальцев кроличья шерсть приятно покалывала, и Снежок принялся обнюхивать мои руки, копошась на месте. Я слегка смутилась, заметив, что Максим все это время стоял над нами и просто наблюдал. 

 — О вас здесь позаботятся, — наконец, произнес он, засовывая руки в карманы. — Только не замучай его до смерти, ладно? 

 — Спасибо, — слабо отозвалась я, притягивая кролика к лицу, чтобы уткнуться носом в его шерстку. 

Громский только кивнул и оставил меня со зверьком, позволяя более менее прийти в себя и успокоиться. Моих сил хватило ненадолго, чтобы повозиться со Снежком. Посадив его обратно в клетку, я улеглась набок, чтобы иметь возможность наблюдать за ним, пока вновь не усну. Я так же прислушивалась к своему телу, понимая, что самые болезненные места это снова ребра, а еще и голова, исходящая гудящей болью. Постепенно память возвращалась, и я, то ли во сне, то ли просто размышляя, восстанавливала фрагменты произошедшего. Какие-то моменты, безусловно, оставались еще замыленными для меня. Например, я совсем не могла припомнить того, как мне удалось спастись от Андрея. Кажется, я кое-как выбежала из комнаты, свалилась с лестницы... А дальше? Тут события терялись, мысли путались, и я провоцировала лишь новую головную боль. 

 Долго одна я не оставалась, со мной все время кто-то был, чаще всего, конечно же, Эл. Девушка вела себя, как обычно, что меня несказанно радовало. Она ворчала по поводу Снежка, комментировала мои травмы и их последствия, а еще выражала крайнюю неприязнь ко всей семье Гарнеевых. Я слабо улыбалась, кивала или изредка отвечала односложно, но особо сил на разговоры у меня не было. Врач это прекрасно понимала, поэтому не мучила расспросами, просто проводила необходимые процедуры, а затем рассказывала что-то совершенно рандомное, чтобы отвлечь меня от вида шприца в ее руках.

—...поэтому я крайне не рекомендую есть там всякие леденцы, если не хочешь остаться без зубов к тридцати, — в этот момент она вводила иглу мне под кожу, и я зажмурилась. — Кстати, Макс ужасно печется о своих зубах, поэтому ненавидит сладкое. И у него аллергия на шоколад. 

 — Что? — прижимая ватку к месту укола, улыбалась я на услышанное. — Как может быть аллергия на шоколад? 

 — Вот так вот, — пожимала Эл плечами, убирая инструменты в свой портмоне. — У него на генетическом уровне не способность расщеплять этот продукт, при попадании в желудок. В последний раз, когда этот идиот якобы случайно перепутал плитку шоколада с глютеновым батончиком, мне пришлось чуть ли не откачивать его. Он начал задыхаться, а потом его рвало несколько дней. 

 Я ужаснулась, но от того, как об этом рассказывала Эл, меня, почему-то, пробивало на смех, хотя я понимала, что это не красиво. Однако я была благодарна девушке, что она так просто поднимала мне настроение. А еще было странно осознавать, что у Максима могла быть аллергия на что-то такое безобидное, как шоколад. Однако я смогла себе представить мальчика, которого ограничивали в сладком из-за особенности здоровья, на что он злился, не понимая истинной причины запрета. 

 — Эл, — сипло позвала я. К сожалению, у меня еще не было сил, чтобы просто сесть хотя бы, поэтому девушке приходилось помогать мне, манипулировать моим телом, словно я была огромной бесполезной куклой. — Где мы? Ведь это не больница... 

 — Не переживай, — она взбила мне подушку под спиной. — Здесь безопасно, хоть и не так комфортно, как хотелось бы. Но это временно.

Я облизала сухие губы, поудобнее устраиваясь и складывая руки на животе. Неужели они все вынуждены были пребывать в этом обветшалом здании из-за меня? Я робко подняла взгляд на врача, затем посмотрела на кролика, что мирно спал в опилках. 

 — Ты знаешь, что произошло? — не осмеливаясь более смотреть в сторону девушки, спросила я. 

 — Знаю, — она села на край кровати, и я сжала пальцами край одеяла. — Но с тобой об этом поговорит Макс. Сейчас это не столь важно, меня больше всего беспокоит твое состояние. 

 — Что со мной? 

 — Ух, деточка моя, ты не при смерти, но эта твоя рвота, конечно... — Эл снова встала и подошла к окну. — Я так думала по-началу, что это из-за сотряса. Ну, знаешь, вполне нормальная реакция организма. А потом тебя вырвало на меня, когда я в первый раз осматривала тебя, на что Громский скалился, как черт. А потом карма наказала его, и тебя вырвало на него, хах.

