Глава 23 Эди
Рози нравилась мне больше всех.
Они все были милы, но только Рози по-настоящему меня понимала. Одетая в футболку с рок-группой Queens of the Stone Age и рваные джинсы, она кивнула мне, качая на руках своего сына Льва.
– Ага. Это очень похоже на Дарью.
– Не хочу показаться грубой, но, черт побери, она жестокая девчонка. Не знаю даже, где найти для Луны такого же морского конька, – я отщипнула виноград из стоявшей в середине стола вазы с фруктами.
Рози сделала глубокий вдох, напрягая легкие, будто ее дыхательные пути были перекрыты. Когда Вишес застукал нас с Трентом тискающимися в игровой комнате его сына, он попросил, чтобы мы постарались не перепихнуться в его доме. Трент не сдался без боя и высказал Вишесу все убийственным взглядом. Мы вместе вышли из комнаты. На миг показалось, что наши руки соприкоснутся.
Но этого не случилось.
Дурман от поцелуя все еще охватывал все мое тело. Я ощущала его на припухших, саднящих губах. Они пульсировали, гудели и возвращались к жизни. Словно были отдельным от моего тела организмом.
Заметив, что в нашу сторону идут Эмилия и Мэлоди с бутылками вина в руках, Рози наклонилась ко мне через стол. Я знала, что мне не предложат выпить бокал, и одно только это обстоятельство напомнило мне: эти люди считали меня ниже себя из-за одного лишь моего возраста.
– Что происходит у вас с Трентом? Он всегда производил на меня впечатление загадочного и тихого человека, но еще немного опасного. – Рози заиграла бровями.
– Эмилия хорошо его знает? – спросила я, отчасти чтобы уйти от ответа, но главным образом потому, что жаждала узнать о нем больше.
Рози покачала головой и одарила меня взглядом, который говорил, что мне так просто не отделаться.
– Сомневаюсь, что кто-то хорошо его знает, включая его друзей.
– Кого знает? – Эмилия села рядом со мной и с улыбкой обняла за плечи. – Спасибо, что присоединилась к нам сегодня, Эди. Луна тебя обожает, а я рада видеть, как она сияет.
Боже, она была безупречна даже в винтажном бледно-голубом платье «Алисы из Страны чудес» и желтом кардигане. Неудивительно, что Вишес был безумно в нее влюблен.
– Мы говорили о Тренте. Удивительно, да? – Рози поцеловала сына в белокурую макушку, и он, проснувшись, тотчас потянулся к ее груди.
– Весь в отца. – Рози закатила глаза и оголила одну грудь, почти до верха задрав футболку.
Я отвернулась, понимая, что абсолютно нормально, когда мать кормит младенца, как задумано природой, но все же чувствуя себя глупым, незрелым подростком.
– А что с Трентом? – Мэл присоединилась к разговору, присаживаясь к нам за стол.
Луна была с ним на другом конце сада, и вдруг все происходящее стало напоминать мне пригородную версию «Секса в большом городе». Мэл открыла бутылку вина и наполнила два бокала – один для себя, а второй для Милли.
– Вот сучка, ты же кормишь грудью, – нахмурилась Рози, а когда Милли вопросительно изогнула бровь, добавила: – Что? Лев еще ни слова не понимает. Я перестану материться к тому времени, как ему исполнится год.
– Сомневаюсь. – Мэл закатила глаза и сделала щедрый глоток вина. У нее тоже была малышка Бейли, которая была даже младше Льва. – Я сцеживаю и выбрасываю молоко. Бейли в основном питается смесями. Нянечка сказала, что она не умеет брать грудь, что странно, потому что у ее отца с этим нет никаких проблем.
– Спасибо, это было отвратительно, – усмехнулась Рози.
– Так что насчет Трента? – повторила Мэл. – Я пыталась свести его со своей подругой. Он безнадежен. Специально испортил свидание.
Трепет. Бабочки. Улыбка так и норовила прорваться. Так и знала.
– Он не хотел идти на то свидание, – сказала Эмилия в его защиту. – Мне кажется, это все из-за Вал. Он никогда раньше не был в отношениях, а из-за того, что произошло с ней, и вовсе отказался от данной идеи. И это печально.
Мэл изогнула бровь и, опустошив бокал, пожала плечами.
– Она всегда может вернуться.
– Держи карман шире, – фыркнула Рози.
– Я надеюсь, она вернется. Луне нужна мать, – пробормотала Эмилия.
– Если она вернется, я уверена, он никогда ее не отпустит. Ему стоило дать ей шанс, когда она сообщила о своей беременности. Джейми говорит, что Трент до сих пор порой корит себя за это. Он всегда был хорошим отцом, но ни разу не дал Вал возможность быть кем-то, кроме как матерью Луны. Я не говорю, что понимаю или поддерживаю ее поступок, но если она все же вернется, я думаю, он может попытаться построить с ней отношения. В этом ведь есть смысл? – пояснила Мэлоди своим серьезным, дружелюбным тоном.
– Нет, – невозмутимо ответила Рози и поправила голову Льва, жадно присосавшегося к ее груди.
– Полностью согласна, сестренка, – Эмилия глотнула вина. – Трент имеет право злиться.
– И страдать, – добавила Рози.