 Я пристыженно закрыла глаза, пряча лицо в ладонях. Как хорошо, что я была без сознания!

— Я предполагаю, что у тебя появилась защитная реакция в виде рвоты, но это плохо. Из тебя выходит слишком много жидкости, что грозит обезвоживанием, а это очень опасно, — Эл вздохнула, скрестив руки на груди. — Тебя пока опасно отсоединять от капельницы и в целом перевозить, поэтому мы пока застряли здесь. Я еще не придумала, что с этим со всем делать. Ты сама-то помнишь, почему тебя начало тошнить? Или когда это случилось в первый раз? 

 У меня глаза словно остекленели, когда девушка задала эти вопросы. Я помнила, почему это произошло и при каких обстоятельствах. Защитная реакция... Кажется, об этом говорил врач еще в той клинике, куда меня привозила Лидия. Как же его звали?.. Значит, благодаря Андрею, мой организм до сих пор чувствовал опасность и пытался защищаться. Интересно, мне удастся как-то вылечиться от этого? 

 — Да... — нехотя кивнула я. — Это из-за Андрея. Он пытался изнасиловать меня в туалете в его доме. Я и до этого себя плохо чувствовала, у меня кружилась голова, а перед этим я падала в обморок. И когда он... меня стошнило на его штаны, и он оставил меня в покое. 

 — Мд-а-а, — в привычной манере протянула девушка, схватившись пальцами за переносицу, перед этим сняв очки. — Стресс, переживания, общее недомогание из-за голода — вот, пожалуйста! А там и до анорексии недалеко. Ну и что мне с тобой делать, а?

Я искренне не знала ответа на этот вопрос, и в какой-то момент почувствовала себя откровенно жалкой и виноватой во всем, что произошло. Виновная в том, что Эл сейчас торчала в этой комнате с облупившимися стенами и вынуждена была в который раз заботиться обо мне. Виновная в том, что Макс должен был влезать в разборки других семей, чтобы вызволить меня оттуда, куда я практически добровольно позволила себя отправить. Виновная в том, что Снежок сидел в тесной клетке, вместо того, чтобы скакать по зеленому лугу. 

 Я быстро сморгнула слезы и втянула носом воздух. Я знала, что Эл будет далеко не в восторге, если я сейчас начну реветь перед ней. Однако у меня вдруг в голове появился один вопрос, который я должна была задать девушке. Я помню, как Андрей касался меня, помню его мерзкие пальцы у себя между ног, его влажные губы на шее и плечах, сальный взгляд, гуляющий по моему телу. А что, если, когда я была в отключке, он?.. 

 — Эл, — хрипотца в моем голосе, казалось, сотрясла стены. — Он... Я... Кхм... — пришлось прочистить горло, чтобы произнести это вслух. — Он сделал это?.. 

 — «Это»? — врач выгнула бровь, а затем на ее лице отразилось понимание. — А... нет, не переживай. Ты девственница, он не добрался до тебя в этом плане, хотя после избиения, внутренние органы у тебя повреждены. Сама понимаешь. Я Макса предупредила, он лезть к тебе не будет.

Я не сразу поняла, что она имела в виду, но когда до меня дошло, я натянула одеяло на лицо. Эл лишь хмыкнула, надевая очки обратно. Она продолжила говорить про мое состояние и меры предосторожностей, необходимые лекарства и процедуры, попутно меняя пакетик на капельнице. Кажется, в растворе было что-то новое, потому что во рту появился привкус чего-то солоноватого, а затем меня потянуло в сон так, словно к моей ноге был привязан валун, и я стремительно уходила на дно. 

 Мне снился терновый лес, сквозь его терни я пыталась пробиться к свету, но цепкие ветки цеплялись за одежду и царапали кожу. Крючковатые пальцы хватались за плечи и запястья, не позволяя мне и шага сделать к спасению. Ткань рвалась с ужасным трескучим звуком, а затем налетела тьма, раздался оглушающий гром, и мое сердце остановилось. Остановилось, замерло, прижухло, умерло, и я словно бы вышла из себя, смотря на скромный гроб, в котором лежала Ярослава. Отец стоял поодаль, даже не смотря в мою сторону, и только Нэлли находилась рядом на коленях, и ее плечи сотрясались. По кому она горевала? 

 Во сне ко мне пришла и память. Я свалилась с лестницы, наткнулась на Владимира. Словно бы из леса меня выбросила снова в дом Гарнеевых, в ту роковую ночь, я снова в крови в кружевном белом белье. За моей спиной разъяренный парень, а впереди — немощный старик, который тискал на своих коленях молодую служанку. Меня колотит от страха, я буквально обезумела от происходящего, и в висках бьется одна единственная мысль: «Бегибегибегибеги!» И я срываюсь вперед, врезаюсь во Владимира, потому что мое больное тело накреняется, как корабль во время шторма, и мы падаем с ним. Я вновь ощущаю гулкий стук своих костей о пол, тупую боль в затылке, и хрип старика, что задыхался в паре сантиметров от меня. Спасительных трубок в его носу не было.

Я проснулась с жуткой головной болью, с учащенным дыханием и в холодном поту. Меня снова вывернуло, я лишь чудом успела перевеситься с края кровати, чтобы извергнуть все в тазик. Господи, что я наделала?! Крик служанки в тот момент так и застыл у меня сейчас в ушах, и я не понимала: было ли это воображением из кошмара или же самой настоящей реальностью. Вытерев рукой рот, я переползла на середину кровати, зарываясь лицом в подушку. Снежок чем-то хрустел в клетке, и лишь этот звук держал меня в сознании буквально на грани от истерики. 

 Словно услышав мой безмолвный крик, дверь открылась, и на пороге появилась Кристина с подносом. Завидев меня, она было разомкнула губы, но потом решительно прошла вглубь, поставила поднос на стол и приблизилась ко мне. 

 — Ярослава? — ласково позвала она. 

 — Что я наделала? — не отрывая лица от подушки, приглушенно проскулила я. 

 — Ох... Макс уже рассказал тебе? — она аккуратно присела рядом, и матрас неприятно заскрипел. 

 — Да, — соврала я, чтобы услышать хоть что-то. 

 — Милая, ты же понимаешь, что это не твоя вина? Ты спасалась, а старик итак уже был на последнем издыхании... 

 — Владимир мертв?! — я резко вскинула голову, и та отозвалась волной боли, от которой у меня на секунду потемнело в глазах. Реакция Крис была неоднозначной, она словно бы осознала, что сказала то, что не должна была. А у меня внутри все оборвалось, рухнуло и разбилось на тысячи осколков, которые втыкались в мясо изнутри. — Из-за меня...

— Ярослава... — девушка буквально простонала мое имя, уже потянув ко мне руку, но дверь в очередной раз открылась, и на пороге уже появился Громский. — Макс? 

 — Выйди, — рявкнул он на Крис, и та подчинилась, резво подскочила с места. Мужчина перехватил ее на выходе и что-то угрожающе шепнул на ухо, отчего она побледнела, но лишь кивнула и исчезла. — Яра? 

 Я заставила себя сесть без чужой помощи, несмотря на то, что мои тонкие руки тряслись, как тростинки, под собственным весом, несмотря на боль в области грудины и живота, несмотря на бесполезность своих действий. Меня колотило так, будто бы я находилась на улице в лютый мороз. 

 — Твою мать, Ярослава, — раздраженно выдохнул Громский и, как нерадивого ребенка, подхватил на руки, отчего я завыла и попыталась освободиться от его хватки. Но Максим вместе со мной уселся на кровать, усаживая меня так, чтобы корпусом я легла на подушку, а ноги оказались у него на коленях. — Так лучше? 

 Я не смогла ответить ему, только слабо кивнула. В голове продолжала крутиться картинка умирающего на полу Владимира, а в ушах так и стоял крик служанки: «Убила!» Я до последнего надеялась, что это просто сон, очередной кошмар, но, судя по всему, я влипла по самое не хочу.

— Что случилось? — в который раз я нападаю на него с эти вопросом. 

 — Лучше начнем с того, что ты помнишь. Хочу услышать твою версию, — его пальцы сомкнулись на моем колене, что стало куда острее из-за потери в весе. Я подняла затравленный взгляд на мужчину, и слегка вздрогнула. Он тут же убрал руку. — Ты же понимаешь, что я тебе вреда не причиню? 

 Вряд ли я сейчас была способна вообще что-либо понимать, поэтому этот, скорее всего, риторический вопрос остался без ответа. Я вновь собралась с мыслями, чтобы воспроизвести в памяти все те события, начиная с приезда домой от Максима. В тот момент я была счастлива, думая о том, что отец ценит меня и хочет, чтобы я осталась с ним, не подозревая об его решении. И уже тогда мое сердце тосковало по мужчине, что похитил меня с собственного дня рождения, и успел запасть мне в душу. 