– Это еще одна причина дождаться, когда вернется женщина, пошатнувшая весь его мир, и вместе с ней собрать его по кусочкам, – Мэл налила себе третий бокал вина.
Я пыталась убедить себя, что она была пьяна, неправа и вообще высказывалась не к месту. Но где-то в глубине моей души она затронула мои самые большие страхи. Она была его учительницей в старшей школе. Знала его. Возможно, даже лучше всех собравшихся за столом, включая меня.
Оставшееся время я провела, желая быть подальше отсюда, рядом с Тео, где парни никогда не имели значения. Губы все еще горели от нашего с Трентом поцелуя, и, выловив кусочек льда из своего безалкогольного коктейля, я прижала его к ним и постаралась мыслить ясно.
Трент Рексрот не был объектом влюбленности. Он был тем, кто, в конечном счете, уничтожит меня, если я не буду осторожна.
* * *
Люди часто любят драматизировать. Поэтому я никогда не верю, если кто-то говорит мне, будто заранее знал, что вот-вот случится что-то плохое. Но я признала свою ошибку, едва в субботу вечером открыла дверь своего дома, потому что дурное предчувствие пробрало меня до нутра. Оказалось, у несчастья был свой запах. Оно пахло слабым дорогим алкоголем, отсыревшими и выдохшимися табаком и духами Chanel № 5.
Я смотрела в пол, будто шла к камере смертников. Каждый шаг в сторону кухни наполнял меня все большим ужасом, и я не понимала почему. Все выглядело по-прежнему. Стены все того же современного светло-серого цвета, французская мебель была все такой же светлой и внушительной, диваны кремового цвета все так же стоили по тысяче долларов за штуку, а картины на стенах – такую сумму, которую никто даже не мечтал иметь на банковском счету.
С кухни раздался похожий на бульканье звук, и я напряглась.
Ничего страшного. Ты ничего не слышала. Иди дальше.
Еще шаг, а потом еще один. Я хотела быть трусихой. Хотела подняться к себе в комнату и не разбираться с этим. Только не снова. Это не могло случиться снова. Насколько плохо, что едва я заподозрила, что жизнь моей матери была в опасности, мне захотелось лишь уткнуться лицом в подушку и вспоминать вчерашний день, в особенности момент, когда Трент нарушил все свои правила и присосался к моим губам, будто я была самым вкусным блюдом в меню. Я знала ответ на этот вопрос. Это очень плохо. Вернее даже непростительно.
– Кх-х-х-ш-ш-ш... ех-х-ш... п-п-п-ф-ф-ф... – булькающие звуки не стихали.
Это была не ложная тревога. Не мое больное воображение. Я бросила рюкзак на пол и побежала на кухню. Волосы заслонили лицо, словно защищая меня, но я смахнула их и повторяла, задыхаясь:
– Нет, нет, нет.
Мама лежала на полу – и почему она всегда делала это на кухне? Почему не в своей ванной? Почему ей всегда нужны были зрители? Из ее рта стекала пена. На столе над ней лежала дюжина пустых банок из-под лекарств, а радужное ассорти таблеток разлетелось всюду, словно печальные зонтики сдутого ветром одуванчика. Сверху на столе лежали документы на развод, уже подписанные моим отцом.
– Черт, – судорожно вдохнув, я бросилась к ней.
Господи боже, он был здесь. Он сказал ей.
Я перевернула ее на бок и, обхватив ладонями за щеки, посмотрела в пустые глаза.
– Сколько ты приняла?
Она помотала головой и ничего не ответила. Я не сомневалась, что ее молчание было вызвано тем, что она была одной ногой на том свете. Трясущимися руками я достала телефон из заднего кармана.
Я забыла о милой девочке, которая отдала мне свое сердце, о ее отце, который одарил меня тайным поцелуем. Забыла о том, как смеялась с Рози и Эмилией, и хмуро смотрела на пьяную, но все же безобидную Мэл. Здесь и сейчас происходила моя настоящая жизнь, и мне нельзя было забывать об этом ни на секунду.
Мать бросилась вперед в рвотном позыве, но из ее рта вышло только еще больше пены.
– Выплюнь, выплюнь, выплюнь, – еле слышно повторяла я.
В прошлый раз, когда я засовывала палец ей в горло, мне было всего двенадцать лет. Я искренне надеялась, что тот случай больше не повторится. Глаза матери закатились в глазницы. Я снова возненавидела весь мир. Толкнула ее на колени, прижав телефон плечом к уху, и сунула палец ей в горло, но из него ничего не вышло.
– Сколько времени прошло? – спросила я, пусть и напрасно.
Она не могла ответить. Она даже не была полностью в сознании. Не то, как в прошлый раз. Боже, мама.
– Пожалуйста, мама, прошу. Просто... выблюй их все. Пожалуйста. – Я сама не знала, что дрожало сильнее – мой голос или руки. И то и другое перестало мне подчиняться, и я почувствовала, что меня уносит за рамки. За рамки контроля, которым я владела над собой.
Неужели она меня не любила?
Неужели ей было все равно?
Я трясла ее, но она лишь дрожала, как лист, переживая что-то вроде приступа.
Наконец меня соединили с оператором.
– Девять-один-один, что у вас случилось?
Я разрыдалась, называя ей свой адрес. Оператор зафиксировала всю информацию и отправила к нам помощь. Даже чертовой службе спасения не терпелось от нее отделаться.