 Тот, от кого я сбежала, но у кого просила помощи.

— Когда отец забрал меня от тебя, то последующие пару дней он был... благосклонен ко мне, многое позволял, чего раньше категорически запрещал. Я уже тогда почувствовала что-то неладное, — сжав пальцами край одеяла, я потупила взгляд в пол, вспоминая отцовские слова в тот день. — Он... он обманул тебя. 

 Я с ужасом возродила в сознании подслушанный разговор Николая в его кабинете, и с огромным страхом посмотрела на Максима. Но вот он, сидел передо мной, кажется, абсолютно невредимый. По крайней мере, вглядываясь сейчас в его черты, я не находила новых шрамов или повреждений. Может, он и был ранен, но не показывал этого. 

 — Скажем так, старый пес поступил не очень красиво, — лицо Громского на мгновенье исказила гримаса злости, и его синие глаза как-то по волчьи сощурились, но потом он вновь стал выглядеть расслабленно. 

 — Ты в порядке? — мой вопрос казался таким несуразным и совершенно не к месту, но вдруг мне показалось это таким важным, что просто необходимо было узнать именно сейчас. 

 — Живой, как видишь, — он выгнул бровь, явно не ожидая такого участия от меня. — Не отвлекайся, солнце. Что было дальше? 

Максим словно бы схватил меня за шкирку и окунул головой в холодный омут, заставляя погружаться в те дни. Я нехотя начала рассказывать о визите Владимира вместе с сыном в наш... отцовский дом, упомянула об истерике накануне, но об приставаниях Андрея опустила детали, хотя, кажется, по моим заиканиям и дрожи во всем теле, Макс и так все понял. Он слушал меня спокойно, не перебивая, ожидая, пока я проглочу панику и смогу снова внятно говорить. В какой-то момент мужчина поднялся, и я уже подумала, что он не выдержал моих соплей, но Макс просто достал кролика и посадил его ко мне на колени. Словно антистресс, Снежок подействовал на меня успокаивающе, по крайней мере, мне удалось унять дрожь, поглаживая округлую спинку зверька. 

 —...они как будто специально готовили меня для него. Весь день таскали по врачам, салонам, магазинам. В магазине нижнего белья я как раз и встретила Кристину, — проглотив вязкую слюну, я вновь ощутила то возбуждение, когда уже думала о том, что вот-вот окажусь в безопасности. 

 — И какое бельё для тебя выбрали, м? — Максим переместился на кресло, которое я не сразу здесь заметила. Развалившись в нем, мужчина широко расставил ноги, подперев кулаком щеку, на протяжении всего рассказа он не сводил с меня взгляда. 

 — Что? — опешила я. 

 — Забей, — выдохнул он. — Давай-ка лучше кое-что проясним, Яра. Крис дословно передала твою просьбу, при этом подчеркнула, что ты, цитирую: «Согласна на все.» Это так?

Предостерегающий холодок прошелся по рукам вверх, а Снежок беспокойно заерзал рядом со мной. Действительно, в порыве отчаяния и страха я сказала именно так, и теперь пришло время ответить за свои слова. Но Громский ведь не настолько плох в моем представлении, чтобы воспользоваться подобным, чтобы опустить меня до... наложницы. 

 — Д-да... — обреченно вздохнула я, опуская глаза в пол. 

 — Что такое, Ярослава? Уже жалеешь о сказанном? — Максим поддался вперед на кресле, опираясь локтями о свои колени, стараясь заглянуть мне в лицо. 

 — А стоит? — пересилив себя, я посмотрела на него, встретившись с его глазами, что в полумраке комнаты стали черными. 

 — Не переживай, я бы так не старался ради тебя, если бы хотел себе новую наложницу, — кинул он, криво ухмыльнувшись. — После встречи с Крис, я полагаю, тебя отвезли обратно, чтобы выродок вкусил девственного пирога? 

 — Да, — густо покраснев, подтвердила я. — Он прислал ко мне наложницу, чтобы она... успокоила меня. Потом пришел сам Андрей, и я заметалась по комнате, но он не отступал. В конечном итоге, ему надоело бегать за мной, и он повалил меня, начав бить. Я не помнила себя от боли, но Зоя попыталась его остановить, и он набросился на нее. В этот момент я смогла сбежать из комнаты... 

Зоя... Господи, а что же случилось с ней? Тогда я ни о ком не думала, заботилась только о своей шкуре, пока Андрей избивал наложницу. Наверное, я могла бы ей помочь, могла бы, но... Я провела ладонью по лбу, ужасаясь тому, как я легко бросила девушку на произвол судьбы. 

 — Не думай об этом, солнце. Давай, мы приближаемся к кульминации, — Громский поднялся и, открыв одну створку окна, закурил. 

 Я сглотнула ком, шмыгнула носом, стараясь сосредоточиться на том, как Снежок жевал мое одеяло. 

 — Я побежала. Упала с лестницы, смогла подняться и снова побежала. Наткнулась на Владимира, он был со служанкой. Помню... я застыла на секунду, а потом кинулась вперед, потому что Андрей преследовал меня, наверное... И я то ли споткнулась, то ли еще что, но... каким-то образом столкнулась с Владимиром, мы упали, и я очень сильно ударилась головой, а он... у него не было трубок в носу, и он... задыхался.

С каждым словом я понимала содеянное, четко понимала, что старик погиб из-за меня, что именно поэтому я находилась в неизвестном здании где-то наверняка далеко от города. Громский прятал убийцу в моем лице, а я все никак не могла поверить в это. Я... отняла человеческую жизнь. 

 — Поверить не могу, — вдруг оскалился в улыбке Максим, выпуская дым через ноздри. — Я не верил, когда заявили о том, что Ярослава Белова хладнокровно убила старика. А оно вот, как вышло. И даже не знаю: восхищаться или ужасаться. 

 — Перестань... — мой голос надломился, и слезы тут же брызнули из глаз. Я спрятала лицо в ладонях, уже не в силах прекратить рыдания. — Пож-жалуйста, хват-тит... 

 Послышался тяжкий вздох, скрип оконной рамы и шаги в мою сторону. Снежок сопротивлялся, когда Максим, видимо, снова схватил того за шкирку и усадил в клетку. Матрас рядом прогнулся, и мужчина притянул меня к себе, обнимая. Я уткнулась носом в его широкую грудь, вдыхая терпкий запах только что выкуренной сигареты. 

 — Успокойся, зайка. Что случилось, то случилось, все равно ничего не изменить, — Громский поглаживал меня по спине, пока я продолжала всхлипывать. — Поверь мне, никто не будет о нем горевать, тебе многие скажут только «спасибо».

Я понимала, что подобным образом мужчина пытался меня успокоить, но у него, откровенно говоря, получилось не очень хорошо. Я лишь сильнее осознавала степень тяжести своего поступка. Несмотря на то, какой человек был, я все равно не имела права отнимать его жизнь. 

 — Ярослава! — аккуратно перехватив меня за плечи, Макс отстранил меня от себя, заглядывая в глаза. — Посмотри на меня и запомни. Запомни, девочка, раз и навсегда запомни, потому что этот урок тебе придется еще не раз пройти и заучить. Помнишь, что я тебе говорил о нем в ту ночь у меня в баре? Ебанный куколд, не представляешь, что он делал с теми же служанками, Яра. Ты бы мечтала о смерти, если бы старик добрался до тебя. Ты спасла себя, и только. Думай об этом. 

 Его пронзительный волчий взгляд впивался в самую душу, пробивал насквозь, как точный выстрел. Слезы в ту же секунду перестали течь по щекам, и я даже задержала дыхание. Я вдруг вспомнила противные старческие губы, целующие мою руку, тот чертов леденец на палочке, который вкладывал мне в рот Владимир. Лишь на мгновенье меня обуяла такая ярость, что я порадовалась его кончине, но лишь на секунду.

Я шмыгнула носом, обняла себя за плечи и опустила глаза в пол. Максим все еще не отпускал меня, сидел так невероятно близко, что мне приходилось упираться коленями ему в живот. Он прижал ладонь к моей щеке, погладил большим пальцем влажную кожу и наклонился ко мне, прижимаясь губами к макушке. Этот жест был такой теплый и родной, словно бы отцовский, и я инстинктивно потянулась к нему. Прильнула к его груди, обняв тонкими руками за шею, слушая ровный ритм его сердца. 

 — Спасибо, — тихо прошептала я, прикрывая глаза, ощущая себя в безопасности. 

 — За что? 

 — За то, что пришел за мной, — я робко подняла голову, носом задевая его скулу, а затем, пересилив ком в горле, оставила быстрый поцелуй на его колючей щеке. 

 — Ты позвала — я пришел, — спокойно ответил Громский, зарываясь пальцами в мои грязные волосы. — Но, Яра, запомни, это было в последний раз. Ты ушла тогда, показав свое намерение, и я принял его. Теперь же думай трижды, чем вновь покидать меня, поняла? 

 — Да... Так, что же было потом? — я неловко отодвинулась, вдруг ощутив стену холода от Макса. 

 — Потом? Потом тебя вместе с той шлюхой отвезли в частную больницу без лишнего шума. Второй девчонке повезло меньше, она скончалась, ты же находилась под круглосуточной охраной. Даже твоего злоебучего отца не пускали к тебе, из-за чего он плевался слюной, как бешеный бульдог. Андрей намеревался потом собственноручно тебя казнить, но ты выиграла для меня время, пребывая без сознания. И я решил умертвить тебя, чтобы, в итоге, спасти.

Я округлила глаза, всматриваясь в лицо Громского. Он убрал от меня руки и, в своей нервной манере, начал сжимать и разжимать кулак. Я заметила свежие корочки на костяшках, а несколько перстней блеснули в тусклом свете лампы. Не до конца понимая смысл сказанного, я нетерпеливо заерзала на месте, готовясь к продолжению. 

 — К счастью, та наложница подходила по телосложению и цвету волос, поэтому подменить ваши тела не составило труда. Нет, ладно, труда составило и еще какого: кого-то пришлось напугать, кого-то подкупить и далеко не за маленькую цену, блять. Оказывается, предательство семьи Гарнеевых стоит очень дорого, — Макс, наконец, разжал кулак, и встряхнул ладонью, словно пытаясь избавиться от какой-то невидимой то ли грязи, то ли боли. — В итоге, изуродовав лицо наложницы, удалось подменить тебя на ее, и... — он, взглянув на календарь, который, оказывается, все это время висел на дальне стене, на одном дыхании произнес: — двадцать девятого апреля врач зафиксировал смерть Ярославы Беловой. Конечно, это до поры до времени, сама понимаешь. Как только твой отец увидит то тело, думаю, он догадается, что это не ты. А пока... пока ты здесь, в безопасности. И как только грачиха разрешит тебя перевозить, я увезу тебя за границу на время. 

 Закончив, Громский поднялся и, засунув руки в карманы, прошелся по комнате, оставив меня ошарашенной и оглушенной. Меня... убили? То есть, я, как бы мертва, но на самом деле — нет? Мозг откровенно отказывался воспринимать услышанное, я лишь четко поняла, что Зоя погибла, и я также была в этом виновата. На меня словно бы ушат с холодной водой опрокинули, и я сейчас мокрая и замерзшая, ничего не могла понять. Столько смертей вокруг меня, и к каждой я имела прямое отношение... Что же я за чудовище такое?! 

— Прекрати, — предостерегающе бросил Максим, когда у меня задрожала нижняя губа. — Если продолжишь себя винить, то сдохнешь прямо в этой койке, Ярослава. Смирись и прими то, что произошло. Самое главное, что ты жива и ты выбралась. Остальное — забудь. 

 — Н-но... как же я... Я-я же... — у меня зуб на зуб не попадал, казалось, что у меня в организме началось маленькое землетрясение. 

 — Смирись и забудь, иначе никак. Пора уже снять розовые очки и вылезти из кукольного домика, принцесса. Мир больше не будет с тобой ласков и осторожен. Ты только что окунулась во взрослое дерьмо, и если ты сейчас не сможешь это перенести, то дальше не справишься, и просто угаснешь. Ты должна принять эти удары, поплачь, не знаю, покричи, ударь что-нибудь или кого-нибудь, но ты должна стать более грубой и сильной, — Максим взял поднос, ранее принесенный Кристиной и поставил его передо мной на кровати. — Начни с простого — поешь. Справишься, считай, что уже на шаг ближе к смирению. Я пришлю Крис, она поможет, если что. Отдыхай. 

 Не дав мне и опомниться, Громский покинул комнату, оставив меня один на один со своей ложной смертью и гибелью двух человек. Мир перевернулся и, кажется, с развороту дал мне сильную пощечину, которая теперь изнывала жгучей болью где-то под сердцем. Как же отец отреагировал на новость о моей... смерти? А Нэлли? 

Эти мысли, как темный рой мух, снова заполняли мою голову, и я понимала, что Макс был прав. Если я продолжу загонять себя этим, то не справлюсь, не встану из этой койки. Сжав ложку трясущимися пальцами и глотая слезы, я прошептала сквозь зубы: 

 — Смирись и ешь